Конспект Как жили депутаты
Краткое содержание третьего эпизода из курса Веры Мильчиной «Повседневная жизнь Парижа»
4 июня 1814 года вернувшийся из эмиграции король Людовик XVIII даровал Франции конституцию, по которой она жила до 1848 года. По этой конституции у Франции появился двухпалатный парламент. Депутаты в нижнюю палату избирались от всех департаментов Франции. Верхняя палата — палата пэров — назначалась королем. До конца 1831 года пэрство было наследственным, но при Июльской монархии оно стало не только ненаследственным, но и бесплатным, то есть пэрам больше не причиталось жалованье.
Избирательная система в эпоху Реставрации и Июльской монархии была цензитарной. Это значит, что быть избранным депутатом и стать избирателем мог не всякий. В эпоху Реставрации избираться мог только человек, достигший 40-летнего возраста и плативший 1000 франков прямых налогов. Избирателями же могли становиться люди старше 30 лет и платившие не меньше 300 франков прямых налогов. После 1830 года минимальный возраст для депутатов снизился до 30 лет, а налоги — до 500 франков. Для избирателей ценз тоже уменьшился: требовался возраст не меньше 25 лет и 200 франков прямых налогов. Сначала депутатов было 258 человек, потом 400, а при Июльской монархии стало почти 500.
Парламентская сессия обычно открывалась в октябре-ноябре, а закрывалась в мае-июне, и это определяло весь ритм парижской жизни, потому что до закрытия сессии депутаты не могли разъехаться из Парижа — по домам или по поместьям. В эпоху Реставрации открытие сессии происходило в Лувре, куда специально приезжали депутаты, пэры и король из Тюильри, а при Июльской монархии король стал приезжать на открытие сессии в палату депутатов.
У палаты депутатов было свое здание для заседаний, так называемый Бурбонский дворец (когда-то он принадлежал одному из представителей рода Бурбонов), и они по-прежнему заседают именно там, только теперь их палата называется Национальным собранием. Пэры заседали в Люксембургском дворце, и там сейчас тоже заседают их преемники — члены Сената.
У депутатов были разные любопытные обыкновения. Например, в эпоху Реставрации двум депутатам полагался один шкафчик в гардеробной. Там висели их нарядные мундиры с белыми пуговицами и бурбонскими вышитыми лилиями. Выступать с трибуны они могли только в мундире, а просто присутствовать на заседаниях можно было и в цивильном платье.
Если депутата вдруг посещало вдохновение, он бежал в гардеробную, переодевался и только после этого выходил на трибуну с речью. Но, как правило, речи были заранее написанными. Многие мемуаристы сообщают, что далеко не все депутаты внимательно следили за ходом заседаний: один пишет, другой читает, третий болтает с соседом.
Основной задачей депутатов было голосовать за законы. Сначала они открыто голосовали за каждую статью закона в отдельности, а затем уже тайным голосованием утверждали весь закон в целом. Для этого каждому депутату выдавались два шара — черный и белый. Голосуя за, они клали белый шар в урну «за», а черный — в урну «против», а голосуя против — наоборот, черный шар в урну «за», а белый — в урну «против».
Зал заседаний палаты депутатов был устроен по принципу амфитеатра. Еще со времен Французской революции в Конвенте более радикальные депутаты садились слева, более консервативные — справа, а в середине было так называемое болото, то есть депутаты умеренные. Такая система сохранилась в палате депутатов и в эпоху Реставрации, и при Июльской монархии. Формально политических партий не было, но все рассаживались, исходя из своих политических взглядов.
На скамье внизу сидели министры. Поскольку их часто очень сильно критиковали, эта скамья называлась «скала страданий». Министры предлагали законы, которые депутаты должны были утвердить или отклонить. После депутатов закон должен был пройти утверждение в палате пэров. Голосования отнюдь не были механическими: и в той и в другой палате случались довольно жесткие баталии.
На парламентских заседаниях присутствовали посетители. Палата депутатов была открыта для посторонних изначально, а в палату пэров их стали пускать только при Июльской монархии. В палате депутатов специально для посетителей были гостевые трибуны, на которые пускали по билетам. Часть билетов распространяли заранее, каждому депутату примерно раз в неделю выдавали один билет для его персонального гостя. Кроме того, в день заседания билеты можно было получить у входа, но за ними выстраивалась большая очередь. Причем некоторые ловкие люди занимали очередь, а потом за умеренную плату продавали свое место в ней.
Кроме того, на заседаниях присутствовали журналисты. Их места располагались наверху. Парламентским журналистам посвящен один из разделов иронического трактата Бальзака «Монография о парижской прессе». Там он, в частности, рассказывает, как парламентские корреспонденты, которых он называет «палатологами», цитируя текст выступления того или иного депутата, вставляют в него ремарки. И если депутат близок журналисту по политическим убеждениям, он пишет в скобках: «аплодисменты», «бурные аплодисменты», «рукоплескания». А если депутат ему не нравится, он пишет: «ропот в зале», «шепот», «негодующие возгласы». Бальзак говорит, что эти отчеты в газетах напоминают партитуры каждого отдельного инструмента, из которых невозможно получить симфонию.
Заседания палаты депутатов продолжались довольно долго — до пяти-шести часов. Поэтому в палате была устроена комната, где депутаты могли перекусить. В эпоху Реставрации специальная кухарка варила им бульон. Эта кухарка знала, что, если повестка дня интересная, надо сварить много бульона, а, если обсуждают что-нибудь не очень важное, можно и сэкономить. При Июльской монархии бульон стали доставлять из специального заведения в пригороде Парижа.
В обязанности пэров входило утверждать законы, принятые палатой депутатов. Кроме того, в особых случаях они выступали как судебный орган. Сюда относились случаи государственной измены и покушения на государственный строй, в том числе большие мятежи. Так, в 1835 году в палате пэров проходил процесс, посвященный огромному восстанию, поднявшемуся в 1834 году. Его называли «чудовищный процесс», потому что в нем было почти две сотни обвиняемых. Чтобы их содержать, к Люксембургскому дворцу даже пристроили новую тюрьму. А в 1847 году палата пэров судила за взятки министра, под руководством которого строилась эта тюрьма.
Еще один эпизод 1847 года — преступление герцога Шуазеля-Пралена, который убил свою жену 35 ударами кинжала. Он был пэром, и поэтому судить его должна была палата пэров. Но в тюрьме в ожидании суда герцог отравился и тем самым избавил своих коллег от необходимости вынести ему приговор.
Эти два эпизода 1847 года стали для внимательных современников симптомами конца Июльской монархии.