Средневековый Китай и его жители

Иллюстрации

Давайте войдем в свиток Чжан Цзэдуаня с правой стороны. Вместе с караваном осликов, груженных хворостом, мы следуем по проселочной дороге мимо сельских домов с соломенными крышами. Проселочная дорога сливается с городским трактом, пролегающим вдоль берега реки. 

Рассвет сменяется утром, и тракт наполняется людьми. Мы видим процессию: носильщики несут паланкин, украшенный ветвями ивы, а за паланкином едет всадник. Слуги перед паланкином бегут и оживленно машут руками.

Если мы развернем свиток чуть дальше, мы увидим, откуда такое оживление: слуги пытаются догнать ускакавшую лошадь, а буйволы у соломенной хижины лениво смотрят на эту суету. 

В нижней части свитка две женщины едут верхом на осликах в сопровождении трех мужчин. Это явно небогатые люди достаточно низкого происхождения. 

Наконец мы выходим из первой, сельской части свитка и оказываемся во второй, изображающей городские предместья на берегу реки. Здесь утро в самом разгаре. Служители харчевни открывают ворота, и мы видим посе­тителей, которые едят свою утреннюю кашу и готовятся к началу рабочего дня.

Дальше река расширяется, и мы можем разглядеть суда, стоящие на причале. Некоторые из них предназначены для перевозки товаров, а некоторые — для перевозки путешественников.

Последнее судно по ходу нашего путешествия в этой части свитка — это прогулочная лодка, плавучий ресторан. Через окна мы можем разглядеть внутри столы и стулья, а из окна выглядывает заспанная певичка.

Следуя вдоль реки дальше, мы доходим до смыслового центра второго фрагмента картины, и это радужный мост. Такая конструкция отличается от обычных плоских мостов: под радужными мостами могли проходить суда. 

Под мостом мы видим застрявшую лодку с командой гребцов. Лодочники наклоняют мачту для того, чтобы судно прошло под мостом, но это плохо получается, потому что сильное течение сносит лодку, и гребцы пытаются ее выправить. 

На пятачке перед мостом толпятся повозки. Вход в еще одну таверну украшает праздничная деревянная конструкция с бахромой и занавесями. Надпись на флаге с тремя полосами у входа приглашает попробовать молодое вино.

Река поворачивает и уходит из нашего свитка. Если мы последуем по дороге за пешеходами и повозками, то окажемся перед новым рядом харчевен уже в полуденный час обеда. 

Перед одной из харчевен служанка несет миску с лапшой своей хозяйке в паланкин, служитель водрузил на плечи стопку бамбуковых корзинок для приготовления паровых пирожков с начинкой, а в руке держит раскладной стол. Напротив хозяин лавки чинит тележное колесо, а через улицу от него расположился сказитель, окруженный толпой любопытствующих слушателей.

За харчевней — лавка гадателя, в которой хозяин консультирует прохожего. Лавка рекламирует астрологическое гадание, определение счастливых дней и предсказание судьбы.

Сразу за лавкой гадателя — ворота управы, окруженные высокой стеной. Из стены торчат острые деревянные колья. Перед воротами стражники, закончив трапезу, лениво отдыхают в полуденном зное.

Дорога расширяется, а узкий ручей, протекавший посередине улицы, вливается в широкий канал, обсаженный деревьями. На дальнем его берегу бродят маленькие черные свиньи, а за ними — вход в монастырь, перед которым стоит бритый налысо буддийский монах. В открытых нишах храмовых ворот мы можем разглядеть скульптуры божеств — стражей буддийской веры. На мосту через канал стоит группа молодых ученых в длинных халатах. Они беседуют, глядя на воду.

Минуя этот мост, мы приближаемся к третьей части свитка и через внуши­тельные ворота входим в город. С двух сторон от ворот тянется заросшая деревьями глинобитная городская стена. За ней явно никто не ухаживает.

Ворота обложены кирпичом, а венчает их деревянная надвратная башня с четырехскатной крышей и кружевом подкровельных кронштейнов. Через окно башни мы можем разглядеть один из сигнальных колоколов. Стражи на воротах не видно, зато на внутренней стороне башни можно заметить фигуру путешественника, любующегося панорамой города.

Внутри к воротам лепится лоток, у которого цирюльник бреет клиента.

Напротив, сразу за городскими воротами, — налоговая управа. В ней чиновник заполняет документы, собирает пошлину с купцов за ввоз товаров в город. Одни торговцы декларируют свой товар, а другие ждут своей очереди у груженых повозок. Караван верблюдов уже увозит столичные редкости в далекие западные земли.

Сразу за управой находится лавка, торгующая бочками, луками и стрелами. За лавкой — трехэтажный ресторан. Вход в него украшен традиционной конструкцией, перевитой лентами и обитой тканью. На флаге с тремя полосами надпись: «Ресторан семейства Сунь, специализи­рующийся на блюдах из бара­нины». Вывески у входа гласят: «Первоклассное заведение». А на другой мы можем разглядеть только слово «ароматное». Видимо, «Ароматное вино».

Через окно мы видим состоятельных покупателей, а у входа двое чиновников в длинных халатах с поясами и черных шапках приглашают друг друга войти. Там же, у входа, разносчики с корзинами ивовых веток. Это одна из важных примет праздника поминовения усопших. Вокруг этих корзин толпятся певички, служащие в ресторане, выбирая себе украшение для прически.

Сразу за рестораном — лоточники, торгующие снедью, и сказитель, окру­жен­ный толпой слушателей разного социального статуса. Здесь и чиновники с веерами, и бритый буддийский монах в шафрановой рясе, и уличные мальчишки.

Напротив ресторана — «Гостиница господина Вана для длительного проживания». В окне гостиницы — ученый в черной шапке, который что-то читает или пишет. Может быть, он приехал сдавать экзамены на ученую степень? 

На углу переулка и основной улицы лоточник торгует статуэтками Будды и разных святых, а также талисманами, оберегами и разного рода благо­пожелательными подвесками. За ним двое работников набирают воду из колодца, пока третий ждет. В их обязанности входит снабжение водой окрестных домов.

Наконец, последнее здание на свитке — большая аптекарская лавка. Ее владе­лец пользует членов двора — во всяком случае, так гласит вывеска. Вывески справа и слева от лавки предлагают лекарства от разных болезней. В аптеке две посетительницы разговаривают с хозяином. Женщинам было очень непросто получить консультацию доктора, поскольку по конфуцианским правилам осмотр женщин не практиковался. Аптекарь вынужден был опирать­ся на симптомы, которые описывают посетительницы, и на измерение пульса.

За лавкой расположена усадьба владельца аптеки, состоящая из множества павильонов. Это самый богатый дом на картине. В левом внутреннем дворике виднеется кресло и экран с каллиграфической надписью, а в правом — декора­тивная ландшафтная композиция: причудливый камень, окруженный побе­гами бамбука.

Иллюстрации

Символом китайского праздника Цинмин — то есть дня памяти усопших — служила ива. Считалось, что она воплощает связь между живыми и мертвыми, а также является залогом долголетия и здоровья. Женщины вплетали веточки ивы в прически. Ветвями ивы украшали паланкины, повозки и вход в дом.

На свитке Чжан Цзэдуаня «По реке в День поминовения усопших» перед воротами богатого ресторана мы видим бродячих торговцев с корзинами ивовых ветвей.

А по сельской дороге несут увешанный ивовыми ветвями паланкин. Вероятно, этот паланкин и всадник являются частью семейной процессии, возвра­щающейся с кладбища после ухода за могилами.

Иллюстрации

Основной торговой единицей XI — начала XII века была мастерская, она же одновременно и лавка. На свитке Чжан Цзэдуаня «По реке в День поминовения усопших» изображена лавка «Бумажные амулеты семейства Ван».

В XI веке ремесленики одинаковых специальностей начали объединяться в цеховые объединения (ханы). На картине есть изображения трех ханов — шелкового, керамического и торгующего лепешками.

Торговля рисом контролировалась крупными торговыми объединениями. Зерно привозили по системе каналов и сгружали на сушу большими партиями, а после мелкие оптовые посредники поставляли его на рынки. На картине мы можем увидеть процесс разгрузки риса с одного из судов.

Важной составной частью городской торговли была продажа лекарств. Аптекарь средневекового города был, по сути, и лекарем. Он и ставил диагнозы, и оказывал первую помощь, и пропи­сывал лекарства.

На мостах и вдоль улиц многочисленные лоточники и разносчики продавали самые разные предметы для повседневных нужд — от стройматериалов до женских украшений. Например, на свитке мы можем разглядеть лоточника, продающего ножи.

Продовольственная торговля играла очень важную роль в жизни средневекового города, поэтому на свитке Чжан Цзэдуаня изображено множество ресторанов и харчевен.

Иллюстрации

На свитке Чжан Цхэдуаня «По реке в День поминовения усопших» мы видим десятки харчевен, трактиров, лапшичных, лотков, торгующих съестным. 

В центре третьего, городского фрагмента свитка находится роскошный трехэтажный ресторан. Вывеска перед рестораном дает понять, что это первоклассное заведение, а флаг указывает на то, что здесь разрешено торговать вином.

В открытых окнах третьего этажа ресторана мы видим состоятельных горожан — ученых, чиновников и богатых торговцев за обедом.

Традиция чаепития способствовала развитию чайных. Ученые приходили туда поговорить о поэзии и философии, торговцы — обсудить торговые сделки или нанять работников, а простые горожане — утолить жажду и послушать музыку.

Многие заведения содержали певиц, которые зазывали прохожих, сопровождали компании посетителей, смеялись их шуткам и исполняли музыкальные номера. Возможно, на свитке Чжан Цзэдуаня перед входом в ресторан семейства Сунь изображены как раз такие певички.

На свитке мы видим и еще один вид элитарного развлечения — прогулочные лодки, которые работали как плавучие рестораны и как публичные дома. 

Город предоставлял широкий выбор угощений не только для взыскательных гурманов, но и для других слоев городского населения.

На свитке Чжан Цзэдуаня мы видим двух сказителей. Они рассказывают об императорах и героях прошлого, о любви, нечистой силе, знаменитых монахах, преступлениях и судебных решениях прошлого.

Иллюстрации

Давайте еще раз раскроем свиток Чжан Цзэдуаня «По реке в День поминовения усопших». Сколько женщин вам удастся отыскать? Китайские исследователи подсчитали, что на приблизительно 1600 персонажей картины приходится всего 20 женщин. Они, однако, представляют почти весь спектр женского населения империи. Это простолюдинки в головных платках верхом на мулах, служанки, пожилые женщины, певички и знатные дамы в дорожных шляпах: с вуалью — верхом на лошади, без головного убора — в паланкинах.

1 / 6

Чжан Цзэдуань. По реке в День поминовения усопших. Фрагмент. XII векМузей императорского дворца Гугун / Wikimedia Commons

2 / 6

Чжан Цзэдуань. По реке в День поминовения усопших. Фрагмент. XII векМузей императорского дворца Гугун / Wikimedia Commons

3 / 6

Чжан Цзэдуань. По реке в День поминовения усопших. Фрагмент. XII векМузей императорского дворца Гугун / Wikimedia Commons

4 / 6

Чжан Цзэдуань. По реке в День поминовения усопших. Фрагмент. XII векМузей императорского дворца Гугун / Wikimedia Commons

5 / 6

Чжан Цзэдуань. По реке в День поминовения усопших. Фрагмент. XII векМузей императорского дворца Гугун / Wikimedia Commons

6 / 6

Чжан Цзэдуань. По реке в День поминовения усопших. Фрагмент. XII векМузей императорского дворца Гугун / Wikimedia Commons

В предшествующую Сун эпоху Тан (то есть в VII–X веках) женщины играли заметную роль в обществе. На дошедших до нас копиях танских картин мы видим придворных дам во всем блеске красоты: они занимаются повсе­дневными делами, участвуют в придворных празднествах, выезжают верхом на прогулки и даже играют в поло.

 Танские красавицы — статные луноликие женщины с пышными формами. Они носят тяжелый макияж: на покрытом белилами лице — черные насурьмленные брови и маленькие алые губы. Их волосы уложены в пышное облако, украшенное золотыми гребнями, пионами и драгоценными заколками с бабочками на пру­жинках, подрагивающими при каждом шаге женщины. 

1 / 2

Чжоу Фан. Дамы с цветами в волосах. Фрагмент. IX–X векаМузей провинции Ляонин

2 / 2

Чжоу Фан. Дамы с цветами в волосах. Фрагмент. IX–X векаМузей провинции Ляонин

Красавицы империи Сун — стройные, хрупкие, почти бесплотные, с белой кожей — видимо, от постоянного сидения дома. Многослойные шелковые одеяния с развевающимися лентами и шарфами подчеркивают их изящество.

Пожалуй, наиболее распространенный сюжет в изображении женщин этого времени — одинокая красавица в саду или в своих покоях прихорашивается перед зеркалом. Замещающим образом отсут­ствующего мужчины может быть изображение дерева или растения рядом с женщиной. Например, бамбука — это классический мужской символ. Или старой сливы мэйхуа, покрытой молодыми бутонами, — это метафора новой вспышки чувств в старых отношениях.

1 / 2

Ван Шэнь. Утренний туалет в женских покоях. XI векМузей императорского дворца, Тайбэй

2 / 2

Су Ханьчэнь. Дама за туалетным столиком. XII векMuseum of Fine Arts, Boston

На картинах империи Южная Сун мы часто видим женщин в окружении счастливых играющих детей — такая семейная идиллия.

На свитке Чжан Цзэдуаня дети тоже есть. Они играют на улице, просят матерей купить игрушки у бродячего торговца, едят уличные сладости. Интересно, что конфуцианская мораль предписывала отцу быть строгим с детьми и не бало­вать их вниманием. А на свитке Чжан Цзэдуаня мы видим нескольких мужчин с детьми: один, например, у входа в трехэтажный ресторан посадил сына себе на шею, а другой — ученый перед закладной лавкой — учит маленького ребенка ходить. Возможно, такое проявление родственных чувств было разрешено в семейный праздник Цинмин.

1 / 5

Чжан Цзэдуань. По реке в День поминовения усопших. Фрагмент. XII векМузей императорского дворца Гугун / Wikimedia Commons

2 / 5

Чжан Цзэдуань. По реке в День поминовения усопших. Фрагмент. XII векМузей императорского дворца Гугун / Wikimedia Commons

3 / 5

Чжан Цзэдуань. По реке в День поминовения усопших. Фрагмент. XII векМузей императорского дворца Гугун / Wikimedia Commons

4 / 5

Чжан Цзэдуань. По реке в День поминовения усопших. Фрагмент. XII векМузей императорского дворца Гугун / Wikimedia Commons

5 / 5

Чжан Цзэдуань. По реке в День поминовения усопших. Фрагмент. XII векМузей императорского дворца Гугун / Wikimedia Commons

Детская смертность, однако, была очень велика. Есть очень необычная картина южносунского художника Ли Суна, который жил на рубеже XII–XIII веков. На этой картине изображена умилительная сценка: бродячий разносчик развлекает игрушками детей, мальчика и девочку, под присмотром их матери или кормилицы с младенцем. В образе разносчика, однако, мы видим скелет, и игрушка, к которой тянутся дети, — это тоже скелет. И сценка из умилитель­ной сразу становится страшной. Это можно интерпретировать как метафору тех болезней и опасностей, которые подстерегают детей в нежном возрасте.

Иллюстрации

Зритель, для которого писал свою картину «По реке в день поминовения усопших» Чжан Цзэдуань, — это ученый книжник, чиновник или, собственно, император Китая. Представим себя сунским ученым книжником и еще раз пройдем по свитку, отмечая на картине своих собратьев и узнаваемые жизненные ситуации.

Вот группа ученых сидит вокруг стола в таверне у радужного моста. 

   

Вот еще одна группа стоит на мосту через канал у город ских стен, и над ней шелестят зеленеющие ивы и расцветающие сливы и абрикосы.

  

Далее двое друзей беседуют у ворот ресторана семейств а Сунь. За ними чиновник в высокой шапке и с веером в руках едет к городским воротам, а перед ним несут в паланкинах двух его жен.

На постоялом дворе господина Вана приезжий ученый готовится к экзаменационным испытаниям. 

И наконец, почти у самого края свитка мы видим еще одного ученого книжника — верхом на белой лошади, в дорожном платье и широкополой шляпе. 

В эпоху Сун пейзаж мог быть метафорическим изображением могущества государства. Так, например, можно интерпретировать знаменитую картину «Ранняя весна» художника Го Си. Центральная гора подобна императору, а стремящиеся к ней мелкие пики — сановникам. Люди здесь — это маленькие фигурки, блуждающие по телу империи.

Еще одно направление в живописи этой эпохи — реалистичное изображение птиц, в особенности имеющих символическое значение. Император Северной Сун Хуэйцзун особенно любил такую живопись. Он сам был прекрасным каллиграфом и художником и рисовал птиц из своего парка.

1 / 3

Чжао Цзи, император Хуэйцзун. Картина неизвестного художника. XII векНациональный музей императорского дворца, Тайбэй

2 / 3

Чжао Цзи. Благовещие журавли. 1112 годНациональный музей императорского дворца, Тайбэй

3 / 3

Чжао Цзи. Голубь на ветке персика. 1108 годЧастная коллекция, Япония

Многие ученые эпохи Северная Сун противопоставляли монументальным формам камерные. Например, «Дерево и камень» Су Ши — это небольшая картина всего 26 на 50 сантиметров, написанная сухой кистью.

Когда под натиском монгольского завоевания в 1279 году погибла империя Южная Сун, патриоту, ученому и художнику Чжэн Сысяо для осмысления катастрофы понадобился всего лишь альбомный лист размером 25 на 42 санти­метра. Несколькими штрихами туши он изобразил в пустом пространстве орхидею, символизирующую благородного мужа в годы испытаний.