Правила жизни «Арзамаса»

Глупцы живут на земле для наших маленьких радостей.

Наши добродушные предки говаривали, что нельзя дому стоять без дурака. Иногда хотелось бы прибавить, что трудно и сносить жизнь без мечты, следственно, дурачества.

Когда умный человек ошибается, то в его ложном мнении необходимо должна быть частица истины, иногда блестящая; ибо истина и ум одно и то же, и всякое заблуждение есть род сумасшествия, более или менее явного, полного или частного.

Я с некоторой поры совсем перестал удивляться глупостям.

Батюшка часто говаривал, кто что ни сказывай, а скотов легче заставить говорить, чем людей. По крайней мере, не взыщут, если за них проврешься.

Общее мнение как желудок: когда он испорчен, то и хорошая, здоровая пища ему делается противна.

Живу я довольно весело. Таскаюсь ежедневно по дачам и островам, а иногда, ноги вздернув, за бутылкою холодного меду и за хорошей книгой лежу на своем измятом старом канапе и над рецензией славянской засыпаю.

Я кружусь в обществах, и многие думают, что рассеянность есть моя стихия; но кому известно, что возвращаюсь я часто домой с утомленным сердцем и с унылою душою? Доказательство, что нет ничего обманчивее наружности.

Карты не только убивают разговор, но — время, здоровье, кошелек.

Есть люди, которые не стараются извлекать непосредственной пользы из чтения. Они не хотят ни писать, ни говорить, ни думать о том, что находят даже в самых лучших книгах, а читают для того, что им приятно читать. Боже мой! Неужели и я люблю иногда мыслить и рассуждать о добродетели только для того, что мне приятно рассуждать и мыслить!

Наша Поэзия обязана Ломоносову многим, и это неоспоримо; но мне кажется, что талант Державина превосходнее. В стихах последнего находится все: Поэзия, Философия и Мораль.

Талант Жуковского можно определить двумя или тремя словами: удивительное, чудесное разнообразие в привычном однообразии.

Мода, любезный друг, минутный вкус.

Видя, как NN судит о литературе, чего он требует от поэзии и ораторского красноречия, как ценит блистательные выражения, сии верные отпечатки живых чувств и мыслей, невольно вспомнить человека, который в разговоре о дарах роскошной полуденной природы сказал: «Из цветов и фруктов я больше всего люблю… говядину».

Хороший слог не безделица. «Между Прадоном и мною, — говаривал Расин,— есть одна разница: я умею писать».

Много таких людей, от которых слышать брань не больно, а гадко.

Что несноснее бремени самых скучных дел? Бремя безделья или праздности; и есть люди, страждущие в одно время от того и другого. Хотите ли доказательств? Подите в большой дом на NN улице под N — там есть человек, который от утра до вечера подписывает бумаги, так называемые деловые, а голова его во всегдашнем бездействии.

Потеряв ногу от какого-нибудь несчастного случая, многие не унывая заменяют ее ногою искусственною: иногда этот представитель ноги сделан так хорошо, что не вдруг отгадаешь подлог. Также многие, без ума природного, заменяют его занятым, умом памяти, разница в том, что последние реже обманывают других, а чаще себя.

Излишняя недоверчивость к людям сушит сердце.

Времен три, и можно сказать, что каждое существует для одного из трех элементов человеческой природы. Будущее для ума, который всегда ищет проникнуть в него, настоящее едва ли не для одного чувства физического, а прошедшее для сердца.

Виды будущего в разных состояниях можно сравнить с горизонтами плавателей. Один своим легким челноком едва рассекает струи узкой речки; он отвсюду стеснен берегами, и взоры его не могут лететь в отдаленность. Зато ему ясно видима вся окрестность его; там леса и холмы, где он был вчера, где будет завтра: все предметы ему знакомы, и всякая точка есть пристань. Между тем его брат на пышном корабле своем мчится по огромным зыбям океана; перед ним простирается горизонт, полный величия, влекущий к себе любопытного, возвышающий воображение и беспредельный, как надежда: но ах! сколь часто туманный, обманчивый, грозный! Мореходец! будь осторожен; наблюдай за стрелкой, наставницей руля твоего: может быть, свет наук и труда беспрестанный спасет тебя от опасностей, неизвестных сельским плавателям.

Я часто вижу, как дети сердятся, когда, говоря своим особым языком, они чувствуют, что их не понимают. Но нет ли в сем смысле младенцев между отличнейшими из людей?

«Я люблю, — сказал мне однажды подагрик Хризипп, — я истинно люблю умных молодых людей». Любезность и таланты сближают все возрасты и все состояния. Сколько стариков, которые умом моложе пятнадцатилетних мальчиков!

Видя людей, у которых голова закружилась от почестей, D. N. боится осуждать их, чтобы внутренний пророческий голос не сказал ему, что, говорят, сказал один простодушный парижский мещанин, глядя на пьяного соседа в грязи: «О унижение человеческое! А и мне быть таким в воскресенье».

Хвалить всех без разбора нехорошо; никого не хвалить — и того хуже.

У нас добра мало. Все тот же вкус, та же привязанность к галлам, та же самая охота к увеселениям публичным, и везде та же скука.

Многие хвалят посредственность, но во всем ли хороша она? Я, например, часто вижу людей, которые достойны названия посредственных. Они не знают, что такое ум, и не скажут замечательной глупости: в их поступках нет ни порывов, ни правил; в сердцах нет склонности к злобе и нет расположения к благородным или нежным привязанностям; вся жизнь их без цели, без занятий, без побуждений подобна стоячей болотной воде, по которой нельзя доплыть ни к крутой скале ума и добродетели, ни к пологому берегу порока и глупости. Должно ли их предпочитать глупцам и бездельникам? Не знаю: они между людьми то же, что скука между чувствами, а иногда бывает тяжелее зевать, нежели плакать.

Москва жалка: ни вкуса, ни ума, ниже совести!

Многие любят спорить и забывают, что нередко спор бывает предшественником брани и что брань родит злобу.

Женщины! Хотите ли знать разницу между влюбленным и тем, который любит? Один для вас бросает жизнь свою, другой вам отдает ее.

Иногда славные авторы обходятся с читателями, как иные мужья с своими женами. Они старались им нравиться только до свадьбы: любовь жены, по их мнению, есть верная собственность и можно не радеть о ней. Авторы, коих имена возбуждают в нас ожидание удовольствия, вы наши супруги: но берегитесь развода!

Болтать, друзья, неосторожно — другого и обидеть можно. А боже упаси того!

Кто мечтает о дружбе, тот уже достоин иметь друга.

Чем теснее кружок, тем чистосердечнее порыв, его соединяющий.

«Арзамас» представляет мне новое доказательство, что русский характер имеет большой недостаток в твердости и преданности какому-нибудь делу. У нас все хотят делать вместе, и оттого ничего не делают: хотят и просвещать других, и служить; хотят заниматься делом и вместе службой. Впрочем, исключительность у нас трудна, ибо действовать с успехом у нас трудно.

Есть надежда, что мы перещеголяем и древних, и новейших, есть надежда! Упрямство и невежество наших писателей, леность и невежество нашей публики подают надежду, которая нам, конечно, не изменит.

Блажен, кто на просторе в укромном уголке не думает о горе, гуляет в колпаке.

На основе цитат из переписки и произведений К. Н. Батюшкова, Д. Н. Блудова, П. А. Вяземского, А. С. и В. Л. Пушкиных, Д. П. Северина, А. И. и Н. И. Тургеневых, С. С. Уварова, а также протокола организационного заседания «Арзамаса» от 14 октября (26 октября по новому стилю) 1815 года.