Расшифровка Владимир Иохельсон: как ссыльный студент стал великим антропологом

О поколении людей, которые начали исследовать Сибирь и Дальний Восток не по своей воле, но заложили фундамент наших знаний о народах Сибири и их языках

Автор Николай Вахтин

Слово «первопроходцы» вызывает у нас четкие ассоциации: конец XVII века, бородатые казаки и купцы медленно и упорно продвигаются в Сибирь и на Север, по дороге покоряют местные племена, строят укрепления, нала­живают сбор налогов и торговлю — и так далее. Картинка понятная, картинка знакомая, но первопроходцы были и позже, первопроходцы были и в конце XIX века. Правда, героя этой моей истории, наверное, правильно было бы назвать «первопроходцем поневоле».

Я расскажу о судьбе одного молодого человека, студента. Он был за антипра­вительственную деятельность сослан, как тогда выражались, «в места отда­лен­ные», а именно в северо-восточную Якутию. Я мог бы рассказать о несколь­ких таких молодых людях, «первопро­ходцах поневоле», чья последующая судьба оказалась неожиданной и для властей, и, я думаю, для них самих: они стали известнейшими этнографами, исследователями Сибири и Севера. Таких имен много — я расскажу про одного: это Владимир Иохельсон.

Владимир Иохельсон родился в 1855 году в городе Вильна, ныне Вильнюс. Он довольно рано — ему было лет 20 — начал принимать участие в револю­ционном движении. Вступил в нелегальную партию «Народная воля» и уже к концу 1870-х годов стал активным деятелем этой партии, работал в Петер­бурге в подпольной мастерской по изготовлению динамита.

В 1881 году, чтобы избежать ареста, он уехал в Швейцарию, там работал в партийной типографии, преподавал в русской школе для детей эмигрантов и одновременно полтора года учился в Бернском университете, изучал обще­ственные науки и экономику. Хотел закончить свое образование, но не за­кон­чил: через несколько лет — не знаю, по каким причинам, — решил вернуться в Россию, и едва только пересек границу, как тут же был арестован. Два года он провел в одиночном заключе­нии в Петропавловской крепости, после чего был судим и отправлен в ссылку на десять лет в восточную Якутию.

В этих далеких сибирских краях это было очень интересное время. К этому моменту уже существовало Восточно-Сибирское отделение Русского геогра­фического общества. И члены Геогра­фического общества занимались иссле­дованиями Севера, исследова­ниями Сибири. Но проблема всех сибирских отделов общества всегда была в недо­статке образованных людей. А тут вдруг такое удивительное везение: полная Якутия грамотных, образован­ных ссыль­ных, в основном студентов, но некоторые даже и с законченным высшим образованием.

Биографии этих молодых людей удивительно похожи: русские, польские, еврейские юноши, студенты самых разных университетов — Петербургского, Харьковского, Москов­ского, Варшавского, Берлинского. Большинство из них родились между 1855 и 1865 годом, то есть в эпоху Великих реформ и великих надежд.

Все эти молодые люди в студенческие годы включи­лись в политические протесты: ходили на митинги, их разго­няли, хватали, высылали, выгоняли из университетов — они шли в подполь­ную революцион­ную работу. Рано или поздно все, конечно, были арестованы и высланы в Сибирь. Обычный срок в это время — десять лет. В Сибири некоторые из них погибли, некоторые спились, а некоторые увлеклись наблюдением за жизнью и культурой местного населения, стали изучать местные языки, собирать фольклор, составлять словари. По окончании срока ссылки они вернулись в европей­скую часть страны, многие опублико­вали свои материалы, некоторые стали известны и в том или ином качестве продолжили научную работу. Такова судьба моего сегодняшнего героя Владимира Иохельсона.

Конечно, все эти ссыльные переписы­вались друг с другом, многие были друг с другом знакомы. Ключевой фигурой был, наверное, самый старший из них, Дмитрий Александрович Клеменц. Тоже типичная биография: он учился в Казанском университете, потом в Петербургском, был арестован за сотруд­ничество с революционными организациями, приговорен к ссылке, а по окон­чании срока ссылки решил остаться в Сибири и фактически стал руководить местным отделом Геогра­фического общества. Потом он переехал в Петербург, стал хранителем Российского этнографического музея, но сейчас речь не о нем.

Какое это все имеет отношение к нашему сюжету? Вот какое. В начале 1890-х годов Восточно-Сибирский отдел Географического общества органи­зовал большую исследователь­скую экспедицию, известную как Сибиряковская, потому что деньги на нее дал иркутский меценат Иннокентий Михайлович Сибиряков, он из семьи богатых золотопромышлен­ников. А Дмитрий Клеменц стал научным руководителем этой экспеди­ции. И для работы он привлек — естественно, по договоренности с местными властями — политических ссыльных. Тех, у кого еще не закон­чился срок ссылки. Из 26 участников Сибиряковской экспедиции 15 человек были политическими ссыльными. Больше половины. Почему они туда пошли? Во-первых, все они страшно жаловались на тоску и скуку, а тут можно заняться каким-то интересным делом. Кроме того, можно какие-то деньги заработать. И в-третьих, это все-таки статус: они уже не ссыльные, а члены официальной экспедиции Геогра­фического общества. 

Участником этой экспедиции стал и Владимир Иохельсон. Он познако­мился с Дмитрием Клеменцем еще в Вильно, и они несколько лет сотрудничали в революционных организациях. Я процитирую одну фразу из воспоминаний Иохельсона:

«Клеменц сыграл значительную роль в моей жизни. В 1875 году он повлиял на направление моей революционной деятельности, а через 20 лет, в 1894 го­ду, когда Клеменц уже был правителем дел Восточно-Сибирского отдела Географического общества в Иркутске, а я находился еще в качестве ссыльного в глуши якутских улусов, он привлек меня к участию в Якутской экспеди­ции на средства Сибирякова и этим открыл мне научную карьеру».

Это очень любопытное замечание — что участие в экспедиции этого, как мы пом­ним, недоучившегося студента открыло ему научную карьеру.

Иохельсону достался Якутский улус и верхнеколымская часть округа. Населе­ние там было смешанное: в основном якуты, а также русские, эвены, чукчи, юкагиры. В январе 1896 года Иохельсон послал в Иркутск большое письмо, по сути отчет о полутора годах его работы; из этого письма мы знаем, что он четыре месяца кочевал с юкагирами, а с сентября до декабря 1895 года жил в юкагирском зимнем поселке на реке Нелемной.

Почему я считаю, что имя Иохельсона заслуживает быть среди тех, кого мы называем первопроходцами, пускай и поневоле. Потому что про восточную Якутию тогда было известно очень мало, а про юкагиров — практически ниче­го. По сути дела, Иохельсон был первым, кто детально описал этот интересней­ший народ: его быт, культуру, верования, представления о мире, его социаль­ную организацию. Кроме того, он детально описал (хотя в данном случае и не первым) одно очень любопытное явление. В своем письме-отчете он назвал его «символи­ческие письмена юкагиров на бересте для любовной переписки» и пояснил: «Фигуры изображают девушек и пар­ней; связующие их штрихи и черточ­ки — их отношения…» Про эти письмена можно было бы прочитать отдельную лекцию, но сейчас я не буду на этом останавливаться.

Сибиряковская экспедиция была очень успешной: она фактически открыла Якутию для внешнего мира. На базе ее материалов были изданы многочис­ленные труды по географии, демогра­фии, экономике, этнографии, языкам и культурам всех населявших Якутию народов. Материалы этой экспедиции до сих пор составляют основу наших знаний об этом крае.

В 1897 году истекли десять лет ссылки Иохельсона. К этому времени, благо­даря Сибиряковской экспедиции, он стал уже довольно известным — был членом Географического общества и получил за свои публикации по юка­ги­­рам серебряную и две золотые медали.

По возвращении из ссылки он уехал в Швейцарию, хотел закончить образова­ние. Но не тут-то было: через два года он уже опять участник другой знаме­нитой экспедиции в северо-восточную Якутию — Джесуповской экспедиции.

Про Джесуповскую экспедицию написано очень много. Придумал ее Франц Боас, основатель культурной антропологии. Задачей экспедиции было описать северное побережье Тихого океана с обеих сторон, то есть с российской стороны от Берингова пролива до Сахалина и с американской стороны — от Берингова пролива до провинции Британская Колумбия. Финансировал эту экспедицию из собственных средств президент Американского музея есте­ственной истории, миллионер Моррис Джесуп (отсюда и название — Джесу­повская экспедиция). Боас написал Иохельсону, пригласил его участвовать; Иохельсон посоветовал привлечь своего друга, тоже бывшего ссыльного, Владимира Богораза. Кончилось все это тем, что оба они вместе с женами поехали обратно в те края, где за пару лет до этого отбывали ссылку, — на северо-восток Якутии, на Чукотку и на север Камчатки.

Иохельсон работал в поселке Гижига на побережье Охотского моря, потом в Верхнеколымске; собирал материалы о юкагирах и о новых для него камчат­ских коряках. Надо сказать, что результаты Джесуповской экспедиции намного превзошли всё, что в те вре­мена кому бы то ни было удавалось организовать: одних монографий, опубликованных по ее результатам, было больше двухсот. Это громадная сокровищница знаний об этом регионе, которой мы пользуемся до сих пор.

Иохельсон вернулся обратно, провел несколько лет в Нью-Йорке, готовил свои материалы к печати, потом жил в Цюрихе и Лондоне. После революции 1905 года он вернулся в Петербург и получил место младшего этнографа в знаменитом этнографическом музее — в Кунсткамере. 

Спустя пять лет он поехал в еще одну экспедицию Географического общества, экспедицию Рябушинского — был такой миллионер в Москве. На этот раз Иохельсон отправился на Але­утские острова, занимался исследованиями этнографии и языка алеутов. Вернулся в Россию в 1912 году, купил в пригороде Петербурга небольшой домик…

Но проблема была в том, что должность младшего этнографа, во-первых, не приносила ему никаких денег, а во-вторых, была для него довольно уни­зительна: он был уже очень известным человеком с большим количеством публикаций, было ему 57 лет. Поэтому неудивительно, что он стал искать другие варианты. И благодаря Францу Боасу нашел место в Американском музее естественной истории в Нью-Йорке с зарплатой, которая позволяла ему и его жене там жить. За это он обязался обработать и опубликовать все материалы Джесуповской экспе­диции, а также подготовить к изданию свои алеутские материалы.

Тут есть один забавный сюжет, про который я хочу мельком упомянуть. По-видимому, решая, принимать или не принимать Иохельсона, Боас написал Богоразу, чтобы выяснить мнение того об алеутских материалах Иохельсона. Реакция Богораза была очень интерес­ной: несмотря на то что Богораз и Иохель­сон были друзьями, вместе сидели в ссылке, вместе работали в двух экспедициях, Богораз постарался оттеснить Иохельсона и «продать» Боасу собственные материалы. Он написал, что в алеутских материалах Иохельсона «обильно представлены тексты, хотя многие тексты весьма отрывочны. Что касается грамматики, я должен признаться, что не жду многого от его мате­риалов… Я полагаю, что было бы лучше напечатать сейчас эскимосские тексты, поскольку они интереснее и должны быть изданы раньше. Я думаю, что всегда лучше вначале браться за более важное и оставлять мелочи на потом». Таким образом Богораз проталкивал свои собственные записи.

Сегодня нам хорошо известна сравни­тельная ценность обеих коллекций. «Более важное» — эскимосские материалы Богораза — в 1949 году было издано его учениками небольшой книжкой примерно в 150 страниц. А «мелочи» — алеутские тексты Иохельсона — были опубликованы в 1990 году по-английски в виде огромного 700-страничного и крайне интересного тома. Так что время все расставило по своим местам — но история довольно показательная.

Дальнейшая жизнь Иохельсона складывалась довольно трудно. В 1922 году он окончательно уехал из Советской России, поселился в Нью-Йорке, жил там на мизерную зарплату от Музея естественной истории, готовил свои вывезен­ные из России материалы к изданию. Значительная часть его рукописей и экспедиционных заметок до сих пор хранится в архиве музея в Нью-Йорке. В одном из писем в Петербург Иохельсон писал, что живется ему трудно, но, добавлял он, «я часто нахожу удовлетворение в научно-умственной работе, а печата­ние моих работ доставляет действи­тельное утешение». Вот это отношение к жизни настоящего ученого.

Но Нью-Йорк — дорогой город, ему и его жене, которая все это время жила вместе с ним и в Петербурге, и в Нью-Йорке, и в Лондоне, не хватало денег, и в конце 1929 года они переехали во Францию, в Ниццу, где в то время жизнь была существенно дешевле. Иохельсону уже в это время было 74 года. Он про­должал работать над подготовкой своих материалов к изда­нию, получая от Боаса из Америки время от времени небольшие «гранты», на то они и жили. В 1933 году Иохель­соны вернулись в Нью-Йорк, где он скончался в 1937 году в возрасте 82 лет.

Что он оставил нам, этот интересный человек? Материалы по культуре и язы­кам трех коренных народов Севера — юкагиров, коряков и алеутов, собранные в трех долгих и трудных экспедициях, каждая из которых длилась от двух до трех лет. Это три огромных тома, два из них, юкагирский и коряк­ский, — форматом А3 и толщи­ной сантиметров 15. Юкагирский том в 2005 го­ду был переведен на русский, второй существует только по-английски, а алеутский том Иохельсон не успел завершить, он был издан по-английски только в 1990 году. Эти три огромных тома надежным фундаментом лежат в основе всех наших сегодняшних знаний об этих народах, об их языках; это классиче­ские труды, с внимательного чтения которых и сегодня начинает каждый специалист по социальной антропологии и языкам Сибири и Севера.

Интересная жизнь, правда? Студент, которого возмущала виденная им вокруг несправедливость и который ушел в революционеры, изготавливал динамит для террористических актов; арестант и политический ссыльный, пробывший в ссылке в северо-восточной Якутии 10 лет и там увлекшийся этнографией; участник трех самых знаменитых научных экспедиций конца XIX — начала XX века; эмигрант, автор фундамен­тальных сочинений по культуре и языкам северных народов… И все это на фоне очень непростого времени — эпохи трех русских революций, Первой мировой войны, Гражданской войны в России.

Наверное, я могу сказать, что этногра­фом и первопроходцем Владимир Иохель­сон стал отчасти под давлением обстоятельств, но этими обстоятель­ствами он сумел воспользоваться так, что и ему интересно было жить, и нам, потомкам, исключительно интересно читать его сочинения и вспоминать его биографию.