«Мы пришли выжечь в мозгу плесень прошлого»: что говорили о первом музее авангарда
О необходимости создания музея нового типа
«Мы пришли, чтобы очистить личность от академической утвари, выжечь в мозгу плесень прошлого и восстановить время, пространство, темп и ритм, движение, основы нашего сегодняшнего дня. <…>
В новой организации музея лежат основы, которыми не пользовалось научно-художественное музееведение. Здесь нет места ни времени, ни истории, ни эстетическим переживаниям, ни реальной трактовке.
Здесь культ живописи руководит созданием музея.
Этот музей должен быть центральной главой развития всей музейной сети по площади Российской Советской Федеративной Республики. Он же распределяет все работы художественных сил страны во все отдаленные центры».
Об устройстве музея
«…Музей живописной культуры не стремится ни выразить полностью определенного художника, ни представить развитие указанных задач лишь
«Музей методов, а не собрание множества, хотя бы замечательных произведений. Лаборатория принципов будущего мастерства».
О цели создания МЖК
«Целью организации Музея живописной культуры было наглядно показать на образцах художественное производство разных областей чистого и прикладного искусств, идеи и ход развития формальных живописных необходимостей всех эпох, стран и народов, дабы из ряда разнообразных примеров выяснилась одна общая постоянная и неизменная задача, над решением и исполнением которой работает изобразительное искусство человечества во все времена».
О том, что музей должны делать художники
«Голос художников должен иметь действительно больше веса при приобретениях, чем это было до сих пор. Закупка новых произведений искусства действительно должна производиться самими художниками. Им же должна быть дана возможность создать свой музей художественной культуры».
О развеске по чувству и по форме
«Развешивают Музей живописной культуры окончательно. Фальк и Кандинский развесили одну комнату без всякой системы, по чувству; вышло похоже на композицию из картин, где отдельное произведение и отдельный автор не выявлены и не играют роли. <…>
Анти Домашнее прозвище Александра Родченко, мужа Варвары Степановой., конечно, вешает по другой системе; он, во-первых, наметил общую руководящую нить для комнаты — фактура, декоративность или пустота, сильного цвета. <…> Фактурную комнату он развесил сам, и, как выразился Франкетти, она „острая“…
Авторы вешаются в музее вперемежку. <…> Кандинский предпочитает более совершенные и законченные вещи, а Анти — те, хотя и менее ценные по мастерству и даже качеству, но из которых можно идти вперед, а не только усовершенствовать выполнение».
«Развеска-распределение имеет чрезвычайно важное отношение и которое должно быть также обосновано, ибо от самой развески зависит и состояние самого произведения.
Полагаю, что стены музея есть плоскости такие, как и плоскости холста, на котором должна возникнуть конструкция, нам известно, что чем больше на плоскости форм, напоминающих своей форму другую, тем [больше] ослабляется конструкция, чем же меньше и разнообразнее конструкции, тем сильнее напряженность и цельность конструкции. Поэтому развеска однородных произведений не усиливает их, а ослабевает, ибо характер повторяется и превращает в одну линейную массу совпадающие формы.
Развеска должна быть разнообразна: икона, кубизм, супрематизм и т. д.».
О копировании
«…Я… пошел… в Музей живописной культуры. <…> В музее смотреть особенно было нечего. Позднее я узнал, что Ларионов, Гончарова — известные художники. В их вещах ничего особенного. Они производят то же впечатление, что и другие, висящие в трех залах: они полностью определяются влиянием парижской и берлинской живописи того же времени и копируют их без особого мастерства».
Об экспериментах
«…„Представитель власти“ М. П. Кристи Михаил Кристи — партийный и музейный деятель, уполномоченный Наркомата просвещения РСФСР (с 1917 года), заведующий научными учреждениями Наркомпроса в Петрограде–Ленинграде (1919–1925), директор Третьяковской галереи (1928–1937). высказал следующее: „Советская власть всегда идет навстречу всему новому и не желает повторять ошибок старого строя. Вот почему мы вам и дали возможность экспериментально произвести тот опыт, который вы пожелали сделать, результатом чего явился Музей живописной культуры. Правда, судя по слышанной только что критике, никаких новых там приемов экспозиции не выявили и остались при старых, но все же именно там вы еще беспрепятственно можете эти новые приемы продолжать. Советская власть ни в коем случае не допустит, чтоб на них были бы проделываемы всевозможные, еще не подкрепленные опытом, эксперименты, могущие привести к разрушению исторически сложившихся систем и ансамблей!“ Но, дорогие мои, разве этим самым, то есть разрушением, вы не заняты вот уже четыре года во всероссийском и даже мировом масштабе?».
О кладбище искусства
«Ныне труп искусства живописного, искусства размалеванной натуры, положен в гроб, припечатан черным квадратом супрематизма, и саркофаг его выставлен для обозрения публики на новом кладбище искусства — Музее живописной культуры. <…> А застывшие, неподвижные формы супрематизма выявляют не новое искусство, но показывают лицо трупа с остановившимся мертвым взором».
О деньгах
«Все тащат купленные вещи. Лентулов — 3 вещи, Машков — 3 вещи, Кончаловский — 3 вещи, Рождественский — 2 вещи, Малевич — 3 вещи, Беутова — 3 вещи, Кузнецов — 3 вещи, Удальцова — 3 вещи и т. д. Все получат деньги, ассигновки… все по 20 тысяч, кроме Франкетти — 14 тысяч, Удальцова — 14 тысяч, Малевич — 28 тысяч, Татлин — тоже.
Древин показывает Штеренбергу 4 вещи Моргунова и 2 вещи Удальцовой и сравнивает. Штеренберг кипятится: почему у Моргунова 4, а у Удальцовой 2; к Татлину, Татлин заявляет, что вещи Моргунова отправят в провинцию…
Великолепное оправдание, разница только в том, что Моргунов получил 28 тыс., а Удальцова — 14 тысяч! Но это, конечно, не важно. Зато Моргунов — приятель Татлина…
Анти и Древин спрашивают у Татлина, почему их не купили… Без Малевича купить нельзя, но Толстая Софья Дымшиц-Толстая — художница-авангардистка, работала в отделе ИЗО Наркомпроса, участвовала в организации МЖК. предлагает Анти принести 2 вещи, как и в прошлый раз».
«Работа моя остановилась, Гарри Речь идет о Генрихе (Гарри, Андрее) Блюменфельде (1893–1920) — русском художнике, участнике объединения «Бубновый валет» в Москве и деятеле «пензенского авангарда» 1918–1920 годов. тоже почти не писал. Я решила, что Гарри должен отправиться в Швейцарию на поправку. Я заняла денег где только могла, и он уехал. Я же немедленно отправилась домой, в Москву, на рождественские каникулы. Впоследствии я узнала, что Гарри заболел туберкулезом и попал в сумасшедший дом. Что он женился и у него был ребенок. Несколько раз он приходил к нам в Петрограде. Был уже тогда неизлечимым морфинистом, бросался на людей и требовал морфия и опять попал в сумасшедший дом. Умер он от туберкулеза 26 лет. Перед смертью подарил мне чудесный пейзаж — черный с белым. В голодные годы я продала его в Музей живописной культуры».
О новой художественной силе
«В периоды стихийного разрушения старого, в периоды Гражданской войны и общей разрухи страны искусство, конечно, не могло иметь благоприятных условий для своего развития. Очень часто экономические тиски наиболее сильно и трагически давили художников, мало приспособленных к борьбе за существование в той форме, которую эта борьба приняла за последние годы, лишая их возможности работать и развиваться в искусстве. Наряду с этим отмечаем отрадные явления: искусство, представленное в музеях Петрограда и Москвы, не только расширялось в своих бесценных собраниях, но и распространялось по многим городам России, лишенным до того рассадников живописной культуры. За время революции явилась новая художественная сила, полная бодрости, веры в себя и преданная безграничной любовью к искусству».
О рисовании затылком
«А на другом берегу Невы, на Исаакиевской площади, в доме № 8 (бывший дом Мятлева, Институт живописной культуры при институте — Музей живописной культуры На самом деле речь здесь идет о петроградском Музее художественной культуры, который в 1924 году был переименован в Институт художественной культуры (Инхук, позже Гинхук).) — сосредоточение левых и левейших. Забыт и закрыт этот музей. Некогда в его залах висели картины новаторов. В главном зале стоял сверкающий стеклом макет башни Татлина. Там же находились проекты городов будущего, сделанные учеником Малевича — Суетиным. Где они теперь?
В институте проводились эксперименты по пространственному восприятию цвета. Опыты эти забыты, но могли бы быть интересными современному дизайну. Матюшин Михаил Матюшин (1861–1934) — художник, композитор, теоретик искусства и педагог, преподавал в Гинхуке. проводил эксперименты парапсихологического порядка. В наглухо запертой аудитории ставился натюрморт. Предметы, из которых он был составлен, должны были угадываться телепатически и зарисовываться участниками эксперимента. Опыты носили название „Рисование затылком“.
<…> Дискуссии в тогдашней неустановившейся атмосфере более походили на бурные митинги. Споры велись в университетских аудиториях, в первых Домах культуры, в Институте живописной культуры и в Академии художеств. На этих диспутах часто выступал Филонов. Молодежь заполняла до отказа аудиторию в те дни, когда должен был говорить художник».
О живом интересе
«Весной двадцать восьмого года в помещении Музея живописной культуры открылась четвертая выставка ОСТа. Музей размещался на Рождественке, в здании Вхутеина, на первом его этаже. Выставка эта у нас, студентов Вхутеина, вызвала живой интерес, нам нравилось стремление остовцев рассказать о сегодняшнем дне своим языком, не прибегая к отжившим формам. Работы художников ОСТа не походили на те, которые мы привыкли видеть на выставках, и было в них
О будущем
«Футуристы непонятны…
А старое искусство понятно? Не потому ли рвали на портянки гобелены Зимнего дворца? Будем пропагандировать — поймут.
<…>
Наши факты — „коммунисты-футуристы“, „Искусство коммуны“, „Музей живописной культуры“, „постановка ‚Зорь‘ Мейерхольдом и Бебутовым“, „адекватная ‚Мистерия-буфф‘“, „декоратор Якулов“, „150 миллионов“, „девять десятых учащихся — футуристы“ и т. д. На колесах этих фактов мчим мы в будущее.
Чем вы эти факты опровергнете?»