Литературоведы Кирилл Корчагин и Денис Ларионов рассказывают о представителях советского литературного подполья
Для всех собранных в хрестоматии поэтов исходным пунктом была литература начала ХХ века; каждый из них вырабатывал особое отношение к этому прошлому — принимал его, пытаясь продолжить, или отталкивался от него, чтобы создать беспрецедентно новый поэтический язык. Неофициальные поэты искали собственное место между двух полюсов — дореволюционным авангардом (в лице Велимира Хлебникова и Владимира Маяковского) и акмеизмом (в лице Анны Ахматовой и Осипа Мандельштама). Реже они признавались во внимательном чтении советской поэзии — конструктивизма 1920-х годов (Ильи Сельвинского, Эдуарда Багрицкого, Владимира Луговского), поэзии фронтового поколения (Бориса Слуцкого, Давида Самойлова). В неофициальной поэзии все это часто смешивалось, порождая подчас парадоксальные сочетания.
Внутри неофициальной поэзии возникли многие из влиятельных до сих пор течений. Одно из них — концептуализм, для которого центральным был вопрос о том, что собой представляет речь современного (советского) человека, из чего она складывается и что позволяет сказать о мире, в котором он живет. Другое — постакмеизм (иногда его называют неомодернизмом), искавший способ восстановить историческую непрерывность — начать с того места, где остановились поэты первой четверти ХХ века. Близки к концептуализму были минимализм и конкретизм: они также проверяли современную речь на прочность, но не анализировали ее, чтобы подвергнуть критике (как концептуалисты), а, напротив, стремились обнаружить поэзию в самых привычных сочетаниях слов, стершихся от повседневного употребления. С постакмеизмом связано другое течение, набравшее силу уже в последнее советское десятилетие, — метареализм, для которого определяющим был опыт поэзии Осипа Мандельштама с характерным для нее сочетанием классического стиха и сложного, «вязкого» языка, позволявшего ставить под вопрос привычные способы восприятия и описания мира. Этот перечень не описывает всего многообразия поэтических практик неофициальной литературы, но дает представление о том, в какой системе координат она существовала. Многие же поэты не примыкали ни к какому течению, соединяя различные практики или изобретая собственную версию поэтического языка.
В нашей антологии поэты расположены в том порядке, в каком они входили в литературу. Этот порядок условный, но все-таки он отражает то, что авторы-ровесники иногда принадлежали к совершенно разным литературным ситуациям. Например, Лев Лосев, ровесник Михаила Еремина и Всеволода Некрасова, стал систематически писать стихи только в восьмидесятые годы и поэтому его естественнее читать среди авторов, начинавших в это десятилетие. А Евгений Кропивницкий, старейший поэт неподцензурной литературы, естественнее всего смотрится рядом со своими учениками — Игорем Холиным и Генрихом Сапгиром, хотя вполне сложившиеся стихи он писал уже в двадцатые годы. Читая хрестоматию в таком порядке, можно увидеть, как менялись задачи неофициальной поэзии и ее язык, как какие-то темы уходили в тень, чтобы вновь стать важными для авторов уже следующего поколения.
Нужно помнить, что между андеграундом и официальной поэзией не всегда были четкие границы: многие неофициальные поэты предпринимали попытки публиковаться в советской печати — и не всегда такие попытки оставались безуспешными. Впрочем, печатали их все же мало, чаще в роли переводчиков (как Владимира Бурича) или детских поэтов (как Генриха Сапгира). В литературном подполье существовали свои журналы (например, ленинградские «Часы»), премии (премия Андрея Белого, основанная в 1978 году) и антологии («У Голубой Лагуны» Константина Кузьминского, издававшаяся уже в эмиграции). При этом неофициальные поэты все же стремились стать заметными за пределами своих кругов — издать книгу стихов или коллективный сборник, даже создать собственную писательскую организацию. Для ленинградских поэтов таким сборником должна была стать «Лепта», составленная в 1975 году, но так и не попавшая в печать, а организацией — «Клуб-81», основанный в 1981-м; московская организация, клуб «Поэзия», возникла позже — в 1985-м. Существовали и менее формальные объединения — например, Лианозовская группа, стихийно сложившаяся в 1950-е годы вокруг поэта и художника Евгения Кропивницкого, или круг молодых поэтов, общавшихся в 1960-е годы с Анной Ахматовой (к нему принадлежал Иосиф Бродский). История неформальных объединений — отдельная область, и здесь о ней говорится лишь в тех случаях, когда без этого трудно обойтись.
За редким исключением в этой подборке представлены только поэты, значительная часть жизни которых прошла в Москве и Ленинграде. Это связано и с тем, что неофициальное движение в других русских городах до сих пор не вполне исследовано, но также и с тем, что Москва и Ленинград воспринимались как центры литературной жизни — и даже поэты, жившие за их пределами, часто считали своими адресатами именно ленинградскую и московскую публику. Например, именно на Москву и Ленинград был нацелен авангардный самиздатский журнал «Транспонанс», издававшийся в 1979–1987 годы в городе Ейске Краснодарского края, но публиковавший многих столичных авторов.
В хрестоматию включены только те, кто в советское время не просто активно писал, но и успел заработать себе имя. Поэты, начинавшие в 1980-е годы, но ставшие известными только на волне перестроечной либерализации печати или в 1990-е, здесь не описываются: они принадлежат уже следующей странице истории литературы. При этом мы старались показать, для каких младших поэтов опыт литературного андеграунда имел первоочередное значение: почти все значимые постсоветские авторы видели в тех или иных неофициальных поэтах своих предшественников. Мы указываем наиболее очевидные случаи такого наследования, но держим в уме, что ко всем разговорам о влиянии старших поэтов на младших нужно относиться с осторожностью.
Для каждого поэта мы указываем страницы в интернете, где можно найти его произведения в большем количестве. Более подробно ознакомиться с неофициальной поэзией можно при помощи антологии, составленной Иваном Ахметьевым.
Кирилл Корчагин
