Расшифровка
Репутация такого странного писателя, как Алексей Николаевич Толстой, была создана в 1920–30-е годы, скорее в 1930-е, когда он был объявлен сначала вторым советским писателем, после Горького, а затем и первым. И в качестве этого первого писателя советской земли он пропагандировался, издавался, экранизировался, и волей-неволей его читали. Теперь его мало издают, по инерции скорее. Мало читают, не экранизируют, и его репутация теперь существует по закону отката. Она слабеет. И теперь мы не очень понимаем, как относиться к этому писателю. Поэтому тема этой лекции — как читать Алексея Толстого, что в нем искать и в конце, может быть, что читать у Толстого.
Для того чтобы понять направление изучения для одних или удовольствия для других от Толстого, прочитаем одну цитату из «Петра Первого». И, может быть, она даст нам некий ключ. В конце романа один из его главных героев, Голиков, размышляет:
«Ах, деревни-то какие бедные, ах, живут как бедно! — шептал Голиков и от сострадания прикладывал узкую ладонь к щеке. Гаврила отвечал рассудительно:
— Людей мало, а царство — проехать по краю — десяти лет не хватит, оттого и беднота: с каждого спрашивают много. Вот, был я во Франции… Батюшки! Мужиков ветром шатает, едят траву с кислым вином, и то не все… А выезжает на охоту маркиз или сам дельфин французский, дичь бьют возами… Вот там — беднота. Но там причина другая…
Голиков не спросил, какая причина тому, что французских мужиков шатает ветром… Ум его не был просвещен, в причинах не разбирался; через глаза свои, через уши, через ноздри он пил сладкое и горькое вино жизни, и радовался и мучился чрезмерно…»
Итак, в этой цитате две части. Первая — это поиск причин, причин того, что народ живет бедно. Вторая часть — это радость жизни. Все, что касается большой темы, что касается великих проблем, Толстому никогда не давалось. Это была не его тема. А между тем сама ситуация советской литературы подталкивала его к большим темам. Он не был бы писателем первого ряда, если бы не поднимал великих проблем. Но поднимать их он не мог. Это было не его. И каждый раз он срезался. Он соскакивал с большой темы. Ну, возьмем того же «Петра Первого». Вот он начинает:
«Мужик с поротой задницей ковырял кое-как постылую землю. Посадский человек от нестерпимых даней и поборов выл на холодном дворе. Стонало все мелкое купечество. Худел мелкопоместный дворянин. Истощалась земля; урожай сам-три — слава тебе, господи. Кряхтели даже бояре и именитые купцы».
Ну просто обзор русской жизни начала петровского царствования как сокращенная цитата из «Кому на Руси жить хорошо» Некрасова. И сейчас он нам укажет причины, почему так живет русский человек, выход из положения (это петровские реформы), сейчас развернется большая тема. И действительно, начинается тема народных волнений, тема разинская, болотниковская Иван Болотников и Степан Разин были предводителями крупных восстаний в 1606–1607 и 1670–1671 годах.: «И ныне без единодушия того, ребята, ждите, — плахи да виселицы, одолеют вас бояре…»
Но что дальше происходит? Вот этого обзора русской жизни вдруг раз — и нету, забыто. Тема народного восстания и народного недовольства постепенно уходит, она снимается, и уже во втором томе ее как бы нет; ни Болотникова, ни Разина не остается, да и конъюнктура меняется: уже о народных восстаниях писать невыгодно, а надо о единой и мощной воле царя.
Далее — существовала концепция Покровского Михаил Покровский (1868–1932) — историк, лидер марксистской исторической школы. о том, что тем классом, на который Петр должен был опереться, было купечество. И Толстой дисциплинированно эту концепцию разворачивал. Затем эту концепцию отменили, и Толстой бросил ее и совершенно поменял курс. Никакая большая тема из «Петра Первого» не выходит. Это роман дискретный, это роман, разбивающийся на эпизоды без единой скрепы, без большой темы, которая бы соединяла все эти эпизоды. Значит, эту большую тему у него искать не нужно. Не надо требовать от него то, чего он не может. На чем держался всегда русский роман? Какая его тема может считаться основной (особенно эпос, особенно толстые исторические романы)? Это, конечно, поиск смысла. Это, конечно, то, что мы называем в школе «духовными исканиями». И, конечно, ориентиром был прежде всего Лев Толстой. Что мы видим в «Петре Первом» Алексея Толстого? Исканиями духовными почти никто не занят в этой книге. Они никого не волнуют. Один герой только все время ищет: то к раскольникам подастся, то в какую-то иную святость. И все-то ему не нравится, не удовлетворяет его, все-то он не находит смысла. И наконец происходит спасительное событие для него. Его научили наконец, как и где искать смыслы. Научили следующим образом:
«Зачем нас сюда пригнали?» — спрашивает Голиков при строительстве Петербурга. Это бессмыслица! А в ответ офицер Бровкин втолковывает ему истинный смысл события. Он как даст ему в ухо, и говорит при этом: «Ты — солдат. Сказано — идти в поход, — иди. Сказано — умереть, — умри. Почему? Потому так надо». Вот и весь смысл.
На этом духовные искания Голикова в этом романе заканчиваются, и больше он ничего не ищет. Но зато явилась ему после этого удара в ухо спасительная и очень ценная для Толстого мысль. И именно эту мысль он проводит постоянно на протяжении всего романа — и, надо сказать, во всем своем творчестве.
Это вот какая мысль — опять-таки цитата из романа. Голиков нашел свое призвание в конце романа и стал живописцем. Парсунки Парсуна — жанр русской портретной живописи конца XVI — начала XVIII века. рисовал. Но дело не в этих парсунках, не в том, что он там замечательно рисует, — дело в той идее, которая пришла ему в голову: «Чудаки, — прошептал Андрей. — Плоть терзать! А плоть — ах — бывает хороша…» Плоть, понимаете? Вот то самое, о чем говорится в первом отрывке, который я прочитал: «…через глаза свои, через уши, через ноздри он пил сладкое и горькое вино жизни, и радовался и мучился чрезмерно…» Вот что надо искать у Алексея Толстого.
Но возьмем некоторые его произведения — хотя бы «Детство Никиты» «Детство Никиты» — детская повесть Алексея Толстого. Написана в 1919–1920 годах.. Начало очень похоже на толстовское. Вы помните, в «Детстве» Льва Толстого Николенька просыпается, видит своего гувернера, очень недоволен им, сердится на него, а потом до слез раскаивается в том, что сердился. И жалость, и сострадание, и любовь переполняют его, и он плачет, и никто не понимает, отчего он плачет. Толстовская психология всегда держится на сложном духовном процессе. Даже в самых мелочах. Что мы видим у Алексея Толстого? Совершенно иную картину. Просыпается герой Никита. И что? У него есть цель. Если одеться в минуту, безо всякого, конечно, мытья и чищенья зубов, то через черный ход можно удрать на двор. А со двора — на речку. Там на крутых берегах намело сугробы. Садись и лети. То есть есть цель — это удовольствие от жизни, есть препятствие — это старшие. Надо как-то обмануть их и лететь, и все. И никаких больше целей, и никаких проблем, и никаких идей.
Вершинное произведение Толстого (и самое счастливое его произведение) — то, где эта его идея (или антиидея) нашла полное выражение. Он написал его после тяжелой болезни, когда жизнь возвращалась к нему. Начал писать прямо в больнице, охваченный новой любовью, которая освежила его, придала ему новые силы. Он любил влюбляться, был чувственник, как звал его Чуковский, «глазастый чувственник». Так вот какое он произведение написал самое счастливое и, может быть, самое лучшее? «Приключения Буратино».
Не секрет, что «Буратино» написан по мотивам сказки Коллоди «Приключения Пиноккио». Но сказка Коллоди — произведение в высшей степени нравоучительное, причем христиански нравоучительное. Кто является резонером у Коллоди? Говорящий сверчок. Говорящий сверчок есть и в «Буратино». И когда Буратино в начале своих приключений совершает первые дурацкие, бесстыдные поступки и затем отправляется в свои странствия, сверчок напутствует его. Напутствует с угрозами, говорит ему, что его ждут опасности, что он будет дорого платить за свои ошибки. И как отвечает ему Буратино? Берет башмак и бросает в него. И летит (как Никита летел) навстречу своим приключениям, не обращая внимания ни на какое ворчание, нытье.
Дальше приключения Буратино заканчиваются совершенно блестящей победой, открытием волшебной страны театра. Буратино верховодит всеми куклами, да и собственным папой Карло. Опять говорящий сверчок в конце, замыкая композицию сказки, появляется на сцене и говорит: мол, я предупреждал, что будут опасности и приключения. Но, конечно, все вышло хорошо, а могло выйти и нехорошо. Кто слушает его? Кому интересен говорящий сверчок? Кому интересен резонер? Нет — надо поступать вопреки морали, вопреки обычной духовной проповеди, вопреки всему этому замшелому христианству и всем его рецидивам. Надо жить, чувствовать, брать свое, надо жить по инстинкту. Так и делает Буратино.
Давайте сравним: какой нос у Пиноккио из сказки Коллоди и какой нос у Буратино? Нос у героя Коллоди — это показатель его духовного процесса. Если он у него, как у человека, маленький, значит, он и является человеком и пребывает в некоей истине. Как только он начинает врать, как только он начинает идти против Бога и воли его, нос у него растет, и он, таким образом, отдаляется от человека, превращается в чурбан. Значит, уменьшение и увеличение носа — это знак приближения или отдаления от человеческого. Что же происходит с Буратино? Нос у него как был длинный и деревянный, так и остался. Это его знак. И знак чего? Любопытства, конечно. Умения совать этот самый нос в чужие дела, влезать во всё и везде выходить победителем, всегда одерживать верх.
Вот это искусство выходить победителем, одерживать верх, брать свое и наслаждаться жизнью — это искусство и проповедует Буратино. И кто является учителем в этой сказке? Папа Карло, сверчок? Учителем является Буратино. Он учит всех кукол, Пьеро, Мальвину, которая сама пыталась его учить. Он всем дает благой пример.
Так происходит на протяжении всего толстовского творчества, это его тема. Из произведения в произведение. Он ее контрабандой провозит, он ее боком как-то втискивает в свои произведения, обманывая цензуру. Всегда одно и то же: плоть, красота жизни, наслаждение, смелость, азарт. Вот это и стоит искать у Алексея Толстого — и поверьте, этим стоит наслаждаться. Поэтому если бы меня спросили: «Какой канон ты предложил бы для Алексея Толстого? Что читать у него? Что выбрать так, чтобы не соскучиться, чтобы не замучиться?» — то никаких «Хождений по мукам». Поверьте мне — это и будет хождение по мукам. Нет. Это «Детство Никиты» — прекрасная вещь, ничем не замутненная, исключительно написанная. Пьеса «Любовь — книга золотая» — тоже замечательная, без единой мысли и совершенно прелестная. Может быть, «Граф Калиостро» с некими оговорками, но тоже вещь прелестная по сути. Некоторые восхитительные главы «Петра Первого» и самый главный его шедевр, блестящий и неповторимый, — сказка «Приключения Буратино».