Бронепоезд едет по Германии

«Как они жили! Что нужно было им еще?!» Лейтенант Борис Итенберг — о первом бое на бронепоезде и встрече с немецким бытом. Письма комментирует историк Олег Будницкий

Текст читает Алексей Пономарев

Из писем жене лейтенанта Бориса Итенберга, командира огневого взвода бронепоезда

6 марта 1944 года

Дорогая Нинуся!

Вчера приехал в новый город, который стоит на реке, где жил дедушка Лей­бик  Имеется в виду река Сож, на которой стоят Кричев и Гомель. Лейба Анцелевич Блю­менталь, отец матери Бориса Итенберга, родился в местечке Кричев. Позднее жил в Гомеле, где у него было два деревянных дома. При подходе немцев к городу не уехал, так как считал, что надо приглядывать за имуществом и что при немцах будет порядок. Был уничтожен нацистами вместе с другими евреями города.. Назва­ние города от глагола «кричать»  Имеется в виду Кричев (с 1931 — город, до этого — местечко) в Могилевской области БССР. В 1939 году население Кричева составляло 16 тысяч человек. На момент освобождения Красной армией 30 сентября 1943 года в городе осталось 860 человек, 32 неразрушенных дома.. Поня­ла ли? Напиши. Сейчас читаю «Преступ­ление и наказание» Достоевского. Тяжелая вещь. Я, к стыду, ее не читал раньше. Сильная психологическая вещь. Завтра будем устраиваться окончательно, нас здесь два «Бориса Петровича»  Имеется в виду бронепоезд. стоят. Поняла, Нинуся? В Рославле встретили «Бориса Петровича», который был выпущен на два номера позже нашего, командиром на нем бывший физкультурник Чкалов­ского училища — высокий, черный, стройный. Ты, наверно, его помнишь? (Алексеенко.)

Нинуся, ты просишь [так!] о бое 7 февраля, ничего особенного не было. Был налет на наш «Борис Петрович», сбросили семь бомб от 15 метров до 80 от «Б. П.». Но все обошлось благополучно, двоих легко ранило, повылетала часть стекол из нашего мягкого вагона; но самое опасное было, когда загоре­лась от бомбы цистерна с бензином, дело было ночью, и озарило весь «Б. П.». Это был хороший ориентир. Действительно, скоро мы услыхали шум немец­кого самолета, открыли предварительный огонь, и «фриц» отвалил от «Б. П.». Этим и кончилось наше крещение. Цистерна горела целые сутки, сгорело 40 тонн бензина.

Вот и весь бой, ничего особенного нет, но это был первый бой, и он оставил след на письме, которое написал тебе после боя.

Ну все, дорогая. Крепко, крепко тебя целую.

Всегда твой Борис

25 марта 1945 года

Дорогая Нинуська!

Германию, эту проклятую страну, — я увидел.

Увидел разрушенные дома; брошенную мебель; мостовые, аккуратно обсажен­ные деревьями; библиотеки с новыми, нечитанными книгами, и много других мелочей, говорящих о жизни неслыханно хорошей, какой жили эти паразиты. Едва ли, Нинуська, можно описать, что увидел я несколько часов спустя. В домах все осталось, особенно поражает обстановка, какие кресла, диваны, гардеробы, как они жили! Что нужно было им еще?! Они хотели войны, они ее получили. Немцев в городе (о котором ты можешь узнать — поняла?) почти нет, есть французы, итальянцы. 

Дорогая Нинуська, когда видишь всю эту обстановку, с одной стороны, жалко эту разбитую мебель, посуду, но с другой, когда вспомнишь, как они жгли и ломали наше, русское добро, то хочется мстить даже на этой мебели, ведь она немецкая мебель, ведь на ней сидел фриц! Сейчас отправляют эту мебель в разоренные районы. Работать сейчас приходится много, как обычно на новом месте. Думаю, что на этом месте придется долго загорать, обставляемся мебелью — культурно воевать.

Крепко-крепко целую, в[ечно] т[вой] Борис

P. S. Когда отправлю письмо, не знаю.

Комментарий историка Олега Будницкого

К началу войны на вооружении в СССР находились 78 бронепоездов. Для мно­гих слушателей, вероятно, бронепоезда знакомы больше по фильмам о Гра­ждан­ской войне — тогда это было действительно грозное оружие. В годы Второй мировой войны, конечно, бронепоезда не играли столь важной роли, как в Гражданскую. Тем не менее определенную роль, и немаловаж­ную, все‑таки играли.

В годы войны было оборудовано около 230 бронепоездов. Прежде всего — зенит­ными установками. И главная задача бронепоездов была защищать небо над станциями, разъездами, перегонами от вражеской авиации.

Лейтенант Борис Итенберг был командиром огневого взвода на бронепоезде в годы войны и занимался защитой этих станций от нале­тов немецкой авиации. В одном, первом, письме он очень так лапидарно описывает, — видимо, чтобы не слишком волновать свою молодую жену — этот первый бой бронепоезда.

Не скрою, что этот лейтенант мне был очень хорошо знаком. Это мой научный руководи­тель, профессор, доктор исторических наук Борис Самуилович Итен­берг, который занимался как историк совсем другими проблемами — историей революционного народничества, историей революционного движения, историей либерализма и многими другими сюжетами… И однажды он прогово­рился, что у него сохранились письма военного времени, и заметил при этом: «Ну они же такие глупые!» — «Но это же самое интерес­ное!» — сказал я Борису Самуилычу. Получил от него эти письма. И в конце концов, увы, после его смерти они опубликованы и доступны в полном виде.

Чем эти письма интересны? Не только опи­санием быта бронепоезда. Замеча­тельный фрагмент, когда он описывает жене свои впечатления от Германии. В Германию он въехал на бронепоезде. Поскольку военная цензура тщательно проверяла, не упоминаются ли в письмах военнослу­жащих названия населен­ных пунктов, номера частей или какие-то другие обстоя­тель­ства, которые были секретными, то приходилось писать иносказаниями. Так, бронепоезд именовался Борисом Петрови­чем, ну а что касается населенных пунктов, то при­ходилось догадываться. Тот город, названия которого он не упо­­минает во втором письме, это Гумбиннен  Сейчас город Гусев Калининградской области РФ., Восточная Пруссия. Те самые края, где когда-то были разгромлены русские армии, в 1914 году. Теперь это другая история. Теперь русские армии пришли сюда как победители.

И лейтенант въезжает в Германию на броне­поезде. Бронепоезд идет, понятное дело, за передовыми войсками. И когда они въехали в город, то там уже мало что осталось, я имею в виду — трофеев, после того как прошла пехота, передовые части. И тем не менее такие интересные впечатле­ния московского интеллигента: это человек с высшим образованием, историк, но он предста­вить себе не мог колоссальную разницу в материальной жизни «проклятого» Запада и Советского Союза, где в основном победил социализм, как узнали советские люди в 1937 году.

И когда он увидел все это, его первая реакция: «И увидел я жизнь неслы­ханно хорошую». Неслыханно хорошую в матери­альном плане. И страшное возмуще­ние этим: что им было нужно?! Почему эти люди из этой богатой страны пошли на нас войной? Они хотели войну — они ее полу­чили. И получили то, что бронепоезд в числе прочего доехал до Восточной Пруссии. А потом и еще дальше.

Ну и два слова о том, что осталось за преде­лами этих писем, — о том, что мне Борис Самуилыч рассказывал устно. В декабре 1944 года был издан приказ, разрешающий отправлять домой посылки с трофеями. Рядовым и сержантам — до пяти килограм­мов, офицерам — до десяти килограммов, генералам — до 16 кило­граммов раз в месяц. Как мы знаем, генералы отправляли далеко не до 16 килограммов, а несколько больше, иногда и целыми поездами.

Но так или иначе, как он мне рассказывал, «я увидел в домах не мебель, а ске­ле­ты мебели»: кожа с кресел и диванов была аккуратно срезана солдатами, которые отправляли ее домой, на пошив и на починку обуви. Они, бедолаги, не знали, что это все-таки другая кожа и обувь из кожи, которой обтягивают мебель, не делают. Ну это была не самая главная проблема. Главное было — чтобы эти солдаты вернулись домой. Ну а в очень многих домах ветеранов, которые вернулись с войны, с тех пор завелись разные штучки, побрякушки и прочее — то, что они в качестве трофеев взяли в поверженной Германии.

Надо сказать, что брать можно было совершенно спокойно, потому что город был пуст. Все его население бежало от Красной армии, в ужасе от того, что их может ждать за то, что их мужья, отцы, дети сотворили в Советском Союзе.