Расшифровка Инвестиция в императора. Как банкиры превратили риск в товар

Как люди поняли, что риск можно покупать, продавать — или даже делить между тысячами незнакомцев по всему свету

Ведущий Андрей Бабицкий

В 2008 году американский журналист Майкл Льюис приехал в Исландию, чтобы посмотреть, как местные жители переживают последствия мирового финансового кризиса. Ему плохо спалось в гостинице, каждую ночь мешали странные хлопки за окном. На третий день Льюис поинтересовался, что это за звуки, — оказалось, что исландцы по ночам взрывают свои автомобили. Перед кризисом они набрали выгодных кредитов в японских иенах, но, когда исландская крона обвалилась, они больше не могли платить взносы и взрывали свои машины, чтобы получить страховку. 

Сегодня я расскажу, почему на самом деле банки — это не скучные столбики цифр, составленные поколениями грустных клерков. История банков — это история о том, как люди учились рисковать: торговать, воевать, путешество­вать, ввязываться в авантюры, захватывать мир и при этом не пускать себя по миру. 

В своем рассказе я буду опираться на книги (их названия можно найти ниже) и разговоры с учеными. В этом выпуске коммента­рий дает главный экономист рейтингового агентства «Эксперт РА», доцент Высшей школы экономики Антон Табах.

Во все времена профессия купца была связана с риском: если купец идет за море, его корабль может потопить налетевшая буря, на него могут напасть пираты или платяная моль. Если он едет по суше, например, на ярмарку, ему неудобно везти с собой большую сумму денег: не ровен час нападут разбой­ники. Конечно, можно нанять охрану, но и это не всегда помогает. В начале XIV века папа Иоанн XXII послал 60 000 флоринов из Авиньона в Ломбардию под охраной 150 всадников — несмотря на это, половину груза разграбили.

В общем, деньги везти не хочется, тем более что по приезде их все равно надо будет менять на местную валюту. Как поступить? В конце Средневе­ковья са­мым простым способом решить эту проблему были векселя. Работали они таким образом: купец, допустим, из Флоренции, шел к банкиру, давал ему деньги и получал в обмен специаль­ный документ, вексель. Этот вексель он вез на ярмарку в другой город — пусть это будет Лион — и отдавал местному ди­леру, а тот выплачивал купцу оговорен­ную сумму. После этого произво­дился зачет: флорентийский банкир перево­дил деньги коллеге в Лион, вексель пога­шался, и все были довольны.

Каза­лось бы, купец решил свои проблемы, он теперь рискует меньше. Зато больше рискует тот, кто принял вексель. Он только что заплатил кучу денег в обмен на документ. А если документ окажется липовым? Или флорентийский банкир, который поставил под ним подпись, разорится и не сможет по нему заплатить? Или даже флорентиец вышлет деньги в Лион, а они не дойдут? Конечно, банки­ры ввязыва­лись в авантюры с векселями не просто так — они зарабатывали на та­ких опера­циях. Получается, что банкир принимал на себя часть рисков купца и брал с него за это деньги. Чужие риски — главный источник доходов банков во все времена.

Профессия банкира появилась намного раньше, чем само слово, но как бы ни назывались такие люди, зарабатывали они на своем умении оценивать риски и управлять ими: стоит ли принимать у купца вексель или давать ему в долг, как можно подстраховать себя от лишних неприятностей? К примеру, для того, чтобы уменьшить риск невыплаты по векселям, можно завести отделения по всей Европе — и посадить управлять ими своих родственников или нанятых менеджеров. Гораздо проще поверить векселю, который подписал хорошо знакомый тебе человек. Успешные банки — от Медичи до Ротшиль­дов — действовали именно так. И родственники, конечно, доставляли меньше проблем, чем нанятые сотрудники. Если Натан Ротшильд работал со своими братьями, которые его не подвели, то Лоренцо Медичи, увлеченный полити­ческой борьбой, забывал приглядывать за своими менеджерами, и они выда­вали сомнительные кредиты.

Однако даже если филиалы ведут себя дисциплинированно, само их суще­ствование — это уже риск. Например, в 1521 году флорентийские банки полу­чили жесто­кий удар, когда король Франциск конфисковал их собствен­ность во Франции: в Лионе, Париже и Бордо. Флорентийцы так и не смогли опра­виться от этого удара, и банковский центр Европы переехал сначала в Геную и Вене­цию, а потом в Бельгию и Голландию. 

Непредсказуемое поведение королей всегда было большим риском для банкиров, и не только потому, что короли могли нанести физический урон, но и потому, что они были главными заемщиками, постоянно залезали в долги, а потом очень неохотно их возвращали. Рассказывают, что когда английский король Генрих III выходил на улицу, за ним по пятам бегали озлобленные кредиторы. А когда он умер, его сын Эдуард назанимал новых денег, чтобы расплатиться по долгам отца и спасти его душу из чистилища.

В XIV веке три главных флорентийских банка, принадлежавшие семействам Барди, Перуцци и Аччайоли, разорились из-за королевских дефолтов. Один только английский король Эдуард III задолжал им больше миллиона флоринов и отказался платить. Зная, что королям давать деньги рискованно, банкиры выставляли им огромные проценты, в несколько раз выше, чем купцам. Кроме того, монархам приходи­лось искать поручителей и предоставлять залоги. Король Иерусалима Бодуэн II брал в долг под залог собственной бороды, а его тезка из Константинополя заложил терновый венец Спасителя. Позже этот венец выкупил французский король Людовик IX, и он хранится в Нотр-Даме. 

Долговые проблемы создавали совсем не только короли: город Брюгге, напри­мер, в конце XIII века взял кредит у семьи Креспен из Арраса, но тут же залег на дно и отка­зался его выплачивать. Наследники кредиторов судились с горо­дом почти сто лет и в результате согласились отказаться от претензий всего за 1 % от сум­мы долга. 

До поры все эти риски оправдывались. Даже если король или свободный город не возвращали кредит вовремя, они могли расплатиться по-другому, например торговыми привилегиями. В конце XV века Эдуард IV в обмен на кредиты давал итальянским банкирам лицензии на вывоз итальянской шерсти.

Но полагаться на царственную дружбу было слишком рискованно. Могуще­ствен­ные заемщики так часто не возвращали долги, что в какой-то момент банкирам просто при­шлось пойти во власть, чтобы защитить себя от убытков. В XV веке клан Медичи использовал свой банк для того, чтобы захватить власть во Флоренции и породниться с европейскими монархами. В начале XVI века финансист и предприниматель Якоб Фуггер потратил целое состояние, чтобы подкупить выборщиков и сделать императором Священной Римской империи совсем юного тогда Карла V. Для этих целей он собрал целый консорциум из немецких и итальянских банкиров. Впрочем, большую часть риска, полмил­лиона флоринов, Фуггер взял на себя, не имея даже приличного залога, — и не прогадал. Через некоторое время он получил от новоиспечен­ного импе­ратора очередную монополию на добычу серебра.

Европейские короли вели войны на заемные средства, и уже поэтому банкиры играли все более важную роль в политике. В XVII веке испанский король Филипп проиграл войну крошечным Нидерландам: одной из причин, как считается, было его плачевное финансовое положение. Испанской короне в долг давали под 40 %, а Нидерландам кредит обходился в 10 раз дешевле. Не то чтобы банкиры специально желали победы Нидерландам в освободи­тельной войне. Просто они ценили кредитоспособность республики выше, чем личное слово короля Филиппа — и этим определили исход дела. 

Поговорив о том, как банкиры раздают кредиты и рискуют деньгами, нельзя не задаться естественным вопросом — а где они эти деньги берут? Короткий ответ такой: они их тоже одалживают. Объясняет Антон Табах:

«Если вы положили деньги в банк, то вы оказываетесь кредитором банка. Соответственно, у вас есть риск того, что банк вам не заплатит. Чем банк крупнее, чем у него солиднее акционеры, тем меньше вероятность того, что у банка будут проблемы с выплатами.
     В каком случае этот риск практически отсутствует? Например, есть система страхования вкладов: в России все вклады до 1 400 000 рублей, включая проценты, застрахованы, можно сказать, государством, если совсем упрощенно. И естественно, это сделано ровно с той целью, чтобы мелкие вкладчики могли не заморачиваться с проверкой кредито­способности банка, а крупные вкладчики либо владельцы бизнеса должны были смотреть, куда они кладут свои деньги».

Большинство людей, особенно те, у кого не очень много денег, считают, что положить деньги в банк — это самый надежный способ их сохранить, как засу­нуть в матрас, только еще надежнее и выгоднее. На самом деле банк — это рис­кованное коммерческое предприятие. Он ровно потому и выплачивает процен­ты, что не просто хранит ваши деньги, а выдает на них кредиты: кредиты могут не вернуть, банк разорится, и вкладчики пойдут по миру. Такое случалось тысячи раз. Система страхования вкладов, о которой говорит Антон Табах, и сейчас работает не всегда и не везде. А 500 лет назад на нее было совсем трудно рассчитывать. 

История знает примеры банков, которые совсем не имели права выдавать кредиты. Самый знаменитый из них — это Банк Амстердама, открытый в 1609 году. Все деньги и слитки, которые приносили туда вкладчики, банк честно хранил и возвращал по первому требованию. По этой причине про­центы на вклад в Банке Амстердама были отрицательными: вкладчики приплачивали за хранение своих денег, как если бы оставили их на хорошо охраняемом складе. В 1759 году, через 150 лет после основания банка, в его хранилищах лежало почти столько же денег и слитков, сколько оставили вкладчики. Собственно, крах банка был связан с тем, что он отказался от поли­тики полного сохранения вкладов и начал выдавать кредиты — сначала городу Амстердаму, а затем Голландской Ост-Индской компании. Когда это стало известно, вкладчики занервничали, забрали свои деньги и разорили банк. 

Со временем банки стали резервировать, то есть физически хранить у себя, все меньшую долю вкладов — и все большую пускать в оборот. В XVIII веке англий­ские банки, судя по тем учетным книгам, которые до нас дошли, резер­виро­вали около 50 % — то есть половину вкладов они раздавали кредитами, а полови­ну хранили. В современных экономиках резервируют около 10 % — то есть банк отдает в рост не все деньги, а хранит у себя 10 % на случай, если прибегут вкладчики. Проблема в том, что кредиты банки выдают на долгое время, а депозиты или вклады открывают ненадолго. Поэтому когда вклад­чики прибегают и требуют свои деньги, банк не может быстро взять их у должни­ков: если вкладчиков много, больше 10 %, банк просто рухнет. 

Почему банки позволяют себе такой риск? Плюсы очевидны: ты выдаешь боль­ше кредитов, получаешь больше прибыли. Минусы не так очевидны, потому что вкладчиков у тебя много и они не каждый день приходят все вме­сте. Когда существенное число вкладчиков все-таки приходит забрать свои деньги, начи­наются проблемы. Банк не может отдать всем деньги на месте, отказы застав­ляют нервничать других вкладчиков, они подозревают, что у банка трудности, и тоже стараются как можно скорее забрать свои вклады. Когда число обес­покоенных клиентов приближается к 10 %, у банка заканчиваются деньги. И все это может произойти, даже если у него нет настоящих проблем, а просто потому, что вкладчики занервничали. Это явление называется банковской паникой. В современном мире, чтобы не допустить банковских паник, исполь­зуют центральные банки, которые работают кредиторами последней надежды и могут одолжить банку денег, когда ему надо вернуть много вкладов. Правда, для этого нужно, чтобы деньги были хотя бы в Центральном банке или у пра­вительства. 

Если кто-то должен одному банку очень много денег, то рискует не только должник, но и банк: если кредит не вернут, он может рухнуть. Поэтому банки предпочитают с кем-нибудь разделить эти риски. Когда предприниматель приходит к банкиру, чтобы занять много денег, тот может пойти тремя путя­ми. Первый путь, самый простой, — просто выдать кредит: тогда вся прибыль кредита достается банку, но и все риски ложатся на его плечи. Второй путь — найти партнера, дружественный банк, и выдать кредит на двоих: это назы­вается синдицированный кредит, и в таком случае и прибыль делится на всех, и риски делятся между участниками. Но можно пойти третьим путем — при­влечь к кредитованию всех вокруг: разделить заем на много маленьких частей, облигаций, и продавать по отдельности состоятельным людям или, например, пенсионным фондам. Для каждого покупателя обли­гация — это уже не просто чей-то долг, а инвестиция: он сам становится маленьким банкиром и будет получать проценты по кредиту. Риски покупатель тоже принимает на себя, но в таком виде они невелики, крохотная часть общего долга.

Точно так же можно продавать не долги, а доли в компании: разделить пред­приятие на множество маленьких акций и продавать по отдель­ности — тогда каждый покупатель становится не кредитором, а совладельцем компании и делит риски предпринимателя. Если дела идут хорошо, он может получить дивиденды, то есть долю прибыли, а его акции дорожают, и он стано­вится богаче. Но если дела идут плохо, его акции дешевеют и он становится беднее. Эта система выгодна всем. Она выгодна покупателю — по крайней мере, пока дела идут хорошо. Она выгодна предпринимателю, который разделил свою компанию, но главное, все ее риски со множеством незнакомых людей. И при хорошем раскладе она очень выгодна банку, который мало того что проинве­стировал и мало того что застраховал свои риски, но еще и получил комиссию. 

Банки начинали с того, что просто давали деньги правительствам и бизнесу, но со временем стали все чаще привлекать для них деньги. То есть не брать риск целиком на себя, а распределять его по миру.

Чтобы долг можно было разделить на тысячу частей, покупать, продавать и перепродавать, он должен быть обезличенным. Облигация отличается от дол­говой расписки тем, что она обещает выплаты предъявителю, а не кон­кретному человеку, конкретному Василию Петрову. 1000 лет назад на долго­вых расписках писали имя креди­тора, и только он мог забрать долг, потом стали добавлять имя поручителя, и банкир мог прислать своего подчиненного. В XIII веке Венецианская рес­публика выпустила долговые обязательства, которые были уже настоящим рыночным товаром, их можно было покупать и продавать, ничего не спра­шивая, как картошку на рынке.

Возможность точно так же торговать акциями появилась в начале XVIII века с образованием Голландской Ост-Индской компании. Она торговалась на бир­же, то есть можно было довольно легко и за очень короткое время прийти и купить ее акции. Любой человек мог это сделать. К середине XIX века долги и доли в компаниях научились резать на маленькие кусочки по всему миру. И в этот момент риск окончательно стал товаром, обычным рыночным това­ром, а слово «долг» стало фактически синонимом слова «инвестиция».

В последние 200 лет любое начинание, требующее больших финансовых вложений, не обходилось без инвестиционных банкиров. Финансисты братья Бэринг, например, сперва помогали англичанам привлекать займы на войну с Наполеоном, а когда Наполеон проиграл, они же помогали французам выпла­чивать репарации. И каждый раз они брали на себя не весь риск, а часть его раздавали инвесторам. Мирные проекты тоже делались таким образом, и за каждой большой стройкой — от Суэцкого канала до Эйфелевой башни — стояли не только технические инновации, но и финансовые проекты. Когда Эйфель строил свою башню, государство дало ему только маленькую часть денег, а остальные он искал на рынке. В частности, он занимал у банков деньги, обещая выплатить им кредит со средств от продажи билетов. Эйфе­лева башня открылась к Всемирной выставке, в первый же год ее посетили милли­оны чело­век, и проект оказался безумно прибыльным.

Оптимистичная картина финансового прогресса всем бы была хороша, если бы риски окупались всегда. Но на деле мы знаем, что иногда они не окупаются и банки прогорают. Уже в XVI веке один венецианский сенатор посчитал, что за время существования республики в Венеции появилось 103 банка и из них 96 разорились. Как они разорились? Они плохо посчитали свои риски. В част­ности, торговали специями на деньги вкладчиков. Чтобы не допустить такой ситуации впредь, в Венеции в XIV веке приняли закон, который запрещал сов­ме­щать разные виды банковской деятельности — например, одновременно брать вклады и торговать специями.

Во все времена государства старались регулировать банки самыми разнообраз­ными способами: обязывали их вести записи и учет по каким-то стандартам, запрещали давать слишком большие проценты вкладчикам или брать слишком большие проценты у должников, запрещали участвовать в каких-то риско­ван­ных сдел­ках. В современном мире банки тоже должны следовать довольно большому набору сложных правил. Рассказывает Антон Табах: 

«Есть два вида надзора: пруденциальный и поведенческий. Пруден­ци-альный — это соблюдение банками нормативов, установленных либо национальным регулятором (у нас это Банк России, он же Центральный банк Российской Федерации), либо в рамках международных соглаше­ний — например, многие слышали про Базельские соглашения. Если вы взяли вклад, то вы 10 % должны отложить на случай непредвиден­ной ситуации. Ваш капитал должен быть не меньше 8 % от тех денег, которые вы собра­ли, а если вы очень крупный банк — около 10 %.
     Поведенческий надзор — это когда следят не за нару­шениями правил, а, например, за нарушениями прав потребителей, и за это нещад­но штрафуют и наказывают. Либо следят за моральным состоя­нием банкиров. Например, есть черный список банкиров, рабо­тавших на высоких постах в проворовавшихся или разорившихся банках, — соответственно, их на определенный срок или пожизненно не допу­скают к работе с деньгами других граждан».

Почему государство регулирует банки? Потому что, если разорится булочная, это будет, конечно, неприятное событие, но локального масштаба: соседям будет неудобно покупать себе на завтрак круассаны, булочник потеряет инве­сти­ции. А если разорится банк, это затронет всех. Ровно потому, что риск банка распределен между очень многими людьми.

Я начал этот выпуск с исто­рии про исландцев, которые набрали кредитов в японских иенах и не смогли по ним расплатиться. А почему, собственно, исландцы взяли кредиты в япо­нских иенах? Потому что они соблазнились на низкий процент и неправильно оценили свои риски. Сначала исландцы на собственном опыте убедились, как могущественны финансовые рынки, которые позволили им взять кредит в неведомой валюте в неведомом месте на какие-то свои исландские цели. А затем исландцы увидели, что риски финансовой системы тоже очень велики и глобальны — потому что их кредиты стали неподъемным бременем не из-за того, что они что-то сделали не так, а из-за того, что на другом конце земли, в совсем другом месте, в Америке, случился долговой кризис. 

Из-за чего, собственно, случился тот самый финансовый кризис 2008 года? Из-за одного рискованного контракта. Некоторые финансисты не верили, что американские ипотечные заемщики вовремя вернут свои кредиты. Они решили подстраховаться и распределить риски. Они придумали своего рода страховку, специальный контракт, который приносил инвестору деньги в случае, если с ипотекой случатся проблемы: наступают проблемы, контракт срабатывает, ты становишься богаче. С точки зрения банкира, это очень осмысленное дей­ствие: пока заемщики платят, можно зарабатывать на них, а если перестанут, то ты получишь компенсацию. Вот только их контракт не был настоящей страхов­кой. Потому что настоящая страховка строго-настрого запрещает стра­ховать что-то дороже собственной стоимости, ты не можешь дом за 100 000 застра­ховать на 1 000 000, и так было всегда, со Средних веков, потому что иначе люди просто жгли бы свои дома. Хитрый контракт, придуманный американ­скими финансистами, этому золотому правилу не соответствовал. Покупа­тель их контракта мог получить гораздо больше, чем рисковал поте­рять. Наступле­ние страхового случая, которое, с нашей точки зрения, явля­ется чем-то пло­хим, делало его сказочно богатым. И конечно, если кто-то в результате наступ­ления страхового случая становится сказочно богат, то кто-то стано­вится сильно беднее. Так, собственно, и вышло: ипотеку пере­стали выпла­чивать в срок, банки, которые не верили в ипотечный кризис и поэтому выступили страхов­щиками в этом контракте, потеряли огромные деньги. Самой громкой жертвой стал старинный инвестиционный банк Lehman Brothers, и его падение ознаме­новало начало катастрофы, финансового кризиса мирового масштаба.

Финансовый кризис в очередной раз показал, что нельзя рисковать вечно. Банки ошибаются, и за это со временем приходится платить все большую цену. Когда в конце XV века прекратил существование банк Медичи, это не вызвало всемирной финансовой катастрофы, и в Исландии это едва ли заметили. Когда в 2008 году рухнул Lehman Brothers, это задело всех.

Но еще лучше финансо­вый кризис показал, что банкиры изменили наш мир до неузнаваемости. Во времена Медичи исландцы ловили рыбу и помыслить себе не могли, что будут ездить на английских внедорожниках, купленных за кредиты, взятые в японских иенах не пойми где. И это две стороны одной и той же медали. Распространив риски на все человечество, банкиры позво­ли­ли человечеству жить гораздо лучше, мы все стали богаче. Потому что в целом у них получа­ется оценивать риски.

Использованная литература:

de Roover R. The Rise and Decline of the Medici Bank. Harvard University Press, 1963.

Fleuriet M. Investment Banking Explained. An Insider’s Guide to the Industry. New York, 2008.

Grossman R. S. Unsettled Account. The Evolution of Banking in the Industrialized World Since 1800. Princeton University Press, 2010.

Homer S., Sylla R. A History of Interest Rates. Rutgers University Press, 2005.

Hunt E. S., Murray J. M. A History of Business in Medieval Europe, 1200–1550. Cambridge University Press, 1999.

Kindleberger C. P. A Financial History of Western Europe. London, 1984.

Lewis M. Boomerang. Travels in the New Third World. New York, 2011.

Steinmetz G. The Richest Man Who Ever Lived. The Life and Times of Jacob Fugger. New York, 2015.