Был ли Пушкин декабристом?
Знакомство с будущими декабристами. Политические стихи и эпатаж (1817–1820)
По окончании Лицея в 1817 году Пушкин поселился в Петербурге. Он сразу был принят в литературное общество «Арзамас», где в это время идеи о
Сила гнева Александра I, обвинявшего Пушкина в том, что он «наводнил Россию возмутительными стихами», как и быстрая слава неподцензурных стихотворений Пушкина, объяснялась не только качествами самих текстов, но и известными в обществе вызывающими поступками Пушкина:
«Пушкин, сидя в театре в кресле, показывал находившимся подле него лицам портрет убийцы герцога Беррийского Лувеля с сею надписью: „Урок царям“».
Николай Тургенев писал своему товарищу по «Арзамасу» Петру Вяземскому в письме от 25 февраля 1820 года: «…его знают по мелким стихам и по крупным шалостям».
Высказывания Пушкина на политические темы в эти годы неотделимы от его эпатажного поведения, сочетавшего в себе провокативность модного тогда дендизма и традиции французского либертинажа — политического и религиозного свободомыслия. От реальных проектов будущих декабристов это все было довольно далеко.
Южная ссылка Пушкина (1820–1824)
Наиболее интенсивное и близкое общение Пушкина с деятелями декабристских обществ пришлось на годы Южной ссылки. «В Кишиневе я был дружен с майором Раевским Владимир Федосеевич Раевский
(1795–1872) — поэт, мемуарист, участник Отечественной войны 1812 года; член Союза благоденствия в 1819–1821 годах. С 1821 года возглавлял дивизионную ланкастерскую школу взаимного обучения для солдат и юнкеров в Кишиневе. Отличался вольнодумством и подвергся аресту в 1822 году (о чем его предупредил Пушкин); дело «первого декабриста» Раевского продлилось с 1822 по 1827 год, что в сочетании с его мемуарной прозой составляет обширнейший биографический материал., с генералом Пущиным Пущин Павел Сергеевич (1789–1865) — участник Отечественной войны 1812 года, в 1821 году — бригадный командир
16-й пехотной дивизии. Был главой кишиневской масонской ложи «Овидий», куда в 1821 году входил и Пушкин; член кишиневской ячейки Южной управы Союза благоденствия. В отставке с марта 1822-го, к следствию по делу декабристов привлечен не был. Ему посвящено стихотворение Пушкина «К генералу Пущину» («В дыму, в крови, сквозь тучи стрел...») 1821 года. Воспоминания о встречах с П. С. Пущиным в Кишиневе и Одессе также отразились в кишиневском дневнике и письмах Пушкина и многочисленных воспоминаниях современников. и Орловым Михаил Федорович Орлов (1788–1842) — член литературного общества «Арзамас»; участник Отечественной войны 1812 года. В 1820–1823 годах был командиром
16-й пехотной дивизии; член Союза благоденствия (глава Кишиневского отделения), привлекался по делу декабристов, однако осужден не был. Знакомый Пушкину еще с «Арзамаса», в Кишиневе Орлов был его постоянным собеседником: их споры отражены в заметке Пушкина «О вечном мире» (1821), Орлов также упоминается в стихотворениях Пушкина «В. Л. Давыдову» («Меж тем как генерал Орлов...») и «Из письма к Гнедичу» («В стране, где Юлией венчанный...»):
Все тот же я — как был и прежде;
С поклоном не хожу к невежде,
С Орловым спорю, мало пью,
Октавию — в слепой надежде —
Молебнов лести не пою.», — вспоминал поэт в письме к Жуковскому в начале 1826 года.
При этом на прямые призывы к гражданственности в поэзии, с которыми к Пушкину обращался, например, поэт Владимир Раевский, Пушкин не
Не тем горжусь я, мой певец…
Не тем, что у столба сатиры
Разврат и злобу я казнил
И что грозящий голос лиры
Неправду в ужас приводил…
Впрочем, близкое знакомство с декабристами повлияло на развитие отдельных тем в стихах 1821–1823 годов: стихи к Денису Давыдову и Раевскому были насыщены необычной для жанра послания политической тематикой, в те же годы Пушкин пишет довольно радикальный «Кинжал».
Однако и на юге Пушкин не оставил эпатажных выходок, привлекавших к нему постоянное внимание, которое вовсе не было нужно будущим заговорщикам:
«Обритый после болезни, Пушкин носил ермолку. Славный стихами, страшный дерзостью и эпиграммами, своевольный, непослушный, а еще в ермолке — он производил фурор. Пушкин был предметом любопытства и рассказов на юге и по всей России».
«Площадное вольнодумство» и антирелигиозность Пушкина шли вразрез с конспиративным поведением декабристов. Хотя Пушкин принимал участие в политических беседах в Каменке Каменка — поселок в Черкасской области современной Украины. В 20-х годах XIX века Каменка была одним из центров Южного общества декабристов. и даже присутствовал при инсценированном заседании тайного общества, декабристы по многим причинам относились к нему довольно настороженно.
Спор с Бестужевым и Рылеевым (1825)
К первой половине 1825 года относится оживленная переписка Пушкина с членами Северного общества и издателями альманаха «Полярная звезда» — литераторами Александром Бестужевым (после восстания будет приговорен к каторжной работе на 20 лет) и Кондратием Рылеевым (один из пяти казненных декабристов), которые высказали довольно резкую критику в адрес Пушкина.
По мнению декабристов, цель изящных искусств была «не в изнеживании чувств, но в укреплении, благородствовании и возвышении нравственного существа нашего».
Описания петербургского общества и особенно главного героя в «Евгении Онегине» не отвечали этим требованиям. Бестужев советовал Пушкину переделать роман в стихах в сатиру наподобие сатир Байрона. Для Бестужева и Рылеева возвышенное и назидательное содержание выходило на первый план и перед «отделкой» стиха:
Как Аполлонов строгий сын,
Ты не увидишь в них искусства:
Зато найдешь живые чувства —
Я не Поэт, а Гражданин.
Пушкин выразил принципиальное несогласие с Бестужевым и Рылеевым не только в ответных письмах, но и в самом «Евгении Онегине»: он не изменил предмет романа и добавил описания повседневной жизни Онегина. Оставаясь внимательным к поэтической форме, он замечал в одном из писем: «Говорят, что в стихах — стихи не главное. Что же главное? проза?»
Выезд в Петербург накануне 14 декабря 1825 года
История о неудавшейся поездке Пушкина в Петербург накануне 14 декабря была много раз зафиксирована его современниками со слов поэта:
«Вот еще рассказ… незабвенного моего друга, не раз слышанный мною при посторонних лицах.
Известие о кончине императора Александра I и о происходивших вследствие оного колебаниях по вопросу о престолонаследии дошло до Михайловского около 10 декабря. <…> Рассчитывая, что при таких важных обстоятельствах не обратят строгого внимания на его непослушание, он решил отправиться туда… <…> Итак, Пушкин приказывает готовить повозку, а слуге собираться с ним в Питер; сам же едет проститься с тригорскими соседками. Но вот на пути в Тригорское заяц перебегает через дорогу; на возвратном пути из Тригорского в Михайловское — еще заяц! Пушкин в досаде приезжает домой; ему докладывают, что слуга, назначенный с ним ехать, заболел вдруг белою горячкой. <…> Глядь — в воротах встречается священник, который шел проститься с отъезжающим барином. Всех этих встреч — не под силу суеверному Пушкину; он возвращается от ворот домой и остается у себя в деревне».
Очевидно мифологизированная, эта история дополняется тем, что Пушкин, смастерив себе подложный «билет», выехал из Михайловского под именем крепостного Алексея Хохлова.
Более убедительной кажется интерпретация «тригорской соседки» Пушкина, Марии Осиповой Мария Ивановна Осипова (1820–1896) — одна из младших дочерей Прасковьи Алек сандровны Осиповой, соседки Пушкина и его близкого друга. Воспитывалась и всю жизнь прожила в Тригорском, где познакомилась с поэтом. А. И. Тургенев после знакомства с нею назвал ее «милой и умной почита тельницей великого русского таланта Пушкина».. По ее воспоминаниям, Пушкин решил срочно вернуться в Петербург не до, а после того, как узнал о вспыхнувшем восстании:
«Арсений рассказывал, что в Петербурге бунт, всюду разъезды и караулы… Пушкин, услыша рассказ Арсения, страшно побледнел. <…> На другой день… Пушкин быстро собрался в дорогу и поехал; но, доехав до погоста Врева, вернулся назад» Цит. по «Рассказы о Пушкине, записанные М. И. Семевским» // «Пушкин в воспоминаниях современников». Т. 1. СПб., 1998..
Логика этого предположения, впрочем, не объясняет, действительно ли Пушкин счел перебегавшего дорогу зайца плохой приметой или оставался в Михайловском по
8 сентября 1826 года: о встрече с Николаем I и стихотворении «Пророк»
Встреча Пушкина с Николаем I в Москве 8 сентября 1826 года была много раз описана современниками:
«Рассказано Пушкиным.
Фельдъегерь внезапно извлек меня из моего непроизвольного уединения, привезя по почте в Москву, прямо в Кремль, и всего в пыли ввел меня в кабинет императора, который сказал мне:
— А, здравствуй, Пушкин, доволен ли ты, что возвращен?
Я отвечал, как следовало в подобном случае. Император долго беседовал со мною и спросил меня:
— Пушкин, если бы ты был в Петербурге, принял ли бы ты участие в 14 декабря?
— Неизбежно, государь, все мои друзья были в заговоре, и я был бы в невозможности отстать от них. Одно отсутствие спасло меня, и я благодарю за то Небо.
— Ты довольно шалил, — возразил император, — надеюсь, что теперь ты образумишься и что размолвки у нас вперед не будет. Присылай все, что напишешь, ко мне; отныне я буду твоим цензором».
В ответе на вопрос о 14 декабря Пушкин не отрекся от дружбы с декабристами, однако и не высказал своего согласия (или несогласия) с их программой. Неоднозначное отношение Пушкина к декабристам проявляется и в остальных его высказываниях:
«Бунт и революция мне никогда не нравились, это правда; но я был в связи почти со всеми и в переписке со многими из заговорщиков».
«На вопрос мой, переменился ли его образ мыслей и дает ли он мне слово думать и действовать иначе, если я пущу его на волю, он наговорил мне пропасть комплиментов насчет 14 декабря, но очень долго колебался прямым ответом и только после длинного молчания протянул руку с обещанием — сделаться другим».
Во время расследования по делу декабристов отсутствовали прямые свидетельства участия Пушкина в
«…Пушкин, выезжая из деревни с фельдъегерем, положил себе в карман стихотворение „Пророк“, которое в первоначальном виде оканчивалось следующею строфою:
Восстань, восстань, пророк России,
Позорной ризой облекись
И с вервьем вкруг смиренной выи
К царю . . . . . . . явись!
Являясь в кремлевский дворец, Пушкин имел твердую решимость, в случае неблагоприятного исхода его объяснений с государем, вручить Николаю Павловичу на прощание это стихотворение».
Эти «крамольные» стихи, связанные с восстанием декабристов, Пушкин якобы не только взял с собой, но и потерял в Кремле:
«Ему [Пушкину] казалось, что он его [бумажник] выронил во дворце… <…> Соболевский нашел в чулане драгоценный бумажник. Пушкин, разумеется, чрезвычайно обрадовался и прочел ему сильные, превосходные стихи, которые вскоре были им уничтожены и остались неизвестными». Этот текст, по-видимому, восходит к устному рассказу близкого друга Пушкина Сергея Александровича Соболевского (1803—1870), раньше всех записанному библиофилом и историком литературы Михаилом Николаевичем Лонгиновым (1823—1875).
Несмотря на явно анекдотическую природу истории о потере «возмутительного сочинения» в Кремле, вопрос о существовании политически заостренной концовки «Пророка» остается нерешенным Существует несколько вариантов этого четверостишия, расшифровка которых весьма условна и принята не всеми исследователями; самая ранняя запись этих стихов относится, по-видимому, к началу 1850-х годов:
Восстань, восстань, пророк России,
В позорны ризы облекись,
Иди и с вервием на вые
К у[бийце] (?) г[нусному] (?) явись.
(Цит. по: А. С. Пушкин. «Восстань, восстань, пророк России…» / А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений в 16 т. Т. 3, кн. 1. М., Л., 1937–1959.).
«Я гимны прежние пою»: декабризм и стихотворения Пушкина
Колебания в отношении Пушкина к восстанию 14 декабря продолжались и после завершения дела о декабристах. Так, противоречие между вольнолюбивой лирикой и промонархическими стихотворениями, написанными после аудиенции у Николая I, создало миф о «Пушкине — друге монархии», по выражению Александра Блока. Попытки найти компромисс с властью в стихотворениях «Стансы» и «Клеветникам России», сочетались в это время с запрещением к печати «Бориса Годунова» и «Андрея Шенье» — следствием якобы личного цензурирования Николаем I.
В то же время, в 1826–1827 годах, Пушкин написал послание «Во глубине сибирских руд» и стихотворение «Арион», в котором часто находят аллегорическое изображение декабристского восстания. Между тем в образе пловцов в «Арионе» современники видели не декабристов, а, скорее, самих себя, переживших «вихорь бури» 14 декабря. Публикуя стихотворение анонимно, Пушкин отошел от выражения личных оценок и включил себя в течение общей истории. Вероятно, как часть истории воспринимались Пушкиным и события 14 декабря — эта тема не определяла его творчества, но была одной из важных и сложным образом встраивалась в его систему мировоззрения.
