Византийцы против соседей

Несмотря на то что наиболее распространенным языком в Византии был греческий, а официальным вероисповеданием — Восточное христианство, жители империи считали себя римлянами, а свою империю — Римской (и на то были весомые основания: Византия была восточной частью некогда единой Римской империи и на ее территории продолжало действовать римское законодательство). К окружающим народам византийцы относились с пренебрежением, считая их варварами. В то же время им приходилось пристально следить за самыми опасными из них, чтобы быть готовыми отразить возможные нападения. Тех, кто приходил с миром, византийцы были готовы принять и даже сделать равными себе — в том случае, если они примут христианство восточного образца, выучат греческий язык и будут соблюдать римские законы. Инородцы, согласившиеся на это, переставали быть варварами и становились полноправными жителями Византии.

Ниже мы рассмотрим представления византийцев о трех народах, с которыми они поддерживали активные связи на протяжении столетий. Это, с одной стороны, важные военные соперники Византии — арабы и латиняне (так византийцы называли всех представителей Западной Европы), а с другой, народ, которому лучше других удалось интегрироваться в состав империи, — армяне.

Византийцы о латинянах

Византийцы использовали разнообразную, но довольно бессистемную терминологию для обозначения западных народов. Наиболее общим термином, под который подпадали все жители Запада, был «латиняне». Зачастую он использовался также для обозначения конфессиональной принадлежности западных народов к католической церкви.

Наряду с этим общим термином существовало множество более узких, относившихся к одному народу. В таких случаях использовались как античные этнонимы, такие как германцы, галлы или кельты, так и более современные, например франки и италы. При этом один и тот же термин мог употребляться разными авторами для обозначения разных народов. Например, в X веке византийский император Константин VII Багрянородный называл франками народы, проживавшие к северу от Альп, на территории современной Франции, а Анна Комнина, византийская принцесса и писательница XII века, — нормандцев.

Отношение византийцев к латинянам было сложным. Византийские императоры никогда не признавали претензий западных правителей на императорский титул, а византийские патриархи часто вступали в конфликты с римскими папами, венцом которых стала схизма 1054 года. Все это, однако, не мешало византийским императорам нанимать на военную службу выходцев из Западной Европы, а порой напрямую обращаться к западным правителям за помощью. Кроме того, императоры часто женились на представительницах западных королевских домов или выдавали своих дочерей замуж за западных королей.

На бытовом уровне византийцы относились к латинянам достаточно холодно, считая их коварными, грубыми, неразумными и заносчивыми. Как писал византийский историк рубежа XII–XIII веков Никита Хониат, «между нами и ими утвердилась величайшая пропасть вражды, мы не можем соединиться душами и совершенно расходимся друг с другом, хотя и бываем во внешних сношениях и часто живем в одном и том же доме»  Перевод под ред. В. И. Долоцкого..

Негативное отношение византийцев к латинянам достигло апогея во время Четвертого крестового похода, когда войска крестоносцев захватили и разграбили Константинополь.

Латиняне о византийцах

Жители Западной Европы предпочитали называть византийцев греками, а византийского императора — императором греков, подчеркивая тем самым, что византийцы не могут считаться настоящими римлянами, а их император — императором Рима, то есть вселенским императором.

Отношения жителей Западной Европы с византийцами всегда были достаточно натянутыми. Со времен Карла Великого западноевропейские короли оспари­вали у византийских василевсов титул императора, а Западная церковь в лице римских пап боролась с константинопольским патриархом за авторитет в христианском мире.

Подлинное знакомство жителей Европы с Византией произошло лишь в конце XI века, с началом Крестовых походов, когда толпы западноевропейских рыцарей хлынули на Восток ради защиты Святой земли от мусульман. Дружелюбным это знакомство не было. Так, Анна Комнина рассказывает, что когда ее отец, император Алексей Комнин, устроил прием предводителям Первого крестового похода, один из них демонстративно уселся на император­ский трон. На упрек другого крестоносца он ответил: «Что за деревенщина! Сидит один, когда вокруг него стоит столько военачальников»   Перевод Я. Н. Любарского.. Сказалось различие в культурном опыте Византии и Запада: с точки зрения крестоносцев, сеньор не мог сидеть в присутствии вассала, это было оскорбительно прежде всего для сеньора, в то время как по правилам византийского церемониала император принимал гостей и подданных сидя, это подчеркивало его высшее достоинство.

Непонимание между византийцами и жителями Запада накапливалось еще век и в конечном итоге привело к захвату Константинополя участниками Четвер­того крестового похода в 1204 году.

Византийцы об армянах

Византийцы использовали несколько терминов для обозначения армян. Наиболее часто в византийских источниках встречается традиционное наименование «армяне» (Αρμένιοι). Но поскольку большинство армян были монофизитами  Монофизиты не принимали православного учения, утвержденного на IV Халкидонском вселенском соборе, о наличии двух природ во Христе — божественной и человеческой, полагая, что в Нем только одна природа., византийцы часто использовали наименование «армяне» в конфессиональном ключе, обозначая им также других представителей этой христианской конфессии — сирийцев и коптов. Им противопоставлялись армяне, признавшие решение Халкидонского собора, так называемые армяне-халкидониты, которых византийцы называли «иверами» (Ἴβηροι). Этот термин использовался также для обозначения грузин.

Кроме того, византийцы отождествляли армян с древним библейским народом амаликитяне, проживавшим к югу от Палестины. Причины такого отождест­вления не совсем ясны, но, возможно, оно восходит к самоназванию одной из многочисленных армянских общин, живших на территории Византийской империи.

Отношение византийцев к армянам на первый взгляд может показаться пара­доксальным. С одной стороны, византийские императоры не раз пытались завоевать армянские земли и обратить армян в православие и византийское общество было достаточно открытым для представителей армянских родов, отказавшихся от монофизитства. Многие армяне занимали в империи важные государственные посты, служили в армии, даже становились императорами. Но при этом в византийской литературе можно встретить немало колких инвектив в адрес армян. Так, известная византийская поэтесса IX века монахиня Кассия писала об «ужаснейшем народе армян», которые «дурны в своем бесславии, и чем славнее, тем дурней они становятся»  Перевод А. Стрелецкого.. А византий­ский ученый рубежа XIII–XIV веков Максим Плануд приводит поговорку, которая гласит: «Если у тебя в друзьях водится армянин, не мечтай о худшем враге»  Перевод А. Стрелецкого..

Возможно, отрицательное отношение византийских авторов к армянам как раз и объясняется тем, что последние удачно конкурировали с представителями традиционных византийских родов за положение в империи.

Немаловажную роль в византийско-армянских отношениях играла религия. Византийские полемисты не раз высмеивали армян-монофизитов в своих трактатах, и их полемика стала особенно едкой в XII веке, когда территория армянского Киликийского царства ненадолго перешла под власть Византии.

Армяне о византийцах

Армяне использовали два основных термина для обозначения Византии и ее жителей — йон (греки; от греч. Ἴωνες [iones]) и хором (римляне). Так же как и византийцы, армяне смешивали конфессиональные и этнические определения, поэтому термином «хором» стали со временем обозначать всех православных христиан. Столица Византийской империи именовалась в армянских источниках то Константинополем, то Византием. Знали армяне и слово «Византия», но использовали его не в отношении Византийского государства, а лишь в отношении Византийского патриархата.

С начала Крестовых походов и в особенности после захвата Константинополя крестоносцами в 1204 году термин «хором» стал реже использоваться для обозначения византийцев и постепенно перешел к западным христианам и тюркам-сельджукам, отвоевавшим у Византии Малую Азию и основавшим там свои государства.

Отношение армян к византийцам тоже было достаточно сложным. Армения имела незавидное географическое положение — между двумя сверхдержавами, сначала Византией и Персией, затем Византией и Арабским халифатом. В силу того что армяне были христианами, изначально они тяготели к Византийской империи: армянские писатели прославляли ранневизантийских императоров Константина и Феодосия и противопоставляли греческую мудрость «абсурд­ным и невнятным сказкам персов». Известный армянский ученый V века Мовсес Хоренаци даже называет Грецию «матерью и кормилицей наук».

В V веке Армянская церковь начала постепенно отдаляться от Византийской, связи между государствами стали ослабевать, а отношение армян к византий­цам — портиться. Накапливались противоречия как в религиозной, так и в политической сфере. К XI веку, когда многочисленные попытки византий­ских императоров подчинить себе территорию Армении нако­нец увенчались успехом, отношение армян к византийцам окончательно испортилось, а визан­тийские императоры из наместников Христа превратились в армянском представлении в предтеч Антихриста. После 1204 года византийцы постепенно теряют первенствующее положение в армянской картине мира, уступая его западным христианам.

Византийцы об арабах

Помимо этнонимов «арабы» и «сарацины», византийцы использовали для обозначения арабских народов еще два наименования — «исмаилитяне» и «агаряне»: византийцы считали арабов потомками Исмаила, первого сына библейского пророка Авраама от рабыни Агари. После обращения арабов в ислам эти наименования стали использоваться византийцами в расширительном ключе для обозначения мусульман.

До поры до времени византийцы не обращали на арабов внимания, считая их одним из многочисленных варварских племен к востоку от своих границ. Но в VII веке, после появления ислама, грянули арабские завоевания, лишив­шие Византию самых плодородных и развитых областей — Сирии, Палестины и Египта. Эти завоевания настолько шокировали византийцев, что долгое время они говорили об арабах исключительно в апокалиптическом ключе. Оправившись от первого шока, византийцы стали активно взаимодей­ствовать с арабами как на поле брани, так и в мирное время.

Все негативное в византийских представлениях об арабах было связано с их религией, а все позитивное — с ученостью. Византийские полемисты едко высмеивали «лживо писанные речения» мусульманского пророка Мухаммеда, который «совратил» свой народ в «страшное лжеучение». Впрочем, их усилия не всегда достигали желаемого эффекта: если верить византийскому эпосу, жители приграничных земель довольно часто переходили из одной религии в другую и обратно.

В то же время византийские ученые старались не уступать своим арабским конкурентам в сфере тогдашних высоких технологий — астрологии и алхимии. Эти «звездные войны» зашли так далеко, что, по свидетельству Лиутпранда Кремонского, западного дипломата, посетившего Константинополь в X веке, во время войн византийцы и арабы сверяют свои данные по одним гороскопам, так что, когда византийцам предрекается победа, они наступают, а арабы бегут, и наоборот. Впрочем, несмотря на взаимную конкурентоспособность арабов и византийцев, уже к концу X века престиж арабской науки в Византии настолько возрос, что византийским ученым зачастую приходилось выдавать себя за арабов, чтобы достичь успеха у современников.

Арабы о византийцах

Арабы называли Византию Румом или Бану аль-Асфаром. Оба этих термина использовались в арабском языке для обозначения Рима. Примечательно, что для обозначения Константинополя в арабском языке использовалось не только слово «Кюстантиния», но и словосочетание «эстин-болин», которое восходило к простонародному византийскому названию столицы εις την Πόλιν [eis tin polin] («в город»). Через много веков это словосочетание превратится в официальное турецкое название города — Стамбул.

Отношение арабов к византийцам было неоднозначным. Византию ценили в качестве источника античной мудрости, которая была очень популярна в арабском мире. Арабские халифы не раз обращались к византийским императорам с просьбой поделиться с ними трудами тех или иных античных авторов, и те зачастую удовлетворяли эти просьбы, пользуясь возможностью пощеголять перед иноземными правителями ученостью своей страны.

В то же время арабы старались отделять древнегреческих мыслителей от современников-византийцев, которые, по их мнению, впали в невежество под тлетворным влиянием христианства. Как едко замечал арабский богослов и полемист IX века аль-Джахиз, «в действительности „Логика“, трактат „О возникновении и разрушении“, „Метеорология“ и другие труды принад­лежат Аристотелю, который не был ни римлянином, ни христианином; „Альмагест“ принадлежит Птолемею, который не был ни римлянином, ни христианином; „Евклидова геометрия“ принадлежит Евклиду, который не был ни римлянином, ни христианином» — и так далее. «Если бы мусульмане знали, что христиане, и в особенности византийцы, не имеют ни наук, ни литературы, ни глубоких познаний, но всего лишь мастера в ремеслах… то они бы никогда не удостоили их звания цивилизованных людей и вычеркнули их имя из книги философов и ученых»  Перевод А. Стрелецкого., — утверждал аль‑Джахиз.

Впрочем, арабы высоко отзывались о внешнем облике византийцев, считая их одними из красивейших людей на земле. Так, арабский писатель X века аль‑Масуди называет византийского императора «царем людей», поскольку «на всей земле нет народа с лучшей физиогномией и более тонкими чертами лица»  Перевод А. Стрелецкого.. Особенной популярностью у арабов пользовались византийские женщины, которые также представлялись источником опасных соблазнов для арабских мужчин. Согласно жизнеописанию Мухаммеда, составленному Ибн‑Хишамом, однажды мусульманский пророк предложил своему привер­женцу Джадду пойти войной на византийцев, на что тот ответил: «О Послан­ник Аллаха! Разреши мне остаться и не соблазняй! Ей-богу, все мои родичи знают, какой я поклонник женщин, и я боюсь, что не удержусь, увидев женщин Бану аль‑Асфар»  Перевод Н. Гайнуллина..