Путеводитель по ОБЭРИУ
не было
не было
История содружества поэтов ОБЭРИУ началась в 1922–1923 годах, когда трое школьных товарищей — Яков Друскин, Леонид Липавский и Александр Введенский — стали встречаться в домашней обстановке и обсуждать вопросы науки, искусства, богословия, проблемы бытия и т. п. В 1925 году к ним присоединились Даниил Хармс и Николай Олейников. Члены этого своеобразного поэтическо-философского кружка иногда называли себя чинарями По мнению Якова Друскина, слово «чинарь» было придумано Введенским. Произведено оно, видимо, от слова «чин», и имеется в виду духовный ранг. С 1925 до 1926 или 1927 года Введенский подписывал свои стихи: «Чинарь АВТО-ритет бессмыслицы», Хармс называл себя чинарем-взиральником..
Одновременно Хармс пытался объединить «левых» поэтов, писателей, кинематографистов и художников Ленинграда. Сначала это был «Левый фланг», потом «Академия левых классиков», и в 1927 году было заявлено о создании ОБЭРИУ (Объединения реального искусства). Помимо названных чинарей Введенского, Хармса и Олейникова, в группу вошли Николай Заболоцкий, Константин Вагинов, Игорь Бахтерев и Борис Левин. Вскоре вместо Вагинова присоединился Юрий Владимиров. Ближе к концу 1927 года в ОБЭРИУ вошли Александр Разумовский и Климентий Минц, студенты киноотделения Института истории искусств. Круг ближайших к ОБЭРИУ людей включал их друзей-чинарей, Евгения Шварца, а также Алису Порет и Татьяну Глебову, которые иллюстрировали обэриутские издания для детей.
Декларация ОБЭРИУ была опубликована в первом выпуске «Афиши Дома печати» за 1928 год, а 24 января состоялось самое знаменитое выступление обэриутов — «Три левых часа». В течение следующих трех лет прошло еще несколько «творческих вечеров», которые представляли собой перформансы с участием поэтов, цирковых артистов, музыкантов. Однако складывавшаяся в стране обстановка не способствовала изданию экспериментальной поэзии и прозы обэриутов, постановке их драматических произведений. Единственная возможность публикации, которая у них была, — это произведения для детей. Большинство обэриутов сотрудничали в журналах «Ёж» и затем «Чиж». В декабре
Назван Александром в честь благоверного князя Александра Невского.
В школьном спектакле играл роль Хлестакова.
Учительница французского языка отмечала в нем «склонность пошалить».
По математике, обществознанию и немецкому имел тройки.
Считал себя похожим на Пушкина: «Пушкин тоже не имел чувства собственного достоинства и любил тереться среди людей выше его».
Утверждал, что «поэзия производит только словесное чудо, а не настоящее» и что
Был азартным картежником.
Любил жить в гостинице.
Арестован и погиб от плеврита на этапе в Казань в 1941 году.
Подписывался как «чинарь-взиральник».
Среди «мужчин обэриутского вероисповедания» был «самым высоким, долговязым, с весьма серьезным лицом».
В 1928 году любил прогуливаться по Невскому проспекту в пилотке с «ослиными ушами» и «с тросточкой, увенчанной старинным автомобильным клаксоном с резиновой черной „грушей“» и распугивать прохожих.
Интересовался оккультизмом, переписал из сочинений алхимика и оккультиста Папюса тексты «Изумрудная скрижаль Гермеса» и «Способ приготовления философского камня».
Показывал фокусы на детских утренниках во Дворце пионеров.
Был поклонником романа Густава Майринка «Голем».
Утверждал, что «сила, заложенная в словах, должна быть освобождена».
В 1927 году Казимир Малевич подарил Хармсу свою книгу «Бог не скинут» с надписью: «Идите и останавливайте прогресс».
Погиб в тюрьме в Ленинграде в 1942 году.
Учился в реальном училище города Уржума.
В 1926 году сообщил: «Мы тут живем умно и некрасиво».
Работал в отделе детской книги ленинградского ОГИЗа.
На встречах обэриутов в 1933–1934 годах частенько играл в триктрак Триктрак — старинная настольная игра, известная с XV века, где шашки по доске передвигают по числу очков, выпавших на костях. Произошла от игры в нарды. и «напевал несложную песенку: „Один адъютант имел аксельбант, а другой адъютант не имел аксельбант“».
Переписывался с Константином Циолковским.
Повесил дома на стене собственный рисунок, изображающий бегущего слона, и дал ему название «Чаяние».
Восемь лет провел в сталинских лагерях.
Последовательно уничтожал свои черновики.
Умер в 1958 году от инфаркта.
Придумал название ОБЭРИУ — Объединение реального искусства.
Был одним из организаторов театра «Радикс».
Оформлял спектакль «Моя мама вся в часах», смонтированный из стихов Введенского и Хармса, в частности разрисовал занавес человеческими глазами.
Собирался «дать мир конкретных предметов на сцене в их взаимоотношениях и столкновениях».
Осужден вместе с Введенским и Хармсом.
В середине 1930-х руководил литературным кружком детской секции Василеостровского дома культуры.
Любил собак.
Певец комода <…>
в доне ящика комода
вам возможно
не комодно
не удобно
не угодно
но зато
модно это
складно там
без канатов и крюков
при манто
в склепы Гродно
опускать
заодно
горлодера
гренадера без щеки
при усах и при ушах без прыща
<…>.
Умер в 1996 году.
Из рода Брюлловых.
Самуил Маршак назвал его «вдохновенным мальчишкой».
Слушателей, освиставших обэриутов на одном из их выступлений, Владимиров публично обозвал «дикарями, которые, попав в европейский город, увидели там автомобиль».
Помогал Хармсу писать «Сустав дозорных на крыше Госиздата» «Сустав дозорных на крыше Госиздата» (фрагмент)
«Первое правило: Дозорным может быть мужчина обэриутского вероисповедания, обладающий нижеследующими приметами:
1) Роста умеренного.
2) Смел.
3) Дальнозорок.
4) Голос зычный и властный.
5) Могуч и без обиняков.
6) Уметь улавливать ухом всякие звуки и не тяготиться скукой.
7) Курящий или, в крайнем случае, некурящий»..
Автор несохранившейся пьесы «Зарезанная Мария» и рассказов «об ученой собачке, умевшей превращаться во что угодно, например в калорифер» и о конторщике Иване Сергеевиче, умевшем проходить через стены.
В Ленинградском яхт-клубе у Владимирова была своя яхта, на которой он с товарищами ходил под парусом.
Хармс в записных книжках называет его «дубиной» чаще других.
Скончался в 1931 году от туберкулеза.
В детстве говорил только на идиш.
Его взрослая обэриутская книга «Похождение Феокрита» не сохранилась.
Друзья звали его Боба.
В одном из своих произведений для детей утверждал, что существует немецкая поговорка «Умен как Думкопф!» (Dummkopf — дурак).
Его прозу часто сравнивали с живописью Шагала.
Писал прозу для детей об ужасах Гражданской войны и погромах.
В 1939 году сказал: «Кончено! В мире погасли все фонари».
Погиб в бою осенью 1941 года.
При обэриутах числился «оглашенным».
Об установленном дома телефоне сказал: «Телефон стоит уже три дня, и до сих пор я не заметил, чтобы он приносил счастье».
Ходил на работу зимой в боксерских ботинках.
Придумал настольную игру «Путешествие Макара Свирепого по Советскому Союзу».
Список его приоритетов, записанный Леонидом Липавским, открывают «питание, числа, насекомые».
Летом 1935 года дал Хармсу взаймы 5 рублей.
Введенский сказал о нем: «Н. М. подобен женщине; женщина ближе к некоторым тайнам мира, она несет их, но сама не сознает. Н. М. — человек новой эпохи, но это, как говорят про крестьян, темный человек».
Переболел малярией.
Однажды, выиграв у Введенского в карты, ножницами изрезал его пиджак на ленты.
В 1930 году похоронил трехлетнего сына.
Расстрелян в 1937 году как «участник контрреволюционной троцкистской организации».
В старших классах увлекался поэзией Бодлера.
Вернувшись с Гражданской войны, основал поэтическое объединение «Островитяне».
Коллекционировал старинные монеты, конфетные обертки, папиросные коробки, этикетки от продуктов.
В рецензии на сборник его стихов один критик писал: «У Вагинова нет своих слов».
Его имя упомянуто в манифесте ОБЭРИУ, однако он участвовал только в знаменитом вечере «Три левых часа».
Героев его прозы звали Психачев, Тептелкин и Свистонов.
В 1931 году Вагинов подвергся резкой номенклатурной критике, однако один из присутствовавших на экзекуции заметил: «Оставьте Вагинова в покое, он и так скоро умрет».
В 1934 году умер от туберкулеза.
Кто мы? И почему мы? Мы, обэриуты, — честные работники своего искусства. Мы — поэты нового мироощущения и нового искусства. Мы — творцы не только нового поэтического языка, но и созидатели нового ощущения жизни и ее предметов. Наша воля к творчеству универсальна: она перехлестывает все виды искусства и врывается в жизнь, охватывая ее со всех сторон. И мир, замусоренный языками множества глупцов, запутанный в тину «переживаний» и «эмоций», — ныне возрождается во всей чистоте своих конкретных мужественных форм.
Мы расширяем смысл предмета, слова и действия. Эта работа идет по разным направлениям, у каждого из нас есть свое творческое лицо, и это обстоятельство кое-кого часто сбивает с толку. Говорят о случайном соединении различных людей. Видимо, полагают, что литературная школа — это нечто вроде монастыря, где монахи на одно лицо. Наше объединение свободное и добровольное, оно соединяет мастеров, а не подмастерьев — художников, а не маляров. Каждый знает самого себя, и каждый знает — чем он связан с остальными.
<…>
Люди конкретного мира, предмета и слова, — в этом направлении мы видим свое общественное значение. Ощущать мир рабочим движением руки, очищать предмет от мусора стародавних истлевших культур, — разве это не реальная потребность нашего времени? Поэтому и объединение наше носит название ОБЭРИУ — Объединение реального искусства Из «Манифеста ОБЭРИУ», напечатанного в «Афишах Дома печати» в январе 1928 года..
обэриутов
9 января 1927 года поэты «Левого фланга», собранные Хармсом, выступили в «Кружке друзей камерной музыки» на Невском, 52. «Кружок» был концертной организацией, основанной в 1922 году на общественных началах для пропаганды камерной музыки. Концерты ежедневно проходили в зале бывшего депо роялей фирмы «Шредер», ежемесячно давались бесплатные концерты для рабочих организаций и студентов. Встречи поэтов «Левого фланга» проходили в квартире 15 в том же доме. Сохранились наброски стихотворной рекламы вечера:
Не ходите января
Скажем девять говоря
выступает Левый Фланг
— это просто не хорошо —
и панг <это тетя и паланг>
Самый известный обэриутский вечер под названием «Три левых часа» состоялся 24 января 1928 года в Доме печати на Фонтанке (в здании Шуваловского дворца).
Вечер длился три часа. Первый час занимало выступление поэтов Введенского, Хармса, Заболоцкого, Вагинова, Бахтерева, к которому была подготовлена театрализация, специальным образом не соответствовавшая содержанию стихов. Так, Хармс читал свои «фонетические стихи», сидя на черном лакированном шкафу, который передвигали помощники; Введенский выехал на трехколесном велосипеде; выступление Вагинова сопровождала балерина. Во втором часе шел спектакль по абсурдистской пьесе Хармса «Елизавета Бам», все роли в котором играли непрофессиональные актеры. Третий час начался лекцией о современном кинематографическом искусстве и продолжился демонстрацией экспериментального антивоенного кинофильма «Мясорубка» Александра Разумовского и Климентия Минца, впоследствии утраченного. Большую часть картины занимали кадры движущегося товарного поезда с солдатами.
Завершился вечер танцами и обсуждением происходящего. Рецензии, которые появились уже на следующий день, называли происходящее белибердой и сумбуром, тогда как сами обэриуты были уверены в абсолютном успехе.
«Вечер в трех покусах „Василий Обэриутов“» изначально должен был пройти в Институте истории искусств «12 Деркаребаря 1928 года», но был отменен администрацией из-за обозначения даты на афише. Программа, сохранившаяся в записной книжке Хармса, включала следующие номера:
«Дойвбер Левин — эвкалическая проза;
Даниил Хармс — предметы и фигуры;
Алексей Пастухов — то же;
Игорь Бахтерев — вилки и стихи;
Александр Введенский — самонаблюдение над стеной».
В итоге вечер состоялся 25 декабря того же года в Мариинском дворце, куда как раз переехал Дом печати. Правда, на нем был сыгран только спектакль по пьесе Даниила Хармса и Игоря Бахтерева «Зимняя прогулка».
Выступление обэриутов 1 апреля 1930 года в общежитии Ленинградского государственного университета («на Мытне») стало последним. Выступали Хармс, Левин, Юрий Владимиров и фокусник Пастухов. Стены были украшены обэриутскими лозунгами «Пошла Коля на море», «Шли ступеньки мимо кваса», «Мы не пироги» и так далее; Хармс читал стихи «Полет в небеса», «Врун» и другие. Публика освистала обэриутов, звучали требования отправить их на Соловки. В одной из статей, вышедших по следам этого вечера, их творчество напрямую называлось «враждебным социалистическому строительству и советской революционной литературе». Результатом этих событий стал запрет обэриутам выступать где бы то ни было.
обэриутов
В 1917 году поступил без экзамена в гимназию Лентовской, был аттестован учителем словесности как «чрезвычайно интеллигентный мальчик».
Под псевдонимом Леонид Савельев стал известен как автор книг об Октябрьской революции для детей.
В 1933–1934 годах вел записи бесед чинарей.
По воспоминаниям Якова Друскина, был «не только поэтом, но и теоретиком группы, руководителем и главой — арбитром их вкуса».
Однажды сказал Олейникову: «Радость и горе не противоположности и безразличие не середина между ними, как нет среднего между целым и растрескавшимся. Радость нормальна».
Во время войны служил фронтовым корреспондентом, погиб в 1941 году.
Был аттестован учителем словесности как «пасмурно-самолюбивый».
Находился под влиянием религиозной философии Николая Лосского.
Предпочитал не самообразование, а дипломы университетов.
Настоящим другом называл Даниила Хармса.
Его младший брат Михаил Друскин пенял Хармсу и Введенскому за то, что они втянули Якова в богемную жизнь.
После ареста Хармса спас и сохранил его архив.
Умер в 1980 году.
Участвовал в «Ледяном походе» Белой армии «Ледяной поход» — первый поход добровольческого объединения Белой армии на Кубань во время Гражданской войны (9 февраля — 30 апреля 1918 года). Назван так из-за мартовской погоды. Начальной целью похода было соединение Добровольческой армии с белыми отрядами, которые должны были находиться на Кубани..
Сотрудничал с газетой «Всероссийская кочегарка».
Был литературным секретарем Корнея Чуковского.
В 1924 году опубликовал свое первое произведение для детей «Рассказ старой балалайки».
Хармс был с ним на «кы».
Вместе с Николаем Олейниковым писал сценарии к фильмам.
Пользовался псевдонимом Звенигородский.
Перевел роман Густава Майринка «Голем» на русский язык.
Осип Мандельштам и Бенедикт Лившиц написали о нем стихотворение, в котором были следующие строки:
«Семи вершков, невзрачен, бородат,
Давид Выгодский ходит в Госиздат
Как закорючка азбуки еврейской…»
В 1938 году был арестован по «делу переводчиков», какое-то время сидел в одной камере с Заболоцким.
Погиб в заключении в 1943 году.
До 11 лет обучался дома.
Свободно владел несколькими языками.
Учился живописи у Кузьмы
Ушел из дома и жил на чердаке Академии художеств.
В 1932 году отбывал ссылку в Курске, в одно время с Хармсом.
Трое первых чинарей — Яков Друскин, Леонид Липавский и Александр Введенский — были знакомы со школы. Гимназия, в которой они учились, была создана петербургской благотворительницей Лидией Лентовской, чтобы «пристроить» учеников и преподавателей, удаленных из казенных школ в 1905–1906 годы «за проявление признаков неблагонадежности». Своеобразный оппозиционный дух сохранялся в гимназии вплоть до самой революции. Одним из самых значимых учителей для всех троих будущих чинарей был преподаватель русского языка и литературы Леонид Владимирович Георг. В очерке «Чинари» Друскин вспоминал о нем так:
«Из всех наших учителей, школьных и университетских, наибольшее влияние на Введенского, Липавского и меня оказал наш школьный преподаватель русского языка и литературы. Появился он у нас в гимназии, когда я был, кажется, в пятом классе. Он поразил нас на первом же уроке. Задав тему для письменной работы в классе, Леонид Владимирович Георг вместо того, чтобы сесть за стол и молчать, не мешая нам писать заданное сочинение, весь урок ходил по классу и рассказывал самые разнообразные и интересные истории, события и случаи из своей собственной жизни… <…> Он учил нас не только правильно писать, но и понимать, чувствовать и любить русский язык. <…> Его суждения не только о литературе, но и по самым различным вопросам из жизни и даже философии были всегда оригинальны, интересны и неожиданны: например, утром он мог сказать одно, а после уроков — противоположное тому, что сказал утром, причем оба суждения — тезис и антитезис — разрешались не в софистическом, порожденном преимущественно логикой синтезе, а
как-то удивительно дополняли друг друга, создаваякакое-то особенное настроение, строй души. Он практически учил нас диалектике».
обэриутов
Мир непоправимо хаотичен во всех его ипостасях: начиная с личных отношений между людьми и заканчивая его социальным устройством и устройством бытия в целом.
Мир фрагментирован. Все связи ослаблены, и мир распадается на социальные, психологические, онтологические фрагменты, изолированные друг от друга и в этой изолированности демонстрирующие все тот же хаос бытия.
Язык в такой картине мира выступает как парадоксальная форма выживания. Притом что он не может выразить реальность хаоса, говорение языком и на языке — это способ выжить в этом хаосе.
Распад всех связей распространяется и на искусство. Прорыв к «реальности», не заслоненной ничем искусственным, трактуется как превращение литературного текста в «реальную вещь».
лозунгов
Климентий Минц, член кинематографической секции ОБЭРИУ в 1928–1929 годах, вспоминал, как он прогуливался по Невскому проспекту в рекламном пальто — «треугольнике из холста на деревянных распорках, исписанного — вдоль и поперек — надписями». Все это привлекало внимание любопытных, которые старались прочесть все, что было написано.
В 1933–1934 годах Леонид Липавский записывал беседы, которые чинари и их друзья вели в узком кругу. Позже его записи публиковались под названием «Разговоры». Ниже — отрывок из них.
Xармс. Не хотите ли пойти к Николаю Алексеевичу? Там уже Николай Макарович и кроме того еще пирог.
Липавский. Не совершить ли нам по пути преступления, иначе говоря предательства.
Хармс. Я уже совершил его однажды сегодня, но готов вторично.
И они зашли по дороге в пивную и выпили по кружке. У Заболоцкого прочел Олейников «Похвалу изобретателям» То есть стихотворение «Хвала изобретателям» 1932 года, где, в частности, есть следующая строка-обращение Олейникова к изобретателям различных «мелких и смешных приспособлений»: «Бирюльки чудные, — идеи ваши — мне всего дороже!».
Заболоцкий. Мне нравится. Чего-чего тут нет. Не знаю только, хорошо ли «бирюльки».
Олейников. Не хочешь ли ты этим сказать, что много требухи?
Тут началась особая словесная игра, состоящая в преобразовании, подмене и перекидывании словами по неуловимому стилистическому признаку. Передать ее невозможно; но очень большая часть разговоров сводилась в этом кругу людей к такой игре; победителем чаще всего оставался Олейников. На этот раз началось с «требухи» и кончилось «головизной».
Липавский. Представьте себе толстый и честно написанный роман, в котором в самом конце автор вдруг решил блеснуть: «Гость в ответ покачал головизной».
За столом обсуждалось происхождение слова «каяться».
Олейников. А по вашей теории, что это значит?
Липавский. «Чети-каяти», от значения «хватать, цеплять, брать», в частности, затем «зацеплять другого человека действиями или словами, задирать, ругать». Оттого и — неприкаянный — «неприбранный, без приюта». «Каяться» — это значит ругать или истязать самого себя.
Олейников. Научите же и нас, как списывать теории с академика Марра!.. Николай Яковлевич Марр (1864/1865–1934) — лингвист, востоковед, автор «Нового учения о языке», разрабатывавший теорию «классовой сущности» языка. Учение Марра пользовалось государственной поддержкой в СССР с конца
Заболоцкий. Например, шар?
Олейников. Это иностранное слово.
Заболоцкий. Тогда — круг?
Олейников. Тоже иностранное.
Между тем ели пирог, и Хармс бесстыдно накладывал в него шпроты, уверяя, что этим он исправляет оплошность хозяев, забывших начинить пирог. Потом он стал рассуждать о воспитании детей, поучая Заболоцкого.
Хармс. Надо ребенка с самого раннего возраста приучать к чистоте. И это совсем не так сложно. Поставьте, например, у печки железный лист с песком…
Младенец же спал в это время в кроватке и не знал, что о нем так говорят. Но Николаю Алексеевичу эти шутки были неприятны.
И вот, попив и поев, ощутили ясно, что мыслей никаких нет. Как далеко было то время, когда Олейников провозгласил мудрость кузнечика и начертил на знамени жука Ср. в стихотворении Заболоцкого «Школа жуков» (1931): «Время кузнечика и пространство жука — вот младенчество мира».. Когда Xармс верил сам, что не сегодня завтра он станет святым и начнет совершать чудеса; пока же подготовлялся к этому, ставя себе каждый день клизмы. Тогда и другие блистали, кто чем. Теперь настала долгая эпоха безмыслия.
Заболоцкий. Чем заниматься друг другом и растекаться, не лучше ли поиграть молча, раз сказать нечего?
Так и поступили: стали играть в кораблики.
обэриутов (общие)
Художница Алиса Порет работала вместе с членами ОБЭРИУ в редакции детских журналов «Чиж» и «Еж». Хармс писал ей: «Мне с вами очень приятно дружить. Вы не так глупы, чтобы не понимать меня, но и не так умны, чтобы я чувствовал себя дураком». Однажды он сделал ей предложение, но положительного ответа не получил. По воспоминаниям Порет, о них говорили «Макс нашел своего Морица» Макс и Мориц — персонажи немецкого поэта-юмориста Вильгельма Буша, двое непослушных мальчиков, устраивающих разнообразные козни против взрослых жителей своего городка.. В начале 1933 года Хармс написал:
Передо мной висит портрет
Алисы Ивановны Порет.
Она прекрасна, точно фея,
Она коварна пуще змея,
Она хитра, моя Алиса,
Хитрее Реинеке Лиса.
Олейников в 1929 году, когда узнал, что будет отцом, написал шуточное стихотворение Алисе, имея в виду, что женщина не должна быть бездетной:
Однажды, яблоко вкусив,
Адам почувствовал влеченье,
И, Бога-папу не спросив,
Он Еве сделал предложенье.А Ева, опустив глаза
(Хоть и ждала мгновенья эти),
Была строптива, как коза:
— Зачем в раю нам, милый, дети?Адам весь выбился из сил:
Любви и страсти он просил.
Всевышний же понять не мог —
Кто он теперь — Бог иль не Бог.В любви Адам был молодцом.
Он не ударил в грязь лицом.
Во время войны Алиса Порет оказалась в эвакуации, позже переселилась в Москву. Много рисовала и иллюстрировала книги (в том числе — первое русское издание «Винни-Пуха»). Умерла в 81 год, намного пережив большинство своих друзей-обэриутов.
Одноклассница Александра Введенского и его спутница в 1920-х годах. С 1932 года жена Леонида Липавского. В их квартире в доме
Хармс адресовал ей следующие строки:
Нет! Нет! Нет!
Мне не смолчать!
Пусть! пусть подумают что хотят, но я скажу.
Я скажу Вам Тамара Александровна честно и открыто.
Зачем! Зачем скрывать те чувства, ради которых многие великие люди шли в огонь.
Например:
Павел Донов в 1847 году сгорел со словами: Мое мне!
Анатолий Владимирович Лештуков (именем которого называется один из наших переулков) сгорел в 1859 году,
Жорж Свиндиминов, в начале нашего века, спалил жену, детей и себя.
Да что там говорить! Вы сами знаете, на что способен человек. А великий человек на все способен.
Я знаю! Я знаю, Тамара Александровна, Вы думаете, я ДУРАК
Заболоцкий, подписавшись «друг Коля», посвятил ей короткое стихотворение:
Ах, прекрасная Тамара,
если б были вы свидетель
страсти пышного пожара
в месте том, где добродетель
для себя нашла приют, —
Где? Вот в этом месте! Тут!
Олейников в конце
Я стою в твоей прихожей
Весь дрожа и не дыша.
Ты на кустик клюквенный похожа.
Ты — моя душа.
Ее муж Леонид Липавский погиб в сентябре 1941 года. После войны Тамара Липавская преподавала английский язык в ЛЭТИ ЛЭТИ — Ленинградский электротехнический институт, ныне — Санкт-Петербургский государственный электротехнический университет.. В
Печатаясь в журналах «Еж» и «Чиж», обэриуты любили подшучивать над редактором Генриеттой Левитиной-Домбровской, которую называли Груней. Олейников и Шварц изображали ревностную к ней страсть. Олейников писал:
Я влюблен в Генриетту Давыдовну,
А она в меня, кажется, нет —
Ею Шварцу квитанция выдана,
Мне квитанции, кажется, нет.Ненавижу я Шварца проклятого,
За которым страдает она!
За него, за умом небогатого,
Замуж хочет, как рыбка, она.Дорогая, красивая Груня,
Разлюбите его, кабана!
Дело в том, что у Шварца в зобу не.
Не спирает дыхания, как у меня.Он подлец, совратитель, мерзавец —
Ему только бы женщин любить…
А Олейников, скромный красавец,
Продолжает в немилости быть.Я красив, я брезглив, я нахален,
Много есть во мне разных идей.
Не имею я в мыслях подпалин,
Как имеет их этот индей!Полюбите меня, полюбите!
Разлюбите его, разлюбите!
Шварц отвечал:
О, Груня, счастья вам желая,
Хочу я вас предостеречь:
Не верьте страсти Николая
Он в сети хочет вас завлечь.
Ведь он — одни слова пустые,
Туман… да волосы густые.
По воспоминаниям, записанным Светозаром Шишманом, сыном друзей обэриутов С. Шишман. Несколько веселых и грустных историй о Данииле Хармсе и его друзьях. Л., 1991.:
«Однажды Хармс принес два конверта и попросил Генриетту один отдать Олейникову, другой — Шварцу.
— Кому какой, Даня?
— Это безразлично, но если они меня будут спрашивать, то запомни, что меня здесь не было и буду не ранее чем через неделю.
Как обычно, Олейников и Шварц ввалились в комнату вместе, причем их голоса были слышны задолго до их появления.
— Это вам, — невозмутимо сказала Генриетта и передала конверты.
Шварц прочитал и расхохотался. Олейников протянул ему свое послание. Содержание писем было одинаковым:
„Пусть Коля и Женя
Помрут от тоски —
Я Даню люблю —
До гробовой доски.
Груня“»
Наиболее развернуто по поводу Груниной красоты высказался Николай Заболоцкий:
Красота Груни
<1>
Я, как заведующий приложениями,
замечаю красоту,
но, как знакомый с дамскими внушениями,
себя, конечно, в рамках соблюду.<2>
Минута слабостиОблака летят по небу
люди все стремятся к хлебу,
но имея в сердце грусть,
Груня! — я куда стремлюсь.<3>
Безумное решениеГруня, Груня, сколь терзаешь
ты мне сердце, ай-ай-ай…
К черту службу! Улетаешь
завтра ты со мной в Китай!<4>
Раскаяние в необдуманном решенииСлаб человек! Одна минута —
и жизнь лежит — как бы разбитая посуда!<5>
Возвращение к полезной жизниКонечно, грех и я имею,
но все же вам скажу, друзья,
что вы живете так, что змею
таким манером жить нельзя.Развратны вы! В грехах сидите,
мне жалко вас — погибли вы.
Вокруг меня страданий нити —
лишь я стою, увы, увы!
Другое послание Николай Заболоцкий торжественно зачитал 9 мая 1929 года — на праздновании ее дня рождения. Евгений Биневич указывает, что фрагмент стихотворения запомнила Фаина Давыдовна, сестра именинницы:
…Ты родила двух-трех мальчишек,
Даешь ты на обед им сыр.
Ты шьешь им дюжины штанишек.
Подгузников и пыр и пыр…
Через несколько минут ответный экспромт читал Евгений Шварц:
Один завистник Заболоцкий,
Полет увидя мотылька,
Сказал ему с улыбкой плотской:
— Я придушу тебя слегка!
Был свернут из стихов кулек
И был уловлен мотылек.
Не верь, о Груня, подлецу
В день твоего рождения,
Когда, одетая к лицу,
Приемлешь поздравления.
Он низкий плут, он обормот,
А некий Шварц — наоборот!
Наконец выступил и его всегдашний оппонент — Олейников:
Да, Груня, да. И ты родилась.
И ты, как померанц, произросла.
Ты из Полтавы к нам явилась
И в восхищенье привела.
Красивая, тактичная, меланхоличная!
Ты нежно ходишь по земле,
И содрогается все неприличное,
И гибнет пред тобой в вечерней мгле.
Вот ты сидишь сейчас в красивом платьице
И дремлешь в нем, ты думаешь о Нем,
О том, который из-за Вас поплатится —
Он негодяй и хам (его мы в скобках Шварцем назовем).
Живи, любимая, живи, отличная… Мы все умрем.
А если не умрем, то на могилку к вам придем.
Генриетта Левитина-Домбровская пережила всех своих воздыхателей. Была арестована в 1937 году, в 1938–1945 годах отбывала заключение в Карагандинском лагере. В
Из воспоминаний Алисы Порет:
«Когда Саше Введенскому было не на что выпить, он держал необыкновенные пари. Например, Хармс должен был дойти от нашего дома до Литейного проспекта, приодевшись в канотье без дна, так что волосы торчали поверх полей; в светлом пиджаке без рубашки, на теле был виден большой крест; военные галифе моего брата, и на голых ногах ночные туфли. В руке сачок для ловли бабочек. Пари держали на бутылку шампанского: если Хармс дойдет до перекрестка и никто не обратит на него внимания, то выиграл он, и — наоборот. Даниил Иванович дал себя одеть и шел по тротуару очень спокойно, без улыбки, с достоинством. Мы бежали по другой стороне улицы и, умирая от глупого смеха, смотрели — что прохожие? Никто не обратил на него внимания, только одна старушка сказала: «Вот
дурак-то ». И все. Введенский побежал за бутылкой, а Даниил Иванович степенно вернулся к нам, и мы все вместе пообедали».
книги обэриутов
Рисунки Льва Юдина. 2-е изд. М., 1931
Автор рассказывает «о подвигах» пятилетнего Пети, который устроил беспорядок в кабинете дяди Бори и тети Вари. Дядя Боря и тетя Варя разыскивают виновников среди домашних животных, но потом узнают настоящего виновника и в наказание рассказывают о его шалостях всему свету. Момент шалости ребенка и наказания его автор проводит в форме индивидуального провинциального семейного быта, совершенно не используя момент коллективного воспитания, не демонстрируя воздействия детского коллектива на «неорганизованного» Петю. Рисунки книги, сделанные в форме силуэтов, не всегда удачны. Силуэты дяди и тети сделаны грубо. Нечеток силуэт Пети. Книга неумная, неинтересная для советского ребенка. Использована быть не может Фрейдкина [Рецензия] // Детская литература. № 2–3. 1932. С. 5..
Рисунки Владимира Конашевича. М., 1931
Эта книга,
Раз, два, три, четыре,
и четырежды
четыре,
сто четыре
на четыре,
полтораста
на четыре,
двести тысяч
на четыре,
и еще потом четыре, —
все.
Со стороны содержания стихи не представляют никакой ценности. Стихи написаны халтурно. Кроме того, оформление книги не поясняет текста. Пионерки идут беспорядочной толпой, напоминающей стадо. Такое изображение отряда художником неверно. Совершенно непонятно читателю, почему человек с красным флагом выбрасывается из аэроплана (см. последнюю страницу).
Текст книги напечатан на двухцветных раскрашенных страницах. Чтение его на таком фоне вредно для детских глаз. Издательству следует, руководствуясь указаниями ЦК ВКП(б), поднять качество оформления детской книги. Книгу эту нельзя рекомендовать Нейман [рецензия] // Детская литература. № 5. 1932. С. 7..
философских высказывания
Стихи не стоят на земле, на той, на которой живем мы. Стихи не повествуют о жизни, происходящей вне пределов нашего наблюдения и опыта, — у них нет композиционных стержней. Летят друг за другом переливающиеся камни и слышатся странные звуки — из пустоты; это отражение несуществующих миров.
Земля стоит на трех китах. Киты стоят на черепахе. Черепаха плавает в море. Так ли это? Нет, не так. Земля просто имеет форму чашки, перевернутой кверху дном, и сама плавает в море. А над землей колпак небесного свода. По своду движется солнце, Луна и подвижные звезды — планеты. Неподвижные звезды прикреплены к своду и вращаются вместе со сводом.
1. Значение всякого предмета многообразно. Уничтожая все значения, кроме одного, мы тем самым делаем данный предмет невозможным. Уничтожая и это последнее значение, мы уничтожаем и само существование предмета.
2. Всякий предмет (неодушевленный и созданный человеком) обладает четырьмя рабочими значениями и пятым сущим значением.
Первые четыре суть: 1) Начертательное значение (геометрическое), 2) целевое значение (утилитарное), 3) значение эмоционального воздействия на человека, 4) значение эстетического воздействия на человека.
Пятое значение определяется самим фактом существования предмета. Оно вне связи предмета с человеком и служит самому предмету. Пятое значение — есть свободная воля предмета.
<…>
6. Пятое значение шкафа — есть шкаф.
Пятое значение бега — есть бег.
Можно приписать
10 декабря 1931 года состоялся первый арест Даниила Хармса и Александра Введенского. Через несколько дней был арестован и Игорь Бахтерев. Обэриуты обвинялись в участии в антисоветской группе, сочинении и распространении контрреволюционных произведений. Также были арестованы художник Николай Воронич, преподаватель Петр Калашников, поэт Александр Туфанов и литературовед Ираклий Андроников. Всех их, кроме Ираклия Андронникова («за недоказанностью его вины» был освобожден после допросов), обвинили по статье 58–10 действовавшего тогда Уголовного кодекса РСФСР.
Согласно приговору обэриуты были высланы из Ленинграда. Хармс и Введенский отбывали ссылку в Курске. Хармс переносил ее очень тяжело: город его угнетал, появились проблемы со здоровьем. В конце осени
20 июля 1937 года по обвинению в шпионаже и участии в контрреволюционном троцкистском подполье был арестован Николай Олейников. На допросах к Олейникову применялись пытки, и в итоге он «сознался». В дневниках Лидии Чуковской содержится сообщение, что поэт отказался донести на Маршака, сославшись на то, что они в ссоре (Маршак и его редакция в этот момент были разгромлены, на Маршака собирались компрометирующие данные). Был приговорен к расстрелу 19 ноября 1937 года, приговор привели в исполнение 24 ноября.
19 марта 1938 года был арестован Николай Заболоцкий — по обвинению в «принадлежности к троцкистско-бухаринской группе среди ленинградских писателей». По заказу НКВД «отзыв» о нем написал заместитель ответственного редактора журнала «Звезда» Николай Лесючевский:
«Н. Заболоцкий вышел из группки так называемых „обэриутов“ — реакционной группки, откровенно проповедовавшей безыдейность, бессмысленность в искусстве, неизменно превращавшей свои выступления в общественно-политический скандал. (В группу входили Н. Заболоцкий, А. Введенский, К. Вагинов, Д. Хармс и др.) Трюкачество и хулиганство „обэриутов“ на трибуне имело только один смысл — реакционный протест против идейности, простоты и понятности в искусстве, против утверждавшихся в нашей стране норм общественного поведения. Заболоцкого „обэриуты“ объявляли „великим поэтом“, которого „оценят потомки“, который займет в истории место родоначальника новой поэзии».
С 1936 года Александр Введенский жил в Харькове. В начале сентября
Даниил Хармс был повторно арестован 23 августа 1941 года. Его жена Марина Малич в тот же день написала в открытке подруге: «Даня уехал к Николаю Макаровичу», имея в виду уже расстрелянного к этому моменту Николая Олейникова. Поэту вменяли, что он «контрреволюционно настроен, распространяет в своем окружении контрреволюционные клеветнические и пораженческие настроения». На допросах он имитировал душевнобольного, в составленном уже в тюрьме «акте медицинского освидетельствования» указывалось: «Высказывает обширные бредовые идеи изобретательства». Хармс был признан виновным в том, что «проводил среди своего окружения контрреволюционную пораженческую агитацию, направленную к подрыву военной мощи Советского Союза, к разложению и деморализации Красной армии», но невменяемым по причине шизофрении. 2 февраля 1942 года он скончался в тюремной психбольнице, пережив Введенского на 45 дней.
без обэриутов
Родился в 1934 году. Входил в Лианозовскую группу поэтов и художников Лианозовская школа — творческое объединение поэтов и художников (Евгений Кропивницкий, Генрих Сапгир, Игорь Холин, Оскар Рабин и другие), существовавшее с конца
***
Зима
Зима зима
Зима зима зима
Зима зима зима зима
Зима
Зима
Зима
И весна
***
Это что
Это что
Это всё
Это всё
Всё и больше ничего
Всё и больше ничего
И всё очень хорошо
И всё очень хорошо
Всё
Родился в 1943 году. Так же, как и обэриуты, ушел в детскую поэзию — при жизни выпустил три книжки для детей. Именно детское сознание становится у Григорьева устойчивой психологической мотивировкой абсурда. В основе его стихов та же «трагическая забава» (выражение Константина Вагинова), что и у обэриутов.
***
Не успела табуретка,
Пущенная из одного окна, залететь в другое,
Сизов, лежавший на койке,
Отворил дверь ногой.
Табуретка пролетела комнату
И ударила соседа в коридоре с кастрюлей щей.
Сосед упал и задергался
В луже вареных овощей.
Родился в 1928 году. Как и Всеволод Некрасов, входил в группу лианозовцев. В творчестве Сапгира поэтика абсурда с его декларативной алогичностью создает гротескную модель мира, во многом напоминающую разломанное пространство обэриутского мира.
Блохомор
В канаве выросли блины
Поядовитей белены —
Блохомор!
Самосвал
Забуксовал.
Заглох мотор.
Полез
Шофер —
И глядит из-под колес.
Прелью шибануло в нос!
От запаха цветов
Выворачивает наизнанку!
Готов!
Шофер полез на стенку:
— Открытие!
Событие
Всемирного масштаба!
Свезу-ка этих желтеньких,
Спасибо
Скажет баба. —
И наломал ботаник
Веник.
Едет парень с веником,
Веник пахнет пряником.
Принес в барак.
Тут поднялся шум и крик!
Люди пляшут и поют —
На работу не идут…
Так, отведав блохомора,
Две недели
Мы гуляли
На поминках у шофера.Люди врут,
Что блохи мрут.
Больше о Всеволоде Некрасове, Олеге Григорьеве и Генрихе Сапгире — в материале «Хрестоматия андеграундной поэзии»
Ленинградский писатель Геннадий Гор вспоминал Из статьи Валерия Дымшица «Забытый обэриут. К 100-летию со дня рождения Дойвбера Левина».:
«Обериутский прозаик Дойвбер Левин, впоследствии героически погибший на Невской Дубровке, прочитал главы из романа „Похождение Феокрита“. Роман Левина походил на картину Марка Шагала. Так же как у Шагала, в „Похождении Феокрита“ размывались границы между тем, что могло быть, и тем, что могло только присниться. В нижнем этаже шагаловски фантастического дома жил обычный советский служащий, а в верхнем обитало мифическое существо с головой быка. Только потолок отделял современность от античности, спаянных вместе причудливой фантазией автора».
Была поставлена осенью 1926 года в театре «Радикс» при содействии Казимира Малевича. Игорь Бахтерев вспоминал:
«Поскольку предполагалось осуществить постановку в „Радиксе“ в сжатые сроки, решено было воспользоваться уже существующими текстами, смонтировав пьесу из произведений Введенского и Хармса, название пьеса получила по заглавию одного из стихотворений Введенского. Пьесы, собственно, в строгом смысле слова, не было, поскольку уже существовавшие произведения не были объединены сквозным действием, это был скорее монтаж, делавшийся на ходу».
Известно, что Введенский читал свой роман вслух на семинаре в Институте истории искусств. Еще до начала войны он ходил в списках, но потом следы его затерялись.
чемоданчик
Зимой 1941/42 года, после второго ареста Хармса, Яков Друскин вынес из
В заявлении о приеме в Ленинградское отделение Союза поэтов от 31 мая 1926 года Николай Заболоцкий писал: «Прошу принять меня в число членов Союза. Стихи прилагаю». В биографии поэта, написанной его сыном, говорилось: «Какие стихотворения были приложены к анкете-заявлению и сохранились ли они — неизвестно». Однако когда в 2014 году готовился к изданию сборник Николая Заболоцкого «Столбцы», среди материалов Союза, находившихся в фонде Павла Лукницкого Прототипа Миши Котикова из романа Константина Вагинова «Козлиная песнь»., были обнаружены два стихотворения Заболоцкого, ранее считавшиеся утраченными, — «Исход» и «Приглашение муз». Исследователи полагают, что именно их он приложил к заявлению о вступлении в Союз поэтов.
А в 2008 году литературовед Игорь Лощилов обнаружил в фонде Лили Брик и Василия Катаняна шесть неизвестных ранее стихотворений Олейникова: «Убийство», «Ботанический сад», «Жалоба математика», «Кузнечик», «Шурочке» и «Самовосхваление математика». В частности, стихотворение «Шурочке» посвящено Александре Любарской (1908–2002) — писательнице и переводчице, редактору Детгиза, работавшей с Олейниковым.
Шурочке
У мухи нету перьев. Зачем же я не муха?!
Я тоже не имею ни перьев, ни хвоста.
И мягкости такой же мое большое брюхо,
Я так же, как и муха, не вью себе гнезда.
Когда бы при рождении
Я мухой создан был,
В сплошном прикосновении
Я жизнь бы проводил.
Я к вам бы прикасался,
Красавица моя,
И в обществе считался
Счастливчиком бы я.
И я бы не кусался, а только целовался.
1933
экспромт
В одном из номеров «Ежа» Корней Иванович Чуковский призвал учиться писать стихи и предложил начало стихотворения, которое дети должны были продолжить:
Залетела в наши тихие леса
Полосатая, ужасная оса…
Укусила бегемотицу в живот,
Бегемотица…
Олейников, Шварц, Хармс тоже решили отозваться на предложение мэтра. Очевидное окончание строфы «Бегемотица от ужаса ревет» забраковал Хармс. В итоге после получаса совместных усилий получилось следующее:
Залетела в наши тихие леса
Полосатая, ужасная оса…
Укусила бегемотицу в живот.
Бегемотица в инфаркте. Вот умрет.
А оса уже в редакции крутится —
Маршаку всадила жало в ягодицу.
И Олейников от ужаса орет,
Убежать на Невский Шварцу не дает.
Искусала бы оса всех не жалея —
Если б не было здесь автора Корнея.
Он ногами застучал,
На осу он накричал:
«Улетай-ка вон отсюда ты, оса,
Убирайся в свои дикие леса».
А бегемотица лижет живот,
Он скоро, он скоро, он скоро пройдет.
Когда Чуковский обнаружил среди детских писем этот опус, он, рассмеявшись, заметил: «Я всегда знал, что из талантливых ребят вырастают талантливые дяди».
придумали обэриуты
раз употребили)
из стихотворения «Выбор дней» (1931) Хармса
трубка у Введенского
«посюсторонне-конечный» у Хармса
меланхолия у Хармса
без обэриутов
Гротесково-парадоксальная поэтика была весьма свойственна отечественному рок-движению. Вывернутый наизнанку карнавальный мир, эксперименты со звуком-ритмом и визуальностью, скоморошеское и юродивое поведение, перформативность сценического высказывания — это то, что в творчестве отдельных постсоветских рок-групп восходит к обэриутской поэтике.
Основана в сентябре 1985 года. Поначалу из-за большого количества инструментов и недостаточного количества музыкантов последние передвигались на сцене от инструмента к инструменту. На концертах АВИА воспроизводили эстетику раннесоветского конструктивизма и парадов физкультурников.
«В стране слишком мало сумасшедших», — любил повторять создатель группы Сергей Курехин. В перформативные проекты Курехина набирались разные составы участников, Курехин использовал разные сценические техники и экспериментировал со звуком.
Одна из самых ранних рок-групп в СССР. Создана в 1970-х и прославилась своими перформансами с декорациями, костюмами, дымом и стробоскопом, который они стали использовать одними из первых. Фантасмагоричность стробоскопного освещения дополнялась психоделическими стихами Маргариты Пушкиной.
на стихи обэриутов
Блок. «Вися над городом всемирным…»
Как поэт в стихотворении об усовершенствовании государственного порядка передает привет Пушкину
Как поэт в стихотворении об усовершенствовании государственного порядка передает привет Пушкину
Хлебников. «Слоны бились бивнями так…» (18+)
Как научиться разгадывать конструкции одного из самых сложных поэтов
Как научиться разгадывать конструкции одного из самых сложных поэтов
Маяковский. «Владимир Ильич Ленин»
Что общего между поэмой о вожде и Евангелием от Иоанна
Что общего между поэмой о вожде и Евангелием от Иоанна
Алексей Толстой. От «Петра Первого» к «Буратино» (18+)
Как советскому писателю удалось протащить через цензуру плоть, наслаждение, красоту жизни и азарт
Как советскому писателю удалось протащить через цензуру плоть, наслаждение, красоту жизни и азарт
Мандельштам. «Мы с тобой на кухне посидим…» (18+)
Как стихотворение о счастье и уюте оборачивается ужасом и гибелью
Как стихотворение о счастье и уюте оборачивается ужасом и гибелью
Солженицын. «Раковый корпус»
Как «Раковый корпус» прикрывал «Архипелаг ГУЛАГ»
Как «Раковый корпус» прикрывал «Архипелаг ГУЛАГ»
Маканин. «Кавказский пленный»
Почему в рассказе о чеченской войне возникает гомосексуальный подтекст
Почему в рассказе о чеченской войне возникает гомосексуальный подтекст
P. S. Зачем вообще стихи?
Поэт Сергей Гандлевский размышляет о том, почему невозможно ответить на этот вопрос
Поэт Сергей Гандлевский размышляет о том, почему невозможно ответить на этот вопрос
Подписка на еженедельную рассылку
Оставьте ваш e-mail, чтобы получать наши новости