Расшифровка
Важной частью истории российско-американских отношений является история эмиграции. Наши страны обменивались эмигрантами в очень больших объемах. Конечно, наибольший поток эмиграции шел в одну сторону — из Российской империи (а потом из Советского Союза) за океан. Но был и встречный ручеек, не такой многочисленный, но очень активный и показательный.
Прежде всего, Америка в середине XIX века привлекала реформаторов, которые хотели ставить социальные эксперименты. Европейцы отправлялись за океан для того, чтобы создавать там коммуны религиозного или социального утопического образца — для того, чтобы попробовать на практике жить в соответствии с теми теориями, которые им казались привлекательными. Туда ехали сторонники Фурье Шарль Фурье (1772–1837) — французский философ, один из представителей утопического социализма, автор термина «феминизм»., Оуэна Роберт Оуэн (1771–1858) — английский философ, педагог и социалист, проводил социальные эксперименты в Англии и основал коммуну «Новая гармония» в США. — знаменитых европейских социалистов-утопистов. Была по меньшей мере одна коммуна, созданная русскими народниками. На Западе США, в Канзасе, в 1870-е годы существовала коммуна Кедровой долины, где русские народники строили собственную жизнь. Она не была успешной — кстати, как и большинство этих утопических коммун, — но это был один из первых сюжетов российской политической эмиграции.
Вообще говоря, народники и близкие к ним люди в конце XIX века добились ряда существенных успехов, повлияли на американскую жизнь и построили собственные карьеры. Например, Петр Алексеевич Дементьев, который всячески отрицал свою связь с народниками, но в начале реакции, после убийства Александра II, очень быстро уехал за океан и стал одним из самых успешных русских в Америке. Именно он основал во Флориде город Санкт-Петербург. Он был тверским помещиком, продал свое имение в России и вложил деньги сначала в покупку леса и создание во Флориде деревообрабатывающего предприятия, потом стал подводить к этому предприятию железную дорогу, которая в конце концов дошла до побережья Мексиканского залива, где конечную станцию он и назвал Санкт-Петербургом — в честь города, который больше всего любил.
Еще один народник, бежавший от преследования русского правительства, Николай Судзиловский, сделал политическую карьеру, как ни странно, аж на Гавайях. В конце XIX века Гавайи провозгласили себя республикой, и они были на пути к тому, чтобы стать американским протекторатом. Судзиловский, долго проживший в Калифорнии, перебрался на Гавайи, был избран в Сенат и стал первым председателем Сената независимых Гавайев в тот короткий период, когда они были республикой.
То есть были истории политически активных русских, которые не бросали политическую активность и за океаном. Основной поток переселенцев, конечно, не играл такой большой политической роли в Америке, но он создавал огромный слой людей, эмигрантов, которые массово отправлялись из Российской империи за океан. Это были люди, бежавшие от религиозного и политического гнета, и прежде всего это были евреи. В конце XIX — начале ХХ века в США приехало от двух до трех миллионов эмигрантов из Российской империи. Кроме того, уезжали поляки, немцы Поволжья, религиозные сектанты вроде духоборов.
Надо сказать, что среди них тоже были люди, занявшиеся политической деятельностью. Назову одну яркую женщину — Эмму Гольдман, которая уехала 17‑летней девушкой из Петербурга от гнетущей действительности той самой Российской империи периода реакции Александра III. Но, приехав в Америку, она стала свидетелем казни анархистов, обвиненных во взрыве на Хеймаркет в Чикаго, и решила посвятить свою жизнь революционной борьбе уже за океаном. Ее взросление в Российской империи сделало ее активным противником любого сильного деспотичного государства. Но она увидела такое деспотичное государство и в Америке и вскоре стала самой известной анархисткой в США. Когда американского президента МакКинли застрелил анархист Леон Чолгош, то первой, к кому пришла полиция, была Эмма Гольдман, хотя она лично никак не была связана с убийцей. Именно ей пришлось потом прятаться и даже менять фамилию, потому что во всем оказались виноваты анархисты, а она была самой известной анархисткой Соединенных Штатов. Эмма Гольдман стала героиней нескольких художественных книг, романов. Ну и кроме того, когда уже в 1960-е годы началась новая волна феминизма, то феминистки тоже стали считать Эмму Гольдман одной из своих предтеч и ходили на демонстрации, скандируя лозунг «Emma said it in 1910, now we are going to say it again» («Эмма Гольдман говорила это в 1910 году — мы сейчас это повторим»).
Раз уж я начал говорить про судьбу русской женщины — вернее, российской еврейки, бежавшей от деспотичного правительства в Америку, — то для сравнения мне хочется рассказать коротко о судьбе еще одной женщины. Она сбежала из того же города — правда, когда она в 1920-е покидала Советскую Россию, он уже назывался Ленинград — от революционного советского большевистского правительства. Ее звали Алиса Розенбаум. Эта девушка тоже стала очень популярной в Америке, фактически превратилась в одного из интеллектуальных лидеров совершенно противоположного политического течения — правых. Известна она под творческим псевдонимом Айн Рэнд. Ее романы, в которых описывалось моральное превосходство капитализма над социализмом, стали учебным пособием для целого поколения американцев. Среди ее учеников, например, Алан Гринспен, который возглавлял американскую Федеральную резервную систему. Это он сказал, что Айн Рэнд научила его тому, что капитализм не только экономически эффективен, но еще и морально превосходит социализм. До работ Айн Рэнд это было, в общем, неочевидно.
И Эмма Гольдман, и Айн Рэнд стали влиятельными интеллектуальными лидерами в Америке, но направление их интеллектуальных исканий было задано тем государством, от которого они бежали. Значительная часть российских эмигрантов пыталась сделать из Америки то, чего они не видели в России. Их идеалом было что-то противоположное России, противоположное Советскому Союзу, той стране, откуда они бежали от каких-то гонений или от каких-то проблем. В этом смысле российские эмигранты сделали Америку противоположностью той страны, откуда они сбежали. И это влияние нельзя недооценивать. Три миллиона в начале ХХ века — это очень значительная доля населения, и сегодня в Америке можно встретить большое количество людей, которые знают, что их предки приехали из России.
Этот массовый переезд, конечно, создал не только политических лидеров. Еще в большей степени, наверное, эта массовая эмиграция из России создала американскую поп-культуру ХХ века. Сразу несколько деятелей первого ряда американской художественной жизни ХХ века родились в России, родители привезли их из России маленькими детьми. Напрямую, конечно, трудно говорить, что российское прошлое или российское происхождение как-то влияло на то, чтó они думали или, например, как они писали свою музыку. Но само их присутствие в Америке было результатом эмиграции из России. Наверное, самый известный американский автор популярной музыки ХХ века Ирвинг Берлин родился в Тюмени и приехал в Америку маленьким мальчиком. Из четырех главных студий Голливуда три — Metro-Goldwyn-Mayer, 20th Century Fox и Warner Bros. — основаны людьми, родившимися в России, а некоторые даже выросли в России и приехали в Америку в юности. Таким образом, популярная американская культура ХХ века в значительной степени формировалась под влиянием выходцев из России.
Когда между СССР и США в 1958 году было подписано так называемое соглашение Лэйси — Зарубина о культурном обмене, то главным импресарио, который занимался этим культурным обменом, стал еще один выходец из России — Сол Юрок. Именно ему приписывается фраза «Знаете, что такое культурный обмен между Советским Союзом и Соединенными Штатами? Это когда они везут ко мне своих евреев из Одессы, а я везу к ним своих евреев из Одессы». Не только популярная культура, но и культура музыкальная — камерная, классическая музыка — в обеих странах развивалась за счет работы одних и тех же школ. Культура Голливуда также очень связана с русской актерской школой: Михаил Чехов был не просто одним из самых влиятельных актеров, но и учителем актеров в Америке первой половины ХХ века. То есть американская культура в значительной степени обязана эмиграции из России — но не только еврейской, но и этнической русской. Может быть, в меньшей степени, но это тоже важная струя.
После Гражданской войны к эмиграции, которая бежала от притеснений со стороны российского правительства — прежде всего религиозным и этническим меньшинствам, — добавилась эмиграция людей, которые принадлежали к российской элите. Среди них были инженеры, аристократы, и эти люди также оказали свое влияние на Америку. Те самые инженеры, которые были известны и успешны в России или стали успешными уже после эмиграции, также изменили облик Америки. Наиболее известно, наверное, имя Игоря Сикорского, человека, который до революции успел построить здесь самый большой самолет своего времени, «Илья Муромец», а в Америке вскоре стал одним из основателей производства нового средства передвижения по воздуху — вертолетов. Корпорация Sikorsky — до сих пор крупнейший производитель вертолетов в Соединенных Штатах Америки. То есть люди, которые приехали в Америку, получив инженерное образование в России, оказались там конкурентоспособными. Более того, они меняли Америку в инженерном плане.
Аристократы в меньшей степени прижились в Америке. Для энергичного, развивающегося американского общества, в меньшей степени обращающего внимание на происхождение, они значили меньше, но по крайней мере одну успешную историю я расскажу. Это история князя Сергея Оболенского, человека из одной из самых титулованных фамилий Российской империи, который приехал в Америку и женился на дочери Джона Джейкоба Астора — одной из наследниц большой империи гостиниц, тех самых «Асторий» в Соединенных Штатах. Вместе с братом супруги Оболенский стал работать в гостиничном бизнесе. Когда началась Вторая мировая война, он пришел на призывной пункт и сказал, что хотел бы служить в армии, потому что не может видеть, как в Европе разворачивается такая ужасная война. Он был человек военный, успел послужить в Первую мировую и теперь хотел служить опять. Ему сказали: «Вам 50 лет, мы вас можем отправить охранять водокачку». Оболенскому это очень не понравилось. Он использовал свои связи для того, чтобы поговорить с тогдашним министром обороны США, и тот его отправил к Уильяму Доновану, человеку, который в это время формировал УСС: это будущее Центральное разведывательное управление, а тогда — Управление стратегических служб. Донован взял-таки Оболенского на службу, и тот сыграл очень серьезную роль в одном из эпизодов Второй мировой войны.
В 1943 году итальянский король попытался совершить переворот, отстранив Бенито Муссолини от власти, и в Италии на какой-то период возникла ситуация двоевластия. Было не очень понятно, на чьей стороне окажутся вооруженные силы Италии и где они будут продолжать воевать против англо-американских войск, а где — перестанут. И вот в этот момент князя Оболенского сбросили с парашютом на остров Сардиния. Он нашел путь к командующему итальянским корпусом на Сардинии, избегая немецких патрулей, и, найдя его, провел с ним несколько часов в разговорах о прекрасной эпохе до Первой мировой войны, о той самой аристократии, которая в это время была наднациональной, путешествовала по всей Европе. Нашли общих знакомых. Оболенский вспомнил, как играл на скачках с итальянским послом в Российской империи. Выяснилось, что этот итальянский посол был дядей командующего Сардинским корпусом. В общем, результатом этого разговора было то, что итальянский командующий согласился передать остров Сардиния американцам. Наутро в аэропорту уже садились американские «Геркулесы». Как говорят, это была самая успешная операция УСС времен Второй мировой войны, проведенная фактически одним русским аристократом.
Ну, если уж я начал говорить об аристократах — эмигрантах из России, то, наверное, можно вернуться и в самое далекое прошлое и вспомнить самого первого эмигранта-аристократа из другой очень известной русской фамилии — Дмитрия Голицына. Один из отпрысков большого рода Голицыных, сын посланника Российской империи в Гааге, в конце XVIII века он решил после учебы не возвращаться в Россию — в разгар войн, развернувшихся в Европе после революции во Франции, он отправился за океан и там остался. Голицын принял католичество и устроил в западной части штата Пенсильвания такой поселок, где принимал всех католиков — а католикам в то время в Америке жилось не очень хорошо, все-таки страна протестантская. Он стал священником, принял сан, собрал под своим крылом несколько тысяч католических семей. Сейчас в честь Голицына назван округ в Западной Пенсильвании, а его самого рассматривают в Католической церкви на предмет причисления к лику святых. Он прошел первый этап, беатифицирован и может оказаться одним из первых католических святых русского происхождения, хоть и жил в Америке.
Но из США в Россию эмигранты тоже отправлялись. Этот поток, конечно, не исчислялся миллионами или даже десятками тысяч, но это был очень интересный поток. Кто же ехал в Россию?
Прежде всего в Россию начиная с рубежа XIX и ХХ веков отправлялись афроамериканцы. США долго были страной расовой дискриминации: человеку с черным цветом кожи очень тяжело было сделать какую бы то ни было карьеру в Америке даже в каких-то профессиональных областях, в спорте или в бизнесе, не говоря уже о политике. И мы знаем несколько историй успеха американцев с черным цветом кожи, перебравшихся в Российскую империю до революции. Два наиболее известных сюжета — это сюжеты с ресторатором и с жокеем.
Фредерик Томас, который в России стал Федором Томасом, начинал посыльным в гостиницах: сначала за океаном, потом в Европе, а затем добрался до Москвы, где он тоже работал в гостиничном и в ресторанном бизнесе. Начинал он с работы метрдотелем, но, скопив достаточно денег, выкупил сначала ресторан «Аквариум», а потом на деньги, заработанные в «Аквариуме», купил и перестроил (а фактически создал) самый фешенебельный ресторан Москвы «Максим». Два его ресторана — особенно «Максим», куда ходила наиболее аристократическая публика, — стали большим успехом человека, который в Америке просто из-за цвета кожи никогда не смог бы стать в тот период успешным бизнесменом.
Другой пример — это пример жокея по имени Джеймс Винкфильд, как его называли в России. На американский манер, наверное, правильнее будет произносить Уинкфилд. Джеймс Винкфильд начал свою карьеру жокея в Кентукки, даже победил там в знаменитом Кентуккийском дерби, но после этого черных жокеев стали отстранять от участия в соревнованиях, и он сложным путем через несколько месяцев странствий оказался в России. Здесь он оказался очень успешным — он был, наверное, самым известным жокеем в Императорских конюшнях в Петербурге, потом в конюшнях Манташёва, знаменитого предпринимателя-нефтяника, в период первого десятилетия ХХ века. Винкфильд выиграл большое количество скачек, женился на русской, стал тут богатым человеком.
У обоих, Томаса и Винкфильд, карьера рухнула после революции. Томас уехал с белой армией, добрался до Стамбула, создал там ресторан «Максим», но потом в Турции пришли к власти националисты. В общем, Томас в результате умер в бедности. Винкфильд же после революции уехал в Европу, добрался до Франции, а когда туда пришли немцы, вернулся в Америку. Но там все еще процветало расовое неравенство, и после освобождения Франции он снова отправился туда, был известным человеком, тренировал жокеев. Я нашел в мемуарах членов советской команды по конному спорту — уже в послевоенный период, когда Советский Союз начал принимать участие в международных спортивных соревнованиях, — историю про то, как они, выступая где-то в Париже, встретили этого старенького афроамериканца. К нему подошел руководитель советской команды и сказал: «Вы меня не помните, я начинал у вас мальчиком в конюшне до революции». То есть пиетет и память о Джеймсе Винкфильде сохранялись очень долго, его вспоминали даже в 1-й Конной армии: там наездники хвалились, что они с Винкфильдом начинали скакать на лошадях.
Новый поток афроамериканцев, приезжающих в Россию, связан, конечно, уже с Советской Россией и с провозглашением интернационализма и равенства людей независимо от цвета кожи. Из Америки в конце 1920-х — начале 1930-х годов приехали несколько американцев с черным цветом кожи, которые добились успеха.
Сначала я, наверное, расскажу об Оливере Голдене. Он был из числа тех американцев, кто получил образование в США в институте, специально созданном для развития афроамериканцев и занимавшемся подготовкой агрономов. Голден был специалистом по выращиванию хлопка — это та область хозяйства, в которой афроамериканцы были заняты со времен дореволюционного рабства. Голден женился на девушке из еврейской семьи Берте Бялик, что сделало для него почти невозможным пребывание в Америке: оказалось, что семья его жены была настроена против чернокожих, а его собственные афроамериканские родственники оказались антисемитами. В общем, такая история, после которой супруги уехали в Россию. Мы знаем про историю этой семьи из книги мемуаров внучки Оливера Голдена и Берты Бялик, известной российской журналистки Елены Ханги. Голден приехал в Центральную Азию, в Узбекистан, и стал одним из тех людей, кто начинал развивать там производство хлопка. Так американский опыт, американские агрономические подходы к массовому производству хлопка были перевезены из Америки в советский Узбекистан.
Другая история с черным американцем этого же времени — это история квалифицированного рабочего Роберта Робинсона, который приехал в Советский Союз в 1930 году в составе группы американских рабочих, которых советское правительство пригласило для осуществления программы модернизации. Робинсон оказался на Сталинградском тракторном заводе единственным черным американцем среди довольно большой группы из 400 рабочих, приехавших из Америки, и в первые же дни у него возникли конфликты с его белыми согражданами. Среди них было много расистов, были южане, и его стали побуждать к тому, чтобы он уехал, вернулся в Америку, отказался от работы. Американские сограждане даже отказывались с ним вместе обедать. В какой-то момент у него произошла стычка, драка с двумя согражданами, свидетелями которой стали советские рабочие. И когда об этом конфликте стало известно, советская пропаганда сделала из него показательный случай. Все центральные газеты написали об этой истории, в Сталинграде прошел суд, на котором судили этих двух белых за расизм. Это был уникальный случай, когда советский суд вынес приговор по делу о расизме против двух белых американцев, которые обидели черного американца. Белых выслали: один из них убедил суд в том, что его роль меньше, и ему разрешили доработать до конца контракта, а второго сразу выслали из страны. А вот Роберту Робинсону, наоборот, оказался заказан путь назад, в Америку.
Про эту историю написали американские газеты, журнал Time, и когда Робинсон вернулся в США, то приняли его не очень хорошо. Говорили, что он стал инструментом советской пропаганды. Побыв некоторое время в Америке, Робинсон вернулся опять в Россию, на этот раз в Москву, принял советское гражданство, поступил на работу на Московский подшипниковый завод, даже был избран депутатом Моссовета в конце 1930-х годов и прожил в Советском Союзе 40 лет, до 1970-х. Правда, уже с конца 1940-х он стал искать пути вернуться в Америку. Это оказалось очень сложно, он уже был советским гражданином. Лишь в 1970-е ему разрешили выехать в Уганду, с которой в тот момент Советский Союз дружил, и оттуда он вернулся в Америку, где издал книгу «Черный на красном» о своих приключениях в СССР. В случае с Робинсоном нам интересно то, что из тогдашней расистской Америки в Советский Союз переезжала часть наиболее активных, энергичных афроамериканцев, которые видели в СССР альтернативу, страну расового равенства.
Еще одна часть американцев, которые переезжали из США в Советскую Россию после революции 1917 года, — это, конечно, политически активные левые. Часть из них была выслана из Соединенных Штатов в 1918 году на специальном пароходе, часть поехала по собственной инициативе для того, чтобы помочь Советскому Союзу построить справедливое общество. Далеко не все они (может быть, меньшинство) были большевиками или сочувствующими большевикам. Это были социалисты совершено разных направлений, были среди них и анархисты, но все они увидели в советском эксперименте возможность для воплощения своих планов. Как в XIX веке утописты и разного рода социальные экспериментаторы из Европы отправлялись в Америку, так в конце первого десятилетия — начале второго десятилетия ХХ века в Россию бросились социальные экспериментаторы из Америки, которые надеялись построить здесь более справедливое общество. Некоторые из этих людей сделали карьеру в советском партийном аппарате. Например, Билл Хейвуд, лидер «Индустриальных рабочих мира», стал одним из руководителей III Интернационала. А Билл Шатов, человек, который родился в России, долго прожил в Америке и вернулся в Россию сразу после революции, сделал партийную политическую карьеру. Мы его знаем по роману Ильфа и Петрова «Золотой теленок» — он не называется по имени, но там несколько раз появляется руководитель строительства Турксиба. Вот руководителем строительства Туркестано-Сибирской железной дороги и был тот самый Билл Шатов, который большую часть жизни прожил в Соединенных Штатах. Впоследствии он сделал карьеру и дослужился до замминистра железных дорог, но в конце 1930-х годов оказался жертвой репрессий — был расстрелян.
Часть американцев не делали карьеру, а действительно пытались построить свою собственную коммуну. Самая известная из них — это американская колония «Кузбасс». В «Кузбасс» приехала очень большая группа анархистов, из них подавляющее число были американцами, хотя европейцы попадались тоже. Они получили от советского правительства карт-бланш на экономические эксперименты и построили достаточно успешную промышленную зону — такую свободную зону, в которой развивали химическую промышленность и шахты, построили обрабатывающий коксохимический комбинат, городок и школы вокруг него, то есть создали небольшой очаг своего анархического движения. К этой американской колонии «Кузбасс» восходит значительная часть уже советского Кузбасса в своей промышленной составляющей. К концу 1920-х годов, когда советское правительство стало сворачивать все эти свободы, включая новую экономическую политику, возможности для подобных экспериментов стали сужаться. Американская колония «Кузбасс» закрылась — значительная часть ее участников просто уехала из страны, кто-то перебрался в другие города. Колония как единый организм перестала существовать, хотя ее материально-техническое наследие продолжает существовать и сегодня.
Таким образом, встречная эмиграция тоже была чрезвычайно важным явлением, хотя она и не была такой многочисленной, как эмиграция из России за океан.
Заканчивая разговор об эмиграции, надо поговорить о тех людях, кто, как Билл Шатов, родился в России, провел значительную часть своей жизни в Америке и вернулся в Россию. Очень часто именно такие люди оказывались среди лидеров, руководителей технически продвинутых отраслей. Среди наиболее успешных руководителей железных дорог и железнодорожного строительства на протяжении XIX и в начале ХХ века были люди с американским опытом. В то время железные дороги были таким хай-теком, наиболее развитой частью промышленности. И вот первый министр путей сообщения Павел Петрович Мельников ездил в Америку как командированный от николаевского правительства. И князь Михаил Хилков, под руководством которого строилась Транссибирская железная дорога, ездил в Америку. Правда, не как командированный, а по собственной инициативе. Он молодым человеком работал машинистом на железных дорогах в Соединенных Штатах: начинал с разнорабочего, изучал железнодорожный транспорт с низших ступеней и, вернувшись в Россию, сделал карьеру уже в качестве руководителя железных дорог и стал министром путей сообщения во время строительства Транссибирской железной дороги. И тот самый Билл Шатов в советское время уже снова стал одним из руководителей советских железных дорог. Он тоже человек с американским опытом.
Это неслучайно: люди с опытом работы на таких сложных, технически продвинутых экономических системах пользовались большим спросом в России. По возвращении на родину они своей жизнью и своей работой оказывали влияние на то, как в нашей стране выстраивалось производство во многих отраслях.