Главные идеи Карла Маркса
- 5 лекций
Почему Карл Маркс хотел изменить ход истории, в чем видел общее между капитализмом и Святой Троицей и как представлял себе жизнь при коммунизме
Почему Карл Маркс хотел изменить ход истории, в чем видел общее между капитализмом и Святой Троицей и как представлял себе жизнь при коммунизме
Кто такой для нас Карл Маркс? Какие ассоциации сегодня вызывает это знаменитое имя? Очевидно, что в конце 80-х годов прошлого века, в эпоху перестройки, это имя ассоциировалось прежде всего с официальной идеологией советского общества. Поэтому идеи Карла Маркса часто отторгались, воспринимались многими негативно, как нечто такое, что лучше бы оставить в прошлом.
Но в последующие годы, когда был взят курс на либерализацию рыночных отношений, идеи Карла Маркса вдруг стали возвращаться к нам в новом, актуальном свете: пролетаризация, наемный труд, извлечение прибавочной стоимости как главная цель экономической деятельности, капитал, находящийся в частной собственности, и другие подобные понятия стали отсылать не к
В XX веке идеи Маркса стали основой не только советской идеологии, но и многочисленных научных концепций, а также программ социальных и политических движений, призванных критически пересмотреть и радикально преобразовать существующий капиталистический порядок.
Предваряя наш разговор о Марксе, мы должны вспомнить, что сама его концепция носит достаточно сложный междисциплинарный характер. Проблемы и вопросы, которыми сегодня занят целый спектр научных дисциплин: таких, например, как экономическая теория, политология, социология, а также культурология, антропология, — все они были охвачены концепцией Карла Маркса. Для того чтобы понять внутреннюю логику этого синтеза, мы в нашем курсе сделаем акцент прежде всего на тех философских основаниях, из которых исходил Карл Маркс в своем понимании человека и общества, а также истории и современного ему мира.
Одно из самых известных философских изречений Маркса звучит так: «Философы лишь различным образом объясняли мир. Но дело заключается в том, чтобы изменить его» Из работы «Тезисы о Фейербахе» (1845 год, опубликованы в 1888 году).. Многие марксисты, последователи Маркса будут считать, что здесь в предельно лаконичной форме выражено смысловое ядро его философской программы.
Конечно, прежде всего бросается в глаза политическое требование перейти от теории к практике. Но, очевидно, здесь есть также и существенный философский смысл. Все дело в том, что изменение мира, как полагает Маркс, это не внешняя альтернатива познанию мира, а, наоборот, условие истинной, а не фиктивной познаваемости мира. Только изменяя мир, вторгаясь в его структуру, мы можем действительно познать, как мир устроен на самом деле. В реальности мы всегда вовлечены в мир, как минимум в социум, в общество: мы занимаем в нем
Отсюда мы можем вывести то знаменитое определение философии Маркса, которое связывает его с так называемой традицией подозрения. Это термин, который в ХХ веке предложил французский философ Поль Рикёр Поль Рикёр (1913–2005) — французский философ, ведущий теоретик феноменологической герменевтики. О «традиции подозрения» см. «Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике» (1969).. Кроме Маркса к этой традиции он относил прежде всего Фридриха Ницше и Зигмунда Фрейда.
Если раскрыть смысл этого термина — «традиция подозрения», — то он состоит в следующем: там, где нам
С точки зрения Маркса, за всяким положением, которое претендует выражать некоторое вечное правило человеческой жизни: например,
Таким образом, главная идея Маркса заключается в следующем: не только философ критикует действительность — то есть, говоря философски, мы не просто движемся от внешних явлений к
Конечно, нельзя сказать, что философская позиция Маркса возникает на пустом месте, что ей вообще ничего не предшествует. Например, уже философия эпохи Просвещения претендовала на то, чтобы изменить мир, сделать его максимально рациональным. Прежде всего этой рационализации мира предполагалось достичь на путях научно-технического и социального прогресса. Однако философы эпохи Просвещения Эпоха Просвещения — эпоха, зародившаяся во Франции в начале XVIII века и сильно повлиявшая на культуры Европы и Северной Америки. Основные идеи: приоритет разума как высшей инстанции при решении всех проблем человеческого общества, свободомыслие и антидогматизм, антиклерикализм, политический радикализм. в большинстве своем считали, что таким образом они смогут освободить вечную и универсальную сущность человека как прежде всего разумного, рационального существа от различных суеверий, которые представляют собой просто некоторое временное явление.
Но Маркс радикализирует подобную постановку вопроса. Он показывает, что и сама сущность человека не есть нечто от века данное. Эта сущность непрерывно трансформируется, она никогда не совпадает с тем, что человек о себе думает, исходя из стереотипов того общества, в котором он живет. Кроме того, история развивается не просто линейно, скорее она развивается циклически. Поэтому бывает так, что прошлое, от которого человечество полагает, что раз и навсегда избавилось, возвращается назад, хотя, конечно, в видоизмененной форме.
За любым прогрессом мы всегда можем увидеть и
Таким образом, с точки зрения Маркса, за рациональным фасадом просвещенного — а по Марксу это означает буржуазного — мира мы можем выявить различные иррациональные процессы. То есть наш современный мир, расколдованный мир вновь оказался внутренне противоречивым, непрозрачным, мистифицированным. А значит, изменение мира — это многоактная драма. И главное, полагает Маркс, что развязка, последнее действие еще впереди.
Всякий раз, когда Маркс использует выражение «буржуазный», «буржуа», «буржуазия», он, разумеется, использует это понятие в рамках своей теоретической модели, в рамках своей концепции. Под буржуазией понимается класс людей, который обладает средствами производства.
Итак, говорит Маркс, необходимо изменить мир. Но возникает вопрос: а что тогда остается на долю философии, если простое объяснение нас уже не удовлетворяет? Не означает же это, что философия вообще остается не у дел? Нет, очевидно, это не так. Философия должна вырабатывать прежде всего метод изменения мира. И, как полагает Маркс, чтобы этот метод был эффективным, он должен принять форму материалистической диалектики. Но чтобы понять, что такое материализм и диалектика, как их понимает Маркс, и как они связаны друг с другом, мы расскажем вначале о жизни Маркса.
Маркс родился на западе Германии в городе Трире в 1818 году. Родом он был из еврейской семьи, которая обратилась в протестантизм. Начиная с 1835 года Маркс учится: вначале в Бонне, потом в Берлине. Первоначально он посвящает себя праву, но в
Дело в том, что Демокрит и Эпикур предполагали, что мир, физический мир, состоит из многочисленных атомов, любая вещь — это прежде всего соединение атомов различной формы. А Маркс, как мы увидим дальше, будет критиковать современное ему буржуазное общество в том числе за атомизацию человеческих отношений. Означает это, что люди разобщены: каждый индивид рассматривает себя как противостоящий другим индивидам, и все отношения между такими индивидами оказываются как будто бы исключительно внешними, механическими.
В
Гегель считал, что в процессе истории люди достигают максимального освобождения, но происходит это в духовной сфере, то есть в сфере мышления, которая воплощается прежде всего в разумном устройстве современного государства, где люди, несмотря на принадлежность к различным сословиям, становятся равноправными гражданами. Фейербах же полагал, что такое освобождение, освобождение в сфере духа, как минимум неполное, потому что единству людей на уровне духа, — например, на уровне национальной идеи — может противостоять их разобщенность на уровне телесного, чувственного бытия. Конкретный, а не абстрактный человек, с точки зрения Фейербаха, это прежде всего телесный, чувственный человек. Поэтому подлинное освобождение должно быть освобождением коммунистической природы его чувственности. Любовь, дружба, общительность — это прежде всего чувственное и в этом смысле материальное, а не только лишь идеальное, абстрактное выражение родовой общечеловеческой сущности. Это очень важная мысль Фейербаха: по своей сути человек является прежде всего родовым существом. Собственно человеческие, а не животные чувства предполагают, что мы разделяем их с другими, — в языке, в любви, в других формах отношений выражена прежде всего эта коммунистическая, то есть общественная, обобщенная природа человеческого существования.
Маркс находится под большим влиянием философии Фейербаха
При этом, однако, Маркс сохраняет верность так называемому диалектическому принципу именно гегелевской философии. Что такое диалектика? Диалектика — это философский метод. Разработка его восходит еще к Античности, прежде всего — к взглядам Сократа и Платона. Само слово означает, что наше осмысление предмета проходит через речь, предмет обсуждается с разных сторон. Вследствие этого каждое явление рассматривается не только как позитивное, равное себе, самотождественное, но и как то, что содержит момент своего самоотрицания. В любом явлении есть
Именно поэтому, разговаривая друг с другом, мы часто начинаем спорить и не соглашаться. Дело не в том, что мы не согласны исключительно на уровне наших взглядов, а в том, что и сам предмет является многосторонним и каждый из собеседников может видеть ту его сторону, которую не видит другой. Уже только давая имя предмету, мы выявляем в нем его отличия от самого себя. Например, назвав данное дерево деревом, мы как минимум отличаем его от других деревьев, от кустов, от травы и так далее.
Но особенно важной диалектика, конечно, становится при осмыслении человеческой реальности, поскольку человек обладает не только сознанием окружающего мира, но и самосознанием. Говоря про себя «я», человек противопоставляет себя как всему миру, так и себе самому как всего лишь части этого мира. Таким образом, можно сказать, что «я», с помощью которого каждый человек означает свою позицию в мире, оказывается как бы требованием преодолеть свою ограниченность, превзойти теперешнюю ситуацию как неадекватную нашему чувству свободы.
Поэтому в предисловии ко второму изданию «Капитала», своей главной книги, Маркс скажет, что буржуазия, которая знает или хочет знать человека только на атомарном, на эгоистическом уровне, ненавидит диалектику именно потому, что с точки зрения диалектики в любом позитивном явлении — природном, общественном — уже всегда содержится момент его самопреодоления, самокритики. За буржуазным человеком, который знает себя свободным, но только в своем частном жилище, идет, с точки зрения Маркса, коммунистический человек, свобода которого должна совпасть в пределе с границами Вселенной.
Итак, в 1841 году Маркс защитил диссертацию, то есть он стал профессиональным философом. Однако места в университете, на которое он рассчитывал, он не получил, потому что в это время правительство начинает внимательно наблюдать за младогегельянцами, видит в их взглядах чрезмерную критику и старается удалять их из университетов. Поэтому Маркс стал журналистом, а именно — главным редактором «Рейнской газеты», которая, впрочем, за свои либеральные критические взгляды тоже преследуется цензурой и сталкивается с многочисленными трудностями. В 1843 году Маркс, женившийся на Женни фон Вестфален, подруге своей юности, переезжает в Париж, где сходится с Фридрихом Энгельсом. Дружба с ним будет, можно сказать, главным событием его жизни.
Энгельс — сын немецкого фабриканта. Он работает в фирме отца. В то же время Энгельс — интеллектуал, ученый, философ, историк. Маркс и Энгельс практически сразу признают друг в друге единомышленников, поскольку они оба соглашаются в том, что реальным субъектом современной им истории, то есть тем, на кого возложена миссия реально, а не только в теории — как получалось у младогегельянцев — изменить мир, является рабочий класс, пролетариат. И Маркс, и Энгельс полагают, что именно реальное положение этого класса воплощает диалектический принцип внутреннего противоречия как источника всякого изменения. Дело в том, что рабочие своим трудом производят все богатства современного общества и в то же время практически исключены из числа тех, кто обладает этим богатством, пользуется им, делает его источником своего развития, своего совершенствования. В этом Маркс и Энгельс видят объективное противоречие.
Маркс и Энгельс становятся, можно сказать, боевыми друзьями в Париже, а затем Брюсселе Маркс напишет ряд своих важнейших работ, часть из них в соавторстве с Энгельсом. В 1847 году Маркс и Энгельс примкнут к политической организации социалистического толка «Союз справедливых», которая затем будет переименована в «Союз коммунистов». В самом начале 1848 года выйдет знаменитый «Манифест Коммунистической партии», который Маркс и Энгельс написали в соавторстве специально для «Союза коммунистов» как программный документ этого движения.
В этом же году начинается европейская революция во Франции, затем и в Германии Европейские революции 1848–1849 годов —череда революционных событий в европейских странах началась с февральской революции 1848 года во Франции. Эта революция закончила эпоху Июльской монархии и привела к возникновению Второй республики. Во Франции были введены всеобщие выборы для мужчин старше 21 года, проведена реформа парламента. Главными идеями революции в Германии было объединение страны и предоставление демократических свобод.. Маркс с Энгельсом участвуют в ней, но революция терпит поражение, и в 1849 году Маркс эмигрирует в Лондон, где он останется до самой своей смерти в 1883 году. Именно в Лондоне, помимо других важных работ, Маркс будет писать «Капитал» — свое главное произведение, посвященное исследованию капиталистической экономики.
В то же время Маркс активно участвует и в политической жизни. Например, в 1864 году создается Международное товарищество рабочих, более известное под названием Первого Интернационала. Одним из его лидеров становится Маркс. Другим является русский анархист Бакунин Михаил Александрович Бакунин (1814-1876) — русский революционер, теоретик анархизма., с которым Маркс будет яростно бороться за лидерство в этой организации. В 1871 году во Франции произойдет революция, в результате которой возникнет Парижская коммуна. Несмотря на то что она потерпит поражение, сам опыт коммуны Маркс будет рассматривать как первый росток будущего коммунистического общества, которое возникает не из
Конечно, хотелось бы немного подробнее рассказать о характере дружбы Маркса и Энгельса. Энгельс был моложе Маркса, но зато изначально он очень хорошо изнутри знал капиталистическую экономику, ее устройство. Дело в том, что он имел коммерческое образование и, как мы уже говорили, работал в хлопкопрядильной компании своего отца, которая называлась «Эрмен и Энгельс», вначале как приказчик, а потом и как компаньон. Сама компания находилась в Манчестере — в одном из главных промышленных городов Англии. И поэтому для понимания перспектив развития капитализма именно английский пример был наиболее важным. В лондонской эмиграции Маркс будет получать от Энгельса не только финансовую помощь, хотя она, конечно, будет крайне важна, поскольку дела самого Маркса окажутся очень тяжелыми: у него было многочисленное семейство, большую часть времени он старался посвятить научной работе, а доходы от
Сам Энгельс еще в 1845 году написал работу «Положение рабочего класса в Англии», где описал тяжелейшие условия пролетариата в самой передовой стране мира. Кстати, сам Маркс признавал, что многие свои мысли, многие свои тезисы он развивал, идя по следам Энгельса, который двигался в этом направлении раньше него. Энгельс, правда, признавал при этом интеллектуальное лидерство Маркса и считал, что в их паре именно Марксу принадлежит ведущая роль теоретика.
Конечно, это история великой дружбы. Но всем нам свойственны
Между Марксом и Энгельсом есть и достаточно большая разница как между философами. Энгельс тоже ратовал за диалектику как метод истинного познания, как за метод критики, но тем не менее сам он часто тяготел к позитивизму, то есть к такой философской концепции, которая, чтобы обосновать различные процессы, опирается прежде всего на факты, доступные наблюдению, и при этом сами эти факты часто рассматриваются не критически, не диалектически. То есть Энгельс не был до конца последователен в применении диалектического метода.
Но, вообще говоря, полемика по поводу аутентичного понимания идей Маркса началась еще при его жизни. Известно, что когда Марксу рассказали про некоторых авторов, которые называли себя марксистами, Маркс сказал: если это марксист, то я не марксист. Но важно, что эта полемика продолжается и до сих пор, что доказывает, помимо прочего, актуальность идей Маркса.
Если говорить про историю, то в России, например, в конце XIX — начале ХХ века эта полемика так же, как и в других европейских странах, носила довольно острый характер. Главным был вопрос о развитии капитализма и перспективах пролетарской революции в России. Многие русские марксисты считали очевидным, что Россия — отсталая, по преимуществу аграрная страна — еще не созрела для подобной революции. Но Ленин будет критиковать тезис о том, что пролетарская революция должна произойти сначала в наиболее развитых странах, как нетворческое понимание марксизма. Им будет создана так называемая концепция слабого звена, с помощью которой он будет обосновывать возможность революции как раз в сравнительно отсталой России.
Как Ленин это делает? Дело в том, что, с точки зрения Маркса, главным социальным противоречием, которое должно привести к революции, является прежде всего противоречие между трудом и капиталом, между рабочими и капиталистами, между развитой капиталистической промышленностью и эксплуатируемым трудом наемных рабочих. Но известно, что в России пролетариат был сравнительно малочислен. Однако, полагал Ленин, в конкретной исторической ситуации это главное противоречие может соединиться со множеством других противоречий, которые существуют в отсталых странах, и поэтому именно в сравнительно отсталой стране может произойти резкий рывок вперед. То есть, по сути дела, мы можем миновать буржуазную революцию и сразу совершить революцию пролетарскую. Такова была позиция Ленина, и, как известно из истории, она была проведена в жизнь.
В ХХ веке идеи Маркса будут лежать как в основе политической борьбы, в основе рабочего движения, так и в основе многих теоретических исследований, включая и академическую, и университетскую науку. В Советском Союзе марксизм, а точнее говоря — марксизм-ленинизм будет превращен в официальную идеологию, хотя, конечно, отдельными авторами будут предприниматься попытки бороться с ее догматическим характером. Можно назвать московского философа Эвальда Васильевича Ильенкова, который сделал очень многое для того, чтобы освободить истинный смысл учения Маркса от различных его идеологических упрощений и искажений.
Если говорить о Западе, то там в ХХ веке возникает целый ряд школ и направлений, которые принято обобщать под рубриками «неомарксизм» и «постмарксизм». Постмарксизм — это более поздние течения, которые возникли после революции 1968 года.
Для всех этих школ характерны, помимо прочего, попытки синтезировать идеи Маркса с более поздними философскими направлениями — такими как, например, психоанализ, экзистенциализм, структурализм. Если назвать только самые известные имена западного марксизма, то это будут Георг (Дьёрдь) Лукач, Вальтер Беньямин, Теодор Адорно, Герберт Маркузе, Жан-Поль Сартр, Луи Альтюссер, Юрген Хабермас, Фредрик Джеймисон и, наконец, Славой Жижек. Последний — это один из наиболее популярных и известных современных философов, который соединяет идеи Маркса с идеями французского психоаналитика Жака Лакана.
Если для неомарксизма, который развивался прежде всего в первой половине — середине ХХ века, одной из главных тем была критика овеществления общественного сознания. Например, Теодор Адорно и Макс Хоркхаймер свяжут это овеществление с так называемой культуриндустрией, то есть многочисленными способами фабрикации различных образов, клише и стереотипов: самый известный и очевидный пример — это клише голливудского кинематографа, которые так или иначе примиряют массы с действительностью. Так вот, если неомарксисты занимались прежде всего критикой овеществления общественного сознания, то для постмарксизма, более позднего направления, главной проблемой станет поиск нового определения современного субъекта борьбы с капитализмом.
Все дело в том, что капитализм
Различные школы марксистской мысли во многом не похожи друг на друга, да и наследие самого Маркса, а также Энгельса не всегда выглядит однородным. Оно хранит в себе следы поиска, различные варианты ответов на те или иные вопросы. Но все-таки должен быть некий общий знаменатель. Мы не ошибемся, если скажем, что в политическом плане марксизм — это только тогда марксизм, когда он определяет сущность социальных изменений как борьбу за освобождение труда от господства капитала. А в философском плане марксизм является марксизмом, только если он признает, что материалистическая диалектика — это единственно адекватный метод понимания действительности, как минимум действительности человеческих, то есть общественных, отношений. Но если присмотреться внимательнее, то эти два плана, политический и философский, практический и теоретический, предполагают друг друга: метод выражает специфику предмета.
Диалектика исходит из того, что явление постоянно переопределяет свои границы, и делает оно это только на основе своей внутренней противоречивости. Человек как природное существо обладает свободой и разумом, благодаря которым он рассматривает свои природные задатки, а также весь окружающий мир как ту материю, форма которой сама может быть трансформирована. В этом смысл человеческого труда. Труд — это не просто добывание пищи и удовлетворение
Однако, пусть только относительно, но все-таки преодолевая свою зависимость от природы, человек создает новые формы материальных предметов — не только орудия труда, но и все культурные ценности, социальные институты и так далее. И в
Дело в том, что результаты труда по преобразованию материи сами материализуются, в том числе в виде общественных отношений, когда трудящемуся начинает противостоять собственник средств труда, то есть капитала. И теперь эти материализовавшиеся условия сами начинают требовать новой трансформации. Здесь можно представить любого творческого работника, который испытывает кризис из-за того, что в
Итак, деятельность, попавшая в зависимость от собственного продукта, — вот это и есть то материально воплощенное противоречие, которое должно быть разрешено, причем разрешено диалектически, то есть путем выхода на качественно иной, более высокий уровень отношений. Теперь мы понимаем, чем же Маркса не устраивал материализм Фейербаха. Апеллировать к чувственности человека, которая якобы в основе своей свободна, недостаточно.
Все дело в том, что сами чувства современного человека историчны, а это означает прежде всего, что они являются продуктом предшествующего развития, в том числе и промышленности. Мы ведь не просто видим как люди — видеть как люди означает, что наше зрение сформировано: например, живописью, фотографией, кинематографом, рекламой, то есть тем контекстом, внутри которого наше зрение развивается, эволюционирует. В своих рукописях Маркс так и скажет, что история человеческих чувств — это история развития промышленности. И то же самое касается объектов нашей чувственности, то есть самого окружающего мира. Например, иронически замечает Маркс, вишневое дерево в нашем поясе появилось только благодаря торговле и только поэтому оно дано нашему созерцанию. То есть, казалось бы, чисто природный объект, который находится в окружающем мире, появился в этом окружающем мире благодаря деятельности человека, благодаря торговле, благодаря экономике и так далее.
Обычно марксистский материализм понимается согласно формуле «бытие определяет сознание». Но понять смысл этого тезиса можно лишь в той уточненной формулировке, которую Маркс предложит в своем тексте «К критике политической экономии». В уточненной формулировке этот тезис звучит так: «Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание». Слово «общественное» часто забывается. Что это означает? Означает это прежде всего то, что в сознании нашем лишь выражаются, причем часто выражаются в превратной, иллюзорной форме, те противоречия, которые существуют в обществе в силу его исторической динамики. Эти противоречия, по Марксу, связаны прежде всего с поляризацией общества на угнетенных трудящихся с одной стороны и угнетателей, эксплуататоров с другой стороны.
Поэтому материалистическая трактовка сознания видит в сознании не только и не столько способ раскрытия истинного смысла вещей, сколько под видом такого раскрытия, наоборот, способ скрыть, завуалировать, загладить конфликтный характер реальности. Иначе говоря, там, где идеализм видит торжество истины, там Маркс обнаруживает производство и функционирование некоторой идеологии.
Понятие «идеология» появилось, опять-таки, еще в эпоху Просвещения, но там оно означало просто учение о сознании, то есть о тех понятиях, которые возникают и существуют в нашем сознании. Маркс же понимает идеологию иначе. Идеология — это ложное сознание в том смысле, что оно является частичным, оно выдает часть за целое. А точнее говоря, идеология выдает частный интерес господствующего класса за некий общечеловеческий интерес. То есть частный человек выдается за человека как такового.
Поэтому мысли господствующего класса в каждую эпоху являются господствующими мыслями: класс, который господствует материально, то есть господствует прежде всего над производством, господствует и духовно. Таким образом, то, что нам кажется просто лишь
Итак, метод материалистической диалектики не просто открывает за явлением сущность, а за иллюзией — истину. В «Капитале» Маркс следующим образом резюмирует смысл своего материалистического метода, полемизируя прежде всего с Фейербахом: «Легко с помощью анализа найти земное ядро туманных религиозных представлений вместо того, чтобы, наоборот, из данных отношений реальной жизни вывести соответствующие им религиозные формы». Здесь речь идет о религии, но то, что характерно для религии, то характерно и для других форм идеологии: например, для художественных, или политических, или правовых представлений. Тезис Маркса означает, что нельзя просто-напросто взять и отбросить идеологию как некоторую внешнюю форму и остаться наедине с истиной. Наоборот, истинный смысл общественных отношений, какими они существовали до сих пор, заключается в необходимости этого идеологического искажения реальности. Только понимая идеологию как инструмент господства одного класса над другим, мы можем поставить вопрос о сознании угнетенным классом своего собственного интереса, направленного на радикальное изменение существующего порядка. И только если будет изменен сам существующий порядок, будет разрушена и идеология.
Метод Маркса — это метод материалистической диалектики; об этом мы поговорили в первой лекции. И этот метод предполагает взгляд на мир, который находится в процессе постоянного развития. Более того, это не просто медленное эволюционное преобразование — это революционные процессы. Поэтому важнейшей частью в философской системе Маркса является его философия истории.
Наверное, самое известное высказывание Маркса (а точнее, Маркса и Энгельса, поскольку они соавторы «Манифеста Коммунистической партии» «Манифест коммунистической партии» — программный документ, написанный Марксом и Энгельсом по поручению Союза коммунистов, опубликован в 1848 году.) звучит так: «История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов». То есть классовая борьба рассматривается как сама сущность, как движущая сила исторического процесса. Акцент Маркс, конечно, делает прежде всего на современной эпохе — эпохе господства буржуазии. Под буржуазией Маркс понимает всех тех людей, кто обладает средствами производства — землей, капиталом, техникой — и поэтому может нанимать рабочих, которые таких средств как раз лишены.
Так вот, возникает вопрос: какую же роль играет буржуазия в истории — и какую роль играет пролетариат? С точки зрения Маркса, буржуазия играет прогрессивную (и даже очень прогрессивную) роль. Самое главное, что сделала буржуазия, — она предельно упростила классовые противоречия, которые в закамуфлированной форме существовали всегда. Раньше эти классовые противоречия были замаскированы под множество пестрых разнообразных форм. В одном из своих текстов Речь идет об «Экономическо-философских рукописях» 1844 года, см. главу «Земельная рента». Маркс называет это романтической видимостью, которая окутывает эти отношения угнетения и эксплуатации.
Это может быть, например, личная преданность вассала сеньору, связь с землей, которая рассматривается как некоторые нерасторжимые узы. Это могут быть различного рода моральные, религиозные, национальные, культурные особенности и так далее и тому подобное. И все эти многочисленные формы, с точки зрения Маркса, всегда носят идеологизированный характер.
Но теперь, в эпоху буржуазии, главное противоречие — противоречие между угнетателем и угнетаемым — обнажается. Господство чистогана, говорит Маркс, жажда прибыли ради прибыли больше не нуждаются в
Но, как мы уже сказали, Маркс, а также Энгельс признают, что в истории буржуазия сыграла очевидно прогрессивную роль. Наверное, это можно выразить в виде афоризма: лишенный иллюзий цинизм лучше, чем тот цинизм, который скрывается за иллюзиями. По сути дела, буржуазия внесла в мир действительно целый ряд революционных изменений. Например, те географические открытия, которые в свое время раздвинули границы известного мира, прежде всего привели к росту рынков, к созданию мирового рынка. Расширение торговли вызывает к жизни рост промышленности, а как следствие — прогресс в области технологий, в области науки. Само развитие начинает идти более быстрыми и более радикальными темпами.
Очень важны успехи буржуазии и на политическом уровне. Если при феодализме буржуазия была, по сути дела, угнетенным сословием — любой дворянин смотрел на купца свысока, — то уже при абсолютной монархии, которая возникает в истории именно в тот момент, когда буржуазия начинает возвышаться, буржуазия становится третьим сословием, которое во многом начинает противостоять дворянству, конкурировать и бороться с ним. А если говорить о современном представительском государстве, то в нем, говорит Маркс, буржуазия вообще получает свое исключительное политическое господство. Поэтому, говорят Маркс и Энгельс в «Манифесте Коммунистической партии», современное государство — это не что иное, как «комитет по делам буржуазии».
Итак, если резюмировать и философски обобщить эту революционную роль в истории, которую играет буржуазия, то эта роль состоит в ее способности подвергать отрицанию, преодолевать все то, что, как говорят Маркс и Энгельс, носит застойный, покрытый ржавчиной, устаревший характер. То есть буржуазия тоже воплощает диалектический принцип истории, когда новое качество достигается лишь в результате того отрицания, потенциал которого был заложен в истории с самого начала. Все сословное исчезает, все священное оскверняется, как говорят Маркс и Энгельс в своем «Манифесте». Например, вместо национального государства, которое, конечно, сохраняется и
Итак, Маркс с Энгельсом начинают, по сути дела, с гимна буржуазии. Но то преобразование традиционного мира, которое начала реализовывать буржуазия, сама буржуазия завершить не способна. Дело в том, говорят Маркс и Энгельс в «Манифесте», что современное буржуазное общество «походит на волшебника, который не в состоянии более справиться с подземными силами, вызванными его заклинаниями», такой образ Франкенштейна здесь возникает.
Первое, пока еще поверхностное проявление этой неспособности справиться с теми силами, которые буржуазное общество породило, — это эпидемии перепроизводства, экономические кризисы, которые всем нам знакомы. Действительно, экономический кризис в капиталистическую эпоху выглядит неким парадоксом: бедность, которая вдруг начинает поражать общество, оказывается следствием не дефицита, не нехватки товаров, а, наоборот, следствием их избытка, просто этот избыток в
Но кроме этого, говорят Маркс и Энгельс, буржуазия (конечно, бессознательно, сама того не желая) выковала оружие, которое несет ей смерть. Этим оружием является пролетариат. Пролетариат — это современные наемные промышленные рабочие. А это означает, что пролетарий — это человек, который существует и живет лишь до тех пор, пока покупается его рабочая сила, причем покупается с целью увеличения капитала. Если спрос на рабочую силу падает, рабочий оказывается, по сути дела, перед лицом голодной смерти, перед лицом небытия. Кроме этого, еще один очень важный момент: рабочий, пролетарий превращается в придаток машины. Если традиционный средневековый мастер владел своим инструментом и инструмент был продолжением личности и субъективности мастера, при капитализме, наоборот, рабочий становится продолжением, деталью, придатком машины. С точки зрения капиталиста, рабочая сила — это всего-навсего такой же ресурс, такой же фактор производства, как, например, техника или сырье. Таким образом, человек здесь превращается в некоторую вещь или в придаток вещи, то есть теряет свой собственно человеческий облик, свое человеческое достоинство. Поэтому можно сказать, что именно пролетариат воплощает самим своим бытием, своим телом, своей жизнью самое главное противоречие современного буржуазного общества. Пролетариат — это класс людей, но людей, которые поставлены в нечеловеческие условия жизни.
Пролетариат, с точки зрения Маркса, — это такой класс, для представителей которого существует не просто нехватка
Положение пролетариата можно рассматривать как своего рода исторический симптом того, что универсальные человеческие ценности (то есть как раз то, на чем строится вся буржуазная идеология со времен, например, эпохи Просвещения) на самом деле доступны только части человечества — человеку-буржуа. Идеологически понятая универсальность человеческих ценностей оказывается фиктивной. И в силу такого положения, полагают Маркс и Энгельс, пролетариат не может не вступать в революционную борьбу с буржуазией за изменение сложившегося порядка.
Но, конечно, поначалу эта борьба будет носить наивный неразвитый характер, принимая, например, форму порчи оборудования, разрушения техники, в которой воплощается эксплуатация труда капиталом. Но постепенно, шаг за шагом, пролетариат должен будет осознать себя как класс, осознать свои интересы и перейти к более последовательной, более радикальной борьбе.
В чем же состоит программа политической борьбы пролетариата против господства буржуазии? Если выразить ядро этой программы, оно будет связано с отменой буржуазной частной собственности. Это очень важно: Маркс и Энгельс подчеркивают — не вообще собственности, как ошибочно понимают, скажем так, вульгарные, некомпетентные критики Маркса и марксизма, не собственности вообще, а именно буржуазной ее формы. То есть такой формы, в которой собственность на средства производства одного класса предполагает полное отсутствие средств производства у другого класса, благодаря чему один класс должен будет продавать свою рабочую силу другому классу. Эта борьба с частной собственностью на капитал, с точки зрения Маркса, вполне справедлива. Потому что капитал, который в буржуазном обществе находится в частной собственности, на самом деле является продуктом общественного труда. И поэтому, полагает Маркс, в конечном итоге в ходе революционной борьбы этот капитал должен быть возвращен его подлинному собственнику — обществу производителей. Это и есть то самое коммунистическое общество, построение которого есть цель классовой борьбы.
Важно, что в этой борьбе, в самой динамике буржуазного общества, которое путем революции должно будет перерасти в общество коммунистическое, будет преобразована не только экономика, не только производство, но и весь социум. В
Буржуазия, говорят Маркс и Энгельс, видит огромную угрозу в этой коммунистической программе и поэтому обвиняет коммунистов в разного рода смертных грехах. Можно это подытожить простой формулой — для коммунистов нет ничего святого. Маркс и Энгельс насмешливо признают правоту этих обвинений, но говорят, что за этими обвинениями на самом деле стоят грехи самой буржуазии.
Например, коммунистов обвиняют в том, что они готовы предать свое отечество, что они не признают господство национальных интересов. Все верно, говорят Маркс и Энгельс, но только не будем забывать, что пролетарий поставлен в такие условия, что у него по определению нет отечества. Все, что у него есть, — это собственная рабочая сила, которую он вынужден продавать капиталу. Или коммунисты критикуют семью. Маркс и Энгельс даже говорят о том, что буржуа обвиняют коммунистов в том, что они хотят ввести общность жен. Действительно, если мы вспомним разного рода утопические концепции коммунизма, восходящие еще к «Государству» Платона «Государство» (370–360 до н. э.) — диалог Платона, в котором философ анализирует существующие типы государственного устройства и предлагает проект идеального государства., то мы видим, что там пропагандируется общность жен. На это Маркс и Энгельс отвечают: конечно, на самом деле речь идет не о наивно понятой общности жен, а о том, что должна быть изменена буржуазная форма брака — так же, как должна быть изменена и буржуазная форма собственности. Что такое буржуазный брак? На самом деле это просто юридический инструмент для эксплуатации женского труда, позволяющий закрепить частную собственность на женщин. Буржуа во всем видит собственность, и, когда он слышит, что коммунисты хотят отменить частную собственность, он автоматически заключает, что коммунисты хотят предоставить всех женщин в некоторое общее пользование.
Итак, можно сделать вывод, что ситуация, которая описывается в «Манифесте Коммунистической партии», — это реальная возможность исторического изменения. Но важно понимать, что для того, чтобы реальная возможность стала действительностью, воплотилась, актуализировалась, пролетариат должен обрести политическое самосознание, то есть сформироваться как класс, осознать свою миссию — и только после этого начать последовательно действовать на основе достигнутого понимания объективной ситуации. То есть задача «Манифеста Коммунистической партии» состоит в том, чтобы сформировать у пролетариата самосознание, избавить его от
«Манифест Коммунистической партии» вышел в самом начале 1848 года, и в том же году, как мы уже говорили, в Европе разразилась революция, в которой пролетариат принял участие как одна из важнейших сил. Революция эта окончилась неудачей Речь идет о европейских революциях
Оказавшись в Лондоне после поражения революции, Маркс внимательно следит за тем, как развиваются дальнейшие события. Там он пишет один из самых своих знаменитых и ярких текстов, который называется «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта». Этот текст посвящен очень проницательному анализу того, что произошло во Франции как раз после поражения революции 1848 года.
Произошло, по сути, превращение буржуазной республики в империю, во главе которой встал племянник Наполеона I. Как мы знаем из истории, Наполеон I действительно пришел к власти вследствие государственного переворота, который состоялся по революционному календарю 18 брюмера, то есть 9 ноября 1799 года, — а теперь к власти приходит Луи Бонапарт Луи Наполеон Бонопарт пришел к власти во Франции на всеобщих президентских выборах, объявленных после победы революции 1848 года и свержения Июльской монархии. В возникшей Второй республике его права и полномочия были ограничены законами, но уже через несколько лет он провел государственный переворот и уничтожил эти ограничения.. Под именем Наполеона III его провозглашают императором 2 декабря 1852 года. Маркс показывает те обстоятельства, вследствие которых тенденция пролетарской революции встречает целый ряд противодействий, вызывает реакцию и тем самым терпит поражение.
Работа эта начинается с еще одной знаменитейшей фразы Маркса, в которой он как раз выражает свое отношение к текущему историческому процессу. Итак, мы помним фразу из «Манифеста»: «История — это история классовой борьбы», — а теперь Маркс говорит следующее: «Гегель
Трагедия — это, собственно, приход к власти Наполеона I. Это событие, которое завершает Великую французскую революцию. А переворот, который совершает его племянник спустя полвека, — это фарс. Наполеон I символизирует именно революционную миссию буржуазии: он как бы закрепил те позитивные, прогрессивные завоевания буржуазии, которых она добилась в ходе Великой французской революции. Наполеон III, Луи Наполеон, напротив, выражает реакционную позицию буржуазии, которая вызвана страхом уже перед пролетарской революцией как революцией более радикального порядка. Ведь ради того, чтобы сохранить свое экономическое господство, то есть господство капитала над трудом, буржуазия в
Так в чем же тогда состоит логика истории, которая раскрывается в тех событиях, которые описывает и интерпретирует Маркс? Прежде всего он указывает на то, что люди, конечно, сами делают свою историю, но, как мы помним, они не сами выбирают те обстоятельства, в которых они эту историю делают. Исторические действия совершаются в тех обстоятельствах, которые получены из прошлого. Поэтому новое, революционное, очень часто наряжается в
Ведь если, говорит Маркс, старые, классические буржуазные революции неслись от успеха к успеху, то революции, которые мы видим в XIX веке, постоянно останавливаются, критикуют себя, тормозят, снова и снова отступают перед громадой собственных целей. Что это за громадные цели? Речь идет об освобождении труда, об отмене частной собственности на средства производства, об упразднении господства буржуазии. То есть если революции прошлого приводили к тому, что один господствующий класс сменял другой господствующий класс, то новая революция ставит своей задачей упразднить классовое господство как таковое. И, разумеется, это не может не вызвать реакцию со стороны буржуазии, которая будет принимать все меры, чтобы не допустить такого развития событий. Поэтому свои некогда революционные радикальные настроения буржуазия сменит на контрреволюционные, консервативные.
Вообще, работа Маркса «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» — это один из лучших политико-философских анализов консервативной реакции, которая наступает в эпоху больших перемен. Лозунги реакции, лозунги буржуазных республиканцев, которые боятся революции и вследствие которых рано или поздно придет Наполеон III, — это прежде всего борьба за порядок, за безопасность, за спасение общества. Маркс очень интересно иронизирует по этому поводу: когда Наполеон III говорит о спасении общества, то в итоге мы видим, что общество будет спасенным только тогда, когда все более и более узкие интересы подчиняют себе все более и более широкие.
Но еще более важны те методы, с помощью которых власть Наполеона III будет выполнять свои обязательства — спасать порядок, устанавливать безопасность и так далее. Маркс указывает на то, что одним из важнейших политических инструментов этой новой власти является осадное положение — сегодня бы мы назвали это чрезвычайным положением. Но самое важное, что оно начинает рассматриваться как нормальный институт, то есть как повсеместно применяемая практика для того, чтобы революционные волнения или даже просто свободомыслие ввести в
Те самые буржуазные республиканцы, которые пришли к власти в результате революции 1848 года, содействовали этому контрреволюционному перевороту Луи Наполеона, пытались удержать революцию в приемлемых для себя границах. Например, если взять ту конституцию, которая была выработана еще в 1848 году, то в ней можно увидеть, что все классические буржуазные свободы — такие как, например, свобода совести, свобода слова — снабжаются очень специфическими оговорками. Только один пример. В одной статье этой конституции сказано: провозглашается свобода образования. Но тут же делается примечание: пользоваться этой свободой можно при условиях, предусмотренных законом, и под верховным надзором государства. Каждый параграф конституции, говорит Маркс, содержит в себе свою противоположность. То есть мы тоже видим, что конституция — это такая пародия на диалектику: каждое явление содержит в себе свое отрицание. Эта реакционная политика, венцом которой является приход к власти Наполеона III, соответствует своего рода инстинкту буржуазии, по сути, ее инстинкту самосохранения.
Дело в том, что в
Поэтому в
Кстати, это можно сравнить со знаменитым анализом государства, который Гегель дал в своей последней философской работе «Философия права». Маркс глубоко ценил эту работу и свои ранние сочинения посвящал критике концепции государства Гегеля. Гегель считал вершиной развития государства именно современную конституционную монархию, где действуют органы сословного представительства. Монарх сохраняется в современном государстве только как некоторый символ: он просто ставит подпись под законами, то есть как бы субъективирует их содержание, показывает, что это не просто абстрактные законы, неизвестно кем созданные, а что у них есть некоторый автор, тот, кто ставит под ними свое имя. И Гегель считал это, по сути дела, наиболее рациональной формой правления, где монарх выполняет просто символическую функцию. Эта функция очень важна, но надо понимать, что при этом монарх может быть самым посредственным, самым серым человеком.
Так вот, Маркс как бы возвращает Гегелю его аргумент, показывая, что в случае Луи Бонапарта, Наполеона III, мы видим, что этот никчемный серый человек, первый встречный авантюрист, на самом деле не просто подписывает законы, которые имеют рациональный и прогрессивный смысл, а как раз, наоборот, воплощает реакцию, разрушение, извращение всех завоеванных ранее свобод — и все это вследствие того, что сама буржуазия столкнулась с революцией, с революционными требованиями нового типа. Если угодно, она столкнулась с новым субъектом истории — пролетариатом.
В наследии каждого большого мыслителя мы обычно стараемся выделить
Поскольку в современном капиталистическом обществе экономические отношения доминируют над всеми прочими, наиболее актуальной наукой становится политическая экономия. Поэтому «Капитал» — это прежде всего критика современной Марксу политической экономии, которую Маркс называет буржуазной.
Но почему именно критика так важна? Потому что, как полагает Маркс, политическая наука — это не просто наука: в первую очередь это идеология. То есть она не только объясняет, как устроена экономика фактически, но она еще и пытается представить существующий экономический строй — а следовательно, и социальный — как неизменный, раз и навсегда установленный, то есть наиболее справедливый и эффективный. Маркс же делает акцент на том, что современное, как и любое прошлое состояние общества, является исторически преходящим.
Итак, итогом многолетней работы Маркса оказалось произведение, которое даже профессионалам, — например, специалистам в области экономической науки — было очень нелегко понять. Сам Маркс с грустью констатировал, что многие ключевые положения были или совсем не поняты, или поняты неверно. Почему же книга Маркса для современников, да и для последующих читателей, оказалась очень тяжелой для понимания?
Во-первых, поражает масштаб задачи. Необходимо понять экономическое устройство современного общества, но не абстрагируясь от других сторон — от религии, политики, нравственности. Необходимо понять, как все эти аспекты связаны друг с другом. А во-вторых, эта книга сложна из-за метода, который непривычен для многих ученых, особенно для экономистов. Это метод, о котором мы уже говорили в первой лекции, так называемая материалистическая диалектика. А это, напомним, означает, что исследование материальной жизни (чем, по сути, и является экономика) видит в любом явлении то, что ставит под вопрос его нынешнюю форму как слишком ограниченную, как тесную для того потенциала, который в этом явлении заключен. Например, коммерция, торговля — это универсальная форма общения людей, она преодолевает, казалось бы, любые границы, но в то же время она формирует новые границы: все наше общение начинает зависеть от таких понятий, как выгодное и невыгодное, рентабельное и нерентабельное, интересное и неинтересное и так далее.
Таким образом, «Капитал» — это не просто книга по экономике. Это прежде всего комплексное социально-философское осмысление современного Марксу общества, которое объединило в себе сразу несколько подходов. Укажем только на два: английскую политическую экономию — Адам Смит Адам Смит (1723–1790) — шотландский экономист, считающийся основателем экономики как науки, автор основополагающего для классической политэкономии труда «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776)., Давид Рикардо Давид Рикардо (1772–1823) — английский экономист и политик. Начал заниматься экономикой, вдохновившись идеями Адама Смита. Разработал целый ряд важных экономических теорий, в том числе теорию трудовой стоимости, повлиявшую на работы Маркса. — с немецкой философией — Гегель, Фейербах, а в
Наконец, нельзя не отметить, что «Капитал» замечателен еще и в эстетическом, художественном плане. Известно, что Маркс был глубоким знатоком искусства и литературы. Он даже мечтал написать книгу о Бальзаке — одном из своих любимых писателей, но сокрушался, что посвятил все свое время освобождению пролетариата и на такие эстетические опусы у него просто не оставалось сил. Но цитаты из Бальзака, так же как и, например, цитаты из Шекспира и целого ряда других авторов — античных, современных, — в «Капитале» попадаются сплошь и рядом. То, насколько «Капитал» значим для эстетической сферы, можно проиллюстрировать только одним примером. Сергей Эйзенштейн, великий кинематографист, хотел даже экранизировать «Капитал». До нас дошли его рабочие материалы, из которых видно, что творчество Маркса Эйзенштейн сопоставлял с творчеством Джойса, в частности с его знаменитым романом «Улисс».
Напугав слушателя тем, насколько «Капитал» труден, теперь попробуем все-таки понять изложенную в «Капитале» концепцию в ее общих чертах. Для этого нам нужно последовать за логикой рассуждения Маркса. И самое главное — зафиксировать исходный пункт анализа. Чтобы понять, как устроено капиталистическое общество, надо на его поверхности найти то явление, в котором, как в зародыше, в свернутом виде содержится весь общественный организм.
Первая глава первого тома «Капитала» начинается со знаменитой фразы: «Богатство обществ, в которых господствует капиталистический способ производства, выступает как огромное скопление товаров, а отдельный товар — как элементарная форма этого богатства». На что здесь надо обратить внимание? Прежде всего на то, что Маркс не говорит про общество вообще. Мы уже знаем, что его всегда интересует конкретно-историческая форма общества, то, что называется общественно-экономической формацией. «Конкретно-историческая» означает «открытая для будущих изменений». Маркс анализирует именно капиталистическое общество, то есть особое историческое состояние человеческой жизни.
Богатством мы можем назвать все то, что людям важно, чем они дорожат, к чему стремятся — в любом обществе. Но важно то, что в каждую эпоху в обществе есть или может быть
Кстати, неслучайно с точки зрения современной экономической теории дружба, например, это социальный капитал, некий способ подстраховки. Мы инвестируем в друзей ресурсы, надеясь, что в будущем они подстрахуют нас в
Товар, говорит Маркс, это не вещь, которая существует от природы, это результат овеществления человеческих, то есть общественных отношений. Конечно, с
Итак, товар — это именно форма богатства, которая доминирует в современном капиталистическом обществе. Не все, чем мы обладаем как
При этом важно еще и то, что товаром произведенная нами вещь становится лишь в том случае, если имеется в виду полезность этого товара не для меня, а для
Но потребительная стоимость — это только качественная сторона товара: например, сладость сахара или интересное содержание книги. А ведь в обмене важно еще и количество, в котором сахар, например, обменивается на соль или литература — на музыку. То, что определяет ту пропорцию, в которой один товар обменивается на другой, Маркс называет просто стоимостью, в отличие от стоимости потребительной. Понятно, что если мы эту стоимость выразим в деньгах, то она будет дана нам в привычном облике цены товара. Но возникает вопрос: что же сообщает товару эту двойную, то есть качественную и количественную, определенность? Мы ведь не просто меняем сахар на соль, а определенное количество сахара — на определенное количество соли.
И та и другая сторона, с точки зрения Маркса, определяется трудом, который, если внимательно присмотреться, тоже двойственен. Потому что в труде есть конкретная и абстрактная стороны. Например, кондитер, учитель и дворник создают вполне конкретные потребительные стоимости — пирожные, знания, чистоту. Но есть в их труде и нечто общее, ведь все они тратят свое жизненное время и силы. Именно это Маркс называет абстрактным трудом. Когда учитель дает знание, он создает потребительную стоимость. Но, поскольку, давая знание, учитель затрачивает свое время и свои силы так же, как это делает любой другой трудящийся, он вместе с потребительной стоимостью создает и просто стоимость товара. Стоимость — это, по сути дела, трудоемкость. Поэтому, если мы зададим вопрос, почему две разные потребительные стоимости обмениваются друг на друга в определенном отношении, например 1:5, то ответ будет такой: потому что количество абстрактного труда, воплощенное в каждом товаре, будет соответствовать именно такой пропорции. Первый товар окажется в пять раз более трудоемким, чем второй.
Конечно, труд бывает относительно простым и относительно сложным, и час простого труда создает стоимость меньшую, чем час сложного. Если за свой труд известный дирижер получает в сто раз больше дворника, то это просто означает, что на уровне абстрактного труда дирижер затрачивает гораздо больше усилий, чем дворник. С ходу это может показаться неочевидным. Но давайте предположим, что в каждом часе труда дирижера заложено то время, которое было потрачено им на получение образования, развитие и сохранение своего таланта, а ведь можно еще говорить о том, что в труде дирижера содержится также и вклад предшествующих поколений — как минимум родителей этого музыканта, которые совершали
Кроме того, говорит Маркс, важно понять, что стоимость того или иного товара, конечно, зависит не от индивидуального вложения труда. Ведь мы можем представить себе
И последний вопрос: а почему же, например, если вы нашли алмаз, то есть вообще не вложили никакого труда, он стоит так дорого?
Итак, раз товар — это доминирующая форма богатства, то это означает, что в капиталистическом обществе труд изначально ориентирован на рынок, на нужды рынка. То есть товаропроизводитель создает вещи не для собственных нужд, а для нужд покупателя. И поэтому, как бы ни была важна потребительная стоимость и конкретный труд, они все-таки подчиняются стоимости и абстрактному труду, которыми измеряется величина капиталистического богатства. Стоимость товара изначально принимается во внимание, когда люди производят предметы именно как товары.
То есть, если вы пишете книгу и реализуете свой творческий замысел — это замечательно, но в рамках рыночной экономики, если вы делаете это как профессионал, вы должны еще принимать во внимание продаваемость, реализуемость вашей книги, и, таким образом, потребительная стоимость вашей книги будет лишь предлогом реализовать стоимость. Поэтому неверно понимать смысл абстрактного труда в концепции Маркса только как некоторую интеллектуальную конструкцию. Абстрактный труд — это абстракция, но прежде всего эта абстракция существует в реальности, именно потому что целью наших конкретных занятий является получение денег. Говоря коротко, деньги и есть тот инструмент, с помощью которых любой конкретный труд преобразуется в абстрактный.
К примеру, представьте себе писателя, который пишет глубокую и сложную книгу, и издателя, для которого эта книга — прежде всего товар, а потому значение имеет тираж. Когда писатель подчиняется пожеланию своего издателя быть доступнее, он в реальности, а не в теории абстрагируется в своем ремесле от тех моментов потребительной стоимости, которые усложняют ее реализацию на рынке.
Итак, товар — это своего рода кентавр, или, как говорит Маркс, «чувственно-сверхчувственная вещь» — так Маркс определяет его противоречивую сущность. Дело в том, что как потребительная стоимость товар есть нечто природное, физическое, его можно пощупать: мы чувствуем вкус сахара, мы слышим музыку, в результате услуг парикмахера
При этом, считает Маркс, все экономисты до него не делали различия между самой стоимостью и меновой стоимостью как формой проявления стоимости. А это очень важно, потому что именно на уровне вот этой формы возникнет то загадочное явление, которое Маркс назовет товарным фетишизмом. О товарном фетишизме мы скажем в конце этой лекции, а пока по порядку рассмотрим само развитие формы стоимости.
В своем самом элементарном виде форма стоимости — то есть меновая стоимость — представляет собой простое уравнение, где некое количество одного товара, в примере Маркса — двадцать аршин холста приравниваются к некоторому количеству другого товара, например к одному сюртуку. Понятно, что любой экономист увидит в этом
Но, говорит Маркс, не будем торопиться. Ведь кроме того, что выражено в этом уравнении — равная стоимость как равенство трудозатрат, — важно то, как это выражено. Прочтем это уравнение так, как если бы мы были хозяином именно холста, который он вынес на рынок. Так в чем же выражается потребительная стоимость холста? Здесь все просто — в самих его свойствах. Холст есть не что иное, как холст. Но есть ли среди свойств холста нечто такое, в чем выражена его стоимость? Нет, говорит Маркс, сколько ни исследуй холст или любой другой свой товар, стоимости среди его свойств не обнаружишь. Дело в том, что стоимость товара может быть выражена лишь относительно, то есть в форме потребительной стоимости
Маркс коротко резюмирует: как потребительная стоимость холст есть холст, а вот как стоимость он выглядит как сюртук, он сюртукоподобен. Почему это так важно? Дело в том, что в простом факте обмена одного товара на другой Маркс видит ситуацию, когда отношения между людьми овеществляются. Вся стоимость, то есть затраты труда, — это то, что люди сами вкладывают в вещи в процессе их производства. Но зато когда эти вещи выступают как товары, нам начинает казаться, что сама эта стоимость является некоторой вещью. Для продавца холста, который обменивает его на сюртук, сюртук представляется воплощением стоимости его собственного товара — холста.
Здесь можно привести в качестве примера сцену из фильма Пола Верховена «Шоугерлз», где начинающая танцовщица, мечтающая покорить Лас-Вегас, видит в витрине дорогого бутика платье от Versace. Подруга говорит ей, что может сшить ей такое, но героине важно именно купить платье. Шикарное платье, как и любой другой товар, обладает своего рода мистической аурой: труд, которым измеряется его стоимость, представлен здесь не как долгий и утомительный процесс, а как то, чем можно владеть. Причем владеть в удобной, полезной, а часто еще и престижной форме. Именно благодаря этой форме, форме эквивалента, товар и программирует наше существование — определяет то количество труда, которое мы должны потратить, чтобы быть достойным платья от Versace.
В одной любопытной сноске Маркс делает следующее примечание: вообще говоря, в некотором смысле человек напоминает товар. Дело в том, что мы рождаемся без зеркала в руках, и для того, чтобы каждому из нас понять, а что значит быть человеком, мы должны вначале представить себе человечность, сущность человека, но в лице
Конечно, простая форма стоимости, то есть равенство друг другу двух обычных товаров — холста и сюртука, например, — это лишь зачаточная форма товарно-денежных отношений. Она может существовать и в развитом обществе, но скорее как исключение. Все мы знаем, что бартерный обмен может существовать даже в развитой денежной экономике.
В капиталистическом современном обществе мы сталкиваемся с гораздо более развернутой, более совершенной формой стоимости, а именно — с денежной ее формой. То есть вместо единичного случая, когда стоимость именно холста выражена именно в сюртуке, потому что продавцы нашли друг друга, имеет место ситуация, когда стоимость любого товара выражена в таком идеальном товаре, как деньги. Таким образом, если холст казался нам сюртукоподобным, то все товары, включая холст и сюртук, как пишет Маркс, «какими бы оборвышами они ни выглядели, есть деньги в их духе и истине». Ведь и деньги, говорит Маркс, и сюртук обладают своими вещными свойствами: например, сюртук можно носить, а деньги обладают весом, блеском и так далее. Но только свойства денег используются в обществе для того, чтобы представлять стоимость других товаров. То есть вещные, физические свойства предмета используются для символизации общественного отношения.
То есть можно сказать, что денежный товар представляет стоимость всех других товаров подобно тому, как правитель, например, — предположим, король — своим телом, своим обликом должен представлять всех своих граждан. А раз золото служит лишь для того, чтобы представлять стоимость других товаров, то оно само как реальный металл может быть заменено лишь мысленным золотом, как говорит Маркс, например в форме бумажных денег, а сегодня — и в форме электронных денег. Ведь не важно, что король голый, как в известной сказке Андерсена. Важно, что, даже будучи голым, он находится на своем месте, то есть задает центр общественных отношений, вводит измерение всеобщего эквивалента.
Поэтому, даже если монархия как форма правления и единобожие, монотеизм как форма религии, как мы часто полагаем, уже не обладают абсолютной властью над жизнью людей, то деньги как всеобщий эквивалент во многом заменяют теперь их место в структуре общественных отношений. Можно даже сказать, что деньги — неважно, рубль это или другая валюта, — это как бы Бог или абсолютный властитель, а все остальные товары — это ангелы или министры.
Теперь вернемся к тому, что мы уже анонсировали. Почему в итоге своего анализа Маркс говорит о фетишизме товаров и денег? Просто потому, что реальный характер отношений между людьми в буржуазном обществе самими людьми воспринимается в перевернутом виде, то есть мы видим себя как бы в перевернутом зеркале. Как всегда иронически, Маркс замечает: «Король является королем только в силу того, что люди относятся к нему как к королю, только в силу того, что люди признают его королем. Но парадокс в том, что сами эти люди рассматривают себя в качестве подданных потому, что считают короля королем». То есть
И то же самое происходит на уровне товара и стоимости. Стоимость, которую мы реализуем сами, своим собственным трудом, мы начинаем воспринимать в качестве свойства, которым объективно, от природы обладает товар-эквивалент, например деньги. И если первобытные люди, как мы привыкли считать, верили в сверхъестественные свойства тех многочисленных священных предметов, которые они сами же изготовляли, то, с точки зрения Маркса, современные люди ушли не сильно далеко, веря в то, что товары, которые они создали своим трудом, обладают стоимостью от природы.
Заметьте, что от того, что мы поняли Маркса, мы тем не менее не перестаем быть товарными фетишистами, хотя бы уже потому, что на практике мы продолжаем подчинять свое жизненное время всем тем требованиям, которые нам предъявляют товары и деньги. Мы помним, что дело не только в сознании, но прежде всего в общественном бытии, которое, по Марксу, как раз и определяет сознание. Так и здесь: осознав фетишизм, но не изменив при этом общественного устройства, то есть бытия, не преодолев именно капиталистический характер отношений, мы продолжаем поступать как фетишисты. Понимая теорию Маркса, мы все равно идем в магазин и исходим из того, что каждый товар на полке этого магазина обладает стоимостью. И точно так же, как товар и деньги мы наделяем мистической способностью воплощать стоимость, точно так же мы наделяем и капитал сверхъестественной силой эту стоимость увеличивать, а значит — заставлять нас трудиться все больше и больше. Об этом речь пойдет в следующей лекции.
В прошлый раз мы начали обсуждать главную книгу Карла Маркса «Капитал». Мы подробно разобрали, как Карл Маркс понимает товарно-денежные отношения в капиталистическом обществе. Однако интересно, что, когда мы говорили о товаре, о стоимости, о деньгах, мы так и не задали главный вопрос: что же такое капитал в представлении Карла Маркса?
Это не случайно, потому что Маркс начинает с предпосылок возникновения капитала. Именно товарно-денежные отношения в их развитой форме и являются той основой, на которой капитал возникает, в рамках которой он функционирует. То есть чтобы понять, что такое капитал, как он работает, нужно было вначале уяснить, какова же логика товарно-денежных отношений.
Давайте кратко резюмируем смысл товарно-денежного обращения как общественного процесса. С точки зрения Маркса, у него есть две стороны. Первая сторона — это то, что каждый из нас наблюдает каждый день. Деньги служат нам для покупки нужного товара, а товар мы покупаем для того, чтобы использовать его по назначению. Но есть и другая, оборотная сторона. Когда мы покупаем нужный нам товар и оставляем деньги в руках продавца, он, в свою очередь, в
Этот процесс непрерывного движения денег, перетекания стоимости мы, как правило, не осознаем. Обычно он как бы скрыт от нас за тем или иным конкретным товаром. Вообще, стоимость можно сравнить с рекой или морем, а товары — с теми волнами, которые выбрасывают на берег ту или иную потребительную стоимость. В современной экономической и социальной литературе мы очень часто видим выражения «денежные потоки», «финансовые потоки».
С нашей точки зрения, стоимость и деньги — это только средство купить нужный нам товар. Как, например, река для нас — это либо транспортная артерия, либо источник рыбы, электроэнергии или
Каждый раз, когда один товар обменивается на другой, пишет Маркс, к рукам третьего лица прилипает денежный товар. Обращение непрерывно источает из себя денежный пот. Таким образом, сам рыночный процесс представляет собой бесконечное движение стоимости, которое воплощается прежде всего в деньгах. Формулу можно записать очень просто: Товар — Деньги — Товар. Как шутливо замечает Маркс, мы продаем водку, чтобы купить Библию, то есть меняем горячительный напиток на напиток живота вечного. Если в виде формулы записать смысл товарно-денежного обращения как непрерывного процесса, где каждый товар — это только временная остановка, то у нас получится другая формула: Деньги — Товар — Деньги. И поэтому на первый взгляд, на взгляд
Но, конечно, то, что выглядит иррациональным с качественной точки зрения, может оказаться рациональным с количественной точки зрения. Если деньги, полученные в конце, больше денег, полученных в начале, то тогда в нашем действии возникает смысл и формула приобретает другой вид: Деньги — Товар — Большие деньги. В таком преобразованном виде данная формула и выражает собой смысл капитала. Если представить за этой формулой
Теперь нам легко ответить на вопрос, что же такое капитал. Самое простое определение, которое дает ему Маркс, звучит так: «Капитал — это самовозрастающая стоимость». Понятно, что это могут быть деньги, земля, оборудование, рабочая сила, а также технология, знание, социальные связи. Однако главное — это всегда возрастание стоимости.
Самым ярким примером этой ситуации самовозрастающей стоимости будет получение процента по банковскому вкладу. То, что сегодня делают банки, в более архаические времена делали ростовщики. Они являлись зачатками, ростками капитализма до возникновения капиталистической формации.
Но тогда может возникнуть вопрос: в чем специфика развитого капиталистического общества, раз сами капиталистические отношения появились гораздо раньше — в Античности, в Средние века? Ответить можно так: если в докапиталистических обществах капитал был скорее периферийным явлением — хотя бы потому, что производство для рынка было скорее исключением, чем правилом, — то в обществе капиталистического типа капитал подчиняет себе практически всю сферу производства, а следовательно, постепенно перестраивает и социальные отношения, культуру, образ жизни, мировоззрение людей.
Итак, если мы рассмотрим капиталистический процесс, то его смысл сводится к тому, что непрерывно должна производиться прибавочная стоимость. А что касается тех людей, которых мы вслед за Марксом называем капиталистами, то они, с точки зрения Маркса, лишь персонифицируют капитал, то есть выступают как бы в роли его функционеров, представителей. Очевидно, что главным жизненным мотивом капиталиста будет жажда прибавочной стоимости, жажда прибыли. Но дело здесь не просто в свойствах характера того или иного человека, а в том, что сами черты характера во многом определяются социальной функцией капиталиста как олицетворенного капитала.
В этом пункте капиталиста можно очень хорошо понять по контрасту с более архаическим типом личности, тоже обуреваемой жаждой денег. Можно вспомнить про такой классический литературный персонаж, как скупец, — например, скупой рыцарь из «Маленьких трагедий» Пушкина. Скупого привлекает богатство, причем богатство в его денежной форме. Поэтому высшее наслаждение для него — перебирать золотые монеты в своих сундуках. Таким образом, его стремление — это тяга к изыманию денег из оборота, к их удерживанию в виде золота. Собиратель сокровищ, говорит Маркс, — это своего рода помешанный капиталист, а капиталист — это, наоборот, рациональный собиратель сокровищ.
В чем состоит помешательство скупого? Он испытывает иллюзию, что деньги в их материальности — это и есть богатство как таковое. Собиратель сокровищ спасает деньги, изымая их из оборота, в то время как капиталист спасает деньги, вновь и вновь бросая их в кругооборот. Он делает это для того, чтобы на каждом новом этапе получать большую сумму, чем была вложена изначально.
Когда Маркс употребляет в своем тексте слово «спасать», «спасение», он имеет в виду двойственный смысл этого слова. Дело в том, что слово «спасать» во многих языках — например, уже в древнегреческом — означает спасение как в религиозном смысле слова — например, спасение для жизни вечной в христианстве, — так и в смысле накопления, сохранения богатства. Английский глагол to save, как и греческий глагол «сазейн» (σῴζω,), означает одновременно и «спасать», и «сберегать».
Вообще говоря, связь капитализма с религией для Маркса является очень важной темой. Совершенно не случайно, на его взгляд, капиталистические отношения развиваются в тех странах, в рамках той цивилизации, где господствует иудео-христианское мировоззрение. Маркс показывает это по контрасту с Античностью.
Одним из первых ученых, который очень внимательно анализировал экономические отношения, был древнегреческий философ Аристотель Аристотель (384–322 до н. э.) — древнегреческий философ и ученый, считается основоположником ряда дисциплин (политики, этики, логики, психологии, поэтики). Основал собственную философскую школу, в фундаменте которой лежит критика платонизма (веры в существование идей как общих сущностей вне предметов материального мира).. Маркс подчеркивает, что Аристотель выделял два смысла экономических отношений. Словом «экономика», или «ойкономия» (οἰκονομία)
Помимо этого, согласно Аристотелю, мы можем говорить еще и о таком отношении к богатствам, которое точнее было бы назвать словом «хрематистика»: греческое слово «хрематистика» (χρημᾰτιστική) по своему значению связано с понятием «польза, полезность». Цель хрематистики — это накопление полезных предметов, богатства до бесконечности. Но, говорит Аристотель, цель богатства находится вовне, в
С точки зрения Аристотеля, и сам космос, то есть разумное и гармоничное устройство мира, тоже предполагает, что все предметы, люди, вещи, существующие в космосе, в своем бытии, управляются Богом как высшим умом, который выступает в то же время и в качестве конечной цели существования мира. Поэтому можно сказать, что сам космос как законченное и совершенное, соразмерное себе целое и является главной целью всех вещей и существ внутри него.
Если мы теперь возьмем по контрасту христианскую религию, то она основывается на том, что Бог превращается в некое бесконечное существо, которое к тому же находится вне мира. Сам мир (и прежде всего жизнь человека в нем) — это лишь процесс перехода, который внутри этого мира завершен быть не может. То есть последняя цель никогда не реализуется в настоящем времени, она всегда проецируется на то, что будет иметь место после конца времен. Маркс показывает, что формула капитала, которая предполагает, что деньги должны вновь и вновь бесконечно обращаться, чтобы увеличиваться в своем количестве, в
Бог Отец порождает Бога Сына, но, говорит Маркс, хотя мы и различаем Отца и Сына как два разных лица, по сути, они представляют собой одного и того же Бога. Формулу капитала мы можем сравнить с христианским догматом о воплощении Бога в Сыне: Отец порождает Сына точно так же, как сто фунтов стерлингов порождают прибавочную стоимость — например, десять фунтов. Но сто фунтов и десять фунтов вместе составляют сумму сто десять фунтов: две разные суммы воплощают один и тот же смысл — деньги. Итак, деньги становятся капиталом, как только сто фунтов превратились в сто десять, и точно так же Бог становится Отцом, как только у него появляется Сын. Но как только это происходит, само различие исчезает: оба они едины суть сто десять фунтов стерлингов, пишет Маркс.
Если внимательно присмотреться к этой богословской аналогии, то мы увидим, что христианский догмат о троичности Бога здесь используется в усеченной формуле. Есть Бог Отец, есть Бог Сын, но нет третьей ипостаси — Святого Духа. Ведь Святой Дух означал бы, что у мировой истории все-таки есть некоторая завершающая его (пусть и потусторонняя) цель — царство Духа. Но по Марксу выходит, что капитал в своем движении отсекает эту завершающую божественный процесс фигуру, то есть Святого Духа, и тем самым превращает процесс накопления капитала в потенциально бесконечный. Происходит непрерывное порождение прибавочной стоимости, но целью является сам процесс непрерывного порождения прибавочной стоимости.
Именно поэтому в ХХ веке один из наиболее оригинальных интерпретаторов марксизма и один из наиболее проницательных критиков капитализма немецкий философ Вальтер Беньямин Вальтер Беньямин (1892–1940) — немецкий философ, историк литературы и социолог, считающийся основателем исследований массмедиа и фотографии. Философские идеи Беньямина обусловлены интересом к марксизму, который он сочетал с увлечением идеями идеализма и мистицизма. Наиболее известно его эссе «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости» (1936). высказал следующую мысль. На самом деле, говорит он, вся история христианства, христианской культуры — это история того паразита, который возникает на христианстве, а именно капитализма. Капитализм, говорит Беньямин, паразитирует на христианской догматике, на религии спасения, подменяя подлинное спасение мира непрерывным накоплением капитала. Благодаря этому всем людям прививается чувство неискупимой вины, неоплатного долга: сколько ни выплачивай проценты, сумма только возрастает.
Может возникнуть вопрос: а с какой же целью Маркс приводит эту аналогию экономического, материалистического процесса и христианского догмата о боговоплощении? Марксу важно подчеркнуть, что капиталистическая эпоха является переходной, то есть в ней появляется идея спасения, появляется аналог спасителя, но сама процедура спасения приобретает самоцельный и бесконечный характер. То есть при капитализме происходит накопление капитала, но цель, которая могла бы состоять в том, что люди сообща владели бы этим богатством и делали бы свою жизнь более счастливой, обеспеченной и осмысленной — а это и есть спасение, если спустить его с небес на землю, — так вот, эта цель постоянно откладывается в будущее. То есть при капитализме происходит постоянное, вновь и вновь повторяющееся порождение Сына, но Дух, который символизирует конец истории как достижения царства свободных от внешнего принуждения людей, непрерывно откладывается, выносится за скобки.
Итак, царство Духа есть богословский аналог того, что Маркс будет связывать с коммунистическим обществом. А сама коммунистическая революция тогда будет аналогом Страшного суда. Христианская догматика для Маркса — это своего рода символ, знак реального, посюстороннего исторического процесса, который указывает его направление.
А теперь давайте зададим в
Но, конечно, как и в случае с представлением о стоимости как о природном свойстве товара, представление о способности создавать прибавочную стоимость как о природном свойстве капитала — это не что иное, как эффект фетишизма, о котором мы говорили в третьей лекции. То, что на поверхности нам представляется естественным свойством капитала, на сущностном уровне оказывается результатом скрытого в глубине процесса, который является общественным, а не природным.
Итак, на вопрос о происхождении капитала Маркс дает следующий ответ. На первый взгляд нам кажется, что прибавочная стоимость возникает на уровне обращения товаров. В самом деле, мы не случайно ассоциируем капиталиста прежде всего со сферой коммерции. Но, говорит Маркс, если внимательнее рассмотреть процесс обращения товаров, то здесь возникнет следующая проблема. Давайте предположим, что на рынке все товары обмениваются друг на друга по эквивалентной стоимости, то есть каждый в процессе обмена получает аналог своего труда. Тогда, конечно, никакой прибавочной стоимости возникнуть не может: каждый получил эквивалент того, что он отдал. Наоборот, если мы предположим, что на рынке обмениваются не эквиваленты, то есть, грубо говоря, один покупатель обманывает другого, то опять-таки может возникнуть лишь
Итак, заключает Маркс, как ни крути, если обмениваются эквиваленты, прибавочной стоимости не возникает. Но если обмениваются не эквиваленты, ее тоже нет. Так откуда же она берется? Ответ Маркса носит диалектический, то есть двойственный характер: она возникает не из обращения, но в то же время и не вне обращения. Еще раз: она возникает не из обращения, но в то же время и не вне обращения. То есть обращение, движение товаров и денег на рынке — это необходимый, хотя и недостаточный момент для понимания, откуда же берется прибавочная стоимость.
В чем же необходимость этого обращения? Маркс говорит нам следующее: единственное, как мы можем объяснить происхождение прибавочной стоимости, — это найти на рынке такой товар, который обладал бы чудесной способностью производить стоимость большую, чем его собственная стоимость. То есть нам надо найти курицу, которая будет нести золотые яйца.
Представьте, что вы купили плитку шоколада. Когда вы ее съели, ее стоимость, которую вы оплатили в магазине, исчезла. Если вы ее не съели, то можно предположить, что эта стоимость осталась бы прежней — пока, по крайней мере, шоколад не испортился. А теперь давайте представим себе такой шоколад, который становится дороже, но не потому что мы, купив его за небольшие деньги, нашли
Так вот, говорит Маркс, необходимо найти именно такой товар на рынке, потребление которого стабильно могло бы приводить к увеличению его стоимости. Такой товар капиталист на рынке обнаруживает. И это, разумеется, не шоколад и даже не вино, которое при выдержке может становиться дороже (потому что мы понимаем, что не все капиталисты являются виноделами). Что же тогда это за специфический товар?
Этим товаром, говорит Маркс, является рабочая сила. Только благодаря инвестированию средств в этот товар и может быть произведена прибавочная стоимость. Рабочая сила — это способность человека к труду. Кто тогда будет продавцом этого товара? Ими будут те самые пролетарии, главная особенность которых состоит в том, что они обладают способностью к труду, но не обладают при этом средствами производства. То есть у них нет всех тех необходимых вещей для реализации своей способности к труду — оборудования, сырья, земли, зданий и так далее.
Отвечая на вопрос, откуда возникает прибавочная стоимость, мы вслед за Марксом можем сказать: прибавочная стоимость возникает в результате потребления капиталистом рабочей силы. Ее продавцом является рабочий, пролетарий, а покупателем — капиталист. Для этого и необходим рынок — чтобы продавец и покупатель рабочей силы нашли друг друга. Но на рынке прибавочная стоимость существует лишь потенциально, а актуально она возникает уже вне рынка, в сфере производства, то есть на капиталистическом предприятии, где способность к труду превращается в труд.
И теперь снова надо указать на важность такого явления, как фетишизм. Рабочий должен производить не только стоимость, которая необходима для покрытия издержек, содержания себя и своей семьи, но еще и прибавочную стоимость для капиталиста как собственника предприятия. В рамках капиталистического мира это рассматривается как некое естественное свойство самого товара «рабочая сила». В самом деле, можете ли вы себе представить, что, нанимая работника на свое предприятие, вы не предполагаете, что его труд на вашем предприятии совершенно естественным образом должен приносить вам прибыль? Для чего тогда вы его нанимаете? Это представление о том, что создание прибавочной стоимости есть естественное свойство рабочей силы, очень глубоко укоренено в представлениях человека, живущего в капиталистическом мире.
Но, говорит Маркс, на самом деле это совершенно не естественное свойство рабочей силы. Дело в том, что капиталист по праву собственника купленного им товара рабочей силы теперь волен сам устанавливать режим ее эксплуатации. И, конечно, раз капиталист олицетворяет собой капитал, то есть жажду прибавочной стоимости, он будет стараться удлинять рабочий день и интенсифицировать труд. Это замечательно показано в классическом фильме Чарли Чаплина «Новые времена», где Чаплин играет рабочего, который стоит у конвейера, а хозяин предприятия непрерывно увеличивает скорость этого конвейера.
На рынке продавец рабочей силы встречается с покупателем рабочей силы, между ними совершается акт купли-продажи, и, как опять-таки говорит Маркс, оба уходят с рынка как равноправные партнеры, однако
Маркс со свойственной ему иронией говорит: в том, что рабочий своим трудом может создавать стоимость большую, чем стоит его существование, нет никакой несправедливости для продавца, но в этом есть особое счастье для покупателя. Опять-таки, вспомним наш пример с шоколадом: разве вы обманываете продавца шоколада, если вы покупаете у него плитку по ее обычной цене, а сами, съев ее, испытываете наслаждение на миллион? Разумеется, нет. Точно так же и с капиталистом: покупая рабочую силу, он путем ее эксплуатации может увеличить ее стоимость. Поэтому важно, что рабочий продает, а капиталист покупает у него не труд, а именно рабочую силу. Труд — это результат потребления рабочей силы капиталистом.
Когда мы считаем, что заработная плата, которую мы получили на предприятии, есть плата за наш труд, а трудимся мы, например, восемь часов в день, нам кажется, что весь продукт, который мы произвели в течение рабочего дня, мы и получили в виде заработной платы. Нет, говорит Маркс, заработная плата будет соответствовать не восьми часам нашего труда,
а, например, шести или четырем — то есть тому времени, которого было бы достаточно для того, чтобы были покрыты все издержки, включая и стоимость средств нашего существования. Остальное время мы бесплатно работаем на капитал — то есть на капиталиста, — производя прибавочную стоимость.
Таким образом, критика Марксом капиталистической эксплуатации труда не носит чисто морализаторского характера. Маркс не сводит все к особенностям личности отдельного капиталиста: к его жадности, аморальности и так далее. Мы помним, что личность — это лишь персонификация капитала. Критика Маркса носит гораздо более фундаментальный характер, то есть она является критикой самих условий, самого того строя, где
Каждый раз, когда мы продаем свою рабочую силу, каждый раз, когда мы выходим на предприятие, мы сталкиваемся с воплощенным в технике, технологиях, оборудовании капиталом, а капитал — это создание человеческого труда. То есть он появляется благодаря тому, что
И здесь возникает еще один интересный вопрос. Если на рынке встречаются, во-первых, рабочий, пролетарий, который не обладает ничем, кроме рабочей силы, и капиталист, который обладает капиталом, то есть накопленным прошлым трудом, то что же тогда является первоначальным источником того капитала, который есть у капиталиста и которого нет у рабочего? Об этом Маркс напишет в своей знаменитой двадцать четвертой главе первого тома «Капитала», которая посвящена так называемому первоначальному накоплению капитала. Например, в России в 1990-е годы многие говорили именно о первоначальном накоплении капитала, характеризуя этим марксовским термином приватизацию.
В этой главе Маркс сразу же говорит нам о том, что в буржуазном капиталистическом обществе есть своего рода миф, который подобен религиозным мифам о происхождении мира, человека и так далее, но только в капиталистическом мифе речь идет об эпохе так называемого первоначального накопления. С самого начала люди делятся как бы на две категории: одни являются трудолюбивыми, другие — лентяями. Более трудолюбивые люди работали много, хорошо и поэтому постепенно накопили богатство и в
Это миф; его функция, говорит Маркс, — скрывать реальное положение дел. Если мы рассмотрим историческую реальность — например, развитие капитализма в Англии, — то увидим, что капитализм там начинается прежде всего с обезземеливания крестьян: эти земли стали собственностью лордов, которым она была нужна для разведения овец и производства шерсти. Это так называемое огораживание, то есть процесс, который в Англии начался в конце XV века, в начале перехода от Средних веков к Новому времени. В результате подобного огораживания земель, с одной стороны, возникает капитал — например, земля, собственность лордов, без которой люди не могут трудиться, с другой стороны, возникает первый пролетариат — люди, которые могут трудиться, но лишены
Хотя огораживание, которое описывает Маркс, вроде бы отсылает нас к первым векам истории капитализма, на самом деле в
Возьмем для примера науку и университет — как они развиваются в современном мире. Совершенно не случайно некоторые социологи говорят сегодня об академическом капитализме. В самом деле, в последние десятилетия во всем мире деятельность ученых и университетов все больше стала подчиняться рыночным, то есть капиталистическим, отношениям. Если классический университет в большей или меньшей мере был сообществом людей, профессоров и студентов, которые вместе занимались наукой и исследованиями, то благодаря новому менеджменту преподаватели и профессора переводятся на так называемые эффективные контракты, то есть во многом они должны воспринимать теперь университет как своего рода фабрику, некоторое деловое предприятие. Ученые, преподаватели должны теперь поставлять определенный объем публикаций, работать на повышение рейтингов и так далее. В принципе, это можно даже назвать огораживанием университета, который теперь начинает противостоять своим сотрудникам как предприятие, которое эксплуатирует их интеллект, их знания.
Итак, капиталистический процесс представляет собой непрерывное производство и накопление капитала, условием которого является процесс воспроизводства товара рабочей силы, то есть непрерывная пролетаризация человеческого труда. Производство носит общественный характер, а капитализм предполагает частный способ присвоения прибавочной стоимости. И когда это противоречие обострится, то, говорит Маркс, пробьет последний час капитализма.
Поэтому в конце главы о первоначальном накоплении капитала Маркс провозглашает свое знаменитое «Экспроприаторов экспроприируют» К. Маркс, Ф. Энгельс. Полное собрание сочинений. В 50 т. Т. 23. Капитал. Критика политической экономии. Том первый. Книга I. Процесс производства капитала. М., 1960.. Если капитализм начинается с экспроприации у населения средств производства, то закончиться он должен революцией, когда оказавшиеся в частной собственности средства производства вновь вернутся в общую собственность всех людей. Таков был прогноз Маркса.
Критика капитализма, о которой мы много говорили в наших прошлых лекциях, для Маркса, конечно, не самоцель. Целью этой критики было показать, что развитие капитализма в
Объясняется это просто: Маркс по возможности старался воздерживаться от утопических проектов. Например, в духе Шарля Фурье, который описывал будущее в точных деталях — давал оптимальное количество жителей фаланстера. Фаланстером Шарль Фурье Шарль Фурье (1772–1837) — французский философ, один из представителей утопического социализма, автор термина «феминизм». называл дворец, специально построенный для того, чтобы в нем могла жить фаланга — сообщество людей, которые подчинили свою жизнь новым принципам, по сути, коммунистическим принципам. Маркс же полагал, что то, каким коммунизм окажется в реальности, мы узнаем только тогда, когда преодолеем капитализм. Знание о коммунизме изнутри капитализма может быть лишь
У многих из нас коммунизм ассоциируется прежде всего с тем неудачным, во многом трагическим опытом коммунистического строительства, который был апробирован в Советском Союзе. Напомним, что, хотя в Советском Союзе власть действительно принадлежала коммунистической партии и в ходу были понятия вроде «коммунистического труда» или «коммунистического субботника», но никто все-таки не утверждал, что коммунистическое общество уже сформировано. В лучшем случае на уровне лозунгов объявлялось, что нынешнее поколение советских граждан будет жить при коммунизме; последние тридцать лет именно это поколение, как мы видим, живет при самом что ни на есть классическом капитализме. Поэтому тот строй, который существовал в Советском Союзе реально, назывался социалистическим и рассматривался как переходная стадия (или, как говорилось на языке того времени, первая фаза) коммунистического строительства.
Существует целый ряд критериев, с помощью которых мы можем критиковать то, что называлось реальным социализмом. Исследования различных авторов указывают, например, на чрезмерную бюрократизацию советского общества, на подчинение общества партийной номенклатуре, на вырождение самой коммунистической идеи в набор идеологических догм и клише, на сложную международную обстановку, на неудачу в попытках организовать плановую экономику, которая работала бы хотя бы не менее эффективно, чем рыночная, и на многое другое.
Но мы могли бы подробно остановиться лишь на одном, самом одиозном символе недовольства советских людей обществом, в котором они жили. Символом краха социализма и, соответственно, коммунистического строительства оказался дефицит. Вообще, в истории Советского Союза, и особенно в последние годы, наблюдался банальный факт дефицита, нехватки огромного количества товаров — их называли товарами народного потребления.
А что же такое товар при социализме? Мы ведь помним, что, по Марксу, товар или товарно-денежные отношения — это основа капитализма. При капитализме товар господствует над сознанием человека, все становится товаром, в том числе и жизненное время человека. Но если мы предполагаем, что советский опыт есть преодоление капитализма, то, по всей видимости, и с товаром, и с деньгами должна произойти
О природе так называемого социалистического товара и социалистических денег в советской науке существовали очень любопытные теоретические дискуссии, которые сегодня, конечно, кажутся нам надуманными, схоластическими, абстрактными. Например, спор между товарниками и антитоварниками — то есть представителями взгляда о том, что все-таки при социализме существуют товары, и представителями точки зрения, что товар преодолен: то, что мы называем товаром, — это
Один из философов, Ричард Косолапов, высказал очень интересный тезис: да, мы в Советском Союзе,
При коммунизме, кстати, эта формула распределения «каждому по труду» должна была быть изменена на формулу «каждому по потребностям». И, конечно, такая идея распределения по потребностям предполагает вообще коренное изменение сознания, культуры людей. Например, если дети в Советском Союзе спрашивали родителей : «А что такое коммунизм?» — то родители могли дать, например, такой ответ: «Коммунизм — это когда мы приходим в магазин и можем брать бесплатно все, что нам нужно, и сколько нам нужно». И ребенок тогда мог спросить: «Значит ли это, что, если я приду в игрушечный магазин, я могу забрать все игрушки, какие там только есть?» И родители могли, например, отвечать: «Вот пока люди так думают, коммунизма и не будет», — и наоборот: «Только когда люди поймут, что не стоит брать больше, чем им нужно в реальности, тогда возникнет коммунизм».
Итак, деньги при социализме, строго говоря, не деньги, а просто квитанции, с помощью которых человек свой трудовой вклад может превратить в конкретный продукт. Тогда и товары — это, строго говоря, не товары, а просто продукты совместной деятельности, которые принадлежат тем, кто их произвел. Поэтому, резюмирует Ричард Косолапов, при социализме во многих отраслях товарно-денежные отношения уже, по сути, преодолены, но тем не менее форма или просто название — товар, деньги — пока сохраняются. Своему реальному смыслу они если
Но даже если товар — всего лишь форма, которая осталась от прошлого,
В качестве примера можно привести одну сцену из фильма Киры Муратовой. Это ее первый фильм, снятый еще в 1967 году, «Короткие встречи». Одного из главных героев в нем играет Владимир Высоцкий. Он играет геолога. И вот однажды он заходит в
Мы видим, что люди, которые,
Если в западном обществе в 1960–70-е годы, в том числе в марксистской литературе, начинается критика так называемого общества потребления, то в Советском Союзе в это же время человек от этого потребительского рая оказывается отчужден, в том числе и с помощью так называемого железного занавеса. Например, советский человек мог путешествовать по всему миру, но только смотря передачу «Клуб путешественников», где за всех советских людей путешествовал ее ведущий Юрий Сенкевич. Вот что послужило одним из симптомов кризиса, а затем и несостоятельности так называемого социалистического общества. То, что персонажу Высоцкого не хватает именно красоты на уровне повседневного потребления, очень важно. Ведь коммунизм обладает и эстетическим измерением — и оно, кстати говоря, далеко не на последнем месте.
В качестве примера можно привести концепцию одного из наиболее интересных советских философов-марксистов, много занимавшегося вопросами эстетики. Речь о Михаиле Лифшице, который в свое время написал замечательную книгу под названием «Философия искусства Карла Маркса». Понятно, что у Маркса не было отдельной философии искусства. Тем не менее в различных его работах, даже в чисто экономических, в том же самом «Капитале», Маркс постоянно использует
Так вот, очень интересно, отмечает Лифшиц, что Маркс был большим поклонником античной классики: греческий мир, греческое искусство для Маркса выступало примером гармонии между человеком и миром, между людьми и богами, человеком и обществом. Но очень важно помнить, что в немецкой философии искусства, на которой во многом базировался и Маркс и которая развивалась от Канта до Гегеля, понятие прекрасного всегда сопоставлялось с понятием возвышенного. И для Маркса, как во многом и для Гегеля, возвышенное являлось как раз
Очень интересно, что как раз стоимость — ту стоимость, про которую, как мы помним, Маркс писал, что она постоянно выходит за пределы того или иного конкретного товара и находится в бесконечном движении — Маркс рассматривал через категорию возвышенного. То есть, например, крупный капитал для рабочего является
Социализм в этой логике должен был быть шагом к тому, чтобы преодолеть вот этот возвышенный — то есть несоразмерный человеку — характер его собственной деятельности. В сцене с Высоцким из фильма Муратовой мы видим, что красивая картинка предстает для советского человека как нечто, скажем так, вдвойне возвышенное, потому что он может видеть эти товары, которые изображены на картинке, но он даже представить себе не может, что он будет ими реально обладать. И поскольку великая идея свободного труда и свободного общества в реальности воплотилась лишь в очень скудном числе продуктов, это не могло не вызывать разочарования.
Теперь попробуем понять, что же сам Маркс понимал под коммунизмом — прежде всего как философ, который, как мы помним, хотел не только объяснять, но и изменять мир. Да, говорит Маркс, коммунизм — это в первую очередь упразднение частной собственности. Но важно, что это упразднение должно иметь положительный, а не только отрицательный характер. То есть в результате этого упразднения каждый человек должен приобрести всю полноту своей действительной жизни, то, что молодой Маркс называет родовой сущностью человека. Маркс полагал, что изначальной родовой сущностью человека является труд — та творческая способность, благодаря которой человек себя развивает, выражает. Но в современности мы сталкиваемся с отчуждением труда, и причиной этого как раз выступает господство частной собственности. Те, кто трудится, не владеют более продуктом своего труда.
Более того, сам процесс труда воспринимается как нечто чуждое, то есть тяжелое, бессмысленное, часто бесчеловечное. А значит, говорит Маркс, в
Поэтому, говорит Маркс, прошлые, то есть буржуазные революции меняли лишь политическую картину мира, но сама ситуация, когда существует класс собственников и угнетателей и класс тех, кто трудится и испытывает отчуждение труда, сам этот порядок оставался нетронутым. И вот что касается коммунистической революции, то она как раз, с точки зрения Маркса, должна быть не просто политическим переворотом: это будет прежде всего изменение прежнего характера жизнедеятельности людей. Одна из самых сильных формул, которую Маркс использует в этой связи, звучит следующим образом: коммунизм связан прежде всего с уничтожением труда. Имеется в виду тот труд, который не развивает человека, а скорее приводит его к деградации, калечит и унижает как телесно, так и духовно.
Есть и другое определение коммунистического общества, в котором мы видим
Конечно, за этим определением угадывается утопия, которую в свое время разрабатывал уже упомянутый нами Шарль Фурье, знаменитый социалист-утопист. Но в этой утопии содержится и некое истинное зерно: раз уж по своей сути человек является творцом, его творческая деятельность не должна носить
Эта эволюция труда показывает нам, что капитализм развивается в том числе и за счет своей критики. Но, конечно, он остается капитализмом до тех пор, пока все элементы коммунизма он подчиняет своему главному принципу, а именно требованию производить прибавочную стоимость в интересах собственника капитала.
Итак, вернемся к мысли Маркса: коммунизм связан именно с положительным упразднением частной собственности. Речь идет не просто о том, что люди лишаются своей частной собственности и взамен ничего не получают. Конечно, легко представить себе коммунизм как общество всеобщей уравниловки, но это, как писал Маркс, еще не является подлинным коммунизмом. Выражаясь философским языком, это будет коммунизм как абстракция, грубый и уравнительный коммунизм, который, наоборот, возводит в закон всеобщего положения вещей нищету. По сути дела, этот грубый коммунизм — всего-навсего государственный капитализм, когда все начинают работать на государство как на большую фабрику, которая (может быть, и неофициально),
Подлинный коммунизм, говорит Маркс, не предполагает такого тотально отчужденного, репрессивного, негативного характера. Речь о таком обществе, в котором люди не оказываются взаимно чуждыми друг другу, а, наоборот, оказываются во всесторонней связи друг с другом. Можно вспомнить еще одно определение коммунизма, которое дано в «Манифесте Коммунистической партии»: «Общество будущего должно представлять из себя ассоциацию, в которой свободное развитие каждого становится условием свободного развития всех». То есть общее здесь развивается не за счет того, что личное, индивидуальное приносится в жертву. Как раз наоборот: общество только тогда оказывается коммунистическим, когда интересы и свободное развитие каждого учитываются и включаются в общее движение.
И здесь можно предложить несколько неожиданное сравнение. Маркс был современником великого немецкого композитора-романтика Рихарда Вагнера. Как и Маркс, Вагнер в молодости был под большим влиянием философии Фейербаха. И вот в своем самом известном теоретическом сочинении, которое называется «Произведение искусства будущего», Вагнер совершенно, на первый взгляд, неожиданно использует понятие коммунизма.
Все дело в том, говорит Вагнер, что если мы посмотрим, как сегодня устроена художественная жизнь, то нам бросится в глаза, что в большинстве случаев она устроена на началах эгоизма. Каждый отдельный художник, каждый артист, а также каждый отдельный вид или жанр искусства конкурирует с другим, утверждается за счет другого. Этому эгоистическому представлению о мире искусства Вагнер противопоставляет коммунистическую организацию произведения искусства будущего, которое будет иметь форму гармоничного сотрудничества художников и артистов самых разных специальностей.
Например, опера будущего, которую представляет себе Вагнер, будет объединять и поэта, и композитора, и архитектора, который будет строить театр, и художника, который будет делать декорации, — и при этом никто из них не будет стараться утвердиться за счет друг друга, а все вместе они будут участвовать в создании единого всеобщего произведения искусства. Эта художественная аналогия действительно точно иллюстрирует то, что Маркс имел в виду под коммунистическим обществом. Но Маркс рассматривает его уже не только на уровне высокого искусства, но и на уровне повседневной материальной деятельности.
Итак, при капитализме, говорит Маркс, мы достигли такого состояния, когда из всей богатой палитры человеческих чувств на первый план вышло лишь самое бедное, самое пустое, самое абстрактное чувство — чувство обладания. Главной целью капиталистического человека является обладание предметом, исключительное пользование, то есть такая ситуация, когда мое богатство предполагает бедность другого человека. А вот коммунистическое общество должно вывести на свет всю палитру человеческих чувств, а человеческие чувства по определению предполагают общение людей друг с другом. Когда нам нравится
Поэтому, говорит Маркс, при коммунизме даже бедность оказывается не негативным, а позитивным феноменом. Дело в том, что бедность — это та пассивная связь, которая заставляет нас ощущать потребность в том величайшем богатстве, каким для нас является другой человек. И вот уже на этом чувственном уровне мы видим, что в основе человеческой деятельности лежит именно коммунистическая природа, которая тем не менее может быть отчуждена, если все эти чувства будут подчиняться чувству обладания.
И, наконец, есть еще один очень важный момент, который подчеркивает Маркс, когда говорит о коммунизме. Можно представить себе, что коммунизм — это только идеал, как бы некий горизонт, к которому мы можем лишь бесконечно продвигаться, но при этом никогда его не достигать. В «Немецкой идеологии» Маркс и Энгельс говорят, что это не так: «Коммунизм для нас, — пишут они, — это вовсе не
Что имеется в виду? Идеал предполагает потенциально бесконечный процесс, когда цель всегда в будущем. Но тогда настоящее превращается всего лишь в средство, и, как мы понимаем, при такой логике мы опять не преодолеваем отчуждение: теперь настоящее оказывается отчужденным от будущего. Мы работаем на будущие поколения так, как пролетарий работает на капиталиста.
То есть можно сказать, что, с точки зрения Маркса и Энгельса, даже если мы живем в условиях капитализма, участвуем в его историческом развитии, тем не менее мы постоянно должны обнаруживать в порах капитализма зачатки коммунизма. Те зачатки, которые будут изнутри каждый день преобразовывать капиталистические отношения в коммунистические.
Вспомним «Манифест Коммунистической партии»: «Капитал порождает своего могильщика — пролетариат». Это справедливо хотя бы еще и потому, что в погоне за прибылью капитал непрерывно совершенствует производство, а значит, эксплуатирует уже не только и не столько физический, но прежде всего интеллектуальный и эмоциональный труд людей, а люди благодаря этому все более и более кооперируются между собой. Причем кооперируются не внешним, чисто механическим, а гораздо более глубинным, можно сказать, органическим образом.
Дело в том, что знания и эмоции очень трудно отделить от процесса непрерывной коммуникации людей, принадлежащих не только уже разным профессиям, но зачастую и разным поколениям. Например, в научно-исследовательской работе мы кооперируемся как с прошлыми, так и с будущими поколениями. И поэтому сам труд в своем развитии, в своем совершенствовании из чисто экономической категории превращается в категорию политическую, потому что рабочий перестает быть только трудящимся — он становится субъектом политики, субъектом требования изменить существующую действительность.
Все эти процессы, происходящие внутри капитализма, способны ставить под вопрос эффективность и справедливость присвоения капиталом результатов общего труда, что капитал делает, например, с помощью юридических инструментов патентования, а также в форме новых огораживаний, о которых мы говорили на прошлой лекции. Но, конечно, надо сказать, что и капитализм вновь и вновь обнаруживает способность подчинять себе эти подрывные силы, подчинять их своей логике, своим целям. Таким образом, борьба продолжается.
Если опыт построения коммунизма, по крайней мере в истории ХХ века, не удался, то в завершение можно задаться вопросом: а в принципе устарела ли идея коммунизма, а вместе с ней и философия Маркса? Конечно, философия Маркса, как и любая другая концепция, требует критики и дополнительных размышлений, которые учитывают те изменения, которые произошли в мире за последние сто пятьдесят и больше лет.
Но тем не менее можно сказать, что сама идея коммунизма, которая лежит в основе философии Маркса, не устарела. И вот по каким причинам: мы видим, что господство капитала над живым человеческим трудом
Наконец, мы видим, что государство, которое сегодня зависит от международных финансовых структур, которые требуют от него быть экономным, минимизирует свои социальные обязательства. Эти обязательства, кстати, были завоеваны в ходе долгой борьбы, во многом вдохновленной идеями Маркса.
Идеи коммунизма важны и представляют интерес сегодня еще и потому, что современный капитал, который
Поэтому мы можем сказать, что одно из главных требований современного капитала, которое он предъявляет работнику, — это вообще стереть разницу между рабочим временем и временем свободным. То есть человек должен работать, как бы играя, но и отдыхать человек должен, как бы постоянно работая, продолжая продумывать
Многие задачи, которые ставятся перед современным работником, вообще выходят за рамки официального рабочего времени. Например, один из современных итальянских философов, Паоло Вирно, назвал это состояние современного мира очень точно — коммунизм капитала. То есть капитал, по сути дела, сегодня создает коммунистический характер общества в рамках производства, он делает людей зависимыми друг от друга, нуждающимися друг в друге, он постоянно вроде бы на уровне видимости преодолевает отчуждение труда, превращает труд в
Вирно говорит, что сегодня во многих случаях та прибавочная стоимость, которая производится человеком, производится им зачастую не на рабочем месте и не в рабочее время, а в течение всего жизненного времени. То есть в пределе, может быть, немножко гиперболизируя, мы можем сказать, что даже наши сновидения или наше дружеское общение тоже вносят вклад в производство прибавочной стоимости. Но оплачивает капитал, конечно, только официальное рабочее время.
Итак, наш курс о Марксе подошел к концу. Последняя тема, о которой мы говорили, — это тема коммунизма. Какой же итоговый вывод мы можем сделать и из этой темы, и из курса в целом? Конечно, многие внешние стороны отчуждения труда преодолены. Но трудно все-таки сказать, что серия «косметических ремонтов» упразднила саму сущность капиталистического общества, которое критиковал Маркс в своих работах. Эксплуатация, несправедливость и неравенство — все это
Однако кровавые разрушительные события в истории ХХ века уточняют вопрос о возможности и необходимости коммунистических преобразований. И сегодня, наверное, вопрос для многих марксистов и сторонников коммунистической идеи должен быть поставлен так: возможно ли построение коммунизма как подлинно демократического, а не авторитарного или тоталитарного общества?
Оставьте ваш e-mail, чтобы получать наши новости