Конспект Архитектура различной национальности

Краткое содержание шестого эпизода из курса Вадима Басса «Архитектура как средство коммуникации»

Если до XIX века архитектура, как война, была скорее личным делом государей, то постепенно она становится делом публичным, общественным. А одна из главных проблем, волновавших общество начиная с XIX столетия, — проблема национальной идентичности. И зодчие включаются в поиск языка для воплощения «немецкости», «английскости» или «русскости».

В России этот поиск включал несколько стадий, связанных с запросами сверху и снизу: так, архитекторы эпохи классицизма просто надевали на тело классической постройки платье из древнерусских рюшей. Русско-византийский стиль отражал весьма общее представление о том, что все когда‑то пришло из Византии, но в реальности являлся скорее комбинацией элементов древнерусской архитектуры разных периодов. Псевдорусский стиль — архитектура, отвечавшая официальным запросам эпохи Александра III на стиль первых Романовых, на мотивы построек Москвы и Ярославля XVII века. Неорусский стиль эпохи модерна предполагал уже более глубокое исследование древнерусской архитектуры, интерес к Пскову, Новгороду, а также к домонгольскому зодчеству. Неовизантийская архитектура была построена на серьезном изучении прототипов и по-настоящему проникала в дух и букву византийского зодчества.

В России, и особенно в Петербурге, традиционно сталкивались два типа понимания того, что есть национальное в архитектуре: национальное как древнерусское и национальное как имперское, а имперское — это всегда отсылка к Риму. Борьба этих двух начал характерна для самых разных традиций. В XX веке, как ни странно, за национальное борются прежде всего в смысле присвоения классического.

Поиски русской архитектуры начинаются с презентации себя вовне. Архитектура в национальном стиле была важным инструментом имперской экспансии. Скажем, в столицах балтийских или кавказских провинций появляются храмы в русском стиле. Есть еще один эпизод рубежа XIX–XX веков, когда отношения между империей и провинцией задали важный тренд в русской архитектуре — это финский национальный романтизм и то, что в архитектуре Петербурга получило постфактум название северный модерн. Финский национальный романтизм был ответом на запрос финского общества в части языка для выражения идентичности. Финнам приходилось выдумывать свой язык из подручного материала: образы природы, иллюстрации к «Калевале» и т. п. Из этого они создали сильный, целостный и очень гуманный язык. И оказалось, что этот язык легко переносится из страны в страну, из культуры в культуру — переносится без внимания к идеям, которые этот язык к жизни вызвали.

Так же в последней трети XX века советские архитекторы переносили и западный постмодернизм. Они всегда хорошо работали на поле формальных ценностей, их интересовали пространство, масса, ритм, пропорции. Но, скажем, социальные и философские подтексты постмодернистской архитектуры обычно были вне поля их зрения: уже в конце 1940-х — начале 1950-х советским зодчим отбили вкус к интеллектуальным упражнениям.