«Вы уморили мою мамочку!»
Миф индейцев хиваро, живущих в Эквадоре и Перу, о двух сестрах, поиске женихов, погоне, опоссуме, обезьяне-капуцине, человеке-жабе, человеке-белке, старушке из пчелиного воска, а также о том, как на земле появились две краски
Две сестры заглянули в хижину. Молодого хозяина не было дома, девушек встретила его мать.
— Сын отправился воевать. Он у меня храбрец и красавец. Скоро вернется и непременно возьмет вас в жены, — обещала она.
Девушки остались. Осмотревшись, они решили, что будущий муж — человек достойный, умеющий хорошо и красиво жить. По стенам были развешаны браслеты и ожерелья, на полу стояли расписные горшки и кувшины. Одна беда: куда подевался жених?
— Скоро, скоро придет, — уверяла мать, — быть может, он уже на пути
к дому!
Все это было сплошное притворство. Нантатай и не собирался никуда уходить, а сидел в большом сосуде на помосте под крышей. В первую ночь, едва девушки заснули, мать достала сосуд, вынула сына, сняла с него рубашку
и вымыла.
Затем посадила на скамеечку и стала кормить. Кормила и приговаривала:
— Нантатай-тай-тай!
Он ей отвечал то же и ничего больше. Затем показала лежанку, где спали девушки.
— Вот твои жены, — объяснила она.
— А что с ними делать? — спросил сынок.
Мать подробным образом объяснила, что и как должен мужчина делать
с женщинами. Тогда Нантатай приблизился к лежанке.
Пенис у Нантатая был большой, черный, пугающего размера: он носил его, закинув через плечо. Да и весь Нантатай был уродлив и отвратителен. Но, так как сочетался он с женами исключительно ночью, те не имели представления
о его облике.
— Кто наш муж и почему свекровь до сих пор делает вид, что сын
не вернулся с войны? — размышляли сестры.
Однажды они притворились, будто спят, а сами стали подсматривать. Вот мать достала сосуд, вынула сына, направила его к лежанке. Нантатай подошел, дергаясь и гримасничая, а женщины пихнули его в грудь ногами.
— Они меня не хотят, потому что я сразу двоих обнимаю, — пробурчал сын, а мать поскорее запихала его обратно в сосуд и вернула на полку.
— Удивительное дело, — обменивались впечатлениями молодые женщины, — мать так гордится сыночком, а ведь он карлик, урод и ничего больше!
Отныне по утрам женщины с восторгом рассказывали свекрови, какого красавца видели во сне: «Это ведь был твой сын, не правда ли?» А ночью пинали беднягу ногами. Глупая мать верила невесткам и соглашалась: «Сын мой воистину смел и хорош собой!»
Осмотревшись, они решили,
что будущий муж — человек достойный,
умеющий хорошо и красиво жить
— Послушай, — предложили сестры, — давай наловим рыбы на случай, если твой сын сегодня придет: угостим его, как положено!
Мать, конечно же, согласилась. По дороге к реке женщины спрятались, пропустили мимо хозяйку, а сами побежали назад. Обыскали весь дом безрезультатно.
Тут вспомнили и крикнули:
— Нантатай-тай-тай!
— Нантатай-тай-тай! — откликнулся дурачок из сосуда на полке.
Сестры достали сосуд, вынули затычку: Нантатай сидел, как обычно гримасничая и нелепо размахивая ручонками.
Женщины тут же поставили на огонь воду. Они сняли с Нантатая его рубашку, а самого бросили в кипяток. Он затрепыхался, но скоро затих. Сестры его выудили, подсушили, надели рубашку снова и водворили на полку, а сами побежали на реку.
Возвращаясь, сестры еще издали услышали всхлипыванья: мать Нантатая оплакивала сыночка.
— Несчастье, несчастье случилось, — встретила она женщин, — сын мой пал в битве с врагом!
— Какой ужас! — поддакивали те.
— Что нам делать теперь? — спросили они утром.
— Идите к Наяпу, здесь вам больше не за кого идти замуж. Этот Наяп мил
и умен, да и рыбу умеет отлично ловить. Он вас возьмет с удовольствием.
Сестры вышли на тропу. Вот и развилка, о которой предупреждала мать Нантатая.
— Тропа направо выведет вас к дому Наяпа, на ней лежат перья из хвоста попугая. Тропа налево выведет к дому опоссума Цуны, на ней лежат перья из хвоста дикой курочки.
Все было бы хорошо, но только Цуна подслушал этот разговор и подменил перья. Сестры свернули налево и пришли к опоссуму, полагая, что это Наяп.
Обманщики и соблазнители женщин и в наши дни поступают подобно Цуне, он первый увел невест из под носа у жениха.
Когда сестры подошли, опоссума дома не было. Их встретила мать хозяина
и его приятель, обезьяна-капуцин.
— Вы пока принесите воды, мой сын скоро вернется с охоты, будем готовить ужин, — сказала старушка.
Цуна явился в полночь. Сестры уже легли спать. С важным видом опоссум стал вынимать из сумки какие-то листья и приговаривать:
— Вот жирный лесной индюк! А вот и еще один, и еще!
Обманщики и соблазнители женщин
и в наши дни поступают подобно Цуне, он первый увел невест из под носа у жениха
Порезав листья, он поставил горшок на огонь. Когда суп был готов, Цуна вытащил черенок листа и торжественно протянул матери:
— Индюшачью спинку отдай, пожалуйста, моим женам!
Сестры поднялись и подошли к огню. Черенок они выбросили, попробовали бульон — гнилая вода! Цуна и его мать не могли нахвалиться ужином, а женщины отправились спать голодными. Цуна лег между ними.
Та же история стала повторяться ежевечерне. Сестер разбирало любопытство, почему муж уходит так рано и возвращается поздно, всегда
в темноте. Дело же было в том, что у Цуны гноились глаза и он стеснялся их показывать. Мать собирала гной и делала из него что-то вроде паштета,
а другим говорила, будто кушанье готовится из арахиса. Сам Цуна паштет и ел.
Однажды жены незадолго перед рассветом затеяли с Цуной любовные игры. Все трое утомились и проспали до позднего утра. Тут-то сестры и увидели, наконец, лицо мужа, его маленькие гноящиеся глазки.
— Ой, как мне стыдно! — закричал Цуна, выскакивая на улицу.
Он так смутился, что даже забыл свой колчан. Уже на краю леса обернулся и стал просить:
— Эй, капуцин, захвати мой колчан!
Капуцин принес колчан, а Цуна ему говорит:
— Сверни трубочки из коры, чтобы можно было натянуть на них кишки этих женщин: потроха ведь чистить придется!
Капуцин все понял и, вернувшись в дом, стал свертывать трубочки. Сестры допытывались, чем это он занимается, но капуцин отмалчивался.
— Иди за водой, — велела старшая сестра младшей. — Если останусь одна, он будет поразговорчивее.
Женщина без долгих церемоний предложила обезьяне свою любовь, правда, та обезьяна еще не была настоящей, но и вполне человеческими ее повадки трудно было назвать. Обезьяньи ласки пришлись старшей сестре не слишком
по вкусу, но цель оказалась достигнута: капуцин признался, что Цуна замыслил съесть своих жен. Когда вернулась младшая сестра, пришлось и ей лечь с обезьяной.
Узнав, что им грозит, сестры спешно покинули дом. Хозяин вернулся и сразу же понял, кто разболтал секрет. Он, однако, не стал выяснять отношения
с другом, а схватил топор и погнался за женщинами.
Сестры добежали до дома дятла, и тот спрятал их внутри огромного сигнального барабана. Появился Цуна, а дятел ему кричит:
— Эй, приятель, давай отсюда подальше, а то знаешь поверье: если кто недавно женат и взглянет на барабан, инструмент трещину даст; а у тебя две молодые жены!
Цуна послушался и пробежал мимо. Сестры снова пустились в путь, и тогда Цуна опять напал на их след. В этот раз женщины попросили крокодила помочь им. Крокодил спрятал обеих у себя во рту и перевязал пасть, будто зуб болит. Взгляд новобрачного преумножает зубную боль, поэтому Цуне пришлось удалиться.
«Вы бы хоть одежду свою постирали, — посоветовал человек-жаба, — а то от вас
до сих пор опоссумом пахнет!»
Теперь на пути оказалась река. Паук-водомерка обещал женщинам их переправить, но с середины вернулся. Превратившись в букашку, он забрался на камень, а сестры не знали, что делать. К счастью, подошел человек-жаба — красивый, сильный, уверенный в себе парень, густо раскрашенный черной краской. Женщины ухватили его одна за правую, другая за левую ногу и вскоре были на другом берегу.
— Вы бы хоть одежду свою постирали, — посоветовал человек-жаба, — а то от вас до сих пор опоссумом пахнет!
— А можно к тебе пойти?
— Что вы, у меня слишком мокро. И так чуть не захлебнулись, пока я вас
на тот берег тащил. Ищите Наяпа, вот кто для вас подходящий муж!
Тут к берегу подбежал Цуна. Увидев на камне паука-водомерку, он начал махать топором. Увертываясь, паук оправдывался: мол, через реку женщин перевозил не он. Потом опоссум долго бегал вдоль берега, ища переправы, но пришлось ему вернуться ни с чем.
Так и сейчас: стоит женщине убежать от мужа, всегда найдутся приятели, готовые ей помочь.
И вот сестры пришли, наконец, к дому Наяпа-ласточки. Хозяин показал им лежанку: «Спите здесь, пока из вас вонь не выветрится!» К ужину Наяп приволок большущий кукан рыбы, вручил матери, а мать — женщинам. С тех пор сестры каждый день ели столько жареной рыбы, сколько душе угодно.
Однажды Наяп велел:
— Вернется мать с огорода, выкупайте ее. Но только следите, чтобы вода была не слишком горячей!
Сестры поставили воду греться, а сами начали прибирать в доме. То да се, вода успела закипеть. Пришла свекровь, и невестки, не проверив, годится ли ванна, опустили старушку в чан. Мать Наяпа была сделана из пчелиного воска, поэтому мгновенно растаяла. Впрочем, чего там: невестки свекровь специально сварили. Ведь им не нравилось, что та отбирает себе самых жирных и вкусных рыбок. «Теперь, — думали они, — нам достанется все, что Наяп наловит!»
Их образ мыслей неудивителен: отношения между невесткой и свекровью и в наши дни редко бывают хорошими. Случается, муж принесет дичь, а жена чуть не плачет, если надо и матери отрезать кусок. Воистину, прежде чем замуж идти, женщины должны хорошенько подумать.
— А где моя мама? — поинтересовался Наяп, вернувшись с рыбалки.
— Еще с поля не пришла.
— Что такое? Она в жизни так не задерживалась!
Наяп побежал, обыскал огород — никого!
— Может, вы убили ее? — догадался он, но жены все отрицали.
Тогда Наяп встал посреди пола и крикнул:
— Мама!
Женщины тщательно собрали весь воск, однако крохотный кусочек завалился под скамейку.
— Шии! — раздалось оттуда.
Наяп стал прислушиваться, нагнулся.
— Вы уморили мою мамочку! — завопил он, сжимая в кулаке кусочек воска.
Наяп бросился к лежанке в углу, занавесился разными тряпками, достал запас воска, хранившийся на полке, и вылепил мать заново. Старуха вышла из-за занавески.
— Твои скверные жены меня губили! — произнесла свекровь, указывая на невесток.
Наяп метнул в них копье, но оно не задело женщин, вонзившись в столб. Сестры бросились к лесу.
— Не вздумайте сюда еще раз прийти! — неслось им вслед.
«Вы уморили мою мамочку!» — завопил он, сжимая в кулаке кусочек воска
Женщины опять побрели неизвестно куда и шли, не останавливаясь, до самого жилища человека-белки.
Хозяин их принял любезно. Некоторое время сестры бездельничали, а затем человек-белка отправил их за кукурузой.
— Но не забудьте, — предупредил он. — Сорвите лишь три початка, а сверху положите цветок. Затем поставьте корзины на землю и обойдите поле вокруг. Только потом несите корзины домой.
Белкин огород находился у большого упавшего дерева.
— Что это за участок такой? — удивились сестры, дойдя до полянки. — Тут всего-то три кукурузины. Соберем все, что есть!
Обойдя поле, как им велели, сестры с удивлением уставились на оставленные корзины: кукурузы стало больше, чем было, початки пересыпались через край.
По дороге домой кукуруза продолжала вываливаться. Корзины то и дело лопались. Женщины их едва тащили и проклинали белку. Хозяин услышал ругательства и сразу же догадался, что женщины не сделали так, как он их просил.
— Я вашей кукурузы не хочу, можете обезьяне отдать! — обиженно проговорил он.
Обезьяне так обезьяне. За едой обезьяна-ревун корчила смешные рожи, сестры давились от смеха, а человек-белка сидел, насупившись, и прял пряжу. На все предложения присоединиться к трапезе отвечал отказом.
— Как вы меня назвали? Тупой зуб? Вот-вот, я тупой зуб, некрасивый урод, а ревун красивый, его и кормите!
Солнце зашло. Хозяин вышел из дома и стал рыться в земле у столбов,
на которых держалась крыша жилища.
— Что ты здесь делаешь? — спросили женщины.
— Ищу семена, которые еще дедушка мой посеял!
В действительности человек-белка колдовал. Когда все уснули, он велел столбам шагать прочь. Дом пришел в движение и переместился на другой берег реки, а вокруг лежанки, где спали сестры, выросла густая крапива. Хлынул дождь, но сестры даже не смогли встать — боялись обжечься.
С трудом дождавшись рассвета, женщины принялись думать, во что бы им превратиться.
— В камни?
— Ни в коем случае: люди станут ходить, а мы им мешать — вот стыдно-то будет!
— Тогда в большую поросшую лесом равнину!
— Еще чего выдумала! Начнется охота с собаками, и люди заблудятся.
— В две реки!
— Которые будет трудно переплыть, люди станут ругать нас!
— В две горы!
— Но ведь на них будет трудно подняться, опять один вред!
Наконец, счастливая мысль: «Мы персоны не столь уж значительные, превращаться в леса и горы нам неприлично. Лучше стать чем-то таким, что служит для украшения. Представляешь, как будет великолепно, когда
на празднике отрубленных и сушеных голов-трофеев мужчины станут разрисовывать себе лица красными и черными пятнышками!»
— А если черной краской смазать волосы, как они хороши!
«Мы персоны не столь уж значительные, превращаться в леса и горы нам неприлично. Лучше стать чем-то таким, что служит
для украшения»
Сестры пришли в восторг от своего решения, и превращение началось.
Одна сестра вытянулась вверх, раздалась вширь и превратилась в огромное дерево генипу, из плодов которой индейцы делают черную краску. Женщина не ожидала, что станет такой высокой, и даже заплакала.
— Ты лучше встань на колени, — посоветовала она сестре, — а то просто страшно, какая я теперь высоченная!
Сестра послушалась и превратилась в куст ачиоте, из плодов которого делают красную краску.
Вокруг генипы и ачиоте немедленно собрался народ. Паукообразная обезьяна полезла на генипу, а та вымазала ей морду и превратила в животное. Потом человек-белка полез. Его тоже вымазали и спустили вниз. Он пытался что-то сказать, да не мог, белкой стал. Явился Наяп.
— И ты здесь теперь? А где ты был раньше, почему довел нас до того, что нам пришлось стать деревьями?
Наяп сделался ласточкой. Потом пришла обезьяна-ревун. И ее раскрасили, превратив в обезьяну. А муж-Солнце благословил метаморфозы и говорил:
— Пусть отныне все сохраняют свое новое обличье!
Так мужчины превратились в зверей, а две сестры — в генипу и ачиоте.
