Бабушкин сынок
Друг семьи Лермонтовых, Елизавета Аркадьевна Верещагина, жаловалась в письме к дочери на поэта, когда того посадили на гауптвахту: «Жалка бабушка — он ее ни во что не жалеет. Несчастная, многострадальная. <…> И ежели бы не бабушка, давно бы пропал. И что еще несносно — что в его делах замешает других, ни об чем не думает, только об себе, и об себе неблагоразумно. Никого к нему не пускают, только одну бабушку позволили, и она таскается к нему, и он кричит на нее, а она всегда скажет — желчь у Миши в волнении». Arzamas публикует пять фактов, которые надо знать о мировой бабушке Лермонтова Елизавете Алексеевне Арсеньевой.
1. Была очень несчастная, а потому мужественная женщина. На ее долю выпало пережить самоубийство мужа (дед Лермонтова, Михаил Арсеньев, покончил с собой в ночь с 1 на 2 января 1817 года), неудачное замужество единственной дочери и ее безвременную смерть (мать поэта Мария Михайловна Лермонтова умерла 24 февраля 1817 года, «житие ей было 21 год 11 месяцев и 7 дней»), гибель младшего брата, Николая Столыпина, убитого во время чумного бунта в Севастополе (3 июня 1830 года), раннюю смерть зятя (1 октября 1831 года) и, наконец, смертельную дуэль любимого и единственного внука.
2. Беззаветно любила своего «милого любезного друга Мишиньку», который, в свою очередь, не представлял своей жизни без нее. До начала 1835 года Лермонтов никогда не разлучался с бабушкой надолго, даже когда переехал в Петербург и поступил в юнкерскую школу. Неудивительно поэтому, как огорчил его отъезд бабушки в Тарханы весной 1835 года: «Перспектива остаться в первый раз в жизни совершенно одному меня пугает», — жаловался Лермонтов своей подруге Александре Верещагиной. И уже на следующий год он «упросил» бабушку «ехать в Петербург с ним жить». В немногих сохранившихся письмах Лермонтова к бабушке (всего семь писем) и бабушки к Лермонтову (уцелело одно письмо) сквозь хозяйственные поручения и мелкие деловые просьбы видна настоящая теплота родственной симпатии: «Все, что до тебя касается, я неравнодушна…».
3. Любила не только своего внука, но и его товарищей по юнкерской школе. Как потом вспоминали соученики Лермонтова, «Выступаем мы, бывало: эскадрон выстроен; подъезжает карета старая <…>, из нее выглядывает старушка и крестит нас. „Лермонтов, Лермонтов! — бабушка“», «Все юнкера, его товарищи, знали ее, все ее уважали и любили. Во всех она принимала участие…».
4. Была главным заступником Лермонтова перед высшими петербургскими начальниками — как в делах серьезных, так и в мелких шалостях, которыми Лермонтов-гусар не раз огорчал свою бабушку: «Много милости сделано для бабушки и по просьбам, и многие старались об нем для бабушки». Во время дела о «непозволительных стихах» на смерть Пушкина бабушка много хлопотала у начальника жандармского корпуса Леонтия Дубельта о не слишком суровом наказании для Лермонтова и Святослава Раевского. Летом 1837 года она обращалась со слезным ходатайством «о всемилостивейшем прощении внука» к великому князю Михаилу Павловичу — и Лермонтова перевели с Кавказа в Гродненский полк. После того Елизавета Алексеевна умолила шефа жандармов Бенкендорфа о новом переводе — уже в Гусарский полк, квартировавший в Царском Селе. Благодаря хлопотам бабушки Лермонтова выпустили с гауптвахты осенью 1838 года, когда он из шалости явился на парад со слишком короткой саблей. Весной 1840 года, во время следствия по делу о дуэли с Барантом, опять же бабушка смогла добиться того, чтобы к Лермонтову в Ордонансгауз стали пускать хотя бы родственников. В 1840–1841 годах Елизавета Алексеевна не прекращала хлопот и ходатайств о прощении внука, но на этот раз не успела.
5. Хотя и не стала адресатом ни одного стихотворения Лермонтова, была верным ценителем его сочинений и их внимательным читателем. «Стихи твои, мой друг, я читала бесподобные, а всего лучше меня утешило, что тут нет нонишней модной неистовой любви. <…> Стихи твои я больше десяти раз читала», — писала бабушка Лермонтову 18 октября 1835 года. Лермонтов, в свою очередь, не боялся давать бабушке книжные и литературные поручения и заботился о том, чтоб она могла следить за его новыми публикациями. Последний раз уезжая из Петербурга в середине апреля 1841 года, Лермонтов просил Краевского — может быть, вообще в последнем письме, ему адресованном: «Сделай одолжение, отдай подателю сего письма для меня два билета на „О<течественные> записки“. Это для бабушки моей».
