Расшифровка Вишневский. «Оптимистическая трагедия»
Как писатель с пистолетом сочинил трагедию и почему она осталась единственной в советской литературе
«Рев, подавляющий мощью и скорбью дочеловеческие всплески вод, рождающих первую тварь. И первые стремительные взрывы могучего восторга от прихода жизни, восторга, теснящего дыхание и обжигающего. И первое оцепенение перед первой смертью. История, текущая, как Стикс. Испарение всех тел. Шум человеческих тысячелетий. Тоскливый вопль „зачем“. Неистовые искания ответов».
Этот непривычный по языку и по пафосу для советских
Но поразительна одна вещь: по большому счету это единственный советский драматический текст, который обозначен как трагедия. Больше в советской культуре известных трагедий нет. И я попытаюсь сейчас рассказать, почему так случилось, почему так сложно было в советской культуре написать трагедию.
Уже из того отрывка, который я процитировал, понятно, что речь там идет о жизни и о смерти. Вообще, у советских людей и советской культуры была определенная проблема: им было тяжело и непривычно говорить о смерти, несмотря на то что на протяжении всей советской истории смерть,
Всеволод Вишневский между тем сам видел смерть часто и близко. Он был пулеметчиком в Волжской военной флотилии и плавал на корабле «Ваня-коммунист». Потом он был пулеметчиком на бронепоезде, который входил в состав Первой конной армии. И вообще вся его карьера была связана с войной и с армией.
В
Также с точки зрения самоописания интересно письмо, написанное Вишневским Ворошилову, с которым они были знакомы и который был патроном Вишневского. В этом письме Вишневский описывал себя как «военизатора» литературы и театра и отчитывался о том, как идет дело военизации.
Идею написать такую пафосную трагедию Вишневский вынашивал достаточно давно. Вот один из его газетных текстов начала
«…А в какую можно переделать трагедию вот эти цифры: Россия за три с половиной года войны изготовила и в большей части израсходовала 17 миллионов малых лопат, 6 миллионов больших, 49,6 миллиона пудов колючей проволоки, 167,3 миллиона земляных брустверных мешков, 20,5 — капсюлей, 557 144 полевых телефона, 898 542 версты телефонного кабеля, 4 миллиарда ружейных патронов, 72 742 000 орудийных снарядов».
Это язык военных отчетов, который Вишневский использовал и в котором видел потенциал для настоящей трагедии. Более того, он использовал этот прием в одной из самых знаменитых сцен, которая вышла из-под его пера. В финале пьесы «Последний решительный» старшина, умирая, выхватывает уголь и пишет на стене «162 000 000 минус 27, нижняя черта и 161 999 973» — и умирает. 162 миллиона — это население Советского Союза, минус 27 погибших. То есть это трагизм в цифрах.
Такое обращение к рациональному было не случайно, потому что главный конфликт пьесы «Оптимистическая трагедия» — это конфликт между стихийным и сознательным. Это разделение, которое хорошо осознавали марксистские идеологи. Собственно говоря, вся советская культура была примерно про то, каким образом можно преодолеть стихийное и создать рациональное государство.
Сейчас, когда Советский Союз перестал существовать, курсы диалектического материализма больше ничего не значат, и более того, мы вспоминаем о них как о
И Вишневский эту коллизию преобразовывает в сценическое действие. В пьесе «Оптимистическая трагедия» все происходит вокруг экипажа корабля, разрозненной группы на фронтах Гражданской войны. Среди них есть один коммунист, и ему противостоят два сильных персонажа, один из них Вожак — старый, бывалый матрос, который по своей сути анархист. И естественно, в эту команду приезжает комиссар, и уже понятно, что из коллизии «комиссар и Вожак» возникает противостояние. Вожак — это
Вишневский использует очень сильные средства для того, чтобы эмоционально удивить зрителя. В частности, по ходу действия пьесы матросы неоднократно совершают самосуд. Один из них происходит над старушкой, которая пришла на корабль и сказала, что у нее
Наконец, одна из самых известных сцен пьесы, которая уже в позднесоветское время приобрела скорее анекдотическую известность, — это сцена появления комиссара на корабле. Я еще об этом не говорил, но комиссар — это молодая девушка, и вокруг этого тоже крутится сюжет и создается идейно-сексуальное напряжение, потому что с появлением девушки на корабле, естественно, возникает огромное количество скабрезности. В частности, как только она приходит на корабль, матросы делают попытку ее изнасиловать: обступают ее,
Дальше комиссар, естественно, проводит тонкую психологическую работу: она создает по большому счету коммунистическую ячейку, убеждает сомневающихся матросов-анархистов в правильности коммунистической идеологии, устраивает спонтанную интригу против Вожака, и Вожака в итоге расстреливают.
Но в итоге весь этот отряд терпит поражение, потому что на них ночью внезапно нападает противник, их всех берут в плен и собираются казнить. И тут, собственно говоря, опять возникает тема смерти: как настоящие герои должны принимать смерть, как настоящие советские герои должны вести себя перед лицом неминуемой гибели?
Одна из показательных сцен — это сцена, когда среди связанных матросов ходит священник. Он, соответственно, пришел от белых и предлагает всем матросам прочитать «Отче наш». Комиссар вступает с ним в диалог и склоняет матросов, естественно, принести присягу революции. И таким образом, перед смертью вместо чтения «Отче наш» матросы присягают на верность Октябрьской революции и дальше отправляются на казнь.
Последние строчки пьесы такие. Комиссар спрашивает: «Есть ли смерть для нас?» — матросы отвечают: «Нет смерти для нас». По мысли Вишневского, из этого должна была родиться, с одной стороны, трагедия, а с другой стороны, она названа «Оптимистическая», потому что в чистом виде трагедия в советской культуре была все равно невозможна. Это все равно должна была быть история о преодолении смерти.
И дальше, после того как матросы погибают, на их место выходит новый полк. Сценически на место хора, который аккомпанировал действию в пьесе, поднимается новый хор, и таким образом на смену умершим матросам приходят другие. И в этом, с одной стороны, был трагизм, а с другой стороны, должен был возникнуть оптимизм.
Но чем больше лет проходило с момента Октябрьской революции, тем сложнее было найти такой драматический сюжет, при котором смерть была бы безусловно оправдана таким столкновением с мощными стихиями. После того как в середине
Постепенно все пьесы на современном материале, то есть на материале