Конспект Шифр Шекспира
Краткое содержание третьего эпизода из курса Марины Давыдовой «Театр английского Возрождения»
Любой трагический герой у Шекспира — индивидуальность: Гамлет, Отелло, король Лир, Кориолан — очень разные герои. Тем удивительнее сходство жизненной ситуации, в которую поставлены марловский доктор Фауст
и шекспировский Макбет. Обоих искушают дьявольские силы, оба пытаются это искушение преодолеть, оба в конце концов поддаются ему.
В «Макбете» главной искушающей силой выступают ведьмы — это непосредственная апелляция к средневековой религиозной сцене; к тому же здесь есть персонажи, как будто сошедшие с подмостков моралите. Например, Старик (он появляется после убийства Дункана и произносит «правильные» речи), который на сцене елизаветинских времен символизировал собой время, мудрость и праведность. Или фигура привратника, отсылающего нас к одной
из мистерий, в которой Христос после распятия приходит к вратам ада, чтобы освободить души праведников. Здесь все символически повторяется: замок,
в котором живет Макбет; образ Сатаны; привратник, который охраняет вход
в замок; Макдуф, который символизирует спасителя (не «Спасителя» —
с большой буквы, но спасителя отечества). Эта сюжетная схема считывалась любым самым необразованным елизаветинским зрителем, а для нас сегодня оказывается не всегда понятной.
Не в меньшей степени Шекспир использует реквизит: так, если Макбет убивает Дункана кинжалом, то Макдуф сражает Макбета мечом. Меч в средневековой символике — орудие божественной справедливости, кинжал же — орудие порока.
Еще один важный образ — слепоты или какого-то специального зрения: ведьмы, когда Банко и Макбет впервые встречаются с ними, видны и тому
и другому, но дальше при встрече Макбета с ведьмами их замечает уже только он один, а другим персонажам ведьмы не видны. Слепота леди Макбет в финале пьесы — это своего рода эквивалент душевной слепоты мужа: здесь так же, как и в «Докторе Фаусте» Марло, оба героя принимают мнимое за подлинное.
То есть Шекспир, хотя и более прихотливо, чем Марло, тоже зашифровывал
в своих произведениях этот театральный текст средневековой зрелищной культуры, благодаря чему оставался понятен даже самой простой, привычной
к этим метасюжетам публике. И в тот момент, когда разговор на этом театральном языке был прерван, и закончилась эпоха английского театра Возрождения. Когда театры вновь откроются, спустя 20 лет после закрытия пуританами, он будет уже совсем другим.