Как русских готовили к завоеванию Константинополя
1547–1584
Иван IV
Приняв титул царя как законного наследника греческих императоров, Иван Грозный и не думал предъявлять прав на саму Византийскую империю. Из прав константинопольских правителей он усвоил лишь одно — право считаться представителем и защитником вселенского православия. О роли освободителей православных народов от турецкого ига московские цари не думали. Иван IV, извещая константинопольского патриарха о взятии Казани и Астрахани, пишет ему: «Желательно желаем, дабы и вы от Бога получили милость, как чашу исполненную растворения, и избавились во дни сии от томительства богохульных, и мы, о том услышав, возрадуемся и принесем победную песнь Богу во славу и честь Его имени».
Однако уже в XVI веке русских правителей на роль освободителей от турецкого владычества стали толкать сами покоренные православные народы. Константинопольский патриарх, утверждая царское венчание Ивана Васильевича, в то же время в своей грамоте называет его «надеждою и упованием всех родов христианских, которых он избавит от варварской тяготы и горькой работы»; пишет, что он со всем собором молит Бога, да укрепит он царство его и возвысит руку его, «да избавит повсюду все христианские роды от скверных варвар, сыроядцев и страшных язычников-агарян».
1645–1676
Алексей Михайлович
На протяжении XVII века укреплялась мифология о московском правителе как о будущем победителе турок. Особенно греков воодушевило восстание Богдана Хмельницкого против Польши: они надеялись, что, присоединив Малороссию, царь Алексей Михайлович двинется и на турок. Иерусалимский патриарх Паисий был важным посредником между Хмельницким и Москвой; способствовал присоединению Малороссии к Руси и константинопольский патриарх, а также многие другие греки, духовные и мирские.
1682–1725
Петр I
Петр Великий хотя и был поглощен Северной войной, имел планы на Балканы и Ближний Восток. Свидетельство тому — Прутский поход 1711 года (неудачный, вследствие которого Россия потеряла выход к Азову) и Персидский поход 1722–1723 годов (выведший русских в Дагестан и к Каспию). Судя по всему, окружение толкало первого русского императора и на взятие Константинополя. Эта идея одушевляла фельдмаршала Миниха, от которого о военных планах петровского времени узнала и Екатерина II.
Однажды на праздновании дня рождения Павла Петровича Миних сказал Екатерине: «Я желаю, чтобы, когда великий князь достигнет семнадцатилетнего возраста, я бы мог поздравить его генералиссимусом российских войск и проводить в Константинополь, слушать там обедню в храме Святой Софии. Может быть, назовут это химерою, так же как называли химерою строение балтийского порта в Рогервике. Но я могу на это сказать только то, что Великий Петр с 1695 года, когда в первый раз осаждал Азов, и вплоть до своей кончины не выпускал из виду своего любимого намерения — завоевать Константинополь, изгнать турок и татар из Европы и на их место восстановить христианскую греческую империю. Я могу, всемилостивейшая государыня, предложить план этого обширного и важного предприятия. Я несколько лет над этим планом трудился в моем изгнании; к несчастию — он, уже написанный, пропал вместе с моею новою системою фортификации. Надобно несколько времени, чтоб его снова обдумать и начертить».
1730–1740
Анна Иоанновна
Планы завоевать турецкую столицу обсуждались и при Анне Иоанновне, во время войны 1735–1739 годов, наиболее прославившей Миниха. Помощник русского резидента в Турции Алексей Вешняков писал в Петербург, грезя о потере турками Крыма: «В сем же случае не могут инако сделать, чтоб все про все не ризиковать Т. е. рисковать., т.е. формальную войну против в. в-ва зачать, яко все до подлости Т. е. до черни, до простого народа.разумеют, что и Константинополь тогда недалек от погибели будет».
Весной 1736 года Миних в письме Бирону описал «общий план войны». На 1736 год самоуверенный военачальник назначил взятие Азова, на 1737-й — Крыма, на 1738-й — Молдавии и Валахии, а про следующий год писал: «На 1739 год: знамена и штандарты ея в-ва водружаются... где? — в Константинополе. В первой, старейшей греко-христианской церкви, в знаменитой Святой Софии, ея в-во венчается, как греческая императрица, и дает мир... кому? — миру без пределов, нет — народам без числа. Какая слава, какая повелительница! Кто спросит тогда — кому подобает императорский титул? Тому ли, кто венчан и миропомазан во Франкфурте, или той, кто в Стамбуле?»
1762–1796
Екатерина II
В ходе Русско-турецкой войны 1768–1774 годов Екатерина II ограничивалась лишь планами обеспечить России надежный выход к Черному морю. Однако, чтобы получить поддержку православных народов Балкан, императрица передавала через своих военачальников, что война ведется ради освобождения их от османского ига.
Это не могло не подействовать на греческих патриотов, тысячами стекавшихся под русские знамена; это обнадеживало и местную интеллектуальную элиту. Ученый и священнослужитель Евгений Булгарис, приглашенный Екатериной в Россию, в июле 1771 года на аудиенции при дворе прямо выразил сожаление, что та не является греческой императрицей: «Греция после Бога на тебя взирает, тебя молит, к тебе припадает». Позднее он выступил со своей программой судьбы Восточного вопроса. Булгарис призывал Россию разгромить турок: «...Pаздел турецких провинций в Европе, вместе с созданием небольшого независимого Княжества Греческой Нации, могло бы содействовать в будущем сохранению действительного европейского равновесия».
