Первый модный журнал в России
Первое в России издание со словом «модный» в названии появилось в 1779 году: «Модное ежемесячное издание, или Библиотеку для дамского туалета» недолго издавал известный сатирик Николай Иванович Новиков. Впрочем, собственно о моде речь в журнале не шла — там печатались литературные произведения. Первым изданием, сообщавшим именно о модных тенденциях — что носят и на каких экипажах ездят в европейских столицах — стал журнал с длинным названием «Магазин аглинских, французских и немецких новых мод, описанных ясно и подробно и представленных гравированными на меди и иллюминованными рисунками; с присовокуплением описания образа жизни, публичных увеселений и времяпровождений в знатнейших городах Европы; приятных анекдотов и пр.». Издателем журнала был Василий Иванович Окороков, выпускник Московского университета и владелец университетской и сенатской типографий. Выходил журнал с апреля по декабрь 1791 года и писали его анонимные авторы почти исключительно о моде и нравах в Европе — Берлине, Париже, Лондоне, Гамбурге, Варшаве.
Берлин
Об утреннем туалете
«Утренний наш туалет требует (ежели мы хотим быть модницами) непременно белого платья; до покроя дела никакого нет, и часто увидишь те же самые платья на утренней прогулке, которые накануне того дня замечаемы были на бале. Напротив же того, увидишь также по утру много дам и в тафтяных платьях всяких цветов, убранных в перья, цветы и ленты столь прекрасно, что и нехотя посмотришь на часы и подумаешь, что они отстают, показывая времени только 12 часов».
О нарядах и чинах
«Приезжают в званый дом в шесть часов, играют в карты до 20 и ужинают до полуночи. Но ежели при таких случаях одеваются получше, то по крайней мере моды и роскошь не всегда при туалете имеют председательство, но чаще всего отношения, кокетство, принятое обыкновение и пристойность. Например, ежели хозяин чином выше противу своего гостя, то сей последний и жена его одеваются весьма рачительно и прекрасно, иногда же весьма старомодно и без вкусу, но всегда нарядно. Ежели же гость чиновнее хозяина, то считают уже и то за великое, что сделали ему честь своим приездом, и в наряде видна небрежность и простота. Мужчина приезжает в таком случае без шпаги, а дама надевает простую шляпку и оставляет дома бриллианты и пышные уборы».
О хорошем вкусе
«Употребленное некстати обезображивает и самую отличную красоту, как мы видим то действительно на здешней актрисе г-же Бараниус. Великая ли ей в том польза, когда большие ее голубые глаза, словом, все прекрасное личико должно отыскивать под убором? Напротив того, другая здешняя актриса, г-жа Унцельманн, отличается хорошим своим вкусом в уборах и в образе употребления оных, и ей известно, что белое простое платье производит часто величайшее действие».
О дурном вкусе
«Недавно была я на бале с одною иностранкою… Ради бога, говорила она мне, как одеваются ваши дамы! <…> Там посмотрите на дородную девицу: на ней черное платье, черная шляпа, черные перья и даже черной платок на шее, и ко всему тому черному — большой пунцовой букет, подобно как бы воздушное какое явление в ночное время. А вот еще маленькая блондина; в таком многочисленном обществе одета в неглиже и притом в черном! Почти все в черном платье или по крайней мере в черных приборах, и из бала делают вид похорон? А эта пожилая дама в кисейном платье с розовым кушаком, алою ленточкою на шее и двумя розанами в волосах, она, конечно, помышляла о Вертеровой Шарлотте и в таком размышлении позабыла о своих летах. Неподалеку от нее стоит высокая женщина в старомодной рубашечке (Fichu a la chemise), которая оставляет на свободе спину и плечи, и так всякой, увидя дурную ее талию, ничем не закрытую, не может не смеяться».
О том, как прослыть франтом
«Модной берлинец другого класса, то есть желающий прослыть шалуном, милым мущиною и настоящим франтом, посещает только те места, куда женщины собираются, говорит с ними о модах и ведет себя, правда часто только в своем воображении, по моде».
Об устаревших модах
«Французской купец кладет спокойно свои новейшие моды, которые в Париже отчасти и совсем не были ношены, в один ящик с теми, коих там носить уже не хотят, назначает все то для северных обитателей Европы, величая нас по милости своей les Barbares du Nord, и отправляет на ярмарку во Франкфурте при Майне и в Лейпциг, на что потребно немало времени. Оттуда привозят их наши купцы, через два уже месяца по прибытии их в помянутые города, наконец, в Берлин. Французское досужество посылает к нам такие моды, которые во Франции устарели; немецкая флегма, или хладнокровие, доставляет нам оные уже и после того через несколько месяцев, и мы сердимся, ежели какой-нибудь проезжающий иностранец, взглянув на нас, сочтет себя быть между вандалами, поелику он, продолжая путешествие свое натурально скорее, нежели ярмарочные товары, видит нас одетых по-дедовски. Лейпцигских и франкфуртских ярмарок бывает только по две в год, и носить одну моду целые полгода наскучит и самым постоянным берлинским жительницам. И так, когда лейпцигская мода станет у нас уже старовата, то мы смотрим, например, пристально на всех проезжающих через наш город чужестранных дам, и ежели есть на них что-нибудь новенькое, то перенимаем у них, каково бы то ни было, лишь бы только в глаза бросалось. Ежели иностранка имеет вкус и моды ее новы и прекрасны, то щеголеватая венская или страсбургская жительница вскоре после появления оных может смело быть в модных кругах, не опасаясь получить спазмы; ежели же они дурны и обезображивающие, то и наши щеголихи представляют дурной из себя вид до тех пор, пока которая-нибудь из здешних модопродавиц не изобретет опять чего-нибудь нового или, лучше сказать, не составит чего из существующих уже мод».
О театральных костюмах
«Здешний оперный театр (не говоря уже о том, что он большую часть года бывает обыкновенно затворен) имеет обыкновение одевать всех своих ироев и ироинь одинаковым образом. Индейцы, немцы, римляне и греки — все носят такой мундир, который им дает театральный портной, ибо ему удается соединить все сии разные костюмы в одно нечто целое, которое и для всего ему годится».
Гамбург
О маленьких собачках
«Нельзя оставить также без замечания, что мопсы принадлежат также к новейшим модным статьям щеголеватых наших дам. Несколько собак сего пришедшего уже в забвение рода выписали недавно сюда из Берлина, где уповательно мода на них опять возобновилась, и прислали их с нарочным с немалыми издержками; но после оказалось, что вместо мопсов присланы щенята от больших дворовых собак, кои годятся больше на цепь, нежели лежать на шелковых софах. Не успело сие смешное приключение позабавить весь город, как тотчас один купец публиковал в «Ведомостях», что у него продаются настоящие молодые мопсы, которые чаятельно тотчас у него и скуплены».
Париж
О новых тенденциях
«1) Пунцовый цвет (Nakora, ou Coquelicot), соединенный с белым, есть господствующий модный цвет во всем том, что относится до так называемого малого убора и обшивания или выкладки платья, а посему на волосах, на чепцах и на шляпах ничего более не увидишь, как гранатовые цветы, пунцовые ленты, шляпки, пояса и пр., пунцовые с белым широкополосные материи, кушаки, чепцы, перья и пр.
2) Фламандские шляпки с высокими, несколько остроконечными тульями составляют также всеобщую моду; большей частью носят их или белые с пунцовым, или совсем пунцовые с серебряным шнурком и белыми перьями».
О театральных постановках
«Балет открывает Зефир, который играет, прыгает и машет золотыми своими крылышками, ожидая Купидона на берегу моря. Вдруг является Купидон в печальном и прискорбном виде и открывает другу своему (Зефиру) мучения сердца своего; он сам себя ранил и влюбился в принцессу Псишу, которая хотя и смертная, но столь прекрасная, что сама Венера завидует красоте ее. <…> Сверх прекрасного представления, блистательному успеху сего балета способствуют весьма много прекрасные декорации и удивительное действие машин. Ад никогда на театре не был представляем со всеми ужасами, как при сем случае, и мучения Псиши действовали на зрителей столь правде подобно, что в ту самую минуту, когда фурии повергают ее в пламенную пропасть, многие от страха громко кричали. Действие машин в той сцене, в которой Псиша уносится Зефиром, столь прекрасна и достойна удивления, что думаешь видеть обоих их летящих по воздуху столь же легко, как бы то были две бабочки. Машинист г. Буле вызываем бывает публикой при всяком представлении сего балета и вместе с г. Гарделем получает от нее громкие рукоплескания».
О кинжалах и пистолетах
«Кто бы мог подумать, что наши веселые и всегда поющие парижские жители дойдут до того, чтобы иметь при себе вместе со скляночками, наполненными благовонными водами и спиртами, с золотым сувениром, с бумажником, с фальшивыми часами и пр. еще итальянский кинжал и пару карманных пистолетов и почитать то нужною галантерейную вещью? Однако ж это есть новейшая мода, как сие заключить можно по происшествию 28 февраля в королевских комнатах в Тюилерийском дворце, где таковым господчикам опорожнили все карманы и наполнили сими галантереями несколько коробов. Чаятельно, мода сия продлится недолго и кинжалы наших франтов преобратятся опять в шляпные булавки для дам и тому подобные мелочи».
Варшава
О том, сколько раз прилично носить одно и то же платье
«Все, что ни выдумают и станут носить в Париже нового, появляется и здесь в прекраснейших магазинах варшавских модопродавиц, и роскошь знатных польских госпож простирается столько далеко, что они во многих вещах превосходят и парижских щеголих. <…> Я видел у одной здешней модопродавицы множество прекраснейших караков и к ним юбок из итальянского флеру с рисованными цветами, ценою от 12 до 18 червонцев, и ни одна знатная дама не надевает, да и не может надевать такое платье более двух или трех раз, даже и в самых драгоценнейших парадных платьях обычай большого света запрещает здесь являться в публику более двух или трех раз».
Об экипажах
«В рассуждении экипажей господствует здесь больше роскоши, нежели в другом каком большом городе, и после Парижа и Лондона Варшава есть в том, конечно, первая. Здесь не ездят в четыре или в шесть лошадей так, как в Петербурге, но всегда парою, исключая разве когда едут за город. Лошади, которые большею частью наиотборнейшие, имеют на себе прекрасный прибор. <…> Здешние дамы почитают за бесчестие и в самую прекраснейшую погоду ходить пешком в гости, хотя бы то было и за несколько шагов от своего дому».
О социальной несправедливости
«А именно здесь больше, нежели в другом каком месте, видна перемежка между роскошью и расточением знатных особ, великолепными их домами, сластолюбивыми столами, гордыми экипажами и шумными веселиями, — и крайнею нищетою толь многих бедных людей и даже полумертвых увечных, которые большую часть улиц в городе и дворов господских превращают в сущие в лазареты под открытым небом…
Сердце чужестранца, хотя несколько чувствительного и которое еще не ожесточилось от такого виду, восстает против сего бесчеловечия; ни у одной просвещенной нации в свете не найдешь такого зрелища, которое и самым диким ирокезам послужило бы в бесчестие; до двух тысяч голодных, увечных и умирающих нищих лежат по всем улицам и перекресткам, и один страшный взор их виду вынуждает уже сострадание к ним, прежде нежели успеют вымолвить слово о подаянии им милостыни».
Санкт-Петербург
О мужских прическах и чулках
«Прическа головы обыкновенная есть: в три букли на стороне, одна возле другой, и широкий алавержет Алавержет, или вержет, — от фр. à la vergette, прическа с хохолком на лбу.. <…> На сих днях появились здесь шелковые половинчатые чулки наподобие сапожков, до половины икры темного цвету, а от икры до колена белые».
Наставление красавицам
Красавицы, не тщитесь
За модой вслед бежать,
Искусством не учитесь
Натуру украшать.
Поверьте, и без шляпок,
Без тафт и без парчей,
Без лент, цветов и касок,
Без толстых обручей
Она в простом наряде
Умеет дух пленять,
В приятном, скромном взгляде
Всю прелесть сохранять *.
* Сии стишки сообщены издателям магазина от некоторой почтенной особы.
