Русско-японские отношения в кино
«Мой соловей» (1943), режиссер Симадзу Ясудзиро
В ролях: Ямагути Ёсико (Ли Сянлань), Григорий Саяпин, Василий Томский, Нина Энгельгардт и другие
В разгар войны, когда Япония поставила под государственный контроль все киностудии, сориентировав их на решение пропагандистских задач, в космополитическом городе Харбине снималась музыкальная картина о русских артистах. Фильм, включавший концертные номера, а также сцены оперных постановок, запечатлел музыкальную жизнь города 1940-х почти документально. Был в картине и мелодраматический сюжет — история маленькой японки Марико, удочеренной оперным певцом Паниным и усвоившей приемы русской вокальной школы.
Картина задумывалась как рассказ о благотворности японской колонизации Маньчжурии для процветания искусств, ведь русское население северо-востока Китая оказалось в контролируемом японцами новом государстве Маньчжоу-го, десять лет существования которого пышно отмечали в 1942–1943 годах. Однако создатели фильма (режиссер, продюсер, актриса Ямагути Ёсико и композитор Хаттори Рёити) сумели вложить в картину личное чувство признательности русской культуре, поскольку все они учились у русских эмигрантов. Готовый фильм не был допущен к демонстрации ни в Маньчжурии, ни в Японии, а после войны затерялся и был извлечен из небытия лишь в конце 1980-х годов. Лишь тогда о нем узнал широкий зритель. А вот причастные к кино профессионалы помнили об этой картине и раньше — например, сценарист Огуни Хидэо, работавший в 1966 году над первым совместным советско-японским фильмом «Маленький беглец», наверняка не случайно использовал музыкальную метафору в изображении русско-японских контактов.
«Маленький беглец» (1966), режиссеры Эдуард Бочаров, Кинугаса Тэйноскэ
В ролях: Юрий Никулин, Тихару Инаёси, Уно Дзюкити и другие
Первый советско-японский фильм, снятый в ознаменование десятилетия подписания совместной декларации, урегулировавшей послевоенные отношения между двумя странами, должен был обнулить взаимные образы вражды и предложить новую модель партнерства. Ведь публика в обеих странах еще помнила книги и фильмы о шпионах и диверсантах, прячущихся в дальневосточной тайге.
Фильм рассказывает о японском мальчике по имени Кэн, тайком пробравшемся на советский корабль, чтобы отыскать в СССР отца. Мальчик путешествует по Сибири, не зная языка и не имея документов, но везде встречает друзей. Благодаря заботам клоуна Никулина японец получает возможность учиться и стать большим музыкантом. Вместе с советским оркестром Кэн через десять лет приезжает на родину и триумфально выступает с сольной партией. В этой первой совместной работе авторам важно было не только выстроить приемлемую для зрителя обеих стран фабулу (русские учителя и японский ученик, ребенок и клоун, музыка как универсальный язык), но и опереться на знаковые фигуры. Прежде всего это был любимый в Японии по цирковым гастролям Никулин, но также и сам режиссер Кинугаса. В юности он был актером женского амплуа и сыграл героинь в первых немых японских экранизациях русской классики, в 1928 году побывал в Москве и встретился с Сергеем Эйзенштейном, за фильм «Врата ада» (1953) первым из японцев стал лауреатом Каннского фестиваля и обладателем награды Американской киноакадемии, проторив дорогу японскому кино к мировому зрителю.
«До свидания, московские стиляги» (1968), режиссер Хорикава Хиромити
В ролях: Каяма Юдзо, Петр Алексев, Питер Уильямс и другие
Фильм, снятый без участия советской стороны, демонстрировал альтернативный взгляд на культурную иерархию — здесь японский музыкант давал урок истинного свинга московскому пареньку Мише, стиляге и саксофонисту. В картонной Москве, снятой исключительно в декорациях, герой японского певца и артиста Каямы Юдзо, японский музыкальный продюсер, спорил с советским функционером о джазе, воодушевлял своей музыкой стиляжничающую московскую молодежь и даже закостеневшего на службе японского дипломата, который в юности был джазменом-любителем. Как и ставшая основой фильма повесть Ицуки Хироюки, картина с сочувствием рисовала советскую молодежь 1960-х, открытую мировым трендам и вселяющую новые надежды в японского музыканта и продюсера, разочарованного коммерциализацией джаза в Японии. Надежды разбивались безрадостным финалом: саксофонист Миша попадал в колонию за ножевую рану, нанесенную из ревности представителю криминального мира.
И надежды, и разочарования, о которых рассказывает фильм, были связаны с периодом оттепели в СССР, который подошел к концу как раз ко времени создания фильма; в СССР он не демонстрировался.
«Дерсу Узала» (1975), режиссер Акира Куросава
В ролях: Юрий Соломин, Максим Мунзук и другие
В 1973 году, в связи с курсом на «разрядку международной напряженности», вновь оживились контакты японских и советских кинематографистов. Совместно с японскими студиями «Мосфильм» осуществил несколько проектов (среди них «Москва, любовь моя» и «Мелодия белой ночи»), в которых участвовали японские актеры и члены съемочной группы, но режиссура была советской. Параллельно снимавшийся фильм Куросавы «Дерсу Узала» был детищем японского режиссера; это его персональный взгляд. Обращение к запискам Владимира Арсеньева совсем не случайно для Куросавы — они были переведены в Японии еще в 1940-х годах и пользовались большой популярностью, поскольку воспринимались в одном ряду с литературой об освоении японцами природы Маньчжурии. Куросава, разумеется, заинтересовался этой книгой прежде всего из-за ее главного героя, охотника-гольда Гольды (другое название — нанайцы) — коренной малочисленный народ Дальнего Востока. Дерсу. В мире, где проблемы экологии стали глобальными, где на глазах исчезали целые племена и народности, провидец Куросава разглядел глубокий урок в арсеньевских записках о Дерсу Узала. Русский путешественник Арсеньев и охотник Дерсу предстают выразителями диалога природы и культуры. Русские солдаты из отряда Арсеньева не персонализированы, а представлены в виде гармоничного многоголосого хора — мы слышим их песни на марше и на привале. Поющие хором русские — постоянный рефрен в японском кино с российской тематикой. Думается, что причина не только в поразившей японцев красоте церковного пения и гениальной музыке русских композиторов-классиков, но и в огромной популярности послевоенного движения непрофессиональных хоров «Поющие голоса», когда вся Япония распевала русские и советские песни.
«Сны о России» (1992), режиссер Сато Дзюнъя
В ролях: Огата Кэн, Нисида Тосиюки, Олег Янковский, Марина Влади и другие
Историческая драма о занесенных в 1782 году к берегам Камчатки японских моряках, чей капитан Дайкокуя Кодаю стал истинным посредником между Востоком и Западом, сумев произвести наилучшее впечатление на российскую сторону, и ознакомил своих соотечественников с российскими реалиями после возвращения на родину. Фильм позволил широкому японскому зрителю 1990-х годов увидеть всю Россию, от Камчатки до Петербурга, причем в исторической перспективе, с костюмированными массовками и дворцовыми интерьерами. Фигура Кодаю, с его непреклонным стремлением на родину, несколько заслоняет собой персонажей российской стороны, чьи характеры интересовали режиссера в меньшей степени. В диалоге культур своя роль вновь отведена музыке: песня и танец помогают японцам установить контакт с камчадалами, ария из театральной пьесы, исполненная самим Кодаю во время высочайшей аудиенции, трогает сердце императрицы и побуждает снарядить экспедицию в Японию. Создатели этого и других фильмов о российско-японских контактах, по-видимому, осознавали свою собственную миссию посредников между народами, и рефлексии на эту тему воплощались в образах «гармонии в искусстве».
«Капли великой реки» (2001), режиссер Кояма Сэйдзиро
В ролях: Микуни Рэнтаро, Ясуда Наруми, Сергей Накаряков и другие
Как и фильм 1968 года о московских стилягах, эта картина основана на книге Ицуки Хироюки, писателя, которого вдохновляла Россия. Фильм стал отважной попыткой перевести жанр автобиографических эссе на язык драмы. Героиня фильма — молодая японская женщина; она мечтает о своем магазине в центре Токио, о любви красивого и талантливого мужчины, о яркой и интересной жизни. Ей кажется, что все это она могла бы получить, если бы связала свою судьбу с русским тромбонистом, приехавшим в Японию в поисках работы в симфоническом оркестре. Образу идеального возлюбленного противопоставлен верный друг детства, учитель в провинциальном японском городке. У него своя музыка — он дирижирует школьным духовым оркестром. Итак, героиня стоит перед выбором: японец или русский, солист или вдохновитель марширующих с трубами школьников — журавль или синица. Отец героини, в котором легко угадывается альтер эго автора литературной первоосновы, с пониманием относится к метаниям дочери и своими воспоминаниями о юности в Маньчжурии, в которой была и война, и прекрасная музыка русских, хоть они и казались демонами, на пороге могилы предлагает некий «космический» взгляд на былые противостояния. Что же касается настоящего, то русский музыкант выдворен из Японии за нарушение визового режима, а отправившаяся вслед за ним японка осознает свою чужеродность в заснеженном подмосковном поселке. Как и в старых советско‑японских фильмах 1970-х, межнациональный роман не заканчивается счастливым семейным союзом. Русский герой и русские пейзажи в фильме призваны прежде всего оттенить японские исторические травмы и экзистенциальные проблемы.
«Красная луна» (2004), режиссер Фурухата Ясуо
В ролях: Токива Такако, Мацудзака Кэйко, Исэя Юскэ, Елена Захарова, Валерий Долженков и другие
Фильм в жанре семейной саги рассказывает об одиннадцати годах существования японской колониальной империи. Супруги Морита приезжают в Манчжурию и добиваются успеха в произодстве саке для Квантунской армии. Без покровительства японских военных это бы не удалось, и семья поддерживает с ними самые тесные отношения. Тайный агент армейского особого отдела по имени Химуро сумел очаровать и госпожу Морита, и ее подрастающую дочь. Однако сам красавец Химуро влюблен в Елену, русскую девушку из Харбина, которая служит в семье Морита гувернанткой. Елена отвечает ему взаимностью, однако Химуро догадывается, что девушка под давлением своего отца собирает сведения для советской разведки. Химуро лично сносит голову Елене самурайским мечом, казня себя за это всю оставшуюся жизнь. Перед смертью девушка клянется в любви к России, истово молится и передает свой нательный крест госпоже Морита. В Маньчжурию входят советские войска, и Химуро является к отцу Елены, чтобы принять от него смерть. Однако русский разведчик не может убить того, кого любила его дочь, — он стреляет японцу в ногу.
В этом фильме примечательно то, как сопряжены образы русской и японской героини. Госпожа Морита, с ее любовью к мужчинам и фокстротам, непобедимой жизнестойкостью и приоритетом личного счастья перед благоденствием великой Японии, очевидно воплощает штампы «индивидуалистической», «западной» модели женского поведения. Эмигрантка Елена, нежная и покорная, готовая к жертве по приказу отца и по велению долга, гибнет как истинный самурай. Хрупкая голубоглазая Елена — явная экстраполяция японских моделей поведения идеальной женщины и идеальной подданной.
