Расшифровка Убивать ли царя?

Почему будущие декабристы так и не смогли договориться друг с другом

Жизнь Южного общества декабристов с 1823 года строилась вокруг постоянно возобновлявшейся дискуссии по двум проблемам: восстание и цареубийство. Надо ска­зать, что декабристы учитывали и анализировали текущие события и в России очень много говорили об испанской революции, о Рафаэле дель Риего. Это был испанский офицер, который поднял восстание как раз в те годы, у них на глазах. Восстание он начал на юге страны, в Андалусии, со своими войсками успешно прошел по стране, добился от короля соблюдения консти­туции, и власть коро­ля была существенно ограничена. Но через пару лет король совершил контр­переворот, Риего арестовал, конституцию отменил, Риего потом казнил.

Какой вывод делал из этого Сергей Иванович Муравьев-Апостол? Восстание на юге страны вполне может быть успешным, но при соблюдении каких-то предосторожностей. То есть можно начинать на юге, где мы находимся. Пестель с этим спорил и говорил, что успешное восстание может быть только в столице, но этот спор постоянно возобновлялся. Муравьев-Апостол призывал начать, призывал действительно приступить к какому-то делу, поднять вос­стание на юге. Остальные как-то его отговаривали, но это был остро дискус­сионный вопрос, судя по тому, что они говорили потом на следствии.

С этим связан второй вопрос. Допустим, восстание. А что в случае победо­нос­ного восстания делать с императором? Вот Риего оставил короля в живых — и зря он это сделал.

Пестель с его неумолимой логикой — он был человек очень логичный и с очень сильным интеллектом — доказывал, что опыт как Французской революции, так и испанских событий совершенно однозначно доказывает: оставлять в жи­вых свергнутого монарха нельзя. Дальше по той же логике возникало следую­щее: ровно так же нельзя оставлять и возможных наследников престола как очаг возможной контрреволюции. Среди декабристов шла речь о том, что жизнью всех членов царской семьи придется пожертвовать, для того чтобы избежать большого крово­про­лития, избежать гражданской войны и того, чтобы контрреволюция сплоти­лась вокруг фигуры возможного наследника. То есть им казалось, что если нет наследника, то нет и проблемы — можно будет как-то более-менее бескровно совершить переворот.

Вот этот момент — чтобы все произошло бескровно — их очень сильно бес­покоил. Все-таки они действительно были прошедшими войну офицерами, для них это были не пустые слова. Именно поэтому декабристы говорили только о варианте военного восстания, то есть восстания с помощью тех войск, которыми они сами командовали. Никаких широких народных масс, никакого народного восстания: это хаос, кровь и гражданская война.

Значит, своей задачей декабристы, думавшие о восстании, считали в том числе продвижение по службе, чтобы получить эти войска себе в командование. В Южном обществе в этом отношении было неплохое положение, потому что Пестель уже командовал полком, Сергей Муравьев-Апостол командовал батальоном в своем полку, князь Сергей Волконский командовал бригадой. И в тайном обществе было довольно много полковников.

Они предполагали опираться именно на свои войска, которые послушаются приказа командира. Они не вели пропаганду или агитацию революционных идей среди своих солдат. Они считали, что достаточно просто быть хорошими команди­рами и хорошо относиться к своим солдатам, чтобы солдаты были привязаны к ним лично и, в случае начала каких-то решительных действий, просто пошли бы за своим командиром.

Вопрос о цареубийстве был очень жгучим, и он вставал не только в Южном обществе. Первые серьезные раз­говоры о возможности цареубийства были еще в Союзе спасения, это так называемый московский заговор 1817 года. Осенью 1817 года значительная часть гвардии была в Москве, на праздновании пятилетия изгнания Наполеона, и члены тайного об­щества собирались в шеф­ском доме при Хамовнических казармах (этот дом до сих пор стоит на Комсо­моль­ском проспекте), в квартире Алек­сандра Николаевича Муравьева. Там они получили известие о каких-то новых злоупо­треблениях власти, и Иван Дми­три­евич Якушкин, рас­палившись, сказал, что он готов убить Алек­сандра I, раз тот так вреден для страны. Остальные поспешили его от этого дела отговорить, и с этого начался существенный кризис Союза спасения.

Теперь южные декабристы возвращались к этой проблеме. Царя надо убить, чтобы избежать, по их понятиям, большого кровопролития. С другой стороны, лично к Александру I они относились скорее хорошо, привыкли его уважать, видели его на полях сраже­ний. Он вообще был человек обаятельный, и все его окружение вполне его любило. В общем, убивать его совершенно не хотелось.

Поэтому после долгих споров они придумали такую уловку: восстание надо начать в тот момент, когда император умрет, а новый еще не вступит на пре­стол. Императора не будет вообще, и в эту паузу нужно выступить и потре­бовать конституции, потребовать созыва какого-то представительного органа и проведения реформ.

Таким образом получалось, что вопрос о вос­стании, если принимать этот план, откладывается в совершенно неопределенное будущее. Потому что Александр I был человек молодой, в расцвете сил. С другой стороны, Сергей Муравьев-Апостол очень торопил товарищей, ему хотелось начать какое-то действие. Ему, видимо, было тягостно смотреть на окружающую действительность, он был очень добрый человек. И вот этот спор возобнов­лял­ся, и вроде бы они договорились даже, что начнут восстание в начале 1826 года, когда ожи­далась удобная ситуация: полк Пестеля дежурит в главной квартире, импера­тор должен приехать с инспекцией, вот мы его и арестуем. Совершенно непо­нятно, было ли это сказано всерьез — или это был просто способ успокоить Сер­гея Муравьева-Апостола и еще на полгода отложить разговоры о восстании.

Одновременно если поднимать восстание, то, конечно же, нужно догова­риваться о совместных действиях с Северным обществом. Тем бо­лее если, как утверждает Пестель, восстание должно непременно начаться в сто­лице, то его должно начать именно Северное общество. Они вели пере­говоры, но без большого успеха: у них было довольно много противоречий в планах и в программах.

И тут встает основной вопрос, который должен непрерывно зада­вать себе исследователь декабризма и ответа на который мы не знаем. Они вообще на самом деле собирались совершать какое-то восстание — или это были только разговоры?

С одной стороны, они все-таки действительно были боевыми офицерами, и в их устах это вроде бы не должно быть пустыми сло­вами. Более того, декабристские восстания-то состоялись: они произошли на Сенатской площади и в Черниговском полку, где служил тот самый Сергей Муравьев-Апостол.

Но эти реально произошедшие восстания не выглядят как закономерный результат деятельности тайных обществ, которые готовили восстание — и вот восстание происходит. Они выглядят как совершенно спонтанные собы­тия, зависящие от случайных внешних обстоятельств. То есть, в принципе, мы вполне можем предполагать, что, не случись вот этой ситуации между­царствия, декабристские общества никакого восстания не предприняли бы, а просто некоторое время говори­ли бы.

Дальше мы наблюдаем личную историю многих центральных декабристов, которые по достижении какого-то возраста просто теряли интерес к этой затее, даже Пестель. Политические радикальные проекты — это, в общем, моло­дежное дело. И Пестель, которому перевалило за 30, сам признавался в этом на следствии. Мы могли бы пренебречь этими словами как отговоркой, но в этом же он признавался своему близкому другу Николаю Ивановичу Лореру, декабри­сту, который написал в мемуарах, что в течение 1825 года Пестель переживал внутренний кризис, совершенно потерял интерес к раз­говорам о тайном об­ще­стве, забросил писать «Русскую правду» и вообще его взгляды и умонастрое­ние сильно изменились.

Может быть, все это просто ничем бы не разрешилось. С другой стороны, к концу 1825 года Александр I получил доносы на декабристов. Прежде он не очень реагировал на эти доносы, потому что сам разделял эти либе­раль­ные убежде­ния, и ему приписывают фразу: «Не мне их судить». Но как раз на последний донос он действительно начал реагировать, и одним из послед­них его распо­ряжений была отправка генерала Чернышева в Тульчин разо­браться, что там с тайным обществом, и Чернышев арестовал Пестеля до 14 де­ка­бря, до восстания. Может быть, были бы какие-то небольшие репрессии, но сами по себе тайные общества не стали бы таким ярким событием в нашей истории, если бы не случайности междуцарствия.

Нам может быть сложно представить, что образованные, культурные люди вдруг возьмут и начнут вооруженное восстание с войсками. Это может пока­заться нелепым, и может быть, уже именно наш собственный исторический опыт давит на наше сознание и заставляет думать, что декабристы на самом деле никаких восстаний совершать не собирались и это была просто принятая тогда форма говорить о политике.

Но мы так и останемся в неопределенных гаданиях, потому что восстания были. Было 14 декабря в Петербурге, и было очень странное восстание Черни­говского полка на юге России. С одной стороны, это был нервный поступок, потому что восстание случилось в тот момент, когда жандармы приехали их арестовывать. С другой стороны, Сергей Муравьев-Апостол в какой-то степени стал заложником, наверное, своих давних планов и слов, потому что он же искренне собирался и уговаривал товарищей начать восста­ние — и вот этот момент настал: куда деваться, мы же собирались, мы же говорили. И он начал восстание — заведомо, конечно, безнадежное.

Никто из южных декабристов его не поддержал, вот это тоже важно. Говоря о том, кто у нас декабрист, нужно думать: а кого мы вообще имеем в виду? Участников восстания? Участников тайного общества? Эти круги людей не совпадают. Никто из южных декабристов — полковников, командиров полков — не присоединился к восстанию Сергея Муравьева-Апостола, и его несчастный восставший полк был расстрелян правительственными войсками, офицеры арестованы и привезены в Петербург на следствие и под суд.

Восстание в Петербурге 14 декабря тоже было в очень большой степени спон­танным событием именно под влиянием той же самой идеи: мы же плани­ро­вали восстание при смене монарха на престоле. А тут еще такая провоцирую­щая ситуация междуцарствия, потому что этот момент, когда монарха нет вообще, затянулся.

В сухом остатке вот что. Достаточно часто и сейчас можно слышать обвинения декабристов в том, что они цареубийцы и вообще убийцы. Но декабристы никакого царя не убили — они 10 лет об этом говорили, но не убили именно потому, что им очень не хотелось этого делать.