10 хрестоматийных работ Виктора Пивоварова

В начале 1960-х годов, после окончания Московского полиграфического инсти­тута, Виктор Пивоваров начал работать в книжной графике (он проил­люстрировал в том числе сказки Андерсена, стихи Генриха Сапгира, «Черную курицу» Погорельского). В 1970 году в его творчестве на первый план выходит живопись, но наработанный в графике узнавае­мый стиль остается. В картине «Отражения» обращенные друг к другу фигу­ры на глухом эмалевидном фоне нанесены трафа­ретной техникой с использованием минимального коли­чества цветов. Внутри силуэта мужчины в костюме и котел­ке — «прорывы» плоскости, открывающие изображение пейзажа, вид на который перекрывает причудливая кон­струкция с табуреткой в основании. Половинка яблока, рыба и горящая свеча образуют пирамиду, отражение которой составляет силуэт второго героя. Очки, котелок, пейзаж внутри фигуры, яблоко — все эти мотивы, отсылающие к творчеству Рене Магритта, будут еще не раз встречаться в работах Пивоварова.

Работа «Московская вечеринка» — одна из ключевых в твор­честве художника. В вытянутых вибрирующих контурах фигур, в наслоении бесконечного коли­чества пространств, населенных изображениями, которые, находясь в одной плоскости, никогда не пере­секутся, видна сюрреалистическая подоснова живо­писного языка Пивоварова. Персонажи и изображения (их художник называет «актерами») в «Московской вечеринке» появляются впервые и будут сопро­вождать его на протяжении всей творческой жизни. Среди них — голова чело­века, части тел, дом, стол, пустая комната и фигура мужчины в темных очках, которые Пивоваров считает «метафорой… зрения, повернутого внутрь себя, к миру внутреннему, к жизни души».

Тема одиночества — одна из сквозных в твор­честве Пивоварова. Говоря о кон­цептуальном цикле «Проекты для одинокого человека», художник определяет внутреннее состояние своего героя как «сознательное одиноче­ство», при котором человек полноценно участвует в социальной жизни, обща­ется с дру­гими людьми, но остается одиноким. Цикл состоит из шести щитов-картин, каждый из которых — это схема, инструкция или опи­сание: «Проект жилого помещения для одинокого человека», «Проект пред­метов повседнев­ного обихода для одинокого человека, «Проект неба для оди­нокого человека», «Режим дня одинокого человека», «Проект снов для одино­кого чело­века», «Проект биографии для одинокого человека». Такое художественное решение наглядно отражает структуру концептуаль­ного живо­писного языка, разработанного Пивоваровым в начале 1970-х годов. Каждая из работ цикла совмещает отстраненность информа­ционного щита и узнаваемость авторского стиля. Собственно художественное сведено в рабо­тах к минимуму: пустынные фраг­менты пейзажей или изображения комнат выглядят такими же отстранен­ными, как тексты и схемы.

Этот альбом можно назвать уникальной формой концептуалистского художе­ственного выска­зывания, возникновение которой было возможно только в тех условиях, в которых существовало советское неофициальное художественное сообщество. Для его представителей мастерская была особым пространством, предназначенным не только для закры­того рабочего процесса, — в мастерских устраивали показы работ и об­суждали искусство с узким кругом друзей и коллег. Для концеп­туалистской среды альбом, сочетающий черты литератур­ного произведения и графического листа, был идеальной формой произведе­ния, а после­довательный показ листов становился перформансом для собрав­шихся в мастерской зрителей. В альбоме «Лицо» повествование выстроено в форме обращения к другому человеку, который никогда не отве­чает и оста­ется за преде­лами композиции, как и главный герой, чье лицо или частично скрыто изображенными предметами, или еле видно в разрывах фона.

«Лицо», «Проекты для одинокого чело­века» и альбом «Konkluze» художник считает единым комплексом работ, который сам он называет «философским сводом». Это понятие Пивоваров использует с долей осторожности, говоря: «Я не мыслитель, я чувствитель. <…> …Я чув­ствую ритм и рифмы вещей, и, если мне удается их уловить, они складываются в образы и строч­ки, которые гораз­до умнее меня». Каждая из работ «философ­ского свода» — способ выявления граней внутреннего «я» персонажа, и каждый из этих персонажей автобиогра­фичен. В альбоме «Konkluze» автор помещает своего героя в дове­денный до изобрази­тельной фор­мулы пейзаж: это пространство, обозначенное оттенками синего цвета и кадрированное рамкой, низкая линия горизонта, свет, видимый лишь по тени от прямоугольников, напоминаю­щих дверь. В этой системе координат место главного героя, задающего вопрос «Где я?» и пытающегося определить свое положение между «я и оно», «я и не я», определяют ответы в виде указывающих направление движения стрелок и лаконичных обозна­чений: «верх», «низ», «да», «нет», «там» и «здесь».

«Москва, весна и рыбка на окне» отно­сится к циклу «Квартира 22» (1992–1996), состоящему из 35 картин. Квартира 22 — это коммунальная квартира, в кото­­­рой родился Пивоваров, а персонажи работ цикла — мама художника, люди, которые в разные годы жили в этой квартире, и друзья. Принцип, объеди­няю­щий работы, художник сравнивает с триединством классической драмы: местом служит коммунальная квартира, время — конец 1950-х годов, а един­ство действия обеспечивается набором событий повседневной жизни. Скупые выразительные средства, утрированная грубость форм и использование плот­ного контура заимствуются художником у информационных стендов, а введе­ние текста в ткань повествования усиливает плоскостность картин. По словам художника, работы этого цикла — современный вариант жанровой картины, созданный подчеркнуто «нехудоже­ственными» средствами. Красота повсе­дневности здесь показана без поэзии и ностальгии, но и без критики.

«Окно мальчика» — редкий в творчестве Виктора Пивоварова пример объекта-лайтбокса  С англ. lightbox — буквально «коробка со све­том». Здесь — художественный объект с подсветкой.. Объект является изобра­жением окна. Спиной к зрителю стоит мальчик, за его окном виден дом и серое небо. Включив подсветку, зритель, наблюдающий за мальчиком, обнаружи­вает, что мальчик сам находится в процессе наблюдения за переодеваю­щейся у окна женщиной в доме напро­тив. Теплый оконный свет контрастирует с подчерк­нуто графич­ным и практи­чески моно­хромным решением картины-объекта, а неожи­данный сюжет обраща­ется к глубоко скрытым переживаниям героя. Это любопытный вираж развития в сторону от сфор­мули­рованного в 1970-е годы принципа откры­той картины как подчеркнутой плоскости — к тради­цион­ному представлению о классической картине как об окне, за которым всегда развора­чивается пространство. Здесь это утвер­ждение реализо­вано буквально.

«Жизнь в Москве, не в той, что наверху, а в той, что внизу, в нашей Москве, упоительна! Стихи, застолья, Эрот, порхающий под потолками, культ друже­ства. Кажется, никогда в России со времен пушкинской додекабристской молодости не было таких горячих, не замут­ненных прагматизмом, дружеских отноше­ний» — так описывает Виктор Пивоваров в своей книге «Влюбленный агент» художе­ствен­ную среду, в которую он попал в 1960-е годы. Альбом «Действующие лица (Сценки из московской жизни)» был выполнен худож­ником после его переезда в Прагу как воспоминание о друзьях и коллегах, о художественной жизни Москвы 1970–80-х годов. Форма этого альбома отличается от его более ранних работ в этом жанре. «Действующие лица» автор сравнивает с традиционным альбомом XIX века. Его героями стали поэты Игорь Холин и Генрих Сапгир, с которыми Пивоваров близко дружил, писатель Юрий Мамлеев, художники Леонид Шварцман, Оскар Рабин, Эрик Булатов, а также Илья Кабаков, в мастерской которого проходили многочисленные встречи художников, поэтов и филосо­фов. Действующим лицом стал и «са­краль­ный центр» Москвы, города, который не перестал быть местом житель­ства героев Пивоварова даже после его эмиграции в 1982 году.

Тело московского неофициального искусства 1960–70-х годов Виктор Пиво­варов представил в виде наглядной схемы: обозначенное контуром тело мужчины, верхняя часть которого разделена на несколько окрашенных в разные цвета участков, заполненных именами художников — участников альтернативной художественной сцены 1960–70-х годов. Стилистика изображе­ния напоминает научные иллюстрации в жур­нале «Знание — сила», соответственно выстроено и пространство композиции: в очерченной вдоль верхнего края графе помещено название схемы, а само изображение распо­ложено на нейтраль­ном фоне, напоминающем слегка пожелтевший лист бумаги. Художник побуждает зрителя провести собственную работу по срав­нительному анализу и решить, почему в голове находятся Кабаков и Пригов, Соков — под глазом, Булатов — на плече, а Макаревич и Елагина — в районе ребер.

Рассказ от лица выдуманного персонажа — один из важных художественных приемов москов­ского концептуализма. Монах Рабинович — второе «я» автора; герой, реализующий возмож­ность духовного восхождения человека к едине­нию с Богом, космосом и окружающим миром, описанную Пивоваровым в «Проектах для оди­нокого человека». Сам художник не раз говорил, что ему так и не удалось воплотить «программу сознательного одиночества», которая видится им как идеал существования творческого человека. Эпитет «монах» дан герою не как обо­зна­чение его места в церковной иерархии (даже его принадлежность к опреде­ленной конфессии неизвестна), а скорее как знак его миссии одиночки. Образ сада, появившийся в творчестве Пивоварова еще в альбомах конца 1970-х годов, мыслится как умозрительное пространство коллективной памяти челове­чества. Визуальное решение цикла отсылает к опытам художника с информа­ционной графикой: изображение составлено на сочетании стремящихся к абстрак­ции биоморфных фигур, окружностей (символов совершенства и гармо­нии) и надписей, помещен­ных на плотном белом или черном фоне («дневные» и «ночные» сады).