Как на самом деле выглядит запись суда над Бродским
Блокнотик, в котором Фрида Абрамовна Вигдорова вела запись суда над «тунеядцем» Бродским, принадлежал Наталье Григорьевне Долининой, замечательной ленинградской учительнице, журналистке, которая была на суде и сидела рядом с Фридой Абрамовной. Когда читали приговор, Фрида Абрамовна так сильно сжала ее руку, что остался синяк…
Это самый обыкновенный учительский блокнот: зеленый, с проволочкой. В начале — ежедневник, написанный почерком Натальи Григорьевны: «14 марта, суббота, 8 часов. Ехать в Нарву». «15 марта, воскресенье. Телеграмма Фриде». 16 марта у Фриды Абрамовны день рождения. «17 марта, вторник. Начать сбор денег» — видимо, за билеты в театр. 18 марта c 10:40 школа,
в 15:00 — педсовет по девятым классам. 19 марта, в четверг, с 9:45 школа, а в 7 вечера — театр. И так далее.
С другого конца блокнота — тоже разные записи: домашние, школьные, журналистские, писательские, самые обыденные дела. Тот самый сбор денег за театральные билеты, запланированный на 17 марта, текст для диктанта, нарисованный карандашом чертеж какой‑то стамески, рецепт лекарства от давления: четыре лимона надо смешать с четырьмя головками чеснока, пропустить через мясорубку…
И в середине этого блокнотика начинается та самая судьбоносная запись. Это именно запись, а не стенограмма: Фрида Абрамовна не умела стенографировать, но она владела навыком быстрой записи и невероятно цепкой профессиональной — журналистской — памятью. В ее депутатских и журналистских блокнотах (а их было множество) есть совершенно потрясающие монологи людей; в них всегда слышна живая речь, это очень интересно читать.
После названия «Суд над тунеядцем Бродским» она записывает имена заседателей и их реплики — иногда с собственными комментариями: рядом со словами «ведет паразитический образ жизни» и «в перерывах не работал» пишет: «Но он же работал!»
В этой записи все диалоги, все реплики выстроены настолько жестко, через них так ясно показаны характеры этих страшных судей-обвинителей, которые Бродского не читали, что все кажется даже немного преувеличенным: в этих текстах присутствует какой-то гротеск; кажется, что люди так говорить не могут. Даже фамилия заседателя Тяглого кажется придуманной, как гоголевские Держиморда и Ляпкин-Тяпкин.
То есть, когда читаешь, возникает ощущение, что это не фиксация реальных событий, а пьеса. Но вот из этого блокнота ясно видно — это просто быстрая запись их речи, с сокращениями, они именно так и говорят:
«[Судья:] (Перечисляет места работы и следовавшие за этим перерывы.) В перерывах не работал. [Комментарий:] Но он же работал!
[Бродский:] Я в перерывах занимался тем, чем занимаюсь сейчас: пишу стихи.
[Судья:] Что полезного в том, что вы часто меняли место работы?
[Бродский:] Я менял работу потому, что я хотел больше знать.
[Комментарий, зачеркнут:] Если не станет ясно, что писать стихи — это работа, ничего хорошего не будет.
О жизни и людях
[Судья:] Что вы сделали полезного для родины?
[Бродский:] Я писал стихи. Это моя работа. Я убежден, что каждое слово, мною написанное, сослужит службу многим поколениям людей».
«<…> [Адвокат:] Была ли у вас связь с секцией перевода [Союза писателей]?
[Бродский:] Да. Выступал в альманахе.
Судья [(защитнице):] Вы должны спрашивать о работе.
[Адвокат:] Я и спрашиваю о его полезной работе.
[Судья:] Э, нет! Э, нет!
<…>
[Судья:] Почему в перерывах вы не работали?
[Бродский:] Я работал. Я писал стихи.
[Судья:] Но это же не мешало вам трудиться?
[Бродский:] А я трудился. Я писал стихи».
Эта запись была впервые опубликована в России в журнале «Огонек» в 1988 году дочерью Фриды Абрамовны Александрой Раскиной, с предисловием Лидии Корнеевны Чуковской и комментарием Эдуарда Безносова. Называлась она «Судилище».
