Расшифровка Внимание к личности и свободный выбор: от педагогики сотрудничества до ЕГЭ

Как в самом начале перестройки возникла идея новой открытой школы, а в 90-х появились новые университеты

Александр Асмолов, Александр Архангельский*

Александр Архангельский: Это последний, шестой выпуск нашего подкаста, в котором мы подходим уже к нашему времени — педагогика сотрудничества и первый съезд учителей, закон Бориса Ельцина «Об образовании», появление новых университетов и, конечно, ЕГЭ. Мой гость — Александр Григорьевич Асмолов, доктор психологических наук, академик Российской академии образования, педагог, исследователь, но главное для нас сегодня — непосред­ственный участник событий, о которых мы будем говорить.

В октябре 1986 года в подмосковном Переделкине собрались яркие педагоги (среди которых был, например, Шалва Амонашвили, переставший ставить ученикам отметки) и прогрессивные образовательные журналисты с Влади­миром Матвеевым из «Учительской газеты», который при поздней советской власти много сделал для поддержки творческих инициатив в школе, и леген­дарным Симоном Соловейчиком, самым известным советским публицистом, писавшим на педагогические темы. И приняли манифест педагогики сотрудничества, где было изложено несколько революционных — на фоне советского опыта — принципов. Учение не может быть основано на прину­ждении. Зубрежку следует исключить. Ребенку нужно обеспечить зону ближайшего развития, то есть решение и тех задач, которые он сам может поставить перед собой, и тех, которые он может решить только вместе со взрослыми. Нужно ставить задачи на опережение. Учителям необходимо сотрудничать и между собой, и с родителями. Место массовидного обучения должен занять личностный подход к ученику, а место принуждения — свободный выбор. То есть гуманизм, творчество, личность, демократизация. Этот манифест был опубликован 8 октября 1986 года в «Учительской газете», и началась новая страница в истории российского образования. От железо­бетонной и подневольной советской школы — к школе передовой, открытой. Но, напомню, перестройка только-только началась, а философия педагогики сотрудничества уже вызрела. То есть учителя каким-то образом в эпоху застоя сформировали круг прорывных идей, которые предъявили, как только открылось окно возможностей. Эти реформы не были спущены государством — они готовились снизу. Как такое могло произойти?

Александр Асмолов: С моей точки зрения, переделкинское явление педагогики сотрудничества миру не было случайным выстрелом. Я всегда вспоминаю слова Павла Флоренского  Павел Флоренский (1882–1937) — православный священник, богослов, философ, ученый. о том, что культура есть среда, растящая личность. Культура шестидесятников подготовила тот взрыв, в результате которого «Учительская газета» раскупалась с не меньшим энтузиазмом, чем «Московские новости», — ее ждали, ее хотели поймать и прочесть. Сама атмосфера, подготовленная шестидесятниками, так или иначе открывала, пользуясь вашим же выражением, окно возможностей и его расширяла. Вспомните 1960-е и 1970-е годы. Такие события, как, например, появление Театра на Таганке, куда многие стремились, порождали людей со свободным дыханием. 1968 год — реакция на чешские события  Ввод войск стран — участниц Варшавского договора в Чехословакию в августе 1968 года, целью которого было заменить политическое руководство Чехословакии на более лояльное Советскому Союзу. После ввода войск в Советском Союзе прошло несколько акций протеста, самая известная из которых — демонстрация на Красной площади 25 августа 1968 года.. Уже в 1970-х — бурление вокруг «Нового мира», который был смутьянским журна­лом и задавал логику свободы, там начинали печататься и работы Солжени­цына, осмыслявшие травму культуры, и произведения Юрия Трифонова, и многие другие вещи. Все это во многом определило трансформацию отношений, связанных с миром образования. Появились уникальные учебные заведения, например математическая школа № 2 в Москве. Культура, мощнейшая журналистика взращивали образование. Даже барды в этом участвовали — многие из них вышли из МГПИ имени Ленина.

Александр Архангельский: Московский государственный педагогический институт имени Ленина.

Александр Асмолов: Да, оттуда шло дыхание свободы. С другой стороны в 1950-е и 1960-е появились такие люди, как психологи Владимир Петрович Зинченко  Владимир Петрович Зинченко (1931–2014) — психолог, академик Российской академии образования. Область научных исследо­ваний — теория, история и методо­логия психологии, психология развития, детская психология, экспериментальная когнитивная психология, инженерная психология и эргономика. и Василий Васильевич Давыдов  Василий Васильевич Давыдов (1930–1998) — педагог, психолог, академик Акадепии педагогических наук СССР, с 1992 года — вице-президент Российской академии образования. Вместе с Даниилом Элько­ниным разработал систему развивающего обучения.. Философ Эвальд Ильенков  Эвальд Васильевич Ильенков (1924–1979) — философ. Занимался вопросами марксист­ской теории познания, природы идеального, личности, творческой деятельности, а также психологии и педагогики, этики и эстетики., который говорил, что школа должна научить мыслить. Георгий Петрович Щедровицкий  Георгий Петрович Щедровицкий (1929–1994) — кандидат философских наук, преподаватель, социальный теоретик, общественный и культурный деятель, методолог, создатель школы системо-мыследеятельностной мето­дологии, основатель Московского методо­логического кружка., который уже тогда предложил переделывать мышление. Все эти люди участвовали в создании того, что годы спустя явно или неявно пропитало культуру, как бы сейчас сказали, сетевыми путями — по разным капиллярам. В результате у педагогов появилось свободное дыхание, они смогли нарушить формулу «в советской школе не можно сметь свое мнение иметь», а я бы добавил — «свое мышление иметь». Главное, что было в центре всех этих изменений, — это развитие личности как развитие свободы. Этот воздух свободы дал не просто глотки свободы, дал не просто уникальный педагогический декабризм — он дал тех, кого смогла объединить «Учительская газета».

Александр Архангельский: То есть получается, что реальная культурная практика — в том числе практика образовательная — в поздние советские годы обгоняла время. Были институции, такие как названный вами Московский государственный педагогический институт имени Ленина. Были журналисты, как Соловейчик, которые и рассказывали о ярком опыте, и пропагандировали его, и формировали массовую установку на учение с удовольствием. Были известные писатели, которые занимались педагогическими проблемами, Владимир Тендряков например. И были могучие педагогические мыслители. Это слагаемые успеха. Но успеха не было бы, если бы не такое явление 1970–80-х, как учителя-новаторы. 

Александр Асмолов: Это замечательное явление, и очень разное. Был, например, Виктор Шаталов из Донецка, который, будучи практически не знакомым с работами Льва Семеновича Выготского, предложил метод, как через те или иные дополнительные орудия, опорные вещи овладевать поведением человека, и в результате совершил в буквальном смысле слова переворот в области математики. Была Софья Лысенкова  Софья Николаевна Лысенкова (1924–2012) — педагог-новатор. С 1946 года работала учителем начальных классов в Москве., которая говорила: надо создавать не отстающее, а опережающее обучение  Опережающее обучение — вид обучения, при котором краткие основы темы даются преподавателем до того, как начнется изучение ее по программе. Краткие основы или даются как тезисы при рассмотрении смежной тематики, или представляют собой ненавязчивые упоминания, примеры, ассоциации.. И сам термин «опережение» был уникален. Был блистательный Михаил Щетинин  Михаил Петрович Щетинин (1944–2019) — педагог, академик Российской академии образования. Основатель и директор нескольких экспериментальных школ: школы-комплекса, в котором усиленное внимание уделяется музыке, пению и хореографии, школьного агропро­мышленного комплекса и др., музыкант и бунтарь. Его музыкальные ритмы педагогики вошли в жизнь. Был Шалва Амонашвили  Шалва Александрович Амонашвили (р. 1931) — педагог, академик Академии педагогических наук СССР, организатор ежегодных Международных педагогических чтений. Разработчик оригинальной концеп­ции гуманной педагогики., который вырос из психолого-педагогической школы Грузии и поддерживался школой Выготского. При всех их различиях одни были мастера педагогической инструментальности (искали в образовании новые техники, новые инструменты), другие думали о воспитании —их объединило то, что Соловейчик назвал даром свободы, или талантом свободы. Они говорили: прекратите смотреть на ученика как пассивное существо — в нем нужно видеть личность. Видьте в нем человека, как было сказано в фильме «Доживем до понедельника», определившем многие установки того времени. Создайте школу, в которой есть сотрудничество и поддержка друг друга. Ради чего? Ради свободы и достоинства. 

Александр Архангельский: Еще одно важнейшее условие для того, чтобы преобразования состоялись, — наличие умных начальников. В XVIII веке это были прожектеры, которые хотели самоутвердиться. В XIX веке — системные реформаторы. В XX веке — честные постреволюционные бюрократы. Так, огромную роль в подготовке перестроечных реформ сыграл высокопо­став­ленный сотрудник отдела науки ЦК КПСС Виктор Васильевич Рябов, который покрови­тельствовал будущим реформаторам. А во главе перестроечного образования оказался Геннадий Алексеевич Ягодин, который в 1985 году стал министром высшего и среднего специального образования СССР и мог бы остаться одним из бесконечного числа министров, но оказался фигурой очень важной. Почему именно с ним связано начало институциональных реформ? 

Александр Асмолов: Ягодин был романтический прагматик — такое странное сочетание. Его действия стали катализатором, благодаря которому прорвалась педагогика сотрудничества, а авторитарный верх стал стимулировать то, что раскачивало идеологию авторитарности. В чем уникальность Ягодина как блестящего менеджера и управленца последней советской управленческой сборной? Его должность называлась председатель Государственного комитета СССР по народному образованию. Это был новый управленческий монстр, где объеди­нились и школьное образование, и детские сады, и высшее образование. Как только Ягодина назначили в 1988 году, он, чтобы сориентироваться — как действовать, куда двигаться, — стал устраивать круглые столы и обсуждения. Пригласив меня быть главным психологом Гособразования СССР, Ягодин задал мне вопрос: «У меня такой огромный мир, скажи мне, пожалуйста, а что, и ака­демики, и дефективные — это все поле, с которым придется иметь дело образованию?» А потом предложил что-то вместе придумать, чтобы в этот мир пришли психологи и занялись человеком. Это были его идеи, это были его порывы.

В 1988 году прошел Первый съезд учителей, съезд народного образо­вания. Незадолго до съезда Ягодин спросил меня, с кем надо встретиться, чтобы понять, что происходит в образовании. Я ответил, что с журналистами, и организовал встречу. И вот на этой встрече Ягодин, привыкший к уважи­тельному отношению в мире высшей школы, которой он занимался до этого, получил огромное количество бешеных вопросов и суждений о тоталитарной власти: вы всё душите, вы не даете никому пройти, вы уничтожаете всё через ваши тоталитарные структуры. Это журналисты говорили Ягодину весь вечер. У него пот выступил на лбу. И когда мы вышли, он сказал мне: «Ну все, завтра утром придешь и подашь заявление об уходе. Так меня никогда не били, как эти журналисты». Я пошел домой, и вдруг в пять утра раздался звонок — он не спал всю ночь. Сказал: подъезжай к шести утра. Я подъехал и вошел в зал на Люсиновской, где был Государственный комитет образования СССР и уже в шесть утра сидела вся коллегия. «Мы все делали не так, — сказал Ягодин. — Журналисты помогли мне понять: давайте прекратим готовить программу этого съезда по тем лекалам, по которым мы готовим обычно съезды партии. На съезд должны прийти не люди, которых выбирают секретари горкомов, надо постараться найти тех, кто сумеет говорить нам все прямо в лицо, чтобы мы наметили программу действий». Такими и оказался съезд 1988 года — поляризация мнений была беспредельна, звучали голоса и новаторов, и консер­ваторов. Один преподаватель из Копейска сказал, что нужно ужесточить систему и сделать ее более консервативной. А Шалва Амонашвили ему ответил: «Не РОНО  РОНО — районный отдел народного образования. Бюрократическая структура, отвечавшая за функционирование системы образования на уровне районов. надо бояться, а того цензора, который сидит у вас в голове, — и начал бить ладонью по своей лысине, — от него надо избавиться». Амона­швили был поразителен, и именно его поддержал Ягодин. Он сказал: «Вы должны все четко понять, что Амонашвили прав».

Александр Асмолов: После съезда Геннадий Алексеевич Ягодин набрал целый ряд людей. Среди этих людей был неистовый, неуправляемый, эмоциональный и бешено талантливый Эдуард Днепров  Эдуард Дмитриевич Днепров (1936–2015) — педагог, академик Российской академии образования. В 1988–1989 годах руководил временным научно-исследовательским коллективом «Школа», который занимался разработкой концепции реформы образо­вания; в 1990–1992 годах был министром образования России; впоследствии — директором Федерального института планирования образования, профессором Высшей школы экономики.. Поговорив с ним, Ягодин, сказал: «Я чувствую, что надо упаковать то, что вы говорите, в четкую программу действий; что для этого необходимо?» Эдуард Днепров, Владимир Зинченко, Василий Давыдов, Евгений Сабуров  Евгений Федорович Сабуров (1946–2009) — математик, экономист, поэт. В августе 1990 года стал заместителем министра образования РСФСР, в августе 1991 года — заместителем председателя Совета министров РСФСР, министром экономики РСФСР (до 15 ноября того же года), затем — исполняющий обязанности министра экономики РСФСР (до 5 декабря того же года)., Вадим Петровский  Вадим Артурович Петровский (р. 1950) — доктор психологических наук, профессор департамента психологии факультета социальных наук Высшей школы экономики. Член-корреспондент Российской академии образования (РАО). С 1992 по 1996 год заве­довал лабораторией личностно-ориенти­рованной дидактики Института педагоги­че­ских инноваций РАО. С 1996 года по настоя­щее время заведует лабораторией персоно­логии развития Института дошкольного образования РАО. и многие другие создали Временный научно-исследовательский коллектив (ВНИК) «Школа». Эта команда сделала программы, которые двинули идеи свободы в образова­ние. Это был великий антропологический проект трансформации российского образования. Я не перечислил имена всех, кто входил в этот комитет, но точно могу сказать, что каждый из этих людей был яркой и уникальной личностью. Они в буквальном смысле фонтанировали идеями и жили образованием как программой своей собственной жизни.

Александр Архангельский: ВНИК «Школа», Временный научно-исследова­тель­ский коллектив, созданный Ягодиным и возглавленный Эдуардом Днепро­вым, в кратчайшие сроки подготовил стратегические документы: проект нового устава школы, концепцию развития образования в СССР. То есть низовые идеи педагогики сотрудничества — гуманизм, творчество, свобода, индивидуализация — обрели статус государственного документа. Это теперь можно было тиражировать в масштабах страны. И сразу началась подготовка к следующему шагу, ключевому для любой реформы в революционные времена, а именно — работа над законом «Об образовании». Его примут в 1992 году.

Александр Асмолов: До закона «Об образовании» был еще указ № 1 Бориса Николаевича Ельцина, который тоже появился благодаря Эдуарду Днепрову.

Александр Архангельский: Указ назывался «О первоочередных мерах по развитию образования РСФСР». Я бы сказал, что главная идея этого закона — вариативность. Не все спускается в школу сверху, не все стандар­тизируется. Можно выбирать учебники, методики, системы оценивания — в рамках общего похода, конечно. То есть школа готовит к жизни, а не к отчет­ности, она учитывает личные особенности ученика, особенности региона, особенности данной школы. И закон допустил альтернативные формы образования. То есть появление школ разного типа. Это была победа над железобетонной, неподвижной советской системой. 

Александр Асмолов: Да. Почему я начал с указа: потому что не было бы указа, не родился бы закон — наиболее прогрессивный закон «Об образовании» 1992 года. Они были созданы действительно в ельцинский период, при прави­тельстве, которое называлось правительством реформ. За образовательные реформы отвечали Эдуард Днепров и курирующий его в правительстве Генна­дий Бурбулис  Геннадий Эдуардович Бурбулис (1945–2022) — первый заместитель председателя Правительства РСФСР в 1991–1992 годах.. Это был мощный тандем, мало кто мог так достать Ельцина, как Эдуард Днепров. Он всюду ходил за Ельциным и говорил: образование, образо­вание, образование. Даже в Америку за ним летал. И в итоге заразил Ельцина своими идеями. Первый указ первого президента России был «Об образова­нии», что само по себе уникальная веха в истории. Да, он был декларативен — за ним не стояла четко продуманная стратегия экономических механизмов. Некоторые называли этот указ пиром во время чумы, но на самом деле он давал ценностную перспективу. Ведь только сращенное с культурой образование может помочь появиться и вырасти поколению людей, которые ничего не боятся, считают личностями себя и видят личности в других. Это нужно было сделать, но масштаб задачи был огромный — где взять свободных учителей, чтобы выросли свободные ученики? Где найти и взять педвузы, в которых подготовить этих учителей? Появились не просто лицеи, не просто гимназии, а исследовательские проекты, как, например, школа-лаборатория. Обратите внимание: нигде нормативно такого не было — это родилось тогда и потом умерло. В те же годы появляется решение коллегии Министерства образования, которое называется «Развитие стратегии вариатив­ного образо­вания», и возвращается распятая в 1936 году наука о целостном развитии личности ребенка — педология. Появляются программы «Одаренные дети», программы поддержки детей с отклонениями в развитии, программы, связанные с трудными детьми. Профориентация меняется на профессиональ­ное самоопределение, то есть в основе лежит уже свободный выбор. И все это упаковывается в тяжелейшей полемике с Верховным Советом в закон «Об обра­зовании» 1992 года.

Александр Архангельский: Школа в эту эпоху начинает вовлекать учеников в проектную деятельность, преодолевает разрыв между жизнью и отвлеченным знанием. Делает это знание частью личного опыта, то есть дает возможность проложить собственный маршрут. 

Александр Асмолов: Помните старый фильм «Тайна двух океанов»  Фильм, снятый в 1955–1956 годах режиссером Константином Пипинашвили по мотивам одноимённого научно-фантастического романа Григория Адамова.? Там есть подводная лодка «Пионер», которая задыхается, попав в плен айсберга. И капи­тан говорит: давайте прогревать айсберг нашим собственным теплом, чтобы выйти на волю. Практически так в 1992 году, прогретые и ягодинскими реформами, и действиями Днепрова, появляются не просто авторские школы, а школы с нормативной базой. Они сами должны были делать программы развития образования — этим занимались целый ряд моих коллег. И все школы начинают мериться не формальными часами, а тем, какую программу развития образования предложит директор школы вместе со своей командой. В Москве это взорвало всю систему — появились мастера подготовки программ: такие, как Валерий Лазарев  Валерий Семенович Лазарев (р. 1947) — доктор психологических наук, преподаватель; действительный член Росссийской академии образования, директор Института инновационной деятельности в образовании» Российской академии образования., известный педагог и психолог, ученик Щедровицкого, или еще один педагог — Марк Поташник  Марк Матусович Поташник (р. 1941) — доктор педагогических наук, профессор, действительный член РАО. Основная проблематика исследований — организация внутришкольного управления, становление и развитие инновационных образовательных учреждений.. По их программам развития образования шли замечательные авторские школы со многими замечатель­ными педагогами. И Александр Тубельский  Александр Наумович Тубельский (1940–2007) — педагог, директор московской Школы самоопределения (школа № 734), президент Ассоциации демократических школ., и его Школа самоопределения, и Евгений Ямбург  Евгений Александрович Ямбург (р. 1951) — педагог, общественный деятель, академик РАО, директор Центра образования № 109 (Москва). Автор адаптивной модели школы, согласно которой школа должна приспо­сабливаться к возможностям ребенка, а не наоборот.. Я мог бы перечислять и перечислять эти школы, которые возникли не только в Москве, но и в других городах. Они вспыхнули, как маяки развития, и было ради чего действовать.

Александр Архангельский: И начинается новая университизация страны, а ведь этого давно уже не было. Это тоже очень важный эпизод в истории российского образования и его реформ. Вдруг появляются, как грибы, университетские образования, многие не выживают, но среди них есть два очень важных института. Это будущая Шанинка, Высшая школа социальных и экономических наук, и будущая Высшая школа экономики.

Александр Асмолов: Здесь можно говорить о том, что роль личности в истории — это великая роль. При мне в кабинет к Ягодину вошел человек, всем своим видом демонстрировавший неукротимость жизни и неудобность для других, — Теодор Шанин. Он сказал: «Нам надо сделать новое гумани­тарное образование». — «Но с чего начать?» — спросил Ягодин. Теодор Шанин ответил, что прежде всего надо, чтобы появились люди, которые будут зани­маться социальной работой. «В вашей стране должны появиться человеко­веды», — сказал Шанин. И принес огромное количество документов по соци­аль­ной работе. А следующим этапом: «У вас в стране нет социологии — должны появиться нормальные, критически мыслящие социологи». И все это выросло в негосударственную высшую школу, которую нежно называют именем Тео­дора Шанина — Шанинка. Там тоже рождались новые программы образования.

Это была одна линия с мощной гуманитарной и гуманистической энергетикой. За другой линией стояло несколько человек — Егор Гайдар, Яков Уринсон и заме­чательный исследователь и мыслитель Евгений Ясин. Именно они находят энергичного, талантливого экономиста Ярослава Кузьминова, и появ­ляется проект, который сегодня известен как Высшая школа экономики. То, что она появилась именно тогда, — фантастика. Была и третья линия, еще один центр кристаллизации мысли, который трансформируется из Историко-архивного института. Историк Юрий Афанасьев, соратник Ельцина, который с ним спорил и не принимал его реформы, становится ректором Российского государственного гуманитарного университета. Для меня эти три линии являются в буквальном смысле линиями надежды, во многом не оправдавшейся, но надежды.

Александр Архангельский: Последнее, о чем хотелось бы сказать, — ЕГЭ, Единый государственный экзамен. Чем было решение о переходе на ЕГЭ — логичным завершением периода бурных реформ, а может быть, отказом от них или, наоборот, выходом на новый реформаторский уровень? 

Александр Асмолов: В 1997 году с подачи вице-премьера Олега Сысуева возникла группа, в которую вошли несколько человек — Ярослав Кузьминов, ректор Высшей школы экономики, Александр Кондаков, тогда он был совет­ником Сысуева, потом — замминистра образования, и Александр Тихонов, который потом стал министром образования. Я тоже был в составе этой группы, и вместе мы разработали документ об организационно-экономической стратегии развития российского образования. В этом документе был предло­жен целый ряд новых механизмов. Один из них назывался Единый государ­ственный экзамен. Другой важный механизм, который не реализован до сих пор, был связан с введением образовательного страхования, чтобы родители могли вкладывать в образование детей с их самого раннего детства. В жизнь вошел только ЕГЭ — Единый государственный экзамен, о котором я говорю единый, но не единственный. Это была мечта — создать измерение качества образования с меньшим субъективизмом. Здесь были свои выигрыши и про­игрыши, как точно передал в своей статье «Можно ли реорганизовать ЕГЭ» Александр Шмелев, профессор факультета психологии МГУ, первый разра­ботчик диагностики в стиле единого экзамена, о котором многие сегодня не знают. В статье предлагались совершенно другие пути диагностики, которые были, увы, отброшены. ЕГЭ нужен, единая оценка качества знаний есть во мно­гих странах мира — она необходима. Но очень часто техника опрокидывает самые благие намерения. И в результате ЕГЭ из механизма поддержки и разви­тия качества знаний стал еще одним жестким бюрократическим механизмом контроля. Слава богу, перестали оценивать губернаторов по тому, какие в их регионах результаты ЕГЭ, а ведь был и такой момент, когда губернаторы стали гнать эти результаты любой ценой. Вот это мы получили вместо разработки качественной диагностики знаний. У нас ее нет до сих пор.

Александр Архангельский: Будем считать, что это задача для следующего этапа реформ в российском образовании.

Александр Григорьевич Асмолов рассказывает об истории новейшего россий­ского образования не так, как рассказывают академические ученые, не со сто­роны, не с высоты птичьего полета. А изнутри. Потому что он во многом эту систему образования и создавал. Как прожектеры Игоря Федюкина в XVIII веке, герои Андрея Зорина на рубеже XVIII и XIX столетий или персонажи Алексея Вдовина, Александра Дмитриева и Марии Майофис в более поздние времена. Есть символическая логика в том, что именно беседой с участником, творцом, организатором образовательных практик мы завершаем подкаст «Как училась Россия». От теории к практике, от академического знания к личному опыту.

И какой мы можем сделать вывод? Педагогика — наука назидательная, она требует выводов. Вывод первый: образование в России складывается как частная инициатива отдельных людей. И лишь потом приходит государство со своей бюрократической машиной. Вывод второй: XIX век превратил образование в проблему политическую. И эта составляющая никуда не делась. Вывод третий: педагогическая общественность всегда стремилась вырваться из логики реформ и контрреформ, потому что живая жизнь не вписывается в эти жесткие границы, в эту двоичную систему. Мы живем в трехмерном пространстве, возможно движение не только влево и вправо, вверх и вниз, но и по спирали, вбок, волнообразно. Так было и в XIX, и в XX веке, который столкнул нас с революционными потрясениями, в том числе и в сфере образования.

Получалось ли у педагогов преодолеть эти границы? Да, но не всегда. Застре­вали они в тесных пределах установленных государством рамок? Да, но тоже не всегда. 90-е годы дали нам новый революционный опыт, но от реформ мы опять вернулись к контрреформам. Грустно бывает смотреть на то, что происходит с образованием здесь и сейчас, но оптимистический вывод — ведь школа без оптимистического вывода тоже не может — это не последний этап в истории российского образования. Оно будет двигаться вперед, какие бы палки в колеса ему ни вставляли.