Соловки: что Горький видел и что скрыл
Ухоженный остров
«Хороший, ласковый день. Северное солнце благосклонно освещает казармы, дорожки перед ними, посыпанные песком, ряд темно-зеленых елей, клумбы цветов, обложенные дерном».
Из очерка М. Горького «Соловки» (1929)
Потемкинские деревни
«К встрече готовились тщательно и заблаговременно. Красили, мыли, перепахали кое-где землю и воткнули таблички с указанием якобы засеянных культур! В рабочем городке сделали „аллею“ из спиленных в лесу елей».
Из воспоминаний Н. В. Дормидонтовой
Молодых заключенных, увлеченных трудом и мечтающих получить рабочую специальность
«Больше всего ребят занимал вопрос: переведут ли их в Болшево и получат ли они там „трудовую квалификацию“?»
Из очерка М. Горького «Соловки» (1929)
Рабский труд
«В версте от того места, где Горький с упоением разыгрывал роль знатного туриста и пускал слезу, умиляясь людям, посвятившим себя гуманной миссии перевоспитания трудом заблудших жертв пережитков капитализма, — в версте оттуда, по прямой, озверевшие надсмотрщики били наотмашь палками впряженных по восьми и десяти в груженные долготьем санки истерзанных, изможденных штрафников — польских военных. На них по чернотропу вывозили дрова. Содержали поляков особенно бесчеловечно».
Из воспоминаний О. В. Волкова
Хорошие, уютные казармы
«Старостиха показывает нам комнаты женщин, в комнатах по четыре и по шести кроватей, каждая прибрана „своим“, — свои одеяла, подушки, на стенах — фотографии, открытки, на подоконниках — цветы, впечатления „казенщины“ — нет, на тюрьму все это ничем не похоже, но кажется, что в этих комнатах живут пассажирки с потонувшего корабля».
Из очерка М. Горького «Соловки» (1929)
Бесчеловечные условия содержания заключенных
«В тесных помещениях, битком набитых людьми, стоял такой спертый воздух, что само пребывание в нем продолжительное время казалось смертельным. Большая часть людей, несмотря на мороз, была совершенно раздета, голые в полном смысле этого слова. На остальных — жалкие лохмотья. Истощенные люди, лишенные подкожного жирового слоя, скелеты, обтянутые кожей, голыми выбегали, шатаясь, из часовни к проруби, чтобы зачерпнуть воды в банку из-под консервов. Были случаи, когда, наклонившись, они умирали».
Из показаний С. П. Рахта
Прекрасный вид с горы Секирной
«Особенно хорошо видишь весь остров с горы Секирной, — огромный пласт густой зелени, и в нее вставлены синеватые зеркала маленьких озер; таких зеркал несколько сот, в их спокойно застывшей, прозрачной воде отражены деревья вершинами вниз, а вокруг распростерлось и дышит серое море».
Из очерка М. Горького «Соловки» (1929)
Карцер в церкви на горе Секирной
«Когда он приехал на Секирную гору в карцер, где творился самый ужас, где на „жердочках“ сидели люди, то на время „жердочки“ там убрали, на их место был поставлен стол, а на столе разложены газеты. И было предложено заключенным делать вид, что читают газеты, — вот как в карцере перевоспитываются! Заключенные же нарочно стали держать газеты наоборот, вверх ногами. Горький это увидел. Одному из них он повернул газету правильно и ушел. То есть он дал понять, что разобрался, в чем дело».
Из воспоминаний Д. С. Лихачева
Концерт
«Концерт был весьма интересен и разнообразен. Небольшой, но хорошо сыгравшийся „симфонический ансамбль“ исполнил увертюру из „Севильского цирюльника“, скрипач играл „Мазурку“ Венявского, „Весенние воды“ Рахманинова; неплохо был спет „Пролог“ из „Паяцев“, пели русские песни, танцевали „ковбойский“ и „эксцентрический“ танцы, некто отлично декламировал „Гармонь“ Жарова под аккомпанемент гармоники и рояля. Совершенно изумительно работала труппа акробатов, — пятеро мужчин и женщина, — делая такие „трюки“, каких не увидишь и в хорошем цирке».
Из очерка М. Горького «Соловки» (1929)
Рaсстрелы
«В молчании мы сидели в своей камере в третьей роте. Раскрыли форточку. Вдруг завыла собака Блек на спортстанции, которая была как раз против окна третьей роты. Это выводили первую партию на расстрел через Пожарные ворота. Блек выл, провожая каждую партию. Говорят, в конвое были случаи истерик. Расстреливали два франтоватых (франтоватых по-лагерному) с материка и наш начальник культурно-воспитательной части Дм. Вл. Успенский. <…> С одной из партий получилась „заминка“ в Святых (Пожарных) воротах. Высокий и сильный одноногий профессор баллистики Покровский (как говорят, читавший лекции в Оксфорде) стал бить деревянной ногой конвоиров. Его повалили и пристрелили прямо в Пожарных воротах. Остальные шли безмолвно, как завороженные. Расстреливали против женбарака. Там слышали, понимали — начались истерики. Могилы были вырыты за день до расстрела. Расстреливали пьяные палачи. Одна пуля — один человек. Многих закопали живыми, слабо присыпав землей. Утром земля над ямой еще шевелилась…»
Из воспоминаний Д. С. Лихачева
«Был он и в трудколонии. <…> После того как Горький зашел, через десять или пятнадцать минут из барака вышел начальник трудколонии, бывший командарм Иннокентий Серафимович Кожевников со своим помощником Шипчинским… Затем вышла часть колонистов. Горький по его требованию остался один на один с мальчиком лет четырнадцати, вызвавшимся рассказать Горькому „всю правду“ — про все пытки, которым подвергались заключенные на физических работах. С мальчиком Горький оставался не менее сорока минут… Наконец Горький вышел из барака, стал ждать коляску и плакал на виду у всех, ничуть не скрываясь. Это я видел сам. Толпа заключенных ликовала: „Горький про все узнал. Мальчик ему все рассказал!“ <…>
А мальчика не стало сразу».
Из воспоминаний Д. С. Лихачева
«Вскоре после отъезда Горького начались беспорядочные аресты среди заключенных. Оба карцера — на Секирке и в кремле — были забиты людьми».
Из воспоминаний Д. С. Лихачева
P. S. Поездка Максима Горького на Соловки в июне 1929 года и появившийся в результате очерк «Соловки» стали необычайно важным событием в начинавшейся тогда сталинской культурной революции: известнейший писатель с репутацией поборника социальной справедливости лично удостоверился в необычайных успехах советского проекта по созданию нового человека и возвестил о них миру. К сожалению, Горький не был ни первым, ни последним в череде известных защитников сталинского режима. Исследователи до сих пор спорят о причинах, побудивших крупнейших мировых интеллектуалов поддержать сталинизм, несмотря на ГУЛАГ, ужасы коллективизации и Большой террор. По всей видимости, в каждом конкретном случае это было сложное сочетание тривиальной материальной выгоды, веры в прогрессивность социального проектирования и амбиций лично поучаствовать в диалоге с силами, меняющими историю. (Особую роль при этом играл необычайно мрачный международный контекст — экономическая депрессия и приход к власти фашистов в Италии и Германии.)
Осматривая Соловки и умиляясь достижениям чекистов в сфере переделки людей, Горький не знал, что в этот момент на острове отбывал заключение другой выдающийся интеллектуал — Дмитрий Сергеевич Лихачев, благодаря воспоминаниям которого мы и знаем сегодня многое из того, что Горький оставил «за кадром».
