Рейтинг романов Набокова: от худшего к лучшему
Предлагаемому списку вполне можно было бы предпослать нескладное название наподобие тех, что на излете столетия, о котором пойдет речь, в изобилии украшали конверты музыкальных дисков — например, «The Best of Набоков», где английское «The Best» и русская фамилия, как головы сиамских близнецов, красноречиво выражали бы двуязычную суть русско-американского писателя. Прозаическое наследие Владимира Сирина, прославившегося на весь мир под своей настоящей фамилией Nabokov (именно так, в латинском написании), делится на две зеркальные половины: им были написаны и опубликованы при жизни восемь русских и столько же английских романов. Разделяющая полоса — она же отчуждения — прошла для писателя
Составитель предлагаемого ранжира не большой поклонник упорядочивания книг по их предполагаемому успеху (во-первых, у какого читателя? во-вторых, в какой исторический период? в-третьих, как считать успех? по количеству отсылок к его творчеству у других писателей или по реализованному тиражу?..). Любой рейтинг произведений является не только продуктом личного вкуса — к тому же постоянно меняющегося, — но и ретроспективно навязывает избранному писателю не заложенную им в совокупность собственных текстов эстетическую иерархию.
И все же у потомков перед покойным есть одно несомненное преимущество: мы можем рассматривать его наследие в виде маршрута с начальной и конечной станциями от рождения до смерти. Между двумя этими крайними точками можно разметить остановки литературной биографии, каждая из которых будет соответствовать одному написанному автором роману (в случае с Набоковым таких остановок получится чуть более полутора десятка). Читатель может регулировать индивидуальное расписание и скорость движения между полустанками; на некоторых ему хочется выйти в буфет и напиться сельтерской воды; на других — задержаться подольше, заночевав в придорожном отеле; третьи он, напротив, стремится проскочить поскорее как не представляющие для путешественника особого интереса.
Дело не в том, что у каждого художника или писателя найдутся «лучшие» или «худшие» произведения; есть зрители или читатели, предпочитающие задерживать внимание на тех или иных полотнах или возвращаться к одним текстам чаще, чем к другим. Для сохранения интриги набоковские романы расположены на шкале пристрастий составителя от худшего к лучшему.
17«Смотри на арлекинов!» (1974)
К концу своего творческого пути Набоков все больше и больше занимается автопародиями: он будто наслаждается отблесками былых комбинаций, но свежих решений уже не предлагает. Сюжеты его поздних романов перестают удивлять разнообразием, а стиль — новаторством исполнения. В «Смотри на арлекинов!» мемуарист по имени Вадим Вадимович Н. вспоминает истории своих неудачных браков и любовных похождений, а также путешествие с поддельным паспортом в СССР. Описание поездки дало некоторым читателям основания предполагать, что за этим скрывался возможный вояж Набокова инкогнито в Советский Союз (на самом деле на вполне законных основаниях это неоднократно делала его родная сестра Елена Сикорская начиная с лета 1969 года). См., например, переписку с ленинградской корреспонденткой и почитательницей творчества ее знаменитого брата: «Минувшее, живи!..». Из писем Елены Владимировны Сикорской (урожд. Набоковой) Наталье Ивановне Артеменко-Толстой.
Следующая цитата из финальных страниц последнего опубликованного при жизни писателя романа, как представляется, могла бы описывать и незавидное положение самого классика. Перо Набокова по инерции еще писало, но красные чернила в его писательских венах уже высохли.
Цитата: «Сердце и легкие у меня работали — или их вынуждали работать — нормально; так же вел себя и кишечник, этот шут в перечне персонажей наших личных мираклей. Тело лежало распластанным, как на „Уроке анатомии“ кисти старого мастера» Пер. С. Ильина..
16«Просвечивающие предметы» (1972)
На русском существует несколько переводов этого романа, и все они носят разные названия: «Просвечивающие предметы» (пер. А. Долинина, М. Мейлаха, 1991), «Прозрачные вещи» (пер. С. Ильина, 1996), «Прозрачные предметы» (пер. Д. Чекалова, 2004). В швейцарский период Когда Набокову исполнилось шестьдесят, он навсегда вернулся в Европу и с 1961 года поселился в отеле Montreux Palace, в Швейцарии, на берегу озера, вдали от докучливой публики и с ошеломительным видом на снежные горные вершины. Набоков садится на своего любимого конька — и сочиняет роман про неудачную попытку героя вернуться в потерянный рай прошлого. Роман — тот случай, когда о покойнике чем плохо, лучше ничего…
Цитата: «„Авангард“ в искусстве редко означает
15«Ада» (1969)
Большое орнаментальное произведение со сложной тяжеловесной архитектурой. Набоков выстраивает подобие лабиринта с запутанными ходами и повторяющимися поворотами — у этой семейной саги есть как свои поклонники (к примеру, биограф писателя Брайан Бойд посвятил несколько десятилетий аннотированию романа, но конца его колоссальному проекту Ada Online не видно), так и ярые противники (английский прозаик Мартин Эмис признался, что так и не смог одолеть текст до конца: «Когда писательский талант начинает съезжать с рельсов, вы ожидаете отметины от тормозов, максимум битое стекло; в случае с Набоковым механическая поломка происходит в масштабах ядерной катастрофы»).
В центре сюжета — инцестуальный роман между Адой и Ваном, сестрой и братом, разворачивающийся на идиллическом фоне выдуманной планеты Антитерры. Детство Ады проходит в поместье Ардис (последнему обязано своим названием легендарное мичиганское издательство Карла и Эллендеи Проффер, печатавших в 1970–80-е годы запрещенную в СССР литературу на русском языке, включая произведения самого Набокова). В роман также включен важный для эстетики позднего Набокова философский трактат, написанный от лица Вана Вина, под названием «Ткань времени».
Цитата: «Меня радует — о, множество вещей, — меланхолично-задумчивым тоном продолжала она, тыча вилкой в голубую форель, которую, судя по искривленному тельцу и выпученным глазам, сварили живьем, причинив ей ужасные муки» Пер. С. Ильина..
14«Машенька» (1926)
Первый роман Сирина о первой большой любви. Легкая проза, мерцающая в диапазоне между Чеховым и Буниным, в которой уже различимо обещание будущего Набокова: крепко сбитый линейный сюжет, отточенные формулировки, щемящая ностальгия по утерянной юности и утопической России. Тонкие наблюдения за поведением героев и не в последнюю очередь особая тональность набоковского юмора, который исподволь пронизывает ткань короткого романа, делают этот прозаический дебют маленькой удачей и одновременно анонсом и авансом большого писателя.
Цитата: «Кларе казалось, что эти чувства должны быть тише, без ирисов и скрипичных вскриков. Но еще невыносимее было, когда подруга, щурясь и выпуская сквозь ноздри папиросный дым, начинала ей передавать еще не остывшие, до ужаса определенные подробности, после которых Клара видела чудовищные и стыдные сны».
13«Подвиг» (1932)
Если у Набокова по атмосфере и месту действия есть «русские», «немецкие» и «американские» романы, то «Подвиг» можно назвать наиболее «английским» из сочинений Набокова: в нем бережно воссоздаются детали кембриджского студенческого быта самого автора. Мартын Эдельвейс — типичный романтик и искатель приключений. Но повествование не о его конкретной судьбе, а вообще о триумфе человека, преодолевающего собственные страхи, в том числе самые сильные — экзистенциальные (недаром в английской версии перевод романа получил новое название — «Слава»). После блестящей «Защиты Лужина» на появление этой книги эмигрантская критика отозвалась весьма сдержанно.
Цитата: «Было одно мгновение, когда, грудью касаясь скалы, он руками за нее не держался и чувствовал, как пропасть за ним напрягается, тянет его за икры и плечи. Он не закурил только потому, что выронил спичечный коробок, и было очень страшно, что звука падения не послeдовало, и, когда он опять двинулся по карнизу, ему казалось, что коробок все еще летит».
12«Отчаяние» (1934)
Первый роман Набокова, прочитанный мной в репринте карманного формата, в свою очередь воспроизводившем оригинальное берлинское издание (Петрополис, 1936). Продираться сквозь дореволюционную орфографию выданного в публичной библиотеке города Акко весной 1992 года экземпляра было непривычно для глаз, но на фоне кучерявого шрифта языка новой родины даже интересно: детективный сюжет про имитацию убийства, сфабрикованного с целью надувательства страховой компании, излагаемый от лица ненадежного рассказчика, который и является убийцей. Экранизацию романа в 1978 году Райнером Вернером Фассбиндером, акцентировавшую политическое измерение текста (действие фильма переносится в нацистскую Германию), следует признать скорее режиссерской неудачей.
Цитата: «Весь слeдующий день мы просидeли дома, и снова, кропотливо и настойчиво, я заряжал жену, набивал ее моей волей, как вот гуся насильно пичкают кукурузой, чтобы набухла печень. К вечеру она едва могла ходить. Я остался доволен ее состоянием».
11«Под знаком незаконнорожденных» (1947)
Темный роман о человеческой жестокости, об удушающей атмосфере тоталитаризма как аналоге новой инквизиции — вполне своевременный для XXI века сюжет. Гениальный философ профессор Адам Круг вовлечен в противостояние диктатору Падуку (являющемуся его бывшим однокашником по кличке Жаба). В результате арестовывают близких главного героя, включая его единственного сына Давида (спойлер: о судьбе мальчика в оригинале объявляется латиницей
В предисловии к третьему изданию романа Набоков настаивает, что на самом деле книга совсем не о жизни и смерти в гротескном полицейском государстве, а о любви отца к сыну, и главная ее тема — «биение любящего сердца Круга, мука напряженной нежности, терзающая его». В финале романа автор ломает конвенциональную схему повествования и лично вмешивается в сюжет — прием, который сам Набоков, судя по ремарке в одном из писем 1944 года, полагал для мировой литературы абсолютно новаторским.
Цитата: «Твой единственный друг — Государство» Пер. С. Ильина..
10«Соглядатай» (1930)
В русской традиции сочинение Набокова под названием «Соглядатай» размером в сто страниц принято называть повестью, но в английском переводе «The Eye» ему повезло больше, чем планете Плутон: тексту сделали апгрейд, переклассифицировав его в «самый короткий роман» писателя (фактически это четвертая крупная вещь Набокова в русской прозе, и в предисловии к английскому изданию 1965 года сам автор называет ее «this little novel»). Я ставлю «Соглядатая», этого жанрового чебурашку, на десятое место исключительно как затравку для читателя — приглашение обратиться к корпусу малой прозы Набокова: несмотря на то, что после сорока лет к писанию рассказов и повестей он остыл, эта форма в набоковском виртуозном исполнении заслуживает внимания и изучения.
Дальше в тексте раскрывается секрет концовки «Соглядатая». Если вы боитесь спойлеров, не кликайте сюда. Если: 1) вы не читали, но очень любопытно; 2) вам все равно; 3) вы уже читали роман и не поняли, чем же он кончается (или хотите сверить свою версию с нашей), кликайте скорее!
Загадка романа — жив ли главный герой-рассказчик Смуров и только считает себя мертвым, или же мы присутствуем при сеансе, когда душа посмертно воображает события, происходившие с телом после попытки самоубийства? Несколько набоковедов пытались разрешить ее, и некоторые ссылались на архивное письмо жены писателя от 12 мая 1930 года. Брайан Бойд в своей фундаментальной биографии Набокова утверждал: «Они [родные] неправильно поняли рассказ, думая, что герой в самом деле умер в первой главе и что душа его тогда вошла в Смурова». Биограф Веры Набоковой Стейси Шифф, в свою очередь, истолковала это письмо в противоположном смысле, якобы Набоков «с удовлетворением отмечает, что его родные, когда он прочел им в Праге „Соглядатая“, сразу поняли: герой повести умер и душа его переселилась в Смурова». Не видев письма, Омри Ронен полагал прочтение Стейси Шифф «убедительным и интересным» — и подробно развил эту теорию в эссе «Véra», вошедшем в первую из четырех книг цикла «Из города Энн» (2005). Мне жаль, что его старшему коллеге и проницательному читателю Набокова не удалось дожить до публикации тома переписки писателя с женой, иначе бы он узнал точную отгадку. Из недавней публикации Владимир Набоков. «Письма к Вере». М., 2017. следует, что Шифф некорректно прочла текст и прав в своей интерпретации был
Цитата: «Страшно, когда явь вдруг оказывается сном, но гораздо страшнее, когда то, что принимал за сон, легкий и безответственный, начинает вдруг остывать явью».
9«Приглашение на казнь» (1936)
Тоталитарные мотивы в романе-антиутопии Набокова приобретают новый и неожиданный резонанс для читателя-современника в постсоветской России, где инакомыслящий вновь может оказаться за решеткой, а репрессивная бюрократическая система изощренно издевается над заключенными. Как удачно определил реальность Цинцинната Ц. исследователь Александр Долинин, это «выродившаяся, деградировавшая, повернутая вспять цивилизация, которая больше похожа на странный гибрид гоголевского Миргорода, щедринского Глупова и уютного немецкого городка, нежели на обычные утопические или антиутопические пророчества». Роман словно предвосхищает гротескную атмосферу современности, в которой возможен арест художественного руководителя театра: Цинциннат обвинен «в страшнейшем из преступлений, в гносеологической гнусности, столь редкой и неудобосказуемой, что приходится пользоваться обиняками вроде: непроницаемость, непрозрачность, препона; приговоренный за оное преступление к смертной казни; заключенный в крепость в ожидании неизвестного, но близкого, но неминучего срока этой казни…». Впрочем, дочитавшие роман до конца знают: помост рухнет вместе с плоскими декорациями вздорного, притворяющегося правосудием театра марионеток; жертва в итоге уйдет от своих преследователей на свободу, к подобным ей существам.
Цитата: «Кротость узника есть украшение темницы».
8«Истинная жизнь Себастьяна Найта» (1941)
Роман-поиск — красивый особенной повествовательной тягучестью, плавно перетекающими друг в друга эпизодами встреч и невстреч, перевоплощениями безымянного рассказчика в своего сводного брата, именитого писателя Себастьяна Найта. Но как профилю никогда не суждено точно совпасть с самым совершенным силуэтом тушью, так обречены на вечный провал попытки повествователя встретиться с братом и реконструировать его биографию. Первая книга, написанная Набоковым на английском языке, несет на себе все родимые пятна его предшествующей русской прозы — и тем не менее между ними уже различим тот неуловимый зазор, как между копией и оригиналом, подобный описанному выше.
Цитата: «Рык грузовика, пытавшегося разъехаться с мебельным фургоном, вспугнул птиц. Они взметнулись, замельтешили в небе и стали рассаживаться в перламутрово-серых и черных рельефах Триумфальной арки, а когда иные суетливо срывались опять, казалось, что куски резного фриза вдруг превращаются в хлопья трепещущей жизни» Пер. А. Горянина и М. Мейлаха..
7«Защита Лужина» (1930)
Смелый по замыслу и искусный по исполнению роман о русском шахматисте, который настолько одержим игрой, что постепенно грань между ясностью ума и психическим расстройством в его случае почти стирается. Набокову удается не только описать фантасмагорическую метаморфозу главного героя (чье полное имя сообщается лишь в финальном предложении романа), но по ходу развития сюжета также перенастроить читательскую оптику таким образом, что мы начинаем видеть весь мир романа сквозь призму шахматной партии. Читателю — вслед за персонажем — всюду мерещатся призраки фигур, кубы, черно-белые паттерны, многоходовые комбинации. Мир двухмерной книги постепенно приобретает черты зыбкой трехмерной модели — и тем не менее, несмотря на реквизиты настольной игры, канва повествования остается вполне реалистичной — с симпатичными, хотя и не без ноты вульгарности, женскими персонажами, которые вызывают смесь жалости и восхищения.
Цитата: «Гости ушли. Лужин сидел боком к столу, на котором замерли в разных позах, как персонажи в заключительной сцене „Ревизора“, остатки угощения, пустые и недопитые стаканы».
6«Король, дама, валет» (1928)
На шестое место этот роман поставлен из соображений скорее сентиментального характера: в библиотеке Еврейского университета в Иерусалиме Набоков был представлен очень хорошо — и впервые мне довелось прочитать «Короля, даму, валета» на веленевой бумаге ардисовского издания, в твердой обложке из синего коленкора; в
Цитата: «Франц возмужал от любви. Эта любовь была
5«Камера обскура» (1933)
Самый кинематографичный роман Набокова, который режиссер Алексей Балабанов мечтал адаптировать, но так и не успел. К моменту его написания Набоков окончательно раскрепостился как прозаик и обрел свой ни на кого не похожий голос. Незадолго до появления «Камеры обскуры», в 1929 году, по следам чтения первых глав «Защиты Лужина», в лучшем журнале русского зарубежья «Современные записки» Нина Берберова записала ставшие с тех пор знаменитыми слова: «Огромный, зрелый, сложный современный писатель был передо мной, огромный русский писатель, как Феникс, родился из огня и пепла революции и изгнания. Наше существование отныне получало смысл. Все мое поколение было оправдано».
Получив своеобразную индульгенцию от собратьев по цеху, Набоков–Сирин принял реверанс к сведению, но пафосную роль Феникса играть не собирался, а немедленно принялся за освоение территории кинематографического эроса, для русской литературы пока еще неизведанной. Роман или сценарная заявка? Любовный треугольник, в котором мечтающая стать актрисой юная особа по имени Магда не просто жестоко, но с особой изобретательностью обманывает своего благодетеля, искусствоведа Кречмара, с художником Горном. В кульминационной сцене Магда и Горн открывают для себя прелесть смежной ванной комнаты во французской гостинице, где путешественники останавливаются вместе с ничего не подозревающим Кречмаром. Пересказывать данный эпизод не имеет смысла, его надо читать, однако за яркой сценой многие упускают детали, которые стоило бы смаковать, — между тем вот как Набоков описывает плотское томление любовника незадолго до обретения райского отеля:
Цитата: «Магда, как всегда к ночи, казалась усталой и сердитой, со дня отъезда, то есть за две недели (они ехали не торопясь, останавливаясь в живописных городках), она ни разу не побывала наедине с Горном, — это было мучительно, Горн, встречаясь с ней взглядом, грустно облизывался, как пес, привязанный хозяйкой у двери мясной».
4«Пнин» (1957)
Возможно, самый гуманистический роман Набокова, пронизанный нежной иронией и состраданием по отношению к очаровательно неуклюжему заглавному персонажу — профессору-эмигранту Тимофею Пнину. Русский интеллигент Пнин оказывается в США — казалось бы, потеряв в жизни все самое дорогое, кроме страсти к науке, но сохранив при этом теплые воспоминания о петербургском доме, о первой юношеской любви к убитой в Бухенвальде Мире Белочкиной, о неудачном парижском браке с экзальтированной графоманкой Лизой… Герой постоянно попадает в комические положения, навеянные Набокову его собственным преподавательским опытом в колледже Уэллсли и Корнелльском университете. На десятом году преподавания в Вайнделле (выдуманный кампус) Пнин бодро замышляет провести новый академический курс, посвященный тирании и всем предтечам современных жестокостей (ибо «история человека — история боли!»), однако именно в этот самый неподходящий момент выясняется, что в результате административных интриг его должны уволить. Вердикт из уст коллеги Пнина звучит как никогда злободневно: «Политические тенденции, возобладавшие в Америке, не поощряют, как мы знаем, интереса к вещам, связанным с Россией» Здесь и в последней цитате — пер. С. Ильина., при этом добавляется, что английское отделение пригласило на работу «обворожительного лектора», блестящего соотечественника Пнина — по описанию напоминающего ироничный портрет самого Набокова.
Кстати, работа в Корнелле не только подарила Набокову сюжет для романа, а его читателям — несколько десятков посмертно опубликованных лекций по литературе, но и оставила ряд загадок, которые до сих пор терзают набоковедов. Например, действительно ли был слушателем одного из курсов Набокова классик современной американской литературы Томас Пинчон? В Архиве Берга в Нью-Йорке недавно был обнаружен документ, проливающий свет на этот вопрос: единственная бумага, на которой значится имя Пинчона, относится к классному списку с оценками курса «Literature 311: Masters of European Literature» за осенний семестр 1957 года. Имя будущего лауреата Фолкнеровской премии, автора романов «V.» и «Выкрикивается лот 49», вычеркнуто рукой Набокова как изначально записавшегося на курс, но недобравшего необходимых баллов для того, чтобы получить право быть на него зачисленным См.: James Gourley. «Vladimir Nabokov and Thomas Pynchon at Cornell University» // ANQ: A Quarterly Journal of Short Articles, Notes and Reviews. Vol. 30. Issue 3. 2017..
Цитата: «Это мир, окружавший его, был рассеян, и это его, Пнина, задачей было — привести мир в порядок».
3«Бледный огонь» (1962)
Пожалуй, как никакой другой написанный
Что важнее, набоковское произведение воспитывает читателя, учит его относиться к художественному произведению как к динамической структуре, призывая к активному диалогу. Для этого автор начиняет роман загадками, обманками, иллюзиями, выстраивает игровые стратегии, способные доставлять как радость (кажущейся) удачи от нахождения интерпретационного ключа, так и причинять из-за (предполагаемой) неразрешимости коллизий состояние тревожного беспокойства (пресловутое плохо переводимое понятие anxiety). В 2011 году калифорнийское Gingko Press выпустило в свет изящный арт-объект — отдельное издание поэмы Джона Шейда без комментариев Кинбота, таким образом как бы освободив текст от оков безумного публикатора и сопроводив типографский буклет набором карточек, якобы записанных рукой поэта. Все материалы были упакованы в строгий футляр из черной ткани.
Цитата: «Мой Бог умер молодым. Богопоклонство я находил
Унизительным, а доказательства — неубедительными.
Свободному не нужен Бог — но был ли я свободен?» Пер. В. Набоковой.
2«Лолита» (1955)
Культовое произведение Набокова, благодаря которому он не только вознесся на литературный Олимп, но и обрел финансовую независимость до конца своей жизни. Второе место в списке, впрочем, роман занимает не поэтому, а благодаря своей взрывной смеси эстетически безупречной формы с этически провокативным содержанием. Про скандальный роман о любви педофила Гумберта Гумберта к нимфетке (с легкой руки Набокова этот термин, описывающий сексуально привлекательную девочку-подростка, вошел в официальный кембриджский словарь английского языка) слышали даже те, кто не читал самой книги. Как Набоков признался в интервью журналу Playboy, сочиняя историю Лолиты, ему «пришлось придумать Америку…». Набокову и в самом деле удалось соединить нежность к приютившей его стране с наблюдениями над особенностями ее мироустройства — иногда пошлыми, а чаще комичными и провинциальными чертами. Набоковские английские каламбуры стилистически безупречны, его описания американской действительности беспристрастны (как и положено ученому-энтомологу) и безжалостны (что неизбежно для циника-интеллектуала, к сорока годам дважды потерявшего свою культурную ойкумену: сначала — петербургскую, затем — берлинско-парижскую).
Перевод «Лолиты» на русский язык, опубликованный в 1967 году, несмотря на ламентации Набокова по поводу утраченной эластичности языка и невозможности очаровать некогда столь податливую ему русскую Музу, отнюдь не представляет собой случай механистического перевода. В некоторых фрагментах русский текст был специально откалиброван для нового читателя и его культурного контекста. На основании изучения рукописи русского перевода «Лолиты», хранящейся в коллекции Берга (Нью-Йоркская публичная библиотека), пользуясь случаем, я бы хотел восстановить историко-литературную справедливость и уточнить: черновой перевод начала романа принадлежит жене писателя.
Роман был дважды экранизирован в кино — режиссерами Стенли Кубриком в 1962 году и Эдрианом Лайном в 1997 году; в разное время из него также пытались сделать балет, оперу и даже (стремительно провалившийся) бродвейский мюзикл. Лолита давно отделилась от своего творца и, как perpetuum mobile, продолжает порождать бесчисленных двойников в поп-культуре. Из новейших примеров — сериал «Insatiable» («Ненасытная») студии Netflix, выпущенный в августе 2018 года, чья рекламная кампания построена как прямое цитирование узнаваемых икон выработанного «Лолитой» визуального стиля (в данном случае — кинопостеров и обложек).
Цитата: «Мы просмотрели за один год, с неразборчивым упоением, около ста пятидесяти или даже двухсот программ… Больше всего она любила следующие сорта фильмов, в таком порядке: музыкально-комедийные, гангстерские, ковбойские».
1«Дар» (1938)
По прочтении очередной порции серийной публикации романа переводчик Георгий Гессен написал Набокову из Парижа: «Дорогой Володя, прочитал „Дар“ и хочу тебе сказать, что ты — гений. Ах, если бы ты отдаленно играл бы так в шахматы, или в теннис или в футбол, как пишешь, подлец, то мог бы дать пешку Алехину, +15 Budge’y, в любой профессиональной команде сделать Hiden’a запасным голкипером» 13 января 1938 года; цит. по оригиналу: Library of Congress, Nabokov Papers, Box 1, folder 16)..
Роман воспитания (нем. Bildungsroman) «Дар» создавался четыре года: это история о становлении молодого писателя и его хрупкой любви, о взаимоотношении поколений и столкновении культур, о жизни и смерти, о возвышающей силе искусства и месте художника в истории. Структурно «Дар» сравнивался с лентой Мëбиуса: Набоков не только ставит под сомнение авторские инстанции, но и применяет специфический повествовательный прием, закольцовывая книгу таким образом, чтобы финал романа перетекал в начало.
Публикации последнего и лучшего русского набоковского романа сопутствовала драма: по настоянию редакторов автор был вынужден отказаться от печатания четвертой главы романа — биографического трактата, сочиненного от имени главного героя, Федора Годунова-Чердынцева, под названием «Жизнь Чернышевского». Критическая биография революционера оскорбила вкусы в целом весьма лояльно настроенной по отношению к В. Сирину редакции «Современных записок». Идеологические разногласия принципиального характера между автором и представителями старшего эмигрантского поколения привели к фактически беспрецедентному для литературы русского зарубежья конфликту. Набоков, чрезвычайно стесненный в средствах, не решился рвать профессиональную связь с журналом, но честно признался одному из соредакторов: «Не могу выразить, как огорчает меня решение „Современных записок“ цензурировать мое искусство с точки зрения старых партийных предрассудков» В. Набоков — И. И. Фондаминскому, 16 августа 1937 года. Library of Congress, Nabokov Papers, Box 1, folder 69).. Полностью книга вышла лишь в 1952 году в американском издательстве имени Чехова, когда бóльшая часть возможных читателей романа уже исчезла — как фигурально, рассеявшись по свету, так и буквально — в нацистских газовых камерах на территориях Восточной Европы.
Мне приходилось однажды вспоминать в предисловии к английской книге «Ключи к „Дару“» «Keys to „The Gift“. A Guide to Vladimir Nabokov’s Novel» (Boston, 2011). (в названии которой читатель угадает отсылку к раннему пионерскому исследованию Карла Проффера — «Keys to Lolita», 1968) незабываемый опыт коллективного медленного чтения романа на курсе Романа Давыдовича Тименчика, посвященном Набокову, в середине 1990-х. В течение целого семестра группа из десятка славистов-аспирантов одолела стилистически многоуровневые и интертекстуально чрезвычайно плотные первые 15 страниц романа. На следующий год решено было повторить чтение с самого начала уже с другими участниками: результат оказался еще более скромным. В качестве вольнослушателя мне посчастливилось присутствовать также при третьем заходе чтения этого русского аналога джойсовского «Улисса», и на этот раз за семестр мы продвинулись всего на несколько предложений, причем обсуждения наши практически не повторяли филологических анализов предыдущих лет.
Бонус: 18. «Оригинал Лауры» (1974–1977, посмертная публикация в 2009-м)
По правде говоря, это даже не роман, а компиляция черновых материалов, которые сам Набоков завещал уничтожить в случае его смерти, если она произойдет до того, как рукопись будет завершена. Вдова писателя Вера Набокова на этот трудный шаг не решилась, а сын Дмитрий Набоков, после долгих размышлений и искусно подогреваемого им самим общественного интереса, с большой помпой издал красивую книгу, в которой факсимильным способом были воспроизведены карточки с рукописным набоковским текстом. Правда, затем случился небольшой конфуз, и уже после громкой публикации, вызвавшей у критиков и читателей скорее разочарование, Брайан Бойд, наводивший в феврале 2011 года порядок в библиотеке сына писателя в городе Монтрë, обнаружил еще два десятка карточек Подробнее об этом в книге под ред. Юрия Левинга «Shades of Laura: Vladimir Nabokov’s Last Novel, The Original of Laura» (McGill-Queen’s University Press, 2013). , относящихся к замыслу невоплощенного романа. «Оригинал Лауры» должен был стать романом об умирающем старом писателе Филиппе Вайльде, который занимается экспериментами по физическому исчезновению («самовымарыванию»). Сам Набоков не любил распространяться по поводу секретов своей писательской лаборатории. Если бы черновик последнего романа сгорел, как и предполагал автор, то, поддразниваемые скупыми намеками наследников, мы бы до сих пор гадали, не погибло ли в языках пламени самое лучшее его неоконченное произведение. Но произошло обратное, а мы в очередной раз убедились: эволюция художника не всегда демонстрирует триумф его мастерства. Впрочем, в случае большого писателя даже свидетельства увядания его былой магии наблюдать в высшей степени поучительно.
