Расшифровка Дворец под колпаком

Содержание второго эпизода из курса Александра Архангельского «Несоветская философия в СССР»

Итак, в конце 1940-х годов существуют условия для того, чтобы советская фило­софия вновь самозародилась после смерти. Но нужен и второй шаг. Мало того, что в одном месте в одно время собрались десятка полтора выдающихся молодых людей, — нужно, чтобы эти люди успели в определенный, довольно короткий отрезок времени накопить силы. Талант должен дозреть — и возни­кает важный вопрос, где дозревать этому таланту. Карьера будущих советских философов снова начинает развиваться в самом неподходящем месте.

В 1958 году Советский Союз и весь конгломерат коммуни­сти­ческих партий создали в Праге журнал «Проблемы мира и социализма». Название, каза­лось бы, не настраивает на философский лад и не обещает ничего гумани­тарного — а обещает начетничество, марксоидную жвачку. Этого там было полно — но было и нечто другое. Каким-то образом в журнале «Проблемы мира и социализма», издававшемся в Праге на 28 языках, собрались не только партийные жулики, но и вполне себе серьезные люди. В начале 1960-х годов там работали и Мераб Мамардашвили, и Борис Грушин, и Юрий Карякин, потом к ним присоединился более молодой Владимир Лукин. Там работали и будущие их начальники.

В этом журнале можно было все. Так бывает: партийный орган, создан для на­четничества, но никто не мешает в нем читать и запрещенные книжки тоже. В пражской редакции есть шкаф — и в этом шкафу со спецдопуском находится вся запрещенная в Советском Союзе литература. Сидя в Праге и рабо­тая в «Про­б­лемах мира и социализма», Юрий Карякин пишет свою книгу о Достоевском и через Достоевского выкарабкивается из марксизма, открывая для себя иные гуманитарные горизонты. Борис Грушин, работая в Праге, продолжает руко­водить социологическим институтом, который он создал, работая в «Комсо­моль­ской правде». 

Современному человеку трудно такое понять: первый социологический институт в СССР был создан в массовой молодежной газете «Комсомольская правда». И это тоже произошло благодаря случайности. Бориса Грушина никуда не брали, характер у него, как у большинства выпускников этого факультета, был скверный, лаялся он со всеми страшно — и в конце концов ему пришлось пойти работать в отдел писем «Комсомольской правды». Отдел писем массовой газеты в эту пору — это мешки с письмами, открытками, записками: Ваня пишет о том, как Маня его разлюбила, а Дуся пишет про то, как Муся не хочет с ней разговаривать. Но среди этой ахинеи попадаются и серьезные вещи. Разбирая эти письма, Грушин нападает на невероятно точную и тонкую мысль: он вдруг замечает, что эти Мани, Дуси, Вани, Вовы пишут об одном и том же, хотя живут в разных городах, по-разному образо­ванны и находятся в разных соци­альных и экономических условиях. Но про­блемы, которые они ставят, и то, как они эти проблемы описывают, говорит о неко­торой странно-непонятной общности. Ни классовыми причинами, ни интел­лекту­аль­ными, ни экономическими, ни религиозными, ни нацио­нальными этой общности не объяснить.

Методом тыка Борис Грушин угадывает невероятно важное явление: он создает теорию массового сознания. То, что сегодня для нас вещь очевидная, тогда было невероятным открытием. И когда он приходит к этому выводу, он выби­вает у своего руководства право создать институт, который будет заниматься исследованием общественного мнения и общественного сознания. Сегодня эти первые пробные социологические исследования опубликованы. Это очень серьезная работа. Там исследуется отношение молодежи к деньгам, к свобод­ному времени. И это начало 1960-х годов, в 1960 году создан Институт обще­ственного мнения.

При этом интересы Грушина полностью вписываются в интересы его западных сверстников. Новые советские философы — сверстники (в одном случае — чуть более старшие, в другом — чуть более младшие) поколения молодых социо­логов и фило­софов западного мира: это поколение Хабермаса, Хоркхаймера, Бодрийяра. И между прочим, на Западе это поколение тоже выходило из множества тупиков. Достаточно напомнить, что Хабермас был членом Гитлерюгенда — это ничем не лучше, нежели быть членом молодежной комсомоль­ской органи­зации и участвовать в собраниях, где разоблачают врагов народа. Это одина­ковые тупики, и из этих тупиков, не сговариваясь, на Западе и на Во­стоке начи­нают выходить люди одинаково одаренные. И они странным образом приходят к схожим идеям: вот эта социальная мысль, на базе которой объеди­няются несовместимые школы, невероятно важна и невероятно характерна для этого поколения.

Попав в Прагу, в этот дворец коммунистической пропаганды, Мераб Мамар­дашвили занимается тем, чем должен заниматься философ, строящий свою жизнь с нуля. Он учит языки. Это не сегодняшняя жизнь, где без языков никто не обходится и где любая заботливая мама первым делом долбит сына по баш­ке, чтобы он учил-учил-учил языки-языки-языки. Советский человек языков не знает. Мамардашвили их учит с нуля. Он выписывает все выходящие книги западных философов и внедряется в них. Он первым начинает зани­мать­ся Сартром — и знакомится с Сартром.

В эту странную редакцию заезжают и экзистенциалисты, и Пазолини — это вообще другой мир. Под колпаком выстроен еще один колпак, защищаю­щий от колпака. Трудно себе представить, но это так. За железным занавесом выстроен маленький дворец. Может быть, это похоже на тот странный сказоч­ный мир, куда стремится Буратино, прорывая носом нарисованный очаг: прорывается рисунок, люди проникают туда, а там оказывается совершенно другой мир.

В этой редакции люди абсолютно свободно обсуждают все современные про­блемы. Они готовятся к тому левому развороту, который европейские интел­лек­туалы предпримут в 1968 году. Задолго до 1968-го они знают всех тех, на ком будут взрастать поколения Сорбонны, Берлина, Лондона, Манчестера, Канады, Америки. Они перерастают Герберта Маркузе  Герберт Маркузе (1898–1979) — немецкий и американский философ и социолог, пред­ставитель неомарксистской Франкфуртской школы. Изучал и критиковал советскую пропаганду и марксизм-ленинизм. — с ним Мамарда­швили, между прочим, тоже встречался. Советскому человеку это представить невозможно. Это другой мир — и они в этом мире оказались.

Более того, работа в «Проблемах социализма и мира» — это более легкий выезд за пределы социалистических стран. Это какой-то непонятный анклав: Мамар­да­швили называет это «золотой эмиграцией без эмиграции». Однако за такую возможность, конечно, приходится чем-то платить. Молодые советские фило­софы отдают себе отчет в том, что это не просто золотая эмиграция, но еще и со­учас­тие в делах большого коммунистического проекта, к которому они уже давно относятся довольно жестко и критически. Но выскочить за его пре­делы они не могут — и пользуются тем, что им дала судьба, то есть наращи­вают интел­лектуальный багаж. Они осваивают не прошлое философии, а ее сего­дня­шний день, чтобы мыслить в одном алгоритме со своими запад­ными сверст­никами, — и удивляются тем подаркам, которые продолжает им дарить судьба.

В какой-то момент журнал «Проблемы мира и социализма» возглавил академик Алексей Румянцев. У него чудовищная биография: этот человек возглавлял Отдел науки ЦК КПСС в тот самый момент, когда Сталин науку громил. Но тот же самый Румянцев создает в журнале, как это там называют, «румян­цевскую деревню»: там можно прогуливать работу, там совершенно не нужно отчитываться, чем ты занимаешься, помимо редактирования статей коммуни­стических лидеров, там можно чувствовать себя вольготно, можно хулига­нить, можно быть сво­бод­ным человеком.

Более того, если мы посмотрим на то, как развиваются отношения сотрудников «Проблем мира и социализма» с Румянцевым в последующие годы, то увидим еще более невероятные вещи. Румянцев становится главным редактором газе­ты «Правда», то есть главной советской газеты, главного органа Коммуни­сти­ческой партии Советского Союза. Он берет на работу Юрия Карякина, уже переросшего свой марксизм. Карякин дружит с Александром Исаевичем Солже­ницыным. Солженицын поручает Карякину хранить рукопись романа «В круге первом»  «В круге первом» — роман Александра Солженицына, рассказывающий о работе «шарашки» — спецтюрьмы, где работали заключенные-инженеры. Был написан в 1955–1958 годах. В 1965 году был конфи­скован КГБ. — и Карякин ее прячет в сейфе главного редактора газеты «Правда» Румянцева.

Это почти детективные сюжеты, это то, как советская жизнь вдруг начинает идти порами, и в эти поры можно спрятаться, а потом прорасти куда-то дальше — туда, куда тебя не пускает исторический процесс.

Более того, Румянцев после того, как его убирают с поста главного редактора газеты «Правда», создает Институт конкретных социологических исследо­ваний. Слово «конкретные» в названии — это такая отговорка: «Не бойтесь: мы конкретно, мы не вообще, не философски, мы конкретно изучаем конкрет­ные проблемы и никуда дальше не лезем». Однако Румянцев в этот институт берет того же Леваду, того же Грушина (из «Комсомольской правды» — уже в академическую среду). Он позволяет Леваде создать на базе этого института центр изучения уже не общественного мнения, а больших социологических процессов — и там формируется ядро будущего постсоветского ВЦИОМа, или, как его потом называют, «Левада-центра» (признан иностранным агентом). Там работает молодой Лев Гудков, там начинает прорастать следующее поколение. То есть, пройдя свою часть пути, студенты 1947 года дают следующему поколению шанс реализоваться в жестких советских рамках.