Что можно услышать в классической музыке

Шаги по льду, голос кукушки и звуки ночного леса: какие понятные ребенку образы можно найти в великих композициях XVIII–XX веков

Подготовила Ольга Хвоина

Музыка — это искусство интонируе­мого смысла. То есть слов нет — а смысл есть. Извлекая из музыкаль­ных инструментов комбинации звуков раз­ной высоты и длительно­сти, человек способен говорить еще одним, отличным от вербального, способом — выражать свои мысли и чувства, делиться своими фантазиями.

Мы выбрали популярные инструмен­тальные композиции, созданные знамени­тыми музыкантами прошлого, и дали небольшие комментарии. У многих из этих сочинений есть авторские на­зва­ния, эпиграфы и словесные пояснения, которые отсылают к литературному первоисточнику, раскрывают содержание музыки или хотя бы намекают на не­го (все-таки композиторы сами хотели быть понятыми!), — такая музыка называ­ется программной. В других случаях подсказки можно обнаружить в самом музыкальном звучании — их интересно обсуждать и стараться расслышать. Это может стать ключом к классической музыке для ребенка. 

Токката и фуга ре минор

Иоганн Себастьян Бах

Орган был одним из главных инструментов в церковной музыке эпохи барокко (XVII — первая половина XVIII века). И даже больше, чем просто инструмен­том: органы не изготавливали, а строили как величе­ственные архитектурные сооружения. Несколько рядов клавиш для рук, ряд педалей для ног и сотни сверкающих труб — по мощи звучания орган напоминает огромный оркестр: меняя тембры, он может подражать флейте, гобою, трубе, тромбону… За это многообразие орган так любил Бах. Прикасаешься к клавишам органа («токка­та» — от итальянского toccare, «касаться»), и мощный возглас сотрясает всё вокруг — звучание токкаты иногда сравнивают с голосом Бога.

Прелюдия до мажор из цикла «Хорошо темперированный клавир», том 1

Иоганн Себастьян Бах

Прелюдия — вступление перед чем-то важным. Музыкант как будто пробует инструмент: перебирает струны лютни, арфы, гитары, клавиши клавесина, пианино, рояля. Так рождается музыка. Знатоки символики старинной музыки связывают Прелюдию до мажор со сценой Благо­вещения и говорят, что Бах изобразил в ней взмахи крыльев ангела. Точнее, архангела Гавриила, который спускается на землю, чтобы сообщить юной Деве Марии о том, что она станет матерью Христа.

«Кукушка»

Луи Клод Дакен

Один из лучших примеров звукопод­ражания в музыке. Композитор сам дал этой пьесе название и таким образом подсказал, что в ней изображено: шум леса, голос кукушки вдалеке. Помимо этого, в «Кукушке» можно услышать и отголоски времени, когда композиция была создана. Первая половина XVIII века во Франции — эпоха рококо (рокайль — декоративный элемент в виде за­витка ракушки). На королев­ских приемах  Известно, что Луи Клод Дакен еще мальчи­ком шести лет выступал перед самим Людо­виком XIV — «королем-солнце»., в гостиных, украшен­ных по вкусам эпохи (завитки орна­ментов на стенах, изящная мебель на гнутых ножках), звучал клавесин — кружевная мелодия с таким же обилием украше­ний. Конку­рируя с изысканными блюдами и занимательной беседой, музыкант пытался привлечь внимание слушателей забавными выдум­ками. «Кукушка» Дакена, как и пьесы других великих французских клавесинистов («Бабочки» и «Маленькие ветряные мельницы» Франсуа Куперена, «Тамбурин» Жан-Филиппа Рамо), со­от­ветствовала атмосфере «роскоши и веселой красоты».

Концерт № 4 фа минор («Зима») из цикла «Времена года»

Антонио Вивальди

Итальянский композитор Антонио Вивальди написал более 500 концер­тов  Концерт — музыкальное произведение, обычно для солирующего инструмента с оркестром.. Примерно половина из них — для струнного оркестра с солирующей скрипкой. Неудивительно: ведь он сам был блистательным, очень темпераментным скрипачом-виртуозом. Наиболее популярными стали четыре концерта, к кото­рым, предположительно, самим композитором были написаны стихотворные комментарии в виде сонетов. Из сонетов мы узнаём, что музыка изображает картины природы и сценки из жизни людей, соответствующие четырем време­нам года  Сонет к концерту «Зима»:
Закоченев над свежими снегами,
Под резким ветром, дующим в дуду,
Бежать, притопывая сапогами,
И ежась, и дрожа на холоду.

И всё ж найти спасительное пламя
И, обогревшись, позабыть беду.
И вновь спешить неверными шагами,     Скользить, пока не упадешь на льду.

Барахтаться, вставать и падать снова
На плоскости покрова ледяного,
И всё стремиться к очагу, домой.

И слышать там, в уюте душу грея,
Как из железных врат летят бореи…
Бывает всё же радость и зимой!
(пер. Давида Самойлова). Поскольку в каждом концерте по три части (быстрая, медленная, снова быстрая), всего Вивальди изобразил двенадцать таких сценок. С одной стороны, эту музыку можно воспринимать как чистую экспрессию, выражение эмоций. Но любо­пытно, что композитор предполагал более конкретное содер­жание и, помимо сонетов, сопроводил ноты ремарками. Так, в первой части концерта «Зима» прямо указано: вот зубы от холода стучат, а вот топаешь нога­ми, чтобы согреться. Вторая часть — тепло уютного дома, огонь в камине и по­гру­жение в сон. Третья часть — в небе теснят друг друга холодный и теплый ветер.

Соло флейты из оперы «Орфей и Эвридика»

Кристоф Виллибальд Глюк

Миф об Орфее и Эвридике — не только о силе любви, пытающейся победить смерть, но еще и о могу­щественной силе музыки. Владыки царства мертвых покорены чарующей красотой голоса Орфея и звуками его лиры и позволяют ему невероятное — забрать свою юную жену, погибшую от укуса змеи, обратно в мир живых. Нежнейшая мелодия для флейты звучит в тот момент, когда перед Орфеем наконец открывается вход в Элизиум — античный рай, где бес­плотная тень прекрасной Эвридики печалится в разлуке с любимым. В отли­чие от мифа, в опере счастли­вый конец, что характерно для эпохи классициз­ма.

Симфония № 40 соль минор, часть 1

Вольфганг Амадей Моцарт

В чем секрет этой музыки, такой запоми­нающейся и популярной? Во многих мелодиях можно услышать интонации человеческой речи, здесь это речь взволнованного человека. Так мы говорим — сбиваясь, повторяясь, — когда нас переполняют чувства. И начинается эта симфония удивительно. Без вступле­ния, без подготовки, без громких аккордов, призывающих к вниманию, а сразу, вдруг — с доверчивостью и искренностью, свойственной детям и влюбленным (неслучайно эта мелодия близка арии Керубино — юного влюбленного пажа из оперы Моцарта «Свадьба Фигаро»).

Увертюра из оперы «Свадьба Фигаро»

Вольфганг Амадей Моцарт

Увертюра — это оркестровое вступление к опере, она настраивает нас на пред­стоя­щий спектакль. В опере-буффа  Опера-буффа (итал. opera buffa — «шуточная опера») — итальянское обозначение комиче­ской оперы. «Свадьба Фигаро» увертюра задает атмо­сферу радостной суеты, предвкушения праздника. В ней множество героев, у каждого свой характер и свои намерения — романтические или меркантиль­ные. Сюжет запутан, но развивается стремительно — так же стремительна увер­тюра. В этой музыке отражен и характер главного героя, который настой­чиво и нетерпеливо подталкивает действие, чтобы привести его к счастливому концу.

Симфония № 5 до минор, часть 1

Людвиг ван Бетховен

Знаменитое начало симфонии — самое яркое воплощение конфликта в музыке. В нем и повеление, и мольба. Диалог возобнов­ляется вновь и вновь: мольба сменяется жалобной просьбой, настойчивым увещеванием, отчаянным несо­гла­сием, героическим усилием, но грозная сила не отступает. Определить ге­роев этого противо­стояния каждый может сам: мрак и свет, неумолимая судь­ба и человек. Борьба длится, не ослабевая, на протяжении всей первой части симфонии, и последнее слово остается (пока!) за Повелевающим. Но всё изме­нится к финалу симфонии  Классический сонатно-симфонический цикл состоит из четырех частей.: «через страдание к радости» — позиция Бетхове­на и в жизни, и в творчестве.

Симфония № 7 ля мажор, часть 2 (Allegretto)

Людвиг ван Бетховен

Среди четырех частей этой радостной симфонии вторая часть выделяется стран­­ной печалью. Но именно она стала настолько популярной, что часто испол­няется как отдельное произведение. Загадку притяга­тельности этой музыки сложно разгадать. Что это — марш? шествие? танец? Ни то, ни другое, ни третье — или, наоборот, и то, и другое, и третье. Четкий ритм подчиняет себе с самого начала и не отпу­скает, как будто вовлекая в неторопливое мерное движение. Кажется, что ты участник необычной процессии, какого-то стран­ного, но значительного ритуала. Мелодия проста, но так выразительна, что сразу запоми­нается. Много раз повторяясь, она обрастает подголосками, как будто к удивительному хору присоединяются всё новые участники.

Соната № 14 до-диез минор, ор. 27, № 2 («Лунная»), часть 1

Людвиг ван Бетховен

Бетховен не называл Лунную сонату «Лунной», такое имя она получила уже после смерти автора. Однако компози­тор выделил это произведение особым образом: определением sonata quasi una fantasia — соната в духе фантазии (что­бы подчеркнуть, что форма частей отличается от класси­ческой сонатной формы) — и посвящением графине Джуль­етте Гвиччарди на титульном листе. Конечно, можно подробнее узнать об отношениях композитора и юной графи­ни, его ученицы и воз­люб­ленной, — тогда это будет история о глухоте, которая подбиралась всё бли­же и мешала Бетховену не только заниматься музыкой, но и любить и жить. Но более известная трактовка и романтическое название появились благодаря писателю и музыкальному критику Людвигу Рельштабу, который в новелле «Теодор» (1823) сравнил му­зы­ку первой части сонаты с лун­ным све­том над одним из швейцарских озер. На берегу этого озера, в развали­нах ста­рого замка — эолова арфа, которая поет о неразделенной любви: удивите­ль­ный музыкальный инструмент, чьи струны начинают звучать сами, как только их тронет дуновение ветра.

См. также материал «Как слушать Лунную сонату».

Мазурка ля минор, ор. 68, № 2

Фредерик Шопен

Мазурка — польский народный танец, быстрый, энергичный, с кружением и прыжками. В XIX веке его стали исполнять на всех европейских балах. Ребен­ком, живя в Польше, Шопен не раз наблюдал, как под звуки небольшого дере­венского оркестра танцуют мазурку во время сельских праздников. Судьба композитора сложилась так, что всю свою взрослую жизнь он провел в отрыве от родины и очень по ней тосковал. Вспоминая Польшу, он сочинял всё новые и новые мазурки; всего их около 60, и они очень разные по характеру — то по­дражают ансамблю деревенских инструментов, то бальному оркестру. Но мно­гие мазурки Шопена глубоко печальны, как, например, Мазурка ля минор. Это уже не столько танец, сколько лирическое воспоминание о нем.

Увертюра «Сон в летнюю ночь» по комедии Уильяма Шекспира

Феликс Мендельсон

Увертюра задумывалась как законченное произведение. Небольшая по разме­рам, она вмещает в себя всё разнообразие содержания шекспировской пьесы и передает ее колорит. Первые аккорды увертюры — начало сказки, ожидание чуда. Действие происходит в волшебном ночном лесу, полном таинственных шорохов. Ветер шелестит в листве? Нет, это кру­жат­ся, мелькают прозрачными крылышками маленькие эльфы — их движение передает главная тема увертю­ры и задает этим тон всему произведению. Вот и их величественные повели­тели — лесной царь Оберон и его супруга Титания. Есть в увертюре и лириче­ские образы: две пары юных влюбленных заплутали в чаще — и в сво­их отно­шениях, кажется, тоже запутались. Лирика уступает место комедии: неуклю­жие простолюдины, приплясывая, репетируют в ноч­ном лесу спектакль для утреннего представления. Почему-то один из них с го­ловой осла и кричит как осел — это лесной дух Пак, известный шалун и проказ­ник, заморочил всех своим колдовством; его смех можно угадать в музыке. Ничего, в конце концов он всё исправит — на этом и закончится сказка и увер­тюра.

Пьесы «Пьеро» и «Арлекин» из цикла «Карнавал»

Роберт Шуман

Шуман — мастер создания музыкальных портретов. В цикле фортепианных миниатюр  Миниатюра — короткая одночастная пьеса. «Карнавал» он представил целую череду персонажей, характеры которых выражены в том числе через манеру двигаться. Вот идет Пьеро — он так задумчив и печален, что не замечает, как снова и снова спотыкается о свои длинные рукава. А вот Арлекин — ловкий, быстрый, и мелькает то здесь, то там, успевая кувыркаться на бегу. С персонажами-масками соседствуют ре­альные люди. В цикле есть пьесы «Шопен» и «Паганини», в которых Шуман передал образы своих выдающихся современников, подражая их музыкальному стилю.

Увертюра к опере «Кармен»

Жорж Бизе

Ослепительный свет полуденного солнца, Испания. Нарядная толпа, собрав­шая­ся на корриду, шумит в ожидании главного участника событий. И вот он идет — красавец тореадор, герой и любимец публики: уже в первой, быстрой части увертюры заявлена знаменитая тема его марша. Праздник жизни ощу­ща­ется еще острее, когда граничит со смертельным риском — вторая, медлен­ная часть знаменует вторжение трагедии.

Пьеса «В пещере горного короля» из сюиты «Пер Гюнт» по драме Генрика Ибсена

Эдвард Григ

Тролли, горные духи — главные персонажи фольклора Норвегии, родины ком­позитора Эдварда Грига. Тролли свирепы, жестоки, упрямы и враждебны чело­веку. Именно такими предстают они в самом знаменитом оркестровом произ­ведении композитора «В пещере горного короля».

Повелитель троллей шествует в окружении свиты к своему трону. Процессия движется издалека. По пути к ней присоединяются всё новые и новые тролли, они появляются из каждой расщелины, из-за каждого выступа скалы. В темно­те пещеры разго­рается пламя факелов. И вот это уже не шествие, а неистовая пляска. Дикими криками славят тролли своего короля. Жутковато… А ведь как просто сделано: мелодия повторяется неизменно, но прибав­ляется количество инструментов, нарастает громкость, ускоряется темп.

Пьеса «Облака» из цикла «Ноктюрны»

Клод Дебюсси

К этой небольшой оркестровой пьесе Дебюсси написал краткую литературную программу  Программа (в инструментальной музыке) — словесное изложение содержания музыкаль­ного произведения.. В ней отсутствуют сюжет и герои, ничего не говорится о челове­ческих переживаниях: «„Облака“ — это неподвижный образ неба с медленно и меланхолически проплывающими и тающими серыми облаками; удаляясь, они гаснут, нежно оттененные белым светом». Дебюсси искал способ передать музыкой смену цвета, разницу освещения, он пробовал сблизить музыку с жи­вописью импрессионистов. В пьесе не стоит искать красивых протяженных ме­лодий (ведь мелодия выражает человеческие чувства, а человека здесь нет). Короткие мотивы-зовы — словно голоса самой природы. Импрессионистиче­ское звучание возникает за счет красочных сочетаний аккордов и своеобразно­го распределения тембров инструментов: струнные выступают в непривыч­ной для них роли фона, короткие мотивы поручены деревянным духовым и валтор­не. Унисон флейты и арфы в середине пьесы выделяется как белое облако.

Марш Черномора из оперы «Руслан и Людмила»

Михаил Глинка

Марш Черномора в опере «Руслан и Людми­ла» сопровождает торжественный выход злого волшебника-карлика (и вынос его чудодейственной бороды!). Фантастический пушкинский образ получил совершенное воплощение в музы­ке Глинки. В марше происходят удивительные превращения: преувеличенно грозное вдруг оборачивается маленьким и смешным, и снова грозным, и снова смешным. За страшное отвечает мощное звучание всего оркестра (tutti — от итал. «все») и фанфары труб, за волшеб­ное — колокольчики, а за комич­ное — «то­щие» аккорды высоких деревянных духовых и писк флейты-пикколо. Бояться или не бояться — вот в чем вопрос!

«Половецкие пляски» из оперы «Князь Игорь»

Александр Бородин

«Половецкие пляски» — сцена из оперы «Князь Игорь», которая часто испол­ня­ется отдельно как концертное произведение. По сюжету хан Кончак устраи­вает праздник в честь плененного князя Игоря, чтобы пре­кра­тить вражду с Русью. Ночь. Постепенно спадает летний зной, и перед рус­ским князем разворачи­вается действо невиданной красоты и роскоши. Оболь­стите­льно-томный танец невольниц с плавными, гибкими движе­ниями сме­няется неистовой пляской мужчин, демонстрирующей их необуз­данную силу (сам автор назвал эту пля­ску «дикой»), а затем еще более стремительным, лег­ким танцем мальчиков. Танцовщики сменяют друг друга вновь и вновь, чтобы в конце концов объеди­ниться в общей пляске с криками восхваления хана. Из череды всемирно изве­стных мелодий этого фрагмента особенно выде­ляется первая, сопровождающая танец невольниц, — образец уникального соче­тания стилей. Печальный напев с обилием гибких поворотов мог бы быть русской народной песней (что согла­суется с сюжетом — ведь танцуют не поло­вецкие красавицы, а пленницы: в опе­­ре танец сопровождается пением женского хора со словами «Улетай на крыль­ях ветра ты в край родной, родная песня наша…»). Однако аккомпане­мент с синкопированным ритмом  Синкопа — смещение акцента с сильной до­ли такта на слабую. и пряны­ми со­звучиями выдержан в под­черк­ну­то восточном стиле. 

«Прогулка», «Гном», «Старый замок», «Балет невылупившихся птенцов», «Два еврея, богатый и бедный», «Баба-яга» и другие пьесы из цикла «Картинки с выставки»

Модест Мусоргский

Фортепианный цикл «Картинки с выставки» Мусоргский написал после посе­щения посмертной выставки одного из своих друзей-художников, Виктора Гартмана. Отсюда исключительное разнообразие содержания (портреты ска­зочных персонажей чередуются с зарисовками реальной жизни, комичные сценки — с размышлениями о смерти, а из римских катакомб в Париже мы пе­ре­носимся к «Богатырским воротам» Киева). Цикл начинается с «Прогулки», которая повторяется после каждой следующей пьесы: в этой теме композитор изобразил себя, переходящего от картины к картине. Если слушать вниматель­но, можно заметить, что характер «Прогулки» меняется в зависимости от впе­чатлений автора от увиденного. Поскольку живопись запечатлевает останов­ленные мгновения, а музыка разворачивается во времени, Мусоргский делает из картинок сценки. Баба-яга с усилием отталкивает свою ступу от земли, раз­го­няется, летит. Гном ковыляет, прихрамывая. Под стенами старого замка Трубадур поет песню. Смешно суетятся и щебечут птенцы — или переодетые в птенчиков дети (на эскизах Гартмана к детскому балету Большого театра  Балет Юлия Гербера «Трильби» в постановке Мариуса Петипа в Большом театре (1871 год). — костюмы в виде нераскрытых скорлупок). А в пьесе «Самуэль Гольденберг и Шмуйле» (в советских изданиях — «Два еврея, богатый и бедный») Мусорг­ский объединил двух героев отдельных портретов Гартмана: здесь можно ус­лышать жалобный лепет просителя, прерываемый грубой отповедью богача.

Существуют десятки обработок «Картинок» для оркестров самых разных соста­вов, джаз-бандов и рок-групп. Самая известная принадлежит Морису Равелю — созданная спустя почти 50 лет после оригинала, именно она способствовала все­мирной популярности сочинения Мусоргского.

Симфония № 1 («Зимние грезы»), часть 1

Петр Чайковский

Свою Первую симфонию Чайковский назвал «Зимние грезы», а ее первой части дал чуть более развернутое обозначение — «Грезы зимнею дорогой». За обра­зом «грез» — и личные воспоминания, и целая череда «зимних» стихотворений русских поэтов  Перед прослушиванием можно прочитать «Зимнюю дорогу» и «Бесов» Пушкина — то­гда музыка Чайковского обретет необходи­мый подтекст., народных песен и романсов о бескрайних снежных просто­рах, мчащейся по ним тройке и щемящем лирическом чувстве, в которое по­гружается душа под тихий «утомительный» звон колокольчика. Образ безгра­ничного пространства передают фагот и флейта, дублирующие друг друга с расстоянием в две октавы. «Сердечная тоска» начальной мелодии сменяется вьюжными созвучиями: в плавное движение вторгается колкий стаккатный мотив  Стаккато — отрывистое исполнение звуков..

Танец Феи Драже из балета «Щелкунчик»

Петр Чайковский

Танец Феи Драже — один из самых известных фрагментов балета, он получил отдельную от спектакля жизнь, звучит в симфонических концертах, мульт­филь­мах и телевизионных передачах. Фея Драже — повелительница страны сладостей, хозяйка волшебного дворца в Конфитюренбурге. С первых звуков ее танца мы переносимся в зача­рованный сказочный мир, где нет места ничему темному, мрачному и злому. Нежный хрустальный звон челесты обещает чуде­са и счастье (даже название этого инструмента с итальянского celesta перево­дит­ся как «небесная»). На премьере балета эффект чуда был еще усилен тем, что челесту в России до того никто не слышал: Чайковский привез этот новый по тем вре­ме­нам инструмент из Парижа и больше года просил знакомых хранить тайну. Похожая на миниа­тюрное фортепиано, но с метал­лическими или стеклянными пластинками внутри, челеста прижилась в симфоническом оркестре. Звучание, напоминаю­щее перезвон колокольчиков, стало символом сказочно-прекрасно­го, незем­ного.

Симфоническая сюита «Шехеразада», часть 1

Николай Римский-Корсаков

Литературный прообраз сочинения — собрание арабских сказок «Тысяча и од­на ночь». Любопытно, что Римский-Корсаков сначала озаглавил все четыре части сюиты  Сюита — музыкальное произведение из не­скольких самостоятельных частей, контраст­ных друг другу, но объединенных общим за­мыслом., а потом названия снял, не желая лишать слушателя свободы вообра­жения. Компо­зитор оставил вступительный комментарий, в котором кратко пересказан сюжет о Шехеразаде и султане Шахрияре.

В начале и в конце каждой части звучит узнаваемая мелодия солирующей скрипки, напоминающая своим витиеватым узором и причудливые орнаменты роскошных восточных тканей, и гибкие движения восточной танцовщицы, и украшенную многочисленными эпитетами неспешную восточную речь — это лейтмотив  Лейтмотив (от нем. Leitmotiv — «главный, ве­дущий мотив») — мотив, неоднократно воз­вра­щающийся на протяжении произведения в связи с характеристикой персонажа, чув­ства, ситуации, предмета и т. п. Шехеразады. Лейтмотив Шахрияра, грозный и повелительный, открывает произведение. И он же, успокоенный, звучит в самом конце — Ше­хе­разада нашла как усмирить гневный нрав султана.

Сегодня названия частей, известные из книги воспоминаний Римского-Кор­сакова «Летопись моей музыкальной жизни», почти всегда сообщаются слу­ша­телю, хотя живо­писность музыки позволяет обходиться и без пояснений. Пер­вая часть — первая сказка, «Море и Синдбадов корабль». Водная стихия в ней предстает живой и изменчивой. Волны перекатываются медленно и ле­ни­во, вспе­ниваются на гребне, рассыпаются мелкими брызгами, искрящимися на солнце, по глади скользит корабль. Но кажущееся поначалу ласковым, море в любой момент может показать свою грозную силу — и вот уже накатывают и рушатся вал за валом, волна за волной. Римский-Корсаков, в прошлом гар­демарин, изображал море как никто другой.

Симфоническая сказка «Кикимора»

Анатолий Лядов

Анатолий Лядов очень любил все вол­шебное и фантастическое. Чем причуд­ли­вее был сказочный персонаж, тем бо­льше он ему нравился. Развлекая сво­их детей, композитор даже сам при­­думывал и рисовал забавных ска­зочных урод­цев. Вдохновившись опи­санием Кикиморы из книги «Сказания русско­го наро­да», Лядов решил изобра­зить ее в музыке  Лядов предпослал своей оркестровой пьесе следующий текст, заимствованный из «Сказа­ний русского народа» Ивана Сахарова: «Жи­вет, растет Кикимора у кудесника в каменных горах. От утра до вечера тешит Кикимору кот Баюн, говорит сказки заморские. С вечера до бела света качают Кикимору во хрусталь­чатой колыбельке. Ровно через семь лет вы­растает Кикимора. Тонешенька, чернешенька та Кикимора, а голова-то у ней малым-мале­шенька, со наперсточек, а туловища не спо­знать с соломиной. Стучит, гремит Кикимора от утра до вечера; свистит, шипит Кикимора со вечера до полудни; со полуночи до бела света прядет кудель конопельную, сучит пря­жу пеньковую, снует основу шелковую. Зло на уме держит Кикимора на весь люд чест­ной».. В небольшой пьесе для оркестра композитор рассказал це­лую биографию сказочного существа. Мед­ленный начальный раздел — это дет­ство Кикиморы. Сумрачный горный пейзаж, куда почти никогда не прони­кает солнце. Колдовской колыбельный мотив кота Баюна — покой, который, кажется, может длиться вечно. Но ма­лышка Кики­мора уже дает о себе знать: от ее пронзительного писка (флейта-пикколо и го­бой) все вокруг вздрагива­ет… И вновь замирает. Слышен только легкий звон хрустальной колыбельки, в которой качают Кикимору (звучит та самая челес­та, что и в танце Феи Драже Чайковского). Быстрая, стремитель­ная музыка второго раздела изображает повзрослевшую Кикимору. Она снует по ле­­су и проказничает: стучит, гремит (здесь композитор использует редкий для ор­кестра ксилофон), пугает всех, кто ей попадется… И все-таки лядовская Кики­мора — не злая. Просто причудливая и странная, как и тот мир, в котором она обитает.

Музыка к балету «Петрушка»

Игорь Стравинский

Балет «Петрушка» — это единство музыки Стравинского, сценографии Алек­сан­дра Бенуа, хореографии Михаила Фокина и исполнения Вацлава Нижин­ского. Хотя слушать музыку отдельно не менее интересно, чем смотреть балет, знать сюжет всё же желательно. Петербург начала прошлого века. Гулянье на Масленицу — нарядная, шумная, радостная толпа. Множество увеселений на просторной площади Марсово поле: играют шарманки, танцуют механичес­кие балерины, с разных сторон доносятся крики зазывал, пытающихся завлечь зрителей в свои балаганчики, — колорит массовых народных сцен призван от­тенить драматическую суть произведения. Появление Фокусника приковывает всеобщее внимание, пестрый шум затихает, и играет таинственная музыка: Фокусник оживляет своих кукол, и зритель попадает в другую историю. Разы­грывается спектакль в спектакле: Петрушка страдает от неразделенной любви к Балерине (горестным лирическим криком звучит его лейтмотив). Красивая бесчувственная куколка предпочитает ему нарядного, хотя и грубого Арапа. В сражении с Арапом Петрушка погибает. Но ведь это всего лишь кукольный спектакль — народное гулянье продолжается. Слышатся переборы гармошки и обрывки городских песен («Вдоль по Питерской», «Ах вы, сени, мои сени»). Мужик играет на дудке, показывая дрессированного медведя, ряженый в маске черта в шутку пугает гуляющих, купец пошел в пляс с цыганами. Всё это зримо, ощутимо. По-прежнему жалко Петрушку? Не стоит переживать! Фокусник уносит сломанную куклу, но забавная рожица Петрушки появляется в толпе, показывая всем нос: лейтмотив героя завершает балет.

Марш из оперы «Любовь к трем апельсинам»

Сергей Прокофьев

Этот марш лучше всего выражает характер сказочной комедии — вызывающе яркой, эксцентричной, безудержно веселой, как и нрав одного из ее героев — никогда не унывающего шута Труффа­льдино: по сюжету он должен непремен­но рассме­шить и растормошить Прин­ца. И действи­тельно, упругий ритм мар­ша таков, что усидеть на месте невозможно: дерз­кий мотив трубы, отчет­ли­вая дробь мало­го барабана — сложно представить себе более жизнеутвер­ждаю­щую музы­ку. Она точно отражала мироощущение Сергея Сергеевича Прокофьева  «Как-то в солнечный день я шел по Арбату и увидел необычного человека. Он нес в себе вызывающую силу и прошел мимо меня, как явление. В ярких желтых ботинках, клетча­тый, с ярко-оранжевым галстуком. Я не мог не обернуться ему вслед — это был Прокофь­ев», — так вспоминал случайную встречу с ком­позитором пианист Святослав Рихтер., которое не изменилось, несмотря на все пери­петии жизни в самой гуще собы­­тий XX столетия.

Детская комната