«Боже, царя стряхни!»

В дореволюционной России выходило бесчисленное множество сатирических журналов, особенно много их стало после формальной отмены цензуры. Arzamas составил краткую антологию сатирических стихов времен первой русской революции

О царе

А. В. Амфитеатров

Стихира романовская, благодарственная, или Гимн признательной России во славу его императорского величества Николая II Александровича, императора Царскосельскаго, царя Петергофскаго, великого князя Охранскаго и пр., и пр., и всея «Полярныя звезды» самодержца

Боже, царя стряхни!
Самодержавный,
Царь он — к позору, к позору нам!
Царь он — на смех врагам!
Злой, своенравный,
Глуп он — куда ни ткни!
​Боже, царя стряхни!!!

19 марта 1906 года, Париж

Примечание. Пародируется государственный гимн Российской империи «Боже, царя храни!». «Стихиры» печатались в газете «Русь».

Неизвестный автор

* * *

Как у нас в городке
На Неве на реке
            Ника
Из себя вышел вон,
Ножкой топает он
           Дико.
И кричит: «Ей-же-ей,
Им не дам, хоть убей,
            Воли.
Будет все, как и встарь,
Аль я больше не царь,
            Что ли?
Я повластвую всласть
И не сделаю власть
            Мою куцей.
Прикажу все смести,
Но не дам завести
            Конституций.
Мне сказала ma mère,
Чтобы брал я пример
            С папы.
И задам я трезвон
Всем, кто тянет на трон
            Лапы.
Ведь по дудке моей
Пляшет много людей
            Очень,
Хоть и молвит молва,
Что моя голова
            Кочень.
Земцам будет беда,
Ишь полезли куда!
            Шутки!
Им парламент? Да нос
Еще ваш не дорос.
            Дудки.
Мне же нос, господа,
Я клянусь, никогда
            Не утрете.
Я скажу напрямки:
„Пошли вон, дураки!“ —
            И пойдете».
Ох ты, царь Николай,
Ты на земцев не лай —
Ишь задорник.
Ты б их слушал совет,
А ругня не ответ —
            Ты не дворник.
Лучше земцам внемли:
Они люди земли
            Нашей.
А не то путь иной —
К немцам с сыном, с женой
            И с мамашей.

Конец 1904 или январь 1905 года

Примечание. Стихотворение, не публиковавшееся до 1917 года, имело изустное распространение и передавалось в списках.

Я. А. Гибянский

Грезы

Тихо над Альгамброй.
Дремлет вся натура…

Козьма Прутков

Всюду зреет смута,
Смутно все в натуре…
Грезятся кому-то
Сны о диктатуре.
В полуночном мраке
Грезятся жандармы…
Русь в мечтах он паки
Превратил в казармы.
Горе всем крамольным!
Со своею кликой
Стал он бесконтрольным
Родины владыкой.
Пред его указкой
Все смиренно никнет.
Все глядят с опаской,
И никто не пикнет.
Уж газетной рати
Не страшны вещанья:
Нет иной печати,
Как печать молчанья…
И в виденьях сонных
Тешат взор картины —
Пеших войск и конных
Иль штыков щетины…
Против всякой бури
Лучше нет оплота…
Так о диктатуре
​Сладко грезит кто-то.

Между октябрем и декабрем 1905 года

О России и Европе

В. П. Валентинов

Что француз нам ни сболтнет,
Выйдет деликатно;
Ну а русский как начнет,
Берегись, понятно.

У французов шоколад,
А у нас рассольник;
По-французски депутат,
А у нас крамольник.

По-французски сосьете,
А по-русски — шайка;
У французов либерте,
А у нас — нагайка.

У французов пепермент,
А у нас сивушка;
У французов парламент,
А у нас ловушка.

По-французски друг и брат,
А у нас изменник;
У французов бюрократ,
А у нас мошенник.

По-французски дилетант,
А у нас любитель;
У французов интендант,
А у нас грабитель.

По-французски декаданс,
И по-русски то же,
У французов «Vive la France»,
А у нас по роже.

У французов чтут спрута,
А у нас налима;
У французов балетта,
А у нас Цусима.

По-французскому протест,
Здесь — борьба всех классов,
У французов манифест,
А у нас Дубасов.

По-французски мадмазель,
А по-русски милка;
У французов карусель,
Здесь же «предварилка».

У французов стиль нуво,
А у нас мочало.
Как дошел до Дурново,
Начинай сначала!

Конец 1905 года

Примечание. Стихотворение  представляет собой куплеты из политического обозрения «Дни свободы», шедшего в петербургском театре «Зимний фарс» в конце 1905 года. Обозрение было закрыто после 44 представлений; тираж напечатанных отдельным сборником стихов был арестован.

О русском народе

Л. М. Василевский

Предельное и беспредельное

Предельна досягаемость
Властительной картечи,
Безмерна изменяемость
Правительственной речи.
Предельна убедительность
Посула и обмана,
Но без границ вместительность
Сановного кармана.
Предельно обаяние
Штыка и пулемета,
Бездонно одичание
«Слуги и патриота».
Предельны дарования
И ум министров рати,
Бескрайни наказания
За смелый тон печати.
Предела нет глумлению,
Поругана свобода,
И нет конца терпению
У русского народа!

1906 год

О забастовках

А. А. Вейнберг

Жалоба министра

Когда в порыве слишком быстром,
Не посмотрев, куда иду,
Я согласился быть министром, —
В какую я попал беду!
Куда ни кинешься, все скверно,
Куда ни глянь, везде скандал,
И каждый час, смотри, наверно,
Уж кто-нибудь забастовал.

Бастует лекарь и разносчик,
Девицы, конки, кучера.
Студент, швейцар, актер, извозчик,
Et cetera, et cetera…
Да вот пример: телеграфистам
(Их дух союзов обуял)
Я пригрозил: «Что собрались там?»
А телеграф — забастовал.

Я вышел к ним с сердитым ликом,
Осанку грозную храня,
Вдруг демократ, в экстазе диком,
Кричит: «Долой!» Кого ж? Меня!
Я на него взглянул сурово —
Еще наглей кричит нахал.
И я позвал городового…
Городовой забастовал!
Упала рента, нет доходов,
Грозит взысканьем кредитор,
Средь казначейских тайных сводов
Лишь пустоту встречает взор.
Трещит кредит, идет банкротство,
И я в Берлин гонцов послал:
«Воззри на горькое сиротство!»
Но Мендельсон забастовал.

Матросы обратились в банду,
Кто был сапер — стал хулиган,
Мятежный Шмидт берет команду,
Бежит блаженный Иоанн.
Видала Турция ль, Европа ль
Такой безумный карнавал?
Кронштадт сожжен, взят Севастополь,
И целый флот забастовал.

Ну, стал народ с какой закваской!
Чего им нужно, не поймешь!
Ни мерой строгости, ни лаской
Не образумишь, не уймешь.
Стреляешь, режешь, рубишь, колешь —
Им все равно, им наплевать,
И остается мне одно лишь —
Хоть самому забастовать!

Ноябрь 1905 года

О запретах

П. И. Вейнберг

Красный цвет
(романс по поводу воздвигнутых
гонений на красный цвет)

Черный цвет, мрачный цвет,
Ты мне мил навсегда…
Очень старый романс

Красный цвет, яркий цвет,
Ты мне враг навсегда.
И клянусь — красный цвет
Не любить никогда!

На борьбу с крамолой красной
Я иду без компромисса.
Превзойду патриотизмом
Я Никольского Бориса.

Я не буду есть редиски,
Я не буду есть томаты,
И в вареном виде раки
Из моих меню изъяты.

Красных вин (хотя б и русских)
Не воспримет больше глотка;
Заменять их будет вечно
Лишь очищенная водка.

По субботам моясь в бане,
Я не буду парить тела,
Чтоб под вениками кожа
Патриота не краснела.

Каждый раз, как мне румянец
От стыда покроет щеки,
Посыпать я буду густо
Пудрой эти злые соки.

Каждый раз, как мне придется
Встретить красную девицу,
Буду звать городового
И тащить ее в темницу.

Каждой розе с красным цветом,
Каждой даме в красном платье
И моей же крови красной —
Беспощадное проклятье!..

Красный цвет, яркий цвет,
Ты мне враг навсегда.
И клянусь — красный цвет
Не любить никогда!

28 марта 1906 года

О цензуре

Я. А. Гибянский

Роковая цифра

О сатирик! если хочешь
Вскрыть рукой ты смелой ложь,
Должен прежде, чем отточишь
Сатирический свой нож,
Осторожно все ты взвесить, —
Не обидеть бы гусей…
А иначе… тысяч десять
Припаси на случай сей!
Знаю я — свобода прессе
Уж дана; и без помех
Могут слушать грады, веси
Обличенья громкий смех,
И бичом сатиры высечь
Можешь ты кого-нибудь —
Только все же… десять тысяч
Припасти ты не забудь!

Между ноябрем 1905 и январем 1906 года

Примечание. После формальной отмены цензуры издателей стали подвергать штрафам за оскорбительные, антипатриотические, порочащие царя и прочие публикации. Чаще всего штраф составлял около 10 тысяч рублей.

Е. Э. Сно

Свободная печать

Писатель написал шесть строчек о скотах.
            Редактор, сохранить желая шкуру,
Две замарал из них, оставив на свой страх
            Все остальные. Вот в цензуру
Издателя те строки держат путь —
            Изъял тотчас еще две строчки…
            Ну, а типограф лишь взглянуть
            Успел, потребовал примочки,
            Глубоко, искренно вздохнул
И уцелевшие, конечно, зачеркнул,
            Поставив на их место точки…
Читатель дорогой! Сие стихотворенье
            Прочти внимательно. Свободная печать
                        Нас приучила обличать
                        Скотов без тени сожаленья:

О скотах

Басня
. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . .

1906 год

Об образовании

Я. А. Гибянский

Что думает глава «Народного просвещения»,
когда ему не спится (из Некрасова)

Спит вся столица… Храпят обитатели
            Хижин и пышных палат;
Даже уснули давно все слагатели
            Звучных поэм и баллад.
Уж и в стенах ресторанчика модного
            Скрипок не слышится визг…
Только глава «просвещенья народного»
            Спать не решается… Риск
Слишком велик, на мгновенье лишь краткое
            Очи смежишь ты — вдруг «трах»! —
Вся просвещения храмина шаткая
            Сразу рассыплется в прах…
«Охти мне, ох! что-то ждет меня, грешного?
            Тошно на свет мне смотреть!
Лучше уж ведомством „мрака кромешного“
Нас величали бы впредь.
Ох!.. принесли при докладе мне справочку:
            Высшая школа пуста!
Просто закрой хоть учебную лавочку…
            Смолкли ученых уста,
Смолкнул профессор (молчанье ведь золото!),
            Чтение бросил адъюнкт…
Видно, и школа уж больше не школа-то,
            А забастовочный пункт!
 Не отличает Европу от Азии
            И восьмиклассник уже,
И изучают прилежно в гимназии
            Лишь „Марсельезу“ Руже!
Приготовишки… не слажу и с ними я,
            Нынче и их уж не тронь!
Чуть не по них что — обструкция… химия…
            На заведенье все — вонь…
Охти!.. Как быть тут, чтоб к делу обычному
            Снова вернулся школяр?
Завтра придется, знать, мне, горемычному,
            Новый издать циркуляр…»

1906 год

О казаках

Д. И. Гликман

Казачья колыбельная песня

Спи, младенец мой прекрасный,
            Баюшки-баю!
Смотрит месяц (тоже красный)
            В колыбель твою.
Про крамолу без утайки
            Я тебе спою…
Ты же спи (не трожь нагайки!),
            Баюшки-баю!
Реют флаги, реют ленты
            Вдоль по мостовой.
Вишь, крамольники студенты
            Двинулись толпой.
Но отец твой — старый воин,
            Брал Казанский он, —
Спи, малютка, будь спокоен:
            Будет им трезвон!
Сам узнаешь — будет время,
            К службе призовут, —
Как крамолы подлой племя
            Казаки дерут…
Скажешь:  я присяге верен,
            Коль прикажут — бью!..
Спи, твой путь грядущий верен,
            Баюшки-баю!
Будешь ты казаком с виду,
            Лютый волк душой,
Не уйти живому жиду,
            Встретившись с тобой.
Сколько от твоей атаки
            Будет их в раю!
Спи, младенец мой, до драки,
            Баюшки-баю.
На дорогу вам начальство
            По нагайке даст.
Ты, привыкший к ней сызмальства,
            Всех клади, как пласт!
Бей их! Жарь их! Больше втрое,
            Чем их бьет отец!
Спи, дитя мое родное,
            Спи, лихой донец!

7 января 1906 года

В. А. Зоргенфрей

Благодарю (романс)

За то, что на войне, играя в прятки,
Храня присягу, данную царю,
Врагу вы дерзко показали пятки,
Благодарю.

За то, что вы нагайкою и пикой
Встречали обновления зарю,
За ваше зверство, за разгул ваш дикий
Благодарю.

За то, что женщин храбро вы рубили,
Что старикам кричали: «Запорю»,
За то, что граждан мирных победили,
            Благодарю.

Служите ж верой-правдою до гроба,
О вас молитву к небу я творю;
А за разбой, за наглость вас особо
            Благодарю.

11 декабря 1905 года

Примечание. Перепев стихотворения Е. Ростопчиной «Благодарю!». Речь идет о роли казачьих войск в подавлении революционного движения. Под «войной» имеется в виду русско-японская война 1904–1905 годов.

М. С. Кауфман

Песенка

Собрались однажды в Думу
            Люди думные,
Говорили там кум куму
            Речи умные.
И решили, чтоб без шума
            Словопрения,
Благо ведала бы Дума
            Населения.
«Позабыли бы крестьяне
            Злую долюшку,
Получили бы крестьяне
            Земли вволюшку.
И мозолистые руки
            Да рабочие
Не губили бы от скуки
            Все охочие.
И даров бы Русь святая
            Всем отвесила.
Всем от края и до края
            Было б весело».
Подписавши, с места встали
            Люди думные.
Молодые заплясали
            Пляски шумные.
И в ладошки паки-паки
            Все захлопали.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А потом пришли казаки,
            Всех и слопали.

1906 год

О кризисе

В. Курицын

На тему дня

Плохо в России живется.
В банках, в торговле застой.
Рушатся старые фирмы,
Тают, как льдины весной…
В кризисе общем лишь только
Два предприятья цветут,
И небывалую прибыль
Эти два дела дают.
Чтобы не быть голословным,
Я укажу на пример:
Спрос на веревки — бесспорен,
Cпрос на гробы — выше мер.

1906 год

О либералах

А. В. Луначарский

Два либерала (баллада)

По Невскому с видом уныло-больным
            Шли медленно два либерала,
Убитые мыслью, что в бороду им
            Правительство вновь наплевало.

«Мой друг Петрункевич! — сказал Трубецкой. —
            Нас царь околпачил прескверно,
И земцы и думцы смущенной толпой
            Нас встретят укором, наверно.

Предчувствую я: социал-демократ
            Начнет зубоскалить над нами,
И Струве, наш верный и мудрый собрат,
            В Париже зальется слезами.

Довольно приличен был царь на словах,
            За завтрак я сел с аппетитом
И с радостью в княжеском сердце… но, ах!
Надежды жестоко разбиты!

В бумажке печатной царь все переврал,
            Лишил свои речи значенья…
О, плачь, Петрункевич, о, плачь, либерал!
            Исчез этот миг упоенья».

В ответ Петрункевич, качнув головой,
            Сказал: «Не в слезах наша сила!
Ты видишь — рабочий поднялся на бой
            И буря в деревне завыла.

Пусть веет дыханье народной грозы
            На парус ладьи либеральной, —
Тогда-то, юля на манер егозы,
            Проникнем мы в порт феодальный.

Хоть страшен и земцам анархии взрыв,
            Но трону страшнее он вдвое,
И только союз меж собой заключив,
            Мы властвовать можем в покое.

Верховная власть это скоро поймет
            И сделает шаг нам навстречу;
И я, либерал, но в душе патриот,
            На скидочку скидкой отвечу.

Тогда мы стихию смирим, Трубецкой,
            Наступят иные порядки!
Недаром лакей из дворцовой людской
            Поднес мне вот эти перчатки;

Ежовых прошли времена рукавиц,
            И в этой перчатке лакейской
Уймем мы теперь необузданных лиц
            Манерой уже европейской.

Да, царь призовет нас, я верю, к себе:
            Нас ждут министерские кресла!
Тогда препояшут и мне и тебе
            Мечом либеральные чресла!

Порядок стражайший мы будем хранить
            Совместно с второю палатой:
Прогресс должен медленным, медленным быть, —
            Так мыслит помещик богатый.

Мать прочности — медленность! — вот что гласит
            Смысл всех вековых конституций,
И то же в твореньях своих говорит
            Китайский философ Конфуций.

Не бойся же, княже! Не пал либерал
            От царственной лжи безобразной, —
Я даже и в „Искре“ на днях прочитал:
            „Власть будет всегда буржуазной!“»

Между июнем и августом 1905 года

О свободе

П. П. Потемкин

Свобода, сожаление и читатель

Однажды нам была дарована Свобода,
            Но, к Сожалению, такого рода,
            Что в тот же миг куда-то затерялась.

Тебе, Читатель мой, она не попадалась?

5 января 1906 года

Неизвестный автор

Хор осмелевших дворняжек

Насилье терпеть не согласны мы дольше,
На привязи нас не удержите больше:
Властей мы не знаем и знать не желаем,
​Свободно мы ходим, на дворника лаем.

30 октября 1905 года

О газетах

Неизвестный автор

Загадка

(Предлагается отгадать название газеты)

Вот любезная газета:
Всем местечко в ней найдется,
Всем, кто, чуждый строгих правил,
Отдается, продается.

Вот, к примеру, объявленье:
«Я стройна, мой волос вьется,
Если, сударь, вы богаты —
Вам красотка отдается».

Вот другое: «Мил я, молод,
Род мой от князей ведется,
Но, mesdames, мне деньги нУжны,
Князь, mesdames, здесь продается».

Вот и текст передовицы:
«Кто-то льстивым бесом вьется
Пред властями в каждой строчке,
В каждой строчке продается».

Вот Иудушка за правду
Горячо и храбро бьется…
Ах, поверьте, правда в том здесь,
Что здесь что-то продается.

Вот и старческие письма —
Пафос и елей здесь льется,
Шаг налево, шаг направо,
Ах, как мило продается!

Наверху ль, внизу ль читаешь,
Мысль невольно предается
Размышленью: «А за сколько
Этот автор продается?»

1907 год

Примечание. Современики легко угадывали название газеты «Новое время» с ее отделом брачных объявлений. Иудушка — общепринятое в прессе того времени прозвище Михаила Меньшикова, ведущего публициста правого толка и одного из идеологов русского национализма. Старческие письма — «Письма к ближним» Меньшикова, регулярно печатавшиеся на страницах «Нового времени»; кроме того, выходило ежемесячное издание под тем же названием.

О России

Саша Черный

Кому живется весело?

Попу медоточивому —
Развратному и лживому,
С идеей монархической,
С расправою физической…

Начальнику гуманному,
Банкиру иностранному,
Любимцу иудейскому —
Полковнику гвардейскому;

Герою с аксельбантами,
С «восточными» талантами;
Любому губернатору,
Манежному оратору;

Правопорядку правому,
Городовому бравому
С огромными усищами
И страшными глазищами;

Сыскному отделению
И Меньшикову-гению;
Отшельнику Кронштадтскому,
Фельдфебелю солдатскому;

Известному предателю —
Суворину-писателю,
Премьеру-графу новому,
Всегда на все готовому.

Всем им живется весело,
Вольготно на Руси…

1906 год

Об армии

Саша Черный

* * *

Вчера в ресторане «Слава»
неизвестный штатский толкнул
случайно находившегося там же
корнета N и не извинился.
Корнет, бывший, по словам очевидцев,
в нетрезвом состоянии, выхватил
шашку и уложил несчастного на месте.

Хроника

Мундирную часть заливают вином
И топчут в публичных домах, —
            Но это зовут пустяком
            В военных кругах.

Крепка дисциплина, крепка кулаком
В пехотных и конных полках, —
Но это зовут пустяком
В военных кругах.

И кормят солдата протухшим пшеном,
Бывает и мясо в червях…
Но это зовут пустяком
            В военных кругах.

Но если случайно заденешь плечом
Героя в орлах —
            Услышишь: «К барьеру… убьем!» —
            В военных кругах.

Декабрь 1905 года

Балбес

За дебоши, лень и тупость,
За отчаянную глупость
Из гимназии балбеса
Попросили выйти вон…
Рад-радешенек повеса,
Но в семье и плач и стон...
Что с ним делать, ради неба?
Без занятий идиот
За троих съедает хлеба,
Сколько платья издерет?..
Нет в мальчишке вовсе прока —
В свинопасы разве сдать
И для вящего урока
Перед этим отодрать?
Но решает мудрый дядя,
Полный в будущее веры,
На балбеса нежно глядя:
«Отдавайте в… офицеры…
Рост высокий, лоб покатый,
Пусть оденется в мундир —
Много кантов, много ваты,
Будет бравый командир!»

Про подобные примеры
Слышим чуть не каждый час
Оттого-то офицеры
Есть прекрасные у нас…

1906 года

Примечание. Петербургский цензурный комитет нашел, что стихотворение оскорбляет армию, и постановил привлечь редактора-издателя журнала «Альманах» к уголовной ответственности.

О перестройке

Саша Черный

До редакции (пародия)

Дух свободы… К перестройке
Вся страна стремится,
Полицейский в грязной Мойке
Хочет утопиться.

Не топись, охранный воин, —
Воля улыбнется!
Полицейский! Будь покоен:
Старый гнет вернется…

16 февраля 1906 года

Об обывателях

Саша Черный

Жалобы обывателя

Моя жена — наседка,
Мой сын, увы, эсэр,
Моя сестра — кадетка,
Мой дворник — старовер.

Кухарка — монархистка,
Аристократ — свояк,
Мамаша — анархистка,
А я — я просто так..

Дочурка-гимназистка
(Всего ей десять лет)
И та социалистка, —
Таков уж нынче свет!

От самого рассвета
Сойдутся и визжат —
Но мне комедья эта,
Поверьте, сущий ад.

Сестра кричит: «Поправим!»
Сынок кричит: «Снесем!»
Свояк вопит: «Натравим!»
А дворник: «Донесем!»

А милая супруга,
Иссохшая как тень,
Вздыхает, как белуга,
И стонет: «Ах, мигрень!»

Молю тебя, создатель
(Совсем я не шучу),
Я русский обыватель —
Я просто жить хочу!

Уйми мою мамашу,
Уйми родную мать —
Не в силах эту кашу
Один я расхлебать.

Она, как анархистка,
Всегда сама начнет, 
За нею гимназистка
И весь домашний скот.

Сестра кричит: «Устроим!»
Свояк вопит: «Плевать!»
Сынок шипит: «Накроем!»
А я кричу: «Молчать!!»

Проклятья посылаю
Родному очагу
И втайне замышляю —
В Америку сбегу!..

1906 год

О священниках

Саша Черный

Пастырь добрый

Долой амнистию!
Да здравствует смертная казнь!

От монашеского пенья,
От кадильных благовоний
Прикатил для управленья
Из Житомира Антоний.
Там, в провинции доходной,
Украшался он виссоном
И средь знати благородной
Пил душистый чай с лимоном.
А за ним весьма прилежно
«Мироносицы» ходили,
В рот заглядывали нежно
И тихонько говорили:
«Ах, какой епископ статный
Управляет нынче нами!
Просвещенный, деликатный,
С изумрудными глазами…»
Через месяц аккуратно
Для людей непросвещенных
Он прочитывал приватно
Поучений ряд ученых:
О Толстом и о Ренане
С точки зрения вселенской,
О диавольском обмане,
О войне, о чести женской…
Тексты сыпались привольно,
Речь текла легко и гладко…
Я там был… дремал невольно
И зевал при этом сладко...
Что Ренаны, что Толстые?
Отщепенцы, басурмане!
Лишь епископы святые —
Чистой крови христиане…
Прочитав теперь в газете,
Как Антоний отличился
В Государственном совете,
Я ничуть не удивился:
Где муаровые рясы
В управленье влезть сумеют —
В черносотенстве лампасы
Перед ними побледнеют!..
В каждом слове — кровожадность,
Пресмыканье, фарисейство,
И смиренная «лампадность»,
И высокое лакейство.
Христианнейший язычник
Черной злобою пылает, —
Где тут пастырь, где опричник —
Пусть досужий разбирает…
«Им амнистию?! — смеется
И цепям поет: — Осанна!»
Ликование несется
Из самаринского стана…
Ах, епископ-звездоносец
С изумрудными глазами!
Сколько бедных «мироносиц»
Недовольны будут вами!..

1906 год