Как почувствовать революцию
Джон Рид. «Десять дней, которые потрясли мир»
Автор
Американский журналист Джон Рид (1887–1920) был из тех авторов, для которых придумана профессия «неистовый репортер». Он писал о стачках текстильщиков в США — и попадал в кутузку вместе с забастовщиками. Отправлялся к мексиканскому революционеру Панчо Вилье — и рассказывал ему, бывшему бандиту, о социализме. Выпускник престижного Гарвардского университета, Рид связал судьбу с социалистическим движением и его прессой. Он был сторонником профсоюза «Индустриальные рабочие мира» и одним из основателей Коммунистической партии США.
Обстоятельства написания
В Россию, на фронтах которой он уже побывал в 1915 году, Рид вернулся осенью 1917-го — и сразу оказался в центре революционных событий. Репортер говорил с промышленниками, генералами и министрами Временного правительства, с вождями большевиков, с вернувшимися из Нью-Йорка русскими анархистами и с простыми солдатами. Рид очень слабо знал русский язык и был вынужден пользоваться услугами переводчика или полагаться на знавших европейские языки собеседников. При этом вышедшая в 1919 году книга фактически точна в описаниях. Писал ее Рид уже в Нью-Йорке, вооруженный не только блокнотом, но и кипами газет, листовок и объявлений, часть из которых он приводит в качестве приложений.
Содержание
Вездесущий Рид успевал побывать в Зимнем дворце в последние часы пребывания там Временного правительства — и вернуться на съезд Советов в Смольный, где было объявлено о свержении прежней власти. На улицах Петрограда он увертывался от пуль, а под Царским Селом его едва не расстреляли революционные солдаты. Обо всем этом он пишет спокойно,
Особенности
Рид, по его словам, «старался рассматривать события оком добросовестного летописца, заинтересованного в том, чтобы запечатлеть истину». Он не скрывает своих симпатий к большевикам и их союзникам, но не героизирует их — и не демонизирует их противников. Для того чтобы стать просто партийным агитатором, он слишком честный репортер. Даже считая победу большевиков закономерной, он не замалчивает сопровождавшее эту победу насилие. Например, Рид упоминает, что некоторые из защищавших Зимний дворец военнослужащих женского батальона смерти, сдавшись в плен, были изнасилованы выступавшими на стороне Советов солдатами. Впрочем, журналист обсуждает и сильно преувеличенные сообщения об этом в «буржуазной» прессе.
Цитата
«Мы пошли в город. У выхода из вокзала стояло двое солдат с винтовками и примкнутыми штыками. Их окружало до сотни торговцев, чиновников и студентов. Вся эта толпа набрасывалась на них с криками и бранью. Солдаты чувствовали себя неловко, как несправедливо наказанные дети.
Атаку вел высокий молодой человек в студенческой форме, с очень высокомерным выражением лица.
„Я думаю, вам ясно, — вызывающе говорил он, — что, поднимая оружие против своих братьев, вы становитесь орудием в руках разбойников и предателей“.
„Нет, братишка, — серьезно отвечал солдат, — не понимаете вы. Ведь на свете есть два класса: пролетариат и буржуазия. Так, что ли? Мы…“
„Знаю я эту глупую болтовню! — грубо оборвал его студент. — Темные мужики вроде вот тебя наслушались лозунгов, а кто это говорит и что это значит — это вам невдомек. Повторяешь, как попугай!..“ В толпе засмеялись… „Я сам марксист! Говорю тебе, что то, за что вы сражаетесь, — это не социализм. Это просто анархия, и выгодно это только немцам“.
„Ну да, я понимаю, — отвечал солдат. На лбу его выступил пот. — Вы, видно, человек ученый, а я ведь простой человек. Но только думается мне…“
„Ты, верно, думаешь, — презрительно перебил студент, — что Ленин — истинный друг пролетариата?“
„Да, думаю“, — отвечал солдат. Ему было очень тяжело.
„Хорошо, дружок! А знаешь ли ты, что Ленина прислали из Германии в запломбированном вагоне? Знаешь, что Ленин получает деньги от немцев?“
„Ну, этого я не знаю, — упрямо отвечал солдат. — Но мне кажется, Ленин говорит то самое, что мне хотелось бы слышать. И весь простой народ говорит так. Ведь есть два класса: буржуазия и пролетариат…“
<…>
„…Я борюсь с большевиками потому, что они губят Россию и нашу свободную революцию. Что ты теперь скажешь?“
Солдат почесал затылок. „Ничего я не могу сказать! — его лицо было искажено умственным напряжением. —
„Опять ты с этой глупой формулой!“ — закричал студент.
„…только два класса, — упрямо продолжал солдат. — И кто не за один класс, тот, значит, за другой…“».
Василий Шульгин. «Дни»
Автор
Василий Витальевич Шульгин (1878–1976) был одним из наиболее ярких деятелей националистического движения Российской империи. Сын редактора, пасынок следующего редактора и затем сам редактор крайне правой газеты «Киевлянин», в последние годы царизма Шульгин отошел от традиционных монархических организаций. В 1915 году созданная в Думе при его участии «Прогрессивная группа националистов» вошла в блок с либералами. После революции Шульгин участвовал в Белом движении. В 1944 году СМЕРШ СМЕРШ («Смерть шпионам!») — военная контрразведка, созданная в СССР в 1943 году и существовавшая независимо в армии, на флоте и в рамках НКВД. По разным данным, за годы Второй мировой СМЕРШ арестовал от нескольких сотен тысяч до нескольких миллионов человек. арестовал его в Югославии. Проведя 12 лет в заключении, Шульгин примирился с советской властью и участвовал в пропагандистской работе.
Обстоятельства написания
Оказавшись в 1920 году в эмиграции, Шульгин взялся за мемуары. Книга «Дни», в которой он рассказывает о Февральской революции, была впервые опубликована в эмигрантском журнале «Русская мысль» в 1922-м. Первое отдельное издание вышло в 1925 году в Белграде. Шульгин, в том же году тайно пробравшийся в СССР, смог купить советскую перепечатку своей книги.
Содержание
Описание истории Февраля Шульгин начинает издалека — с момента издания Октябрьского манифеста 1905 года, который он винит в разрушении традиционных отношений между монархией и подданными. Конституция «началась еврейским погромом и кончилась разгромом династии». Автор тогда защищал редакцию «Киевлянина» от революционной толпы и во главе взвода солдат подавлял погромы, которые, как он считал, были вызваны атакой евреев на царизм. Когда антиправительственная думская речь Шульгина в ноябре 1916 года была запрещена цензурой, это знаменовало для него дальнейший распад отношений между народом и самодержцем. Шульгин в поисках «какого-нибудь выхода» участвует в организации Временного комитета Государственной думы и приходит к выводу о необходимости отречения Николая II. Он нервно и мизантропично описывает толпы, проходящие сквозь Таврический дворец, аресты, политические совещания, сложные отношения думцев с лидерами Петроградского совета. Но в историю он вошел как монархист, который принял отречение последнего российского императора и затем — отречение его брата, великого князя Михаила.
Особенности
Многолетний опыт журналиста и парламентского оратора помог Шульгину в описании революционного хаоса. Впрочем, он признается в том, что воспоминания его иногда спутываются в «кошмарную кашу». Некоторые факты он и вовсе искажает: утверждает, что императрица Александра Федоровна была за «уступки» оппозиции, представляет великого князя Михаила Александровича «олицетворением хрупкости», хотя тот предпринимал активные усилия по спасению монархии. Современного читателя может шокировать зоологический антисемитизм Шульгина, хотя для своего времени он был достаточно умеренным — это скорее отвращение, чем активная ненависть. Публицист считал еврейские погромы вредными и выступал против фабрикации «дела Бейлиса» «Дело Бейлиса» — суд над евреем Менахемом Менделем Бейлисом, который обвинялся в ритуальном убийстве 12-летнего Андрея Ющинского. Процесс, который сопровождался активной антисемитской кампанией с одной стороны и протестами прогрессивной общественности в России и по всему миру — с другой, состоялся в Киеве осенью 1913 года. Бейлис был оправдан..
Цитата
«Я не знаю, как это случилось… Я не могу припомнить. Я помню уже то мгновение, когда черно-серая гуща, прессуясь в дверях, непрерывным врывающимся потоком затопляла Думу…
Солдаты, рабочие, студенты, интеллигенты, просто люди… Живым, вязким человеческим повидлом они залили растерянный Таврический дворец, залепили зал за залом, комнату за комнатой, помещение за помещением…
С первого же мгновения этого потопа отвращение залило мою душу, и с тех пор оно не оставляло меня во всю длительность „великой“ русской революции.
Бесконечная, неисчерпаемая струя человеческого водопровода бросала в Думу все новые и новые лица… Но сколько их ни было — у всех было одно лицо: гнусно-животно-тупое или гнусно-дьявольски-злобное…
Боже, как это было гадко!.. Так гадко, что, стиснув зубы, я чувствовал в себе одно тоскующее, бессильное и потому еще более злобное бешенство…
Пулеметов!
Пулеметов — вот чего мне хотелось. Ибо я чувствовал, что только язык пулеметов доступен уличной толпе и что только он, свинец, может загнать обратно в его берлогу вырвавшегося на свободу страшного зверя…
Увы — этот зверь был… его величество русский народ…
То, чего мы так боялись, чего во что бы то ни стало хотели избежать, уже было фактом. Революция началась».
Владимир Набоков. «Временное правительство и большевистский переворот»
Автор
Один из главнейших деятелей партии конституционных демократов Владимир Дмитриевич Набоков (1869–1922) находился в самом центре революционных событий. Крупный юрист, сын министра юстиции в царском правительстве, он стал соавтором акта об отказе от принятия престола великого князя Михаила Александровича, а затем был управляющим делами Временного правительства первого состава и работал в правительственном Юридическом совещании Юридическое совещание — орган, созданный в марте 1917 года и просуществовавший до Октябрьского переворота, в задачи которого входила юридическая оценка постановлений, указов и распоряжений Временного правительства, а также подготовка Учредительного собрания.. Он погиб в Берлине во время покушения монархистов на лидера кадетов Павла Милюкова.
Обстоятельства написания
После начала большевистских репрессий Набоков оказался в Крыму. Полагаясь в качестве источника лишь на подшивку кадетской газеты «Речь», он описал пережитое им начиная с февральских беспорядков в Петрограде и заканчивая кратким арестом в ноябре 1917 года в Смольном. Воспоминаниями Набокова о Временном правительстве открывается первый выпуск альманаха «Архив русской революции», который кадет Иосиф Гессен начал издавать в 1921 году. В 1924-м книгу переиздали в СССР.
Содержание
Набоков-мемуарист уделяет основное внимание тому, что он непосредственно наблюдал. Будучи военнослужащим, он, кажется, одним из последних среди кадетских лидеров добрался до Таврического дворца, где формировалось Временное правительство. Он же стал чуть ли не последним представителем правительства в Зимнем дворце, который покинул за считанные минуты до блокады, установленной советскими силами.
В своих кратких записках Набоков уделяет основное внимание не собственной роли в истории, но тем, с кем работал вместе. Он ярко обрисовывает коллег по правительству, оценивая их как политиков, ораторов, а главное — как деятелей революции. Министр юстиции Александр Керенский — болезненно тщеславен и недостаточно уверен; обер-прокурор Синода Владимир Львов — наивен и невероятно легкомыслен; министр земледелия Андрей Шингарев — способен и трудолюбив, но лишен способностей государственного масштаба. Основные политические и социальные противоречия 1917 года Набоков видит четко, осознавая фатальную их неразрешимость — и фатальную непригодность практически всех лидеров к тому, чтобы решать стоящие перед страной задачи.
Особенности
Опытный публицист и отец знаменитого писателя, Набоков пишет очень ярко. Память мемуариста — замечательная: больше чем через год после событий, в 1918-м, он точно воспроизводил маршруты, которыми пробирался среди революционных толп Петрограда в феврале, июле или октябре.
Цитата
«…Я все-таки не могу присоединиться к тому потоку хулы и анафематствования, которым теперь сопровождается всякое упоминание имени Керенского. Я не стану отрицать, что он сыграл поистине роковую роль в истории русской революции, но произошло это потому, что бездарная, бессознательная бунтарская стихия случайно вознесла на неподходящую высоту недостаточно сильную личность. Худшее, что можно сказать о Керенском, касается оценки основных свойств его ума и характера. Но о нем можно повторить те слова, которые он недавно — с таким изумительным отсутствием нравственного чутья и элементарного такта — произнес по адресу Корнилова. „По-своему“ он любил родину, — он в самом деле горел революционным пафосом, — и бывали случаи, когда из-под маски актера пробивалось подлинное чувство. Вспомним его речь о взбунтовавшихся рабах, его вопль отчаяния, когда он почуял ту пропасть, в которую влечет Россию разнузданная демагогия. Конечно, здесь не чувствовалось ни подлинной силы, ни ясных велений разума, но был
Максим Горький. «Несвоевременные мысли»
Автор
Классик пролетарской литературы Максим Горький не был просто беллетристом и культуртрегером. Еще до революции он принимал активное участие в социал-демократическом движении. Перед Первой мировой он короткое время редактировал большевистскую газету «Правда», в годы войны его журнал «Летопись» был одним из немногих легальных «пораженческих» изданий Пораженчество (дефетизм) — желание поражения собственной страны в войне. Некоторые социалисты в России, в первую очередь Владимир Ленин, считали поражение России в «реакционной» Первой мировой войне за благо, поскольку оно будет способствовать делу революции..
Обстоятельства написания
После Февральской революции Горький предлагал свои статьи вновь легализовавшимся газетам большевиков, но те отвергали его тексты из-за идеологических расхождений. Писатель и ряд других близких к меньшевикам-интернационалистам публицистов основали весной 1917-го газету «Новая жизнь», выходившую чуть больше года. В ней регулярно появлялись публицистические тексты Горького — преимущественно в его авторской рубрике «Несвоевременные мысли». В 1918 году Горький собрал их в две книги — «Революция и культура» и «Несвоевременные мысли». Писатель подготовил третью, более объемную компиляцию своих статей, но она так и пролежала в архиве до конца 1980-х, пока антибольшевистская публицистика Горького не оказалась вновь востребованной в годы перестройки, когда и была издана.
Содержание
В своих «новожизненских» статьях Горький вел хронику возмущавших его проявлений «тяжкой российской глупости». Он писал о провокаторах, самосудах, унижениях, о захватившей страну эпидемии насилия. Революционный народ, по крайней мере в форме бескультурной озверевшей толпы, для Горького является воплощением «зоологического анархизма», противостоять которому должна интеллигенция. Просвещение, распространение книг и научных знаний видятся ему способом спасти страну и революцию. В этих статьях вообще заметно преклонение Горького перед достижениями покоряющей природу цивилизации вроде каналов или тоннелей — это преклонение впоследствии будет чувствоваться и в горьковском воспевании Беломорско-Балтийского канала.
Но в период «Несвоевременных мыслей» Горький выражал позицию независимых социалистов. Он писал «о дикой грубости, о жестокости большевиков, восходящей до садизма, о некультурности их, о незнании им психологии русского народа, о том, что они производят над народом отвратительный опыт и уничтожают рабочий класс». Горький имел все основания написать, что он «по мере своего разумения» боролся против большевиков. Впрочем, атаковал он не только их, но и, например, политику кадетской партии.
Особенности
Статьи Горького оказались в книге практически в том же виде, в котором они печатались в газете. Тексты, впрочем, перераспределены предметно — вместе поставлены тексты о культуре, об Октябре и так далее. Значительная часть политической борьбы в революционную эпоху проходила, разумеется, в газетах. Кроме собственных наблюдений и разговоров Горький отталкивается также от полемики с другими авторами, например сотрудниками большевистских изданий Ильей Ионовым или Иваном Книжником-Ветровым. Жестокий дух времени проявляется также в письмах читателей, довольно многие из которых угрожали публицисту расправой из-за политических разногласий.
Цитата
«Ленин „вождь“ и — русский барин, не чуждый некоторых душевных свойств этого ушедшего в небытие сословия, а потому он считает себя вправе проделать с русским народом жестокий опыт, заранее обреченный на неудачу.
Измученный и разоренный войною народ уже заплатил за этот опыт тысячами жизней и принужден будет заплатить десятками тысяч, что надолго обезглавит его.
Эта неизбежная трагедия не смущает Ленина, раба догмы, и его приспешников — его рабов. Жизнь, во всей ее сложности, не ведома Ленину, он не знает народной массы, не жил с ней, но он — по книжкам — узнал, чем можно поднять эту массу на дыбы, чем — всего легче — разъярить ее инстинкты. Рабочий класс для Лениных то же, что для металлиста руда. Возможно ли — при всех данных условиях — отлить из этой руды социалистическое государство?
Он работает, как химик в лаборатории, с тою разницей, что химик пользуется мертвой материей, но его работа дает ценный для жизни результат, а Ленин работает над живым материалом и ведет к гибели революцию. Сознательные рабочие, идущие за Лениным, должны понять, что с русским рабочим классом проделывается безжалостный опыт, который уничтожит лучшие силы рабочих и надолго остановит нормальное развитие русской революции».
Антон Деникин. «Очерки русской смуты»
Автор
Антон Иванович Деникин (1872–1947) — сын ставшего офицером крепостного крестьянина, родился и вырос в Польше. В ходе Русско-японской войны он ходил в штыковые атаки. Звание генерал-лейтенанта получил за взятие в 1915 году города Луцка. Деникин начал публиковать свои беллетристические и публицистические тексты еще в 1890-х, критикуя бюрократизм царской армии, грубость и произвол по отношению к нижним чинам. Февральскую революцию он принял, однако активно сопротивлялся мерам по демократизации армии, которые считал подрывающими дисциплину, и стал одним из лидеров корниловского и затем Белого движения. После поражения Вооруженных сил Юга России Деникин подал в отставку и отправился в эмиграцию. В годы Второй мировой выступал с резкой критикой сотрудничества русских эмигрантов с гитлеровцами; последние два года жизни провел в США.
Обстоятельства написания
К работе над «Очерками русской смуты» Деникин приступил в Бельгии в 1920 году, через несколько месяцев после того, как покинул пост исполняющего обязанности верховного правителя России, а затем и страну. Всего историко-биографическая работа Деникина включает пять томов, но революции посвящены два первых: «Крушение власти и армии. Февраль — сентябрь 1917 года» и «Борьба генерала Корнилова. Август 1917 года — апрель 1918 года». Первая часть появилась в 1921-м, последний том, написанный уже в Венгрии, вышел в 1926 году. В СССР отдельные отрывки из «Очерков» печатали в 1920-х, но полное издание вышло лишь в годы перестройки.
Содержание
Произведение одного из лидеров Белого движения не совсем похоже на обычные «генеральские мемуары». Не только из-за явной литературной одаренности Деникина, не только из-за проникновенно эмоциональной интонации, характерной для текстов российских интеллигентов. В первом томе и в первой половине второго он практически не рассказывает о боевых действиях, которыми руководил. Вместо этого Деникин представляет широкую, основанную на широком круге разнообразных источников картину жизни захваченного революционным вихрем российского общества, прежде всего армии и офицерства.
Часть использованных в работе документов автор успел вывезти с собой за границу. Некоторые его соратники, например Леонид Новосильцев, писали воспоминания специально по просьбе Деникина. Ссылается он и на газеты, и на произведения других участников событий — как сторонников, так и противников, иногда подвергая свидетельства своего рода «перекрестному допросу». Но и как непосредственный наблюдатель Деникин находился в центре многих важных событий. Генерал мог, например, уверенно называть именно моральное состояние войск основной причиной неудачи летнего наступления 1917 года, так как «во всех районах наступления [российские войска] обладали превосходством сил и технических средств над противником, и в частности небывалым доселе количеством тяжелой артиллерии».
Особенности
Одна из мыслей, которую Деникин усиленно подчеркивает в своем описании событий 1917 года, — офицерское движение не было по своей природе и целям монархическим, реакционным, контрреволюционным. Офицерство и генералитет в целом приняли Февральскую революцию и понимали ее как освобождение от царизма, препятствовавшего успешной борьбе с внешним врагом. Корниловское движение «было вызвано высоким патриотизмом и ясным, жгучим сознанием той бездонной пропасти, в которую бешено катился русский народ». Главной причиной такого положения Деникин видит альянс германского генерального штаба и связанной с ним «невидимыми, но ясно ощущаемыми психологическими и реальными нитями» революционной демократии. Впрочем, его утверждение о прямой связи «пораженцев» с германским командованием столь же сомнительно, сколь и тезис о массовом притоке бывших полицейских и жандармов в партию большевиков.
Военная диктатура должна была изменить соотношение сил и спасти либерально-демократические завоевания Февраля. Но Деникин мало останавливается на роли монархистов в корниловском движении, преподносит конфронтацию между Ставкой и Временным правительством как вину последнего и его сторонников слева, а также оставляет за кадром те массовые бессудные казни, ценой которых только и мог бы быть достигнут хотя бы временный успех корниловского выступления. Подобная предвзятость свойственна всем мемуаристам, даже лучшим из них, но у Деникина хватает мужества и признать, что причинами поражения переворота были «энергичная борьба Керенского за сохранение власти и борьба советов за самосохранение, полная несостоятельность технической подготовки корниловского выступления и инертное сопротивление массы».
Цитата
«Старый губернаторский дом на высоком, крутом берегу Днепра, в течение полугода бывший свидетелем стольких исторических драм, хранил гробовое молчание. По мере ухудшения положения стены его странно пустели, и в них водворилась
— Бросьте, не надо.
Все понемногу рушилось. Последние надежды на возрождение армии и спасение страны исчезали».
Федор Раскольников. «Кронштадт и Питер в 1917 году»
Автор
Федор Федорович Раскольников (настоящая фамилия — Ильин, 1892–1939) сделал фантастическую карьеру благодаря активному участию в партии большевиков, в которую он вступил еще студентом. Мичман Раскольников был избран товарищем председателя Кронштадтского совета. Он активно работал в партийной прессе и в большевистском движении на Балтийском флоте. В годы Гражданской войны Раскольников воевал лихо, хотя и с переменным успехом. В декабре 1918 года англичане захватили на Балтике два миноносца под его командованием, и флотоводцу пришлось провести несколько месяцев в лондонской тюрьме. Одно время Раскольников служил заместителем нарком-военмора Троцкого по морским делам, несколько месяцев командовал Балтийским флотом. В 1920–30-е он занимал ответственные дипломатические посты, а в 1938-м стал невозвращенцем, узнав по дороге в Москву из газет о своем снятии с должности полпреда в Болгарии. Через несколько дней после написания обличительного открытого письма Сталину Раскольников оказался во французской психиатрической клинике, не справившись с известием о заключении пакта Молотова — Риббентропа Пакт Молотова — Риббентропа, или Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом, — соглашение, подписанное 23 августа 1939 года главами ведомств по иностранным делам Германии и Советского Союза..
Обстоятельства написания
Раскольников-мемуарист дебютировал в 1925 году, опубликовав после возвращения из Афганистана книгу воспоминаний о своей деятельности в Кронштадте и Петрограде в 1917 году. В подвергнутой цензуре версии книга была переиздана в 1964-м, после посмертной реабилитации Раскольникова; полностью — в годы перестройки.
Содержание
Мемуары Раскольникова — достаточно простое, бесхитростное повествование. Автор щедро делится радостью победы в революционной борьбе, которую он описывает в хронологическом порядке. Февральскую революцию он встретил гардемарином, и партия отправила его в «цитадель революции» Кронштадт редактировать газету «Голос правды»; он стал одним из ведущих большевистских организаторов и агитаторов на Балтике. В Июльские дни Раскольников «фактически превратился в нелегального командующего войсками»,
Особенности
Перо цензора или хотя бы редактора, похоже, не прошлось по тексту Раскольникова. В тексте встречаются стилистически небезупречные фразы, например: «приезд Владимира Ильича вообще положил резкий рубикон в тактике большевиков». Раскольников в середине 1920-х работал редактором журналов и издательств, стал даже начальником Главискусства, и редакторы ему были не страшны. Идеологические клише также даются ему легко. Собственно, Раскольников был одним из тех, кто их придумывал и пускал в ход.
Цитата
«Тов. Ленин появился на балконе, встреченный долго несмолкавшим громом аплодисментов. Овация еще не успела окончательно стихнуть, как Ильич уже начал говорить. Его речь была очень коротка. Владимир Ильич прежде всего извинился за то, что по болезни вынужден ограничиться только несколькими словами, и передал кронштадтцам привет от имени петербургских рабочих, а по поводу политического положения выразил уверенность, что, несмотря на временные зигзаги, наш лозунг „Вся власть Советам!“ должен победить и в конце концов победит, во имя чего от нас требуются колоссальная стойкость, выдержка и сугубая бдительность. Никаких конкретных призывов, которые потом пыталась приписать тов. Ленину переверзевская прокуратура Павел Переверзев (1871–1944) — российский адвокат, сразу после Февральской революции сначала стал прокурором Петроградской судебной палаты, а с мая 1917 года — министром юстиции Временного правительства. После антиправительственных выступлений большевиков в июле инициировал публикацию документов об их связях с германским правительством, что в итоге привело к гонениям на РСДРП(б) и бегству Владимира Ленина из Петрограда., в его речи не содержалось. Ильич закончил под аккомпанемент еще более горячей и дружной овации.
После этих приветствий кронштадтцы, как и подобает организованным воинским частям и отрядам рабочих, снова выстроились и под звуки нескольких военных оркестров, непрерывно игравших революционные мотивы, в полном порядке вступили на Троицкий мост. Здесь уже мы стали предметом внимания со стороны кокетливых, нарядно одетых офицериков, толстых, пышущих здоровьем и сытостью буржуев в новых котелках, дам и барышень в шляпках. Они проезжали на извозчиках, проходили мимо, взявшись под ручку, но на всех лицах, смотревших на нас широко открытыми глазами, отпечатлевался неподдельный ужас».
