Сожжение еретика

Как немецкий поэт-мистик познакомился с русским правосудием

Подготовил Артем Ефимов

Квирин Кульман (1651–1689) был немецким поэтом-мистиком и проповедником. За 38 лет жизни он немало постранствовал по свету и закончил свои дни в Москве, где его сожгли в срубе как еретика. Разыскное дело Кульмана сохранилось, оно опубликовано и довольно подробно исследовано. Оно позволяет, с одной стороны, составить представление о том, как велось следствие в России накануне петровских реформ, а с другой — лучше понять политическую и религиозную обстановку, в которой эти реформы начинались.

Кульман проповедовал «иезуелитство», учение, которое он сам разработал, развивая идеи Якоба Бёме (1575–1624), Яна Амоса Коменского (1592–1670) и других мистиков, особенно расплодившихся в протестантских регионах Европы после Тридцати­летней войны. Это было радикальное духовное христианство, то есть Кульман не признавал никаких земных авторитетов в религиозных делах, полагаясь исключительно на Писание и отвергая Священное Предание, и охотно считал божественными откровениями разнообразные видения во сне и наяву, галлюцинации, припадочный бред и тому подобное. Кульман рассказывал и о собственных видениях, в которых ему открылось его апостольское предназначение.

Кроме того, у него была политическая программа: для ниспровержения католичества (папы и Священной Римской империи) должны были объединиться под знаменами иезуелитства протестантская Швеция, православная Россия и мусульманская Турция.

Значительную часть жизни Кульман провел в бегах или под арестом: за еретические проповеди его преследовали и в родной Германии, и в Англии, и во Франции. В 1678 году он ездил в Стамбул, намереваясь обратить в иезуелитство султана Мехмеда IV. Ему дали сто ударов по пятам и выгнали вон. В 1689 году он решил попытать счастья в России.

Здесь его деятельность ограничивалась московской Немецкой слободой. В ту пору это было крупное предместье на берегу Яузы, где жили несколько тысяч человек, в основном протестанты из Германии и Голландии. Среди них было немало москвичей во втором-третьем поколении. У них были собственные церкви: две лютеранские и одна кальвинистская. Католиков было мало, и своей церкви у них не было, поскольку считалось, что они более склонны обращать в свою веру православных. Веротерпимость в пределах Немецкой слободы держалась на одном условии: не проповедовать иноверия местному населению. Собственно, это была основная причина, по которой иностранцам было предписано селиться на особо выделенной территории.

Кульман знал, что незадолго до его прибытия в Москву большое русское войско во главе с князем Василием Голицыным выступило в поход на Крым, бывший ближайшим союзником Турции. Россия состояла в антитурецкой коалиции со Священной Римской империей, Речью Посполитой и Венецией. Это прямо противоречило идее Кульмана о союзе России с Турцией против Священной Римской империи, но проповедник, похоже, был уверен, что раскроет русским глаза и они вместе с турками пойдут войной на католиков.

Он не знал, насколько сложной была внутренняя ситуация в России. Номинально было два царя: 22-летний Иван Алексеевич и 16-летний Петр Алексеевич, причем за каждым стоял свой клан — соответственно Милославские (родня первой жены царя Алексея Михайловича) и Нарышкины (родня второй жены). Фактически же страной правила Софья Алексеевна (дочь Алексея Михайловича от Милославской) на пару со своим фаворитом Голицыным. Петр был отстранен от дел и изолирован вместе с семьей в загородном Преображенском дворце (через речку от Немецкой слободы).

Софья, Голицын и Милославские считались продвинутыми западниками: они владели европейскими языками, читали европейскую литературу, держали курс на сближение с Западом. Голицын в 1684 году даже разрешил иезуитам организовать в Москве собственную миссию.

Нарышкины же и поддерживаемый ими Петр составляли, условно говоря, консервативно-патриотическую партию: они враждебно относились к «латинской учености» и предпочитали традиционный для России изоляционизм. Их идеологическим лидером был патриарх Иоаким, которого особенно раздражало присутствие в Москве иезуитов.

Кульман, не вникая во все эти подробности, немедленно по прибытии, в мае 1689 года, принялся проповедовать свое учение протестантам Немецкой слободы и быстро обзавелся небольшой, но активной группой сторонников — в основном людей, которые прежде были знакомы с идеями Бёме и других «духовных христиан». Самоуверенный Кульман потребовал от лютеранского пастора Йоахима Майнеке предоставить ему для большой проповеди слободскую кирху. Майнеке отказался и потребовал, чтобы Кульман немедленно уехал: его бурная деятельность ставила под угрозу стабильность Немецкой слободы и ее отношения с властями. Кульман отказался. Майнеке понимал: если власти сами выяснят, что в слободе завелись какие-то смутьяны, то при такой взрывоопасной политической ситуации это может стать поводом к закручиванию гаек в отношении иноземцев. Поэтому он почел за лучшее самому донести на Кульмана.

Свой донос Майнеке направил патриарху Иоакиму как верховному авторитету по религиозным вопросам, а тот передал его дальше «по инстанциям». Кульмана и двух его помощников из числа жителей Немецкой слободы взяли под стражу в конце того же мая 1689 года, так что вся его деятельность в Москве продлилась около месяца. Разбирательством заведовал окольничий Федор Шакловитый, глава Стрелецкого приказа и один из ближайших сподвижников Софьи и Голицына.

Судя по всему, для Шакловитого и его подчиненных это было дело особой важности, поэтому они подошли к нему с замечательной добросовестностью. Более всего их интересовала политическая программа Кульмана: вероятно, в нем поначалу склонны были видеть агента кого-то из протестантских государей, целью которого было расстроить союз России с католической Священной Римской империей. Допросы шли медленно, поскольку Кульман не знал ни слова по-русски и постоянно требовалась помощь переводчика.

Переводчики Посольского приказа Тяжкогорский и Юрий Гивнер (немец Георг Хюфнер, лютеранин, помимо прочего — руководитель придворного театра) разбирали сочинения Кульмана и вынесли суждение: Кульман и его сторонники «веру держат той ереси, имянуемой квакори, которых в Галанской и в Англинской землях и в иных тамошных местех множество, подобны здешним раскольщикам». Учение Кульмана действительно сильно напоминало квакерство — протестантскую доктрину, возникшую в Англии в середине XVII века. Тяжкогорский и Гивнер ошиблись в некоторых деталях (например, Кульман, в отличие от квакеров, не проповедовал непочтительности к земным владыкам), но в целом их экспертиза была вполне компетентной.

В течение месяца Кульману изо дня в день задавали одни и те же вопросы: зачем приехал, кто послал, есть ли сообщники в Москве. Очных ставок не устраивали, но Кульману скрупулезно указывали на противоречия в его собственных показаниях и на расхождения его показаний со свидетельскими. Проповедника пытали: били кнутом (по 15, 20, 25 ударов зараз) и жгли щипцами. Однако он настаивал, что его никто в Россию не посылал и не призывал, а он сам приехал «по видению ангелову». Он то просил пощадить его, обещая немедленно уехать из России, то предсказывал России страшные бедствия за издевательства над «посланником Божьим».

Свои богословские заключения об учении Кульмана представили, помимо лютеранина Майнеке, московские иезуиты Иржи Давид и Тобиас Тихавский (оба по происхождению чехи) и кальвинистский пастор Теодор Шондервурт (голландец). Редкий для XVII века случай: представители трех основных конфессий западного христианства оказались единодушны. Кульман был признан еретиком.

Отдельно примечательно, что православное духовенство активной роли в деле Кульмана не играло: дела Немецкой слободы его мало интересовали, покуда не возникало подозрений, что иноверцы совращают с пути истинного православных.

Разбирательство по делу Кульмана продлилось около месяца. В конце концов следователи убедились, что он просто религиозный фанатик, а не шпион. Оставался последний вопрос — что же с ним теперь делать.

Тем временем в России разразилась новая политическая буря. Голицын с войсками вернулся из бесславного Крымского похода. Петр возмужал и окружил себя потешными полками, его конфликт с Софьей обострился. Развязка наступила в августе 1689 года: Петр уехал в Троице-Сергиеву лавру и потребовал к себе все московские войска; войска, поколебавшись, подчинились, и Софья, оставшись беззащитной, была вынуждена признать свое поражение. Петр из венценосного изгнанника превратился в полноправного царя и заточил сестру в монастырь. Голицына изгнали, Шакловитому отрубили голову.

Трудно сказать, как именно это повлияло на судьбу Кульмана. Даже если бы Софья удержалась, это едва ли сохранило бы ему жизнь. Как бы там ни было, казнили Кульмана уже при полновластии Петра и олицетворяемой им консервативно-патриотической партии. Причем ему не отрубили голову и не повесили, как уголовного или политического преступника. Его сожгли в срубе — это была по преимуществу религиозная казнь, особенно часто применяемая к раскольникам (не случайно и уподобление Кульмана и квакеров «здешним раскольщикам» в одном из экспертных заключений). Фактически это была русская версия сожжения на костре — традиционного метода казни еретиков на Западе. Разница была в том, что жертв запирали в маленьком деревянном домишке. Вместе с Кульманом сожгли книги, которые он с собой привез, так что некоторые из них сохранились только в виде переводов в разыскном деле.