Про-кремлевские поэты от Языкова до Кушнера
Николай Языков
Какими думами украшен
Сей холм давнишних стен и башен,
Бойниц, соборов и палат!
Здесь наших бед и нашей славы
Хранится повесть! Эти главы
Святым сиянием горят!
«Ау!», 1831
Михаил Лермонтов
Кто видел Кремль в час утра золотой,
Когда лежит над городом туман,
Когда меж храмов с гордой простотой,
Как царь, белеет башня-великан?
«Кто видел Кремль в час утра золотой...», 1831
Федор Глинка
Кто, силач, возьмет в охапку
Холм Кремля-богатыря?
Кто собьет златую шапку
У Ивана-звонаря?..
Кто Царь-колокол подымет?
Кто Царь-пушку повернет?
Шляпы кто, гордец, не снимет
У святых в Кремле ворот?!
«Москва», 1840
Базары, площади и целые поля
Пестреются кругом высокого Кремля!
А этот Кремль, весь золотом одетый,
Весь звук, когда его поют колокола,
Поэтом, для тебя не чуждым, Кремль воспетый
Есть колыбель Орла
Из царственной семьи великой!
Не верь, что говорит в чужих устах молва,
Что будто север наш такой пустынный, дикий!
Увидишь, какова Москва,
Москва — святой Руси и сердце и глава! —
И не покинешь ты ее из доброй воли:
Там и в мороз тебя пригреют, угостят;
И ты полюбишь наш старинный русский град,
Откушав русской хлеба-соли!..
«Рейн и Москва», 1841
Михаил Дмитриев
Крепости мрачны везде; их высокие стены и башни
Грозны, как силы оплот, и печальны, как воли темница;
Кремль же седой наш старик — величав, а смотрите, как весел!
Где его рвы и валы? — Да завалены рвы под садами;
Срыты валы — и на них, как зеленая лента, бульвары.
«Московская жизнь», 1845
Марина Цветаева
Там, где мильоны звезд-лампадок
Горят пред ликом старины,
Где звон вечерний сердцу сладок,
Где башни в небо влюблены;
Там, где в тени воздушных складок
Прозрачно-белы бродят сны, —
Я понял смысл былых загадок,
Я стал поверенным луны.
«В Кремле», 1908
Александр Блок
Я люблю тебя, панна моя,
Беззаботная юность моя,
И прозрачная нежность Кремля
В это утро — как прелесть твоя.
«Утро в Москве», 1909
Николай Асеев
Тобой очам не надивиться,
когда, закатами увит;
на богатырской рукавице
ты — кровью вычервленный щит!
И эти царственные грани,
подъемля древний голос свой,
ведут мой дух в былые брани,
в разгул утехи громовой.
И мнится: к плачущему сыну
склонясь, лукавый Калита
поет грядущую былину
необоримого щита.
«Кремлевская стена», 1916
Максимилиан Волошин
В Москве на Красной площади
Толпа черным-черна.
Гудит от тяжкой поступи
Кремлевская стена.
На рву у места Лобного
У церкви Покрова
Возносят неподобные
Нерусские слова.
«Пути России», 1917
Иван Бунин
Древняя обитель супротив луны,
На лесистом взгорье, над речными водами,
Бледно-синеватый мел ее стены,
Мрамор неба, синий, с белыми разводами.
А на этом небе, в этих облаках,
Глубину небесную в черноту сгущающих, —
Храмы в златокованых мелких шишаках,
Райскою красою за стеной мерцающих.
«Древняя обитель супротив луны...», 1918
Владимир Маяковский
Краснеет на шпиле флага тряпи́ца,
бессонен Кремль,
и стены его
зовут работать
и торопиться,
бросая
со Спасской
гимн боевой.
«Две Москвы», 1926
Осип Мандельштам
В разноголосице девического хора
Все церкви нежные поют на голос свой,
И в дугах каменных Успенского собора
Мне брови чудятся, высокие, дугой.
И с укрепленного архангелами вала
Я город озирал на чудной высоте.
В стенах Акрополя печаль меня снедала
По русском имени и русской красоте.
Не диво ль дивное, что вертоград нам снится,
Где голуби в горячей синеве,
Что православные крюки поет черница:
Успенье нежное — Флоренция в Москве.
И пятиглавые московские соборы
С их итальянскою и русскою душой
Напоминают мне явление Авроры,
Но с русским именем и в шубке меховой.
«В разноголосице девического хора...», 1916
Сегодня можно снять декалькомани,
Мизинец окунув в Москву-реку,
С разбойника Кремля. Какая прелесть
Фисташковые эти голубятни:
Хоть проса им насыпать, хоть овса...
А в недорослях кто? Иван Великий —
Великовозрастная колокольня —
Стоит себе еще болван болваном
Который век. Его бы за границу,
Чтоб доучился... Да куда там! Стыдно!
«Сегодня можно снять декалькомани...», 1931
Нора Галь
Вечером, в час встреч, кино и сказок
Я пойду к реке одна. —
Там ребячьим изумленным глазом
Смотрит круглая луна.
Там, в тени замшелых старых башен,
Дремлет тихая зима...
Но и Кремль сегодня мне не страшен:
Старый выжил из ума, —
Пусть бормочет, словно дед на печке, —
Буду слушать и его, —
И глядеть, как бродят человечки
Над моей рекой Москвой.
«Вечером, в час встреч, кино и сказок...», 1931
Александр Твардовский
Кремль зимней ночью над Москвой —
Рекой и городом Москвою —
С крутой Ивана головой
И с тенью стен сторожевою.
Кремль зимней ночью при луне,
Ты чуден древностью высокой
И славен с нею наравне
Недавней памятью жестокой.
<...>
Кремль зимней ночью, на твоих
Стенах, бойницах, башнях, главах
И свет преданий вековых,
И свет недавней трудной славы.
На каждом камне с той зимы
Как будто знак неизгладимый
Всего того, чем жили мы
В тревожный час земли родимой.
«Кремль зимней ночью», 1946
Ольга Седакова
Ночью к нам в гости – башни китайские:
кремлевские бойницы на прищур остры.
Отряхнули на соборы яблочки райские,
покатили в подворотни гулкие шары.
Покатили — забыли. Ждут себе, на нас кивая:
красные буквы, локоть золотой...
Лиза, Лизанька, дурочка таганская,
поздно уже. Рано еще смеяться надо мной.
«Детство», 1972
Иосиф Бродский
Входят Герцен с Огаревым, воробьи щебечут
в рощах.
Что звучит в момент обхвата как наречие чужбины.
Лучший вид на этот город — если сесть
в бомбардировщик.
Глянь — набрякшие, как вата из нескромныя
ложбины,
размножаясь без резона, тучи льнут к архитектуре.
Кремль маячит, точно зона; говорят, в миниатюре.
Ветер свищет. Выпь кричит.
Дятел ворону стучит.
«Представление», 1989
Владимир Кучерявкин
И странные часы на нашу пали землю
И ей грозят недвижною косой.
И только розовый беспечный Кремль
Куда-то мимо смотрит тонкою лисой.
«Под деревьями», 2002
Мария Степанова
Погодишь, как изменится погода.
Постоишь на стоянке пароходной.
Поглядишь, как раскрашенные башни
Кремль стирает у каменного моста,
Поглядишь, как по кругу ипподрома
Рысаки раскатали таратайки,
Выпьешь чаю, шипеньем отгоняя
Воробья от миндального печенья,
Сунешь руку в гадальный автоматик,
И вернется она неповрежденной.
Хватит, что ли, для тяжкого смущенья,
Разделенного всеми потрохами:
Непрерывные намеки на нечто
Ничем решительно не кончаются.
«Погодишь, как изменится погода...», 2002
Андрей Дмитриев
Кремль обращен к реке стеною
Не праздничною — крепостною,
Суров, без всяких выкрутас,
Ничем не радует он глаз.
Там, вдоль реки, не торопясь,
Я шел, прохожих сторонясь,
Воображал себя при том
Чужим Кремлю — его врагом.
Но угол с башней обогнув,
Переведя на горке дух,
Дверь отворил своим ключом
И в Кремль вошел, как в отчий дом.
В каморке с клетчатым окном
Жую сухарик с кипятком,
Рассматривая в тишине
Портрет актриски на стене.
«Кремль обращен к реке стеною...», 1980-е годы
Александр Кушнер
У советской поэзии — не было в мире такой,
Не затронутой смертью и тленом, завидуй, Египет! —
Цели вечные были и радостный смысл под рукой,
Красный конус Кремля и китайский параллелепипед.
«Смерти, помнится, не было в 49-м году...», 2003
