Николай I — книжный рецензент
Александр Пушкин. «Борис Годунов»
«Я считаю, что цель г. Пушкина была бы выполнена, если б с нужным очищением переделал комедию свою в историческую повесть или роман наподобие Вальтера Скотта».
(Резолюция Николая I на записке Александра Бенкендорфа Процитировано Бенкендорфом в письме Пушкину от 14 декабря 1826 года.)
Михаил Лермонтов. «Герой нашего времени»
«13 июня 1840 г. 10 1/2. Я работал и читал всего „Героя“, который хорошо написан. <…> 14 июня. 3 часа дня. Я работал и продолжал читать сочинение Лермонтова; я нахожу второй том менее удачным, чем первый. <…> 7 часов вечера. Я дочитал „Героя“ до конца и нахожу вторую часть отвратительной, вполне достойной быть в моде. Это то же самое преувеличенное изображение презренных характеров, которое имеется в нынешних иностранных романах. Такие романы портят характер. Ибо хотя такую вещь читают с досадой, но все-таки она оставляет тягостное впечатление, потому что в конце концов привыкаешь думать, что весь мир состоит из подобных людей, у которых даже лучшие, на первый взгляд, поступки проистекают из отвратительных и фальшивых побуждений. Что должно из этого следовать? Презрение или ненависть к человечеству! Но это ли цель нашего пребывания на земле? Ведь и без того есть наклонность стать ипохондриком или мизантропом, так зачем же поощряют или развивают подобного рода изображениями эти наклонности! Итак, я повторяю, что, по моему убеждению, это жалкая книга, обнаруживающая большую испорченность ее автора. Характер капитана намечен удачно. Когда я начал это сочинение, я надеялся и радовался, думая, что он и будет, вероятно, героем нашего времени, потому что в этом классе есть гораздо более настоящие люди, чем те, которых обыкновенно так называют. В кавказском корпусе, конечно, много таких людей, но их мало кто знает; однако капитан появляется в этом романе как надежда, которой не суждено осуществиться. Господин Лермонтов оказался неспособным представить этот благородный и простой характер; он заменяет его жалкими, очень мало привлекательными личностями, которых нужно было оставить в стороне (даже если они существуют), чтобы не возбуждать досады. Счастливого пути, господин Лермонтов, пусть он очистит себе голову, если это может произойти в среде, где он найдет людей, чтобы дорисовать до конца характер своего капитана, допуская, что он вообще в состоянии схватить и изобразить его».
(Из письма Николая I жене — императрице Александре Федоровне Перевод Евгения Тарле, сделанный с немецкого перевода Теодора Шимана. Оригинал написан по‑французски.)
Александр Пушкин. «Друзьям» Нет, я не льстец, когда царю
Хвалу свободную слагаю:
Я смело чувства выражаю,
Языком сердца говорю.
Его я просто полюбил:
Он бодро, честно правит нами;
Россию вдруг он оживил
Войной, надеждами, трудами.
О нет, хоть юность в нем кипит,
Но не жесток в нем дух державный:
Тому, кого карает явно,
Он втайне милости творит.
<…>
«Это можно распространять, но это не может быть напечатано» В оригинале на французском: «Cela peut courir, mais pas être imprimé». .
(Резолюция Николая I на рукописи стихотворения)
Александр Пушкин. «Граф Нулин»
«Графа Нулина государь император изволил прочесть с большим удовольствием и отметить своеручно два места, кои Его Величество желает видеть измененными, а именно следующие два стиха: Порою с барином шалит и Коснуться хочет одеяла; впрочем, прелестная пиеса сия позволяется напечатать».
(Из письма Александра Бенкендорфа Пушкину Письмо от 22 августа 1827 года.)
Петр Чаадаев. «Первое философическое письмо»
«Прочитав статью, нахожу, что содержание оной смесь дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного…»
(Из резолюции Николая I Резолюция Николая I на докладной записке министра народного просвещения Сергея Уварова о публикации «Первого философического письма» в журнале «Телескоп».)
Николай Гоголь
«Я ему [государю] напомнила о Гоголе, он был благосклонен. „У него есть много таланту драматического, но я не прощаю ему выражения и обороты слишком грубые и низкие“. — „Читали вы ,Мертвые души‘?“ — спросила я. „Да разве они его? Я думал, что это Соллогуба“».
(Реплика Николая I в пересказе Александры Смирновой-Россет Дневниковая запись от 11 марта 1845 года. Смирнова-Россет завела этот разговор, пытаясь по просьбе Жуковского выхлопотать для Гоголя государственное пособие.)
Николай Гоголь. «Ревизор»
«Ну, пьеска! Всем досталось, а мне — более всех!»
(По воспоминаниям актера Петра Каратыгина Записано сыном актера Петром Петровичем Каратыгиным. По его словам, отец слышал, как император произнес эти слова, выходя из ложи.)
Иоганн Вольфганг Гете. «Фауст»
«Гете! Это ваша гнусная философия, ваш гнусный Гете, ни во что не верующий — вот причина несчастий Германии! Уйдите отсюда» В оригинале на французском: «Goethe! C’est votre infâme philosophie, c’est votre infâme Goethe qui ne croyait à rien, qui sont la cause des malheurs de l’Allemagne. Sortez d’ici!» Перевод с французского С. В. Житомирской..
(Реплика Николая I в пересказе Александры Смирновой-Россет Эти слова императора Смирнова-Россет услышала не сама, а в пересказе Александра-Теодора Гримма, воспитателя детей Николая I. Речь идет о 1848 годе. Николай I получил известия о том, что волна революций докатилась до Германии. В это время Гримм читал императрице Александре Федоровне «Фауста».)
«Гримм стоял все у двери с „Фаустом“ под мышкой. Имп<ератор> напустился на него: „А! вы смеете читать эту безбожную книгу перед моими детьми и развращать их молодое воображение! Это ваши отечественные головы — Шиллер, Гете и подобные подлецы, которые подготовили теперешнюю кутерьму“».
(Реплика Николая I в пересказе Александры Смирновой-Россет Тот же эпизод в другом варианте воспоминаний.)