Конспект Пролетарии
и революция
Краткое содержание шестого эпизода из курса Льва Лурье «Петербург накануне революции»
Если попытаться обрисовать некий усредненный образ типичного представителя большевистской революции, то получится, что этот человек имел формальное, — как правило, не очень хорошее — образование, может быть, заканчивал школу, а затем шел работать на завод. То есть это был типичный представитель пролетариата начала ХХ века. Говоря о рабочем классе, мы должны представлять себе, как была устроена структура промышленности в Петербурге, да и по всей России. С инфраструктурой все было плохо. Для такой большой территории было довольно мало портов и железных дорог. В Петербурге, построенном на воде, путями сообщения служили реки, поэтому все заводы были вытянуты вдоль набережных. На производство нанимали огромное количество людей и платили мало. Это позволяли делать ресурсы — большую часть населения страны составляли крестьяне. С другой стороны, так как страна была неграмотна и квалифицированных рабочих находилось мало, то те, кто работал, получали довольно много, начиная от 50 рублей — по тем временам большие деньги.
«Рабочие делили себя на заводских и фабричных. Заводский — это как бы городской человек, который читает газету „Правда“ и ходит в галошах, а фабричный — он как в лаптях пришел, так в лаптях и уйдет обратно. И водопроводом пользоваться не умеет».
Надо сказать, что начиная с 1909 года и по 1914 год русская промышленность росла и развивалась необычайно быстрыми темпами. На таком преуспевающем рынке любой рабочий понимал, что он может выдвигать свои условия: если начать протестовать и требовать более высокую заработную плату, предприниматель обязательно пойдет на компромисс, ведь ему важны продажи. Поэтому в то время были очень распространены забастовки. Конечно, забастовочное движение всегда было связано с насилием, по-другому рабочие не умели, да и, наверное, не хотели высказывать свое недовольство.
«Во время стачки важно было вырубить мастера. Кто-нибудь бросал ему в лоб болт, и мастер на некоторое время замолкал. После чего вырубали электричество, станки останавливались, и стачка начиналась. Люди выходили на улицу. Как часто бывает в рабочих городках, полицию не боялись, охотно вступали с ней в драки, и поэтому забастовки чаще всего заканчивались насилием. И это насилие — оно пропитывало рабочую жизнь с самого начала до самого конца».
Часто на заводе работали семьями, отец и мать могли трудиться в одном цеху. Дети же заканчивали четырехклассную школу, но сразу по окончании малолетние не могли пойти на завод и некоторое время были предоставлены сами себе, проводя время на улицах города. К моменту начала работы у молодых ребят уже был опыт уличных драк, и они хорошо представляли себе, как действуют забастовки и стачки на заводе. Перевыполнять норму и получать за это больше денег считалось у рабочих неприличным. Человек, перевыполнивший норму, тем самым провоцировал администрацию на то, чтобы уменьшить количество денег, приходящихся на одну деталь. Мастером тоже никто становиться не хотел: мастера традиционно выдвигала администрация, его ненавидели. Стачки происходили как раз из-за конфликтов с ними. Рабочие не терпели того, чтобы старший обращался к ним на «ты» или сквернословил. Притом что многие рабочие жили неплохо, для них не существовало социального лифта. Стремиться, в общем-то, было не к чему.
«В этой связи уместно вспомнить, как, собственно, началась Февральская революция и как было свергнуто самодержавие. Женщины на заводе вырубают рубильник, делают что-то с мастером, выходят на улицу. Завод к заводу. И эти заводы — они образуют такие бикфордовы шнуры. Достаточно взорваться одному, как взрываются другие. Тем более что начали забастовку девушки. Естественно, мужчины на соседнем заводе немедленно тоже вырубают своих мастеров и выходят. Все оказываются на Большом Сампсониевском проспекте. 23‑го числа все началось, а 1 марта уже не стало самодержавия».
