Расшифровка Откуда берется капитал

Что такое капитал и почему Маркс считал, что в его корнях скрываются насилие и эксплуатация

Автор Александр Погребняк

В прошлый раз мы начали обсуждать главную книгу Карла Маркса «Капитал». Мы подробно разобрали, как Карл Маркс понимает товарно-денежные отно­шения в капиталистическом обществе. Однако интересно, что, когда мы гово­рили о товаре, о стоимости, о деньгах, мы так и не задали главный вопрос: что же такое капитал в представлении Карла Маркса? 

Это не случайно, потому что Маркс начинает с предпосылок возникновения капитала. Именно товарно-денежные отношения в их развитой форме и являются той основой, на которой капитал возникает, в рамках которой он функционирует. То есть чтобы понять, что такое капитал, как он работает, нужно было вначале уяснить, какова же логика товарно-денежных отношений. 

Давайте кратко резюмируем смысл товарно-денежного обращения как общест­венного процесса. С точки зрения Маркса, у него есть две стороны. Первая сторона — это то, что каждый из нас наблюдает каждый день. Деньги служат нам для покупки нужного товара, а товар мы покупаем для того, чтобы исполь­зовать его по назначению. Но есть и другая, оборотная сторона. Когда мы по­ку­паем нужный нам товар и оставляем деньги в руках продавца, он, в свою очередь, в какой-то момент тоже становится покупателем и тратит эти деньги на то, чтобы купить у другого продавца товар уже для своего потребления. А что касается денег, то они продолжают свой путь дальше. 

Этот процесс непрерывного движения денег, перетекания стоимости мы, как правило, не осознаем. Обычно он как бы скрыт от нас за тем или иным конкретным товаром. Вообще, стоимость можно сравнить с рекой или морем, а товары — с теми волнами, которые выбрасывают на берег ту или иную потребительную стоимость. В современной экономической и социальной литературе мы очень часто видим выражения «денежные потоки», «финан­совые потоки». 

С нашей точки зрения, стоимость и деньги — это только средство купить нужный нам товар. Как, например, река для нас — это либо транспортная артерия, либо источник рыбы, электроэнергии или каких-то красивых видов. Но если мы абстрагируемся от своей личной заинтересован­ности в товаре — в хлебе, масле, черной икре, неважно, — то мы увидим безлич­ный процесс движения денег, поток стоимости, для которой каждый отдельный товар — это лишь временное пристанище, маска, которая непрерывно сменяется другой маской, и так до бесконечности. 

Каждый раз, когда один товар обменивается на другой, пишет Маркс, к рукам третьего лица прилипает денежный товар. Обращение непрерывно источает из себя денежный пот. Таким образом, сам рыночный процесс представляет собой бесконечное движение стоимости, которое воплощается прежде всего в деньгах. Формулу можно записать очень просто: Товар — Деньги — Товар. Как шутливо замечает Маркс, мы продаем водку, чтобы купить Библию, то есть меняем горячительный напиток на напиток живота вечного. Если в виде формулы записать смысл товарно-денежного обращения как непрерыв­ного процесса, где каждый товар — это только временная оста­новка, то у нас получится другая формула: Деньги — Товар — Деньги. И поэтому на первый взгляд, на взгляд какого-нибудь марсианина, в этом есть что-то иррациональ­ное. Мы поменяли деньги, но поменяли их опять-таки на деньги. 

Но, конечно, то, что выглядит иррациональным с качественной точки зрения, может оказаться рациональным с количественной точки зрения. Если деньги, полученные в конце, больше денег, полученных в начале, то тогда в нашем действии возникает смысл и формула приобретает другой вид: Деньги — Товар — Большие деньги. В таком преобразованном виде данная формула и выражает собой смысл капитала. Если представить за этой форму­лой какую-то конкретную экономическую операцию, то самым обы­денным примером будет перекупщик, который, покупая товар по низкой цене, потом на другом рынке перепродает его по более высокой цене и тем самым извлекает прибыль. Маркс называет это прира­щение изначально вложенной суммы прибавочной стоимостью. 

Теперь нам легко ответить на вопрос, что же такое капитал. Самое простое определение, которое дает ему Маркс, звучит так: «Капитал — это самовозра­стаю­щая стоимость». Понятно, что это могут быть деньги, земля, оборудо­вание, рабочая сила, а также технология, знание, социальные связи. Однако главное — это всегда возрастание стоимости. 

Самым ярким примером этой ситуации самовозрастающей стоимости будет получение процента по банковскому вкладу. То, что сегодня делают банки, в более архаические времена делали ростовщики. Они являлись зачат­ками, ростками капитализма до возникновения капиталистической формации. 

Но тогда может возникнуть вопрос: в чем специфика развитого капита­листического общества, раз сами капиталистические отношения появились гораздо раньше — в Античности, в Средние века? Ответить можно так: если в докапиталистических обществах капитал был скорее периферий­ным явлением — хотя бы потому, что производство для рынка было скорее исключением, чем прави­лом, — то в обществе капиталистического типа капитал подчиняет себе практически всю сферу производства, а следо­вательно, постепенно пере­страивает и социальные отношения, культуру, образ жизни, мировоззрение людей. 

Итак, если мы рассмотрим капиталистический процесс, то его смысл сводится к тому, что непрерывно должна производиться прибавочная стоимость. А что касается тех людей, которых мы вслед за Марксом называем капитали­стами, то они, с точки зрения Маркса, лишь персонифицируют капитал, то есть выступают как бы в роли его функционеров, представи­телей. Очевидно, что главным жизненным мотивом капиталиста будет жажда прибавочной стоимости, жажда прибыли. Но дело здесь не просто в свойст­вах характера того или иного человека, а в том, что сами черты характера во многом определяются социальной функцией капиталиста как олицетво­ренного капитала. 

В этом пункте капиталиста можно очень хорошо понять по контрасту с более архаическим типом личности, тоже обуреваемой жаждой денег. Можно вспомнить про такой классический литературный персонаж, как скупец, — например, скупой рыцарь из «Маленьких трагедий» Пушкина. Скупого привлекает богатство, причем богатство в его денежной форме. Поэтому высшее наслаждение для него — перебирать золотые монеты в своих сундуках. Таким образом, его стремление — это тяга к изыманию денег из оборота, к их удерживанию в виде золота. Собиратель сокровищ, говорит Маркс, — это своего рода помешанный капиталист, а капиталист — это, наоборот, рацио­нальный собиратель сокровищ. 

В чем состоит помешательство скупого? Он испы­тывает иллюзию, что деньги в их материальности — это и есть богатство как таковое. Соби­ратель сокровищ спасает деньги, изымая их из оборота, в то время как капиталист спасает деньги, вновь и вновь бросая их в кругооборот. Он делает это для того, чтобы на каждом новом этапе получать большую сумму, чем была вложена изначально. 

Когда Маркс употребляет в своем тексте слово «спасать», «спасение», он имеет в виду двойственный смысл этого слова. Дело в том, что слово «спасать» во многих языках — например, уже в древнегреческом — означает спасение как в религиозном смысле слова — например, спасение для жизни вечной в христи­анстве, — так и в смысле накопления, сохранения богатства. Англий­ский глагол to save, как и греческий глагол «сазейн» (σῴζω,), означает одновременно и «спасать», и «сберегать». 

Вообще говоря, связь капитализма с религией для Маркса является очень важной темой. Совершенно не случайно, на его взгляд, капиталистические отношения развиваются в тех странах, в рамках той цивилизации, где господ­ствует иудео-христианское мировоз­зрение. Маркс показывает это по кон­трасту с Античностью. 

Одним из первых ученых, который очень внимательно анализировал эконо­мические отношения, был древнегреческий философ Аристотель  Аристотель (384–322 до н. э.) — древне­греческий философ и ученый, считается основоположником ряда дисциплин (политики, этики, логики, психологии, поэтики). Основал собственную философ­скую школу, в фундаменте которой лежит критика платонизма (веры в существование идей как общих сущностей вне предметов материального мира).. Маркс подчеркивает, что Аристотель выделял два смысла экономических отношений. Словом «экономика», или «ойкономия» (οἰκονομία) по-гречески, Аристотель называл прежде всего определенное отношение к богатству. Это отношение предпо­лагает, что богатство для нас — средство, мы используем его для каких-то конкретных конечных целей. Например, деньги обычно нужны для того, чтобы сделать запасы продуктов, организовать праздник или, если мы вспомним образ жизни в греческом полисе, сделать взнос на общественные нужды — например, принять участие в постройке флота. Кстати говоря, слово «литур­гия», которое позже начнет означать «богослужение», в древнегре­ческом полисе означало пожертвование средств на общенарод­ные мероприя­тия. С точки зрения Аристотеля, в этом состоит смысл эконо­мики как разумной практики применения богатства к каким-то целям.

Помимо этого, согласно Аристотелю, мы можем говорить еще и о таком отношении к богатствам, которое точнее было бы назвать словом «хрема­тистика»: греческое слово «хрематистика» (χρημᾰτιστική) по своему значению связано с понятием «польза, полезность». Цель хрематистики — это накоп­ление полезных предметов, богатства до бесконечности. Но, говорит Аристотель, цель богатства находится вовне, в чем-то другом, поэтому само богатство — лишь средство для достижения разумных, истинных целей. Человек, который занят исключительно хрематистикой — то есть накоплением богатства ради самого владения богатством, — согласно Аристотелю, подобен безумцу, который смешивает понятия «средства» и «цели». 

С точки зрения Аристотеля, и сам космос, то есть разумное и гармоничное устройство мира, тоже предполагает, что все предметы, люди, вещи, суще­ствующие в космосе, в своем бытии, управляются Богом как высшим умом, который выступает в то же время и в качестве конечной цели суще­ствования мира. Поэтому можно сказать, что сам космос как законченное и совершенное, соразмерное себе целое и является главной целью всех вещей и существ внутри него. 

Если мы теперь возьмем по контрасту христианскую религию, то она осно­вывается на том, что Бог превращается в некое бесконечное суще­ство, которое к тому же находится вне мира. Сам мир (и прежде всего жизнь человека в нем) — это лишь процесс перехода, который внутри этого мира завершен быть не может. То есть последняя цель никогда не реализу­ется в настоящем времени, она всегда проецируется на то, что будет иметь место после конца времен. Маркс показывает, что формула капитала, которая предполагает, что деньги должны вновь и вновь бесконечно обращаться, чтобы увеличиваться в своем количестве, в чем-то напо­минает смысл христианской догматики, где Бог понимается не как конечная, завершенная сущность, но как некий процесс. 

Бог Отец порождает Бога Сына, но, говорит Маркс, хотя мы и раз­личаем Отца и Сына как два разных лица, по сути, они представляют собой одного и того же Бога. Формулу капитала мы можем сравнить с христианским догматом о воплощении Бога в Сыне: Отец поро­ждает Сына точно так же, как сто фунтов стерлингов порождают прибавочную стоимость — например, десять фунтов. Но сто фунтов и десять фунтов вместе составляют сумму сто десять фунтов: две разные суммы воплощают один и тот же смысл — деньги. Итак, деньги становятся капиталом, как только сто фунтов превра­тились в сто десять, и точно так же Бог стано­вится Отцом, как только у него появляется Сын. Но как только это происходит, само различие исчезает: оба они едины суть сто десять фунтов стерлингов, пишет Маркс. 

Если внимательно присмотреться к этой богословской аналогии, то мы уви­дим, что христианский догмат о троичности Бога здесь используется в усе­ченной формуле. Есть Бог Отец, есть Бог Сын, но нет третьей ипостаси — Святого Духа. Ведь Святой Дух означал бы, что у мировой истории все-таки есть некоторая завершающая его (пусть и потусторонняя) цель — царство Духа. Но по Марксу выходит, что капитал в своем движении отсекает эту завершаю­щую божествен­ный процесс фигуру, то есть Святого Духа, и тем самым превра­щает процесс накопления капитала в потенциально бесконечный. Происходит непрерывное порождение прибавочной стоимости, но целью является сам процесс непрерывного порождения прибавочной стои­мости. 

Именно поэтому в ХХ веке один из наиболее оригинальных интерпретаторов марксизма и один из наиболее проницательных критиков капитализма немецкий философ Вальтер Беньямин  Вальтер Беньямин (1892–1940) — немецкий философ, историк литературы и социолог, считающийся основателем исследований массмедиа и фотографии. Философские идеи Беньямина обусловлены интересом к марк­сизму, который он сочетал с увлечением идеями идеализма и мистицизма. Наиболее известно его эссе «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости» (1936). высказал следующую мысль. На самом деле, говорит он, вся история христианства, христианской культуры — это история того паразита, который возникает на христианстве, а именно капита­лизма. Капитализм, говорит Беньямин, паразитирует на христианской догма­тике, на религии спасения, подменяя подлинное спасение мира непрерывным накоплением капитала. Благодаря этому всем людям прививается чувство неискупимой вины, неоплатного долга: сколько ни выплачивай проценты, сумма только возрастает. 

Может возникнуть вопрос: а с какой же целью Маркс приводит эту аналогию экономического, материалистического процесса и христи­анского догмата о боговоплощении? Марксу важно подчеркнуть, что капиталистиче­ская эпоха является переходной, то есть в ней появляется идея спасения, появляется аналог спасителя, но сама процедура спасения приоб­ретает самоцельный и бесконечный характер. То есть при капитализме происходит накопление капитала, но цель, которая могла бы состоять в том, что люди сообща владе­ли бы этим богатством и делали бы свою жизнь более счастливой, обеспе­ченной и осмысленной — а это и есть спасение, если спустить его с небес на землю, — так вот, эта цель постоянно откладывается в будущее. То есть при капитализме происходит постоян­ное, вновь и вновь повторяющееся порожде­ние Сына, но Дух, который симво­ли­зирует конец истории как достижения царства свободных от внешнего при­нуждения людей, непрерывно откла­дывается, выносится за скобки. 

Итак, царство Духа есть богословский аналог того, что Маркс будет связывать с коммунистическим обществом. А сама коммунистическая революция тогда будет аналогом Страшного суда. Христианская догматика для Маркса — это своего рода символ, знак реального, посюсто­роннего исторического процесса, который указывает его направление. 

А теперь давайте зададим в каком-то смысле самый главный вопрос. Если капитал — это, как говорит Маркс, самовозрастающая стоимость, то что же тогда является источником этого самовозрастания? Откуда берется приба­вочная стоимость, из какого духа или из какой материи она возникает и как? Конечно, слово «возрастание» — это не только ирония Маркса. Оно указывает на то, что мы действительно наблюдаем в реальности. Например, если вы вкладываете деньги в ценные бумаги и впоследствии начинаете получать стабильный доход, то это выглядит так, как если бы у ваших денег была природная способность порождать еще большие деньги. 

Но, конечно, как и в случае с представлением о стоимости как о природном свойстве товара, представление о способности создавать прибавочную стоимость как о природном свойстве капитала — это не что иное, как эффект фетишизма, о котором мы говорили в третьей лекции. То, что на повер­хности нам представляется естественным свойством капитала, на сущно­стном уровне оказывается результатом скрытого в глубине процесса, который явля­ется общественным, а не природным. 

Итак, на вопрос о происхождении капитала Маркс дает следующий ответ. На первый взгляд нам кажется, что прибавочная стоимость возникает на уровне обращения товаров. В самом деле, мы не случайно ассоциируем капиталиста прежде всего со сферой коммерции. Но, говорит Маркс, если внимательнее рассмотреть процесс обращения товаров, то здесь возникнет следующая проблема. Давайте предположим, что на рынке все товары обмени­ваются друг на друга по эквивалентной стоимости, то есть каждый в процессе обмена получает аналог своего труда. Тогда, конечно, никакой прибавочной стоимости возникнуть не может: каждый получил эквивалент того, что он отдал. Наобо­рот, если мы предположим, что на рынке обмениваются не экви­валенты, то есть, грубо говоря, один покупатель обманывает другого, то опять-таки может возникнуть лишь чья-то спекулятивная прибыль. Но это не даст нам то, что мы видим в современном капиталистическом обществе: целый класс капиталистов непрерывно увеличивает свое богатство. То есть взятые в совокупности, капиталисты не могли бы увеличивать свой совокуп­ный капитал на основе того, что одни из них просто перекачивали бы деньги в свой карман из кармана другого. 

Итак, заключает Маркс, как ни крути, если обмениваются эквиваленты, прибавочной стоимости не возникает. Но если обмениваются не эквива­ленты, ее тоже нет. Так откуда же она берется? Ответ Маркса носит диалек­тический, то есть двойственный характер: она возникает не из обращения, но в то же время и не вне обращения. Еще раз: она возникает не из обращения, но в то же время и не вне обращения. То есть обращение, движение товаров и денег на рынке — это необходимый, хотя и недостаточный момент для понимания, откуда же берется прибавочная стоимость. 

В чем же необходимость этого обращения? Маркс говорит нам следующее: единственное, как мы можем объяснить происхо­ждение прибавочной стои­мости, — это найти на рынке такой товар, который обладал бы чудесной способностью производить стоимость большую, чем его собственная стои­мость. То есть нам надо найти курицу, которая будет нести золотые яйца. 

Представьте, что вы купили плитку шоколада. Когда вы ее съели, ее стои­мость, которую вы оплатили в магазине, исчезла. Если вы ее не съели, то можно предположить, что эта стоимость осталась бы прежней — пока, по крайней мере, шоколад не испортился. А теперь давайте представим себе такой шоко­лад, который становится дороже, но не потому что мы, купив его за небольшие деньги, нашли какого-то человека, который так хочет шоко­лада, что готов заплатить за него гораздо больше, чем заплатили за него мы. Давайте пред­ставим такой шоколад, который становится дороже в силу только того, что мы сами его едим. Вы едите шоколад кусочек за кусочком, а его стоимость парадоксальным образом при этом увеличивается. 

Так вот, говорит Маркс, необходимо найти именно такой товар на рынке, потребление которого стабильно могло бы приводить к увеличению его стоимости. Такой товар капиталист на рынке обнаруживает. И это, разумеется, не шоколад и даже не вино, которое при выдержке может становиться дороже (потому что мы понимаем, что не все капиталисты являются виноделами). Что же тогда это за специфический товар? 

Этим товаром, говорит Маркс, является рабочая сила. Только благодаря инвестированию средств в этот товар и может быть произведена прибавочная стоимость. Рабочая сила — это способность человека к труду. Кто тогда будет продавцом этого товара? Ими будут те самые пролетарии, главная особен­ность которых состоит в том, что они обладают способностью к труду, но не об­ла­дают при этом средствами производства. То есть у них нет всех тех необхо­димых вещей для реализации своей способности к труду — оборудования, сырья, земли, зданий и так далее. 

Отвечая на вопрос, откуда возникает прибавочная стоимость, мы вслед за Марксом можем сказать: прибавочная стоимость возникает в результате потребления капиталистом рабочей силы. Ее продавцом является рабочий, пролетарий, а покупателем — капиталист. Для этого и необходим рынок — чтобы продавец и покупатель рабочей силы нашли друг друга. Но на рынке прибавочная стоимость существует лишь потенциально, а актуально она возникает уже вне рынка, в сфере производства, то есть на капиталисти­ческом предприятии, где способность к труду превращается в труд. 

И теперь снова надо указать на важность такого явления, как фетишизм. Рабочий должен производить не только стоимость, которая необходима для покрытия издержек, содержания себя и своей семьи, но еще и приба­воч­ную стоимость для капиталиста как собственника предприятия. В рамках капита­листического мира это рассматривается как некое естественное свойство самого товара «рабочая сила». В самом деле, можете ли вы себе пред­ставить, что, нанимая работника на свое предприятие, вы не предпола­гаете, что его труд на вашем предприятии совершенно естественным образом должен приносить вам прибыль? Для чего тогда вы его нанимаете? Это пред­ставле­ние о том, что создание прибавочной стоимости есть естественное свойство рабочей силы, очень глубоко укоренено в представ­лениях человека, живущего в капиталистическом мире. 

Но, говорит Маркс, на самом деле это совершенно не естественное свойство рабочей силы. Дело в том, что капиталист по праву собственника куплен­ного им товара рабочей силы теперь волен сам устанавливать режим ее эксплуа­тации. И, конечно, раз капиталист олицетворяет собой капитал, то есть жажду прибавочной стоимости, он будет стараться удлинять рабочий день и интенси­фицировать труд. Это замечательно показано в классическом фильме Чарли Чаплина «Новые времена», где Чаплин играет рабочего, который стоит у конвейера, а хозяин предприятия непрерывно увеличивает скорость этого конвейера.

На рынке продавец рабочей силы встречается с покупателем рабочей силы, между ними совершается акт купли-продажи, и, как опять-таки говорит Маркс, оба уходят с рынка как равноправные партнеры, однако почему-то один при этом с довольным лицом потирает руки (потому что хочет немедленно присту­пить к делу), а другой идет с понурым выражением лица (потому что он только что продал свою шкуру и понимает, что теперь ее будут дубить). 

Маркс со свойственной ему иронией говорит: в том, что рабочий своим трудом может создавать стоимость большую, чем стоит его существование, нет ника­кой несправедливости для продавца, но в этом есть особое счастье для покупа­теля. Опять-таки, вспомним наш пример с шоколадом: разве вы обманываете продавца шоколада, если вы покупаете у него плитку по ее обычной цене, а сами, съев ее, испытываете наслаждение на миллион? Разумеется, нет. Точно так же и с капиталистом: покупая рабочую силу, он путем ее эксплуатации может увеличить ее стоимость. Поэтому важно, что рабочий продает, а капи­талист покупает у него не труд, а именно рабочую силу. Труд — это результат потребления рабочей силы капиталистом.

Когда мы считаем, что заработная плата, которую мы полу­чили на пред­приятии, есть плата за наш труд, а трудимся мы, например, восемь часов в день, нам кажется, что весь продукт, который мы произвели в течение рабочего дня, мы и получили в виде заработной платы. Нет, говорит Маркс, заработная плата будет соответствовать не восьми часам нашего труда,

а, например, шести или четырем — то есть тому времени, которого было бы достаточно для того, чтобы были покрыты все издержки, включая и стоимость средств нашего существования. Остальное время мы бесплатно работаем на капитал — то есть на капиталиста, — производя прибавочную стоимость. 

Таким образом, критика Марксом капиталистической эксплуатации труда не носит чисто морализаторского характера. Маркс не сводит все к особен­ностям личности отдельного капиталиста: к его жадности, амораль­ности и так далее. Мы помним, что личность — это лишь персонификация капитала. Критика Маркса носит гораздо более фундаментальный характер, то есть она является критикой самих условий, самого того строя, где чем-то самим собой разумеющимся является превращение способностей человека, его умений, его знаний, наконец, его жизненного времени — в товар. И тогда чисто техни­че­ское определение капитала как самовозрастающей стоимости вдруг приобре­тает вид, напоминающий готический роман. В одной из глав «Капитала» Маркс пишет: «Капитал — это мертвый труд, который, как вампир, оживает лишь тогда, когда всасывает живой труд, и живет он тем полнее, чем больше живого труда он поглощает»  К. Маркс, Ф. Энгельс. Полное собрание сочинений. В 50 т. Т. 23. Капитал. Критика политической экономии. Том первый. Книга I. Процесс производства капитала. М., 1960.. Но почему это мертвый труд? Мертвым он стал именно потому, что он материали­зовался в здании, машинах, сырье, деньгах и так далее.

Каждый раз, когда мы продаем свою рабочую силу, каждый раз, когда мы выхо­дим на предприятие, мы сталкиваемся с воплощенным в технике, техно­логиях, оборудовании капиталом, а капитал — это создание человече­ского труда. То есть он появляется благодаря тому, что когда-то в него тоже была вложена рабочая сила, но только теперь она опредмечена, она стала мертвым. Капитал — это то, что противостоит нашему живому труду, но без живого труда, конечно, он функционировать не может. 

И здесь возникает еще один интересный вопрос. Если на рынке встреча­ются, во-первых, рабочий, пролетарий, который не обладает ничем, кроме рабочей силы, и капиталист, который обладает капиталом, то есть накоплен­ным прошлым трудом, то что же тогда является первоначальным источником того капитала, который есть у капиталиста и которого нет у рабочего? Об этом Маркс напишет в своей знаменитой двадцать четвертой главе первого тома «Капитала», которая посвящена так называемому первоначальному накоп­лению капитала. Например, в России в 1990-е годы многие говорили именно о первоначальном накоплении капитала, характеризуя этим марксов­ским термином приватизацию. 

В этой главе Маркс сразу же говорит нам о том, что в буржуазном капитали­сти­ческом обществе есть своего рода миф, который подобен религиозным мифам о происхождении мира, человека и так далее, но только в капитали­стическом мифе речь идет об эпохе так называемого первоначального накоп­ления. С самого начала люди делятся как бы на две категории: одни являются трудолюбивыми, другие — лентяями. Более трудолюбивые люди работали много, хорошо и поэтому постепенно накопили богатство и в какой-то момент стали использовать его как капитал, то есть предоставлять свое богатство для того, чтобы другие люди, которые трудолюбием и бережливостью не отли­чались, могли с его помощью тоже зарабатывать себе на жизнь. 

Это миф; его функция, говорит Маркс, — скрывать реальное положение дел. Если мы рассмотрим историческую реальность — например, развитие капита­лизма в Англии, — то увидим, что капитализм там начинается прежде всего с обезземеливания крестьян: эти земли стали собственностью лордов, которым она была нужна для разведения овец и производства шерсти. Это так называе­мое огораживание, то есть процесс, который в Англии начался в конце XV века, в начале перехода от Средних веков к Новому времени. В результате подобного огораживания земель, с одной стороны, возникает капитал — например, земля, собственность лордов, без которой люди не могут трудиться, с другой стороны, возникает первый пролетариат — люди, которые могут трудиться, но лишены каких-либо средств производства. Таким образом, истинный, а не мифический смысл так называемого первоначального накопления состоит в том, что путем, как правило, прямого насилия масса людей лишается средств производства и тем самым превращается в проле­тариат. 

Хотя огораживание, которое описывает Маркс, вроде бы отсылает нас к пер­вым векам истории капитализма, на самом деле в каких-то, может быть, более завуалированных формах оно вновь и вновь воспроизво­дится. Каждое новое поколение, каждая новая эпоха должна создавать новые поколения пролета­риев — то есть людей, лишенных средств производства и вынужденных продавать свою рабочую силу на тех условиях, которые выгодны собствен­никам этих средств производства. 

Возьмем для примера науку и университет — как они развиваются в современ­ном мире. Совершенно не случайно некоторые социологи говорят сегодня об академическом капитализме. В самом деле, в последние десятилетия во всем мире деятельность ученых и университетов все больше стала подчиняться рыночным, то есть капиталистическим, отношениям. Если классический университет в большей или меньшей мере был сообществом людей, профес­соров и студентов, которые вместе занимались наукой и иссле­до­­ваниями, то благодаря новому менеджменту преподаватели и профессора переводятся на так называемые эффективные контракты, то есть во многом они должны воспринимать теперь университет как своего рода фабрику, некоторое деловое предприятие. Ученые, преподаватели должны теперь постав­лять определенный объем публикаций, работать на повышение рейтин­гов и так далее. В принципе, это можно даже назвать огораживанием универ­ситета, который теперь начи­на­ет противостоять своим сотрудникам как предприятие, которое эксплуатирует их интеллект, их знания.

Итак, капиталистический процесс представляет собой непрерывное производ­ство и накопление капитала, условием которого является процесс воспроизвод­ства товара рабочей силы, то есть непрерывная пролетаризация человеческого труда. Производство носит общественный характер, а капитализм предпола­гает частный способ присвоения прибавочной стоимости. И когда это противо­речие обострится, то, говорит Маркс, пробьет послед­ний час капитализма. 

Поэтому в конце главы о первоначальном накоплении капитала Маркс провоз­гла­шает свое знаменитое «Экспроприаторов экспроприируют»  К. Маркс, Ф. Энгельс. Полное собрание сочинений. В 50 т. Т. 23. Капитал. Критика политической экономии. Том первый. Книга I. Процесс производства капитала. М., 1960.. Если капита­лизм начина­ется с экспроприации у населения средств производства, то закон­читься он должен революцией, когда оказавшиеся в частной собствен­ности средства производства вновь вернутся в общую собственность всех людей. Таков был прогноз Маркса.