Почему Толстой не смог написать роман о декабристах

Лев Толстой собирался написать роман о декабристах, но в результате написал «Войну и мир». Почему писатель отказался от изначальной идеи и каким должен был быть его несостоявшийся роман «Декабрист»?

Подготовила Юлия Грачева

26 августа 1856 года, в день своей коронации, Александр II издал Высочайший манифест, который предусматривал амнистию всех декабристов. В том же году, по-видимому, под впечатлением от этого события Лев Толстой задумывает написать роман о возвращающемся из ссылки декабристе. Осуществлять замысел он, однако, принимается не сразу, а только спустя четыре года, в 1860-м.

О начале работы Толстой сообщает издателю многих записок декабристов Александру Герцену в письме из Брюсселя от 14 марта 1861 года:

«…вы не можете представить, как мне интересны все сведения о декабристах в „Полярной звезде“  «Полярная звезда» — литературный и общественно-политический альманах, издававшийся А. И. Герценом и Н. П. Ога­ревым в Вольной русской типографии в Лондоне в 1855–1868 годах. Название альманаха Герцен позаимствовал у декабристов. В 1822–1825 годах в Петербурге выходил другой литературный альманах «Полярная звезда», издававшийся К. Ф. Рылеевым и А. А. Бестужевым-Марлинским.. Я затеял месяца четыре тому назад роман, героем которого должен быть возвращающийся декабрист. Я хотел поговорить с Вами об этом, да так и не успел».

В этом же письме он дает описание главного героя:

«Декабрист мой должен быть энтузиаст, мистик, христианин, возвращающийся в 56-м году в Россию с женой, сыном и дочерью и примеряющий свой строгий и несколько идеальный взгляд к новой России. <…> Тургеневу, которому я читал начало, понравились первые главы».

К 1861 году были написаны три главы, в которых действительно выведен декабрист Петр Иванович Лабазов, возвращающийся вместе с женой Натальей Николаевной, дочерью Соней и сыном Сергеем из сибирской ссылки в Москву. Впрочем, несмотря на лестную оценку Тургенева, дальше этих глав роман «Декабристы» не продвинулся.

Чем дальше, тем больше в Толстом зреет желание написать масштабное полотно. «Эпический род мне становится один естественен», — отмечает он в дневнике 3 января 1863 года. Постепенно изначальный замысел «Декабристов» расширяется и углубляется. Толстой приходит к мысли, что начинать действие романа с 1856 года не совсем правильно — необходимо включить в повествование и сам год декабристского восстания. В одном из черновых набросков предисловия к «Войне и миру» он пишет: «Невольно от настоящего я перешел к 1825 году, эпохе заблуждений и несчастий моего героя». Творчески этот «переход к 1825 году» ни в чем не выразился, по крайней мере в бумагах Толстого нет ничего относящегося к этой стадии работы. Видимо, писатель действительно недолго задержался на этом замысле и вскоре обратился к 1812 году, о чем писал все в том же предисловии:

«Но и в 1825 году герой мой был уже возмужалым семейным человеком. Чтобы понять его, мне нужно было перенестись к эпохе его молодости, и молодость его совпала со славной для России эпохой 1812 года. Я другой раз бросил начатое и стал писать со времени 1812 года, которого еще запах и звук слышны и милы нам, но которое теперь уже настолько отдалено от нас, что мы можем думать о нем спокойно».

В середине 1863 года поиски Толстого выливаются в идею романа «Три поры» — по собственным его словам, произведению «из времени 1810-х и 20-х годов». Писатель намеревается последовательно провести своего героя через Отечественную войну, восстание на Сенатской площади и показать его возвращение из сибирской ссылки. Со временем первоначальный замысел менялся все больше. Например, в седьмом по счету наброске (всего их было пятнадцать) время действия сдвигается к 1805 году, хотя в ранней задумке фигурировал 1811-й. У Толстого читаем:

«Мне совестно было писать о нашем торжестве в борьбе с бонапар­товской Францией, не описав наших неудач и нашего срама. <…> Ежели причина нашего торжества была не случайна, но лежала в сущности характера русского народа и войска, то характер этот должен был выразиться еще ярче в эпоху неудач и поражений. Итак, от 1856 года возвратившись к 1805 году, я с этого времени намерен провести уже не одного, а многих моих героинь и героев через исторические события 1805, 1807, 1812, 1825 и 1856 года».

Впрочем, этот амбициозный замысел вскоре тоже пересматривается: в двенадцатом варианте начала временные рамки определены достаточно четко и сжаты до девяти лет — с 1805 до 1814 года. Толстой уже не планирует описывать судьбу одного декабриста, эта идея отступила на второй план, а на первый вышли, по признанию самого писателя, «и молодые и старые люди, и мужчины и женщины того времени», то есть сформировалась та самая «мысль народная».

Однако было бы неверно утверждать, что замысел «Войны и мира» не имел больше ничего общего с «Декабристами». В том же двенадцатом варианте начала есть такое описание Пьера:

«Тем, кто знали князя Петра Кирилловича Б. в начале царствования Александра II, в 1850-х годах, когда Петр Кириллыч был возвращен из Сибири белым как лунь стариком, трудно было бы вообразить себе его беззаботным, бестолковым и сумасбродным юношей, каким он был в начале царствования Александра I, вскоре после приезда своего из-за границы, где он по желанию отца оканчивал свое воспитание».

Отрывок этот свидетельствует о непосредственной преемственности между создаваемым романом и начатым в 1860 году произведением о декабристе. Кроме того, в нем ясно указано, что этим декабристом был тот самый Пьер Безухов. И хотя Толстой к этому времени уже отказался от идеи довести действие романа до 1856 года, но прямую связь с первоначальным замыслом все-таки намеревался сохранить.

В окончательном варианте «Войны и мира» Толстой отказывается от этой идеи и все намеки на будущее Пьера тщательно маскирует. Интересно, что именно это послужило современникам поводом упрекнуть писателя в неполноте исторической картины. В частности, Иван Сергеевич Тургенев был весьма удивлен, что в романе пропущен весь декабристский элемент. Эти претензии не вполне справедливы. Во-первых, в 1805–1812 годах декабристского движения еще не существовало, следовательно, оно не могло быть отражено в романе. Но при этом подробно рассказано про масонское движение, к которому, как известно, принадлежали многие из будущих декабристов. В эпилоге, действие которого происходит в 1820 году, писатель и вовсе дает прямые указания на дальнейшую судьбу своих героев: кратко,
но достаточно ясно говорит о причастности Пьера к декабристской организации (видимо, к Союзу благоденствия), а в поэтическом
сне Николеньки Болконского угадывается восстание 14 декабря.

Завершив «Войну и мир», Толстой тем не менее не оставил замысла написать роман собственно про декабристов, про людей, которые, по его определению, были «все на подбор — как будто магнитом провели по верхнему слою кучи сора с железными опилками, и магнит их вытянул». Он возвращается к теме спустя десять лет, в 1877 году, после публикации «Анны Карениной», и задумывает написать роман о декабристе, который в ссылке узнает крестьянскую жизнь. Следующие несколько лет Толстой активно встречается с непосредственными участниками событий 1825 года, их родственниками, читает воспоминания, письма и дневники. Такая масштабная деятельность привлекает внимание: с письмами к Толстому обращаются издатели «Русской старины», «Вестника Европы», «Нового времени», «Слова» и предлагают печатать главы произведения у них. Интересно, что будущий роман «Декабристы» не только многими связывался с «Войной и миром», но даже мыслился как непосредственное продолжение эпопеи. Например, Михаил Стасюлевич Михаил Матвеевич Стасюлевич
(1826–1911) — русский историк и публицист, редактор умеренно либерального журнала «Вестник Европы». пишет:

«…я, вместе со всеми, на основании, правда, слухов, ожидал вскоре иметь большое наслаждение — читать Ваш новый роман, который, как говорили, послужит продолжением „Войне и миру“».

Однако и на этот раз роман, несмотря на огромную проделанную исследовательскую работу, остался незавершенным. Почему? Причин несколько. Первая, внешняя, которую можно скорее назвать поводом, заключалась в том, что Толстого не допустили к ознакомлению с подлинным следственным делом о декабристах. Это, по-видимому, сильно охладило его энтузиазм. Вторая, внутренняя, по признанию самого писателя, проистекала из того, что он не нашел в этой теме «общечеловеческого интереса»: «Вся эта история не имела под собой корней». Формулировка весьма туманная. Разобраться в ней помогут сведения, которые можно найти у графини Александры Андреевны Толстой Александра Андреевна Толстая
(1817–1904) — двоюродная тетушка Льва Николаевича Толстого, фрейлина русского императорского двора. и Софьи Андреевны Толстой  Софья Андреевна Толстая (1844–1919) — супруга Льва Николаевича Толстого. .

Первая вспоминала, что на ее вопрос, почему Лев Николаевич не продолжает романа, он отвечал: «Потому что я нашел, что почти все декабристы были французы». Об этом же пишет и Софья Андреевна Толстая:

«Но вдруг Лев Николаевич разочаровался и в этой эпохе. Он утверждал, что декабрьский бунт есть результат влияния французской аристократии, большая часть которой эмигрировала в Россию после Французской революции. Она и воспитывала потом всю русскую аристократию в качестве гувернеров. Этим объясняется, почему многие из декабристов были католики. Если все это было привитое и не создано на чисто русской почве, Лев Николаевич не мог этому сочувствовать».

Та же мысль проскальзывает в письме Владимира Стасова Владимир Васильевич Стасов (1824–1906) — музыкальный и художественный критик, историк искусств, архивист и общественный деятель., который в 1879 году спрашивал у Толстого:

«Тут было у нас сто нелепых слухов, будто вы бросили „Декабристов“, потому, мол, что вдруг вы увидали, что все русское общество было не русское, а французятина?!»

Так или иначе, но тема декабризма будет забыта писателем на 25 лет.

Толстой еще раз обратится к истории декабристов уже в 1903–1904 годах в связи с идеей написать роман о Николае I. Но, как и предыдущие, этот замысел тоже останется неосуществленным.