Расшифровка Язык молчания: картина мира ямальца

Как ненцы общаются без слов, кто такой старик Микулай и почему на Ямале очень важно любить чай

Автор Ольга Христофорова

Среди русских на Ямале бытует мне­ние, что ненцы — люди непростые, себе на уме. А ненцы, в свою очередь, иногда считают русских легко­мыслен­ными и ненадежными. И те и другие кажутся друг другу невежливыми и иногда даже странными. В чем тут дело?

Давайте посмотрим на то, как в не­нец­кой культуре понимается речь и слова. Начнем с фольклора. В ненецком фольклоре есть особые персонажи — Лаха­нако, Мынико, Вада. Переводятся эти термины как «сказительское слово». Эти персо­нажи — герои мифов (хэбидя лаханако) или эпических сказаний ярабц и сюдбабц. И вот в этих текстах слово, персонаж-слово, Лаханако или Мынико, оказывается тем, кто передает картины происходящего. Вообще, в целом в ненецкой культуре отношение к речи, к слову особое. Словами нельзя разбра­сываться, даже произносить их просто так не следует. Герои мифов и эпи­ческих сказаний и люди в повседневной жизни, когда хотят что-то сказать, должны произ­нести особую ключевую фразу — Вадами таня («У меня есть слово»). И пока не произнесется отзыв — Вадет («Говори»), — вы не можете ничего сказать.

В одной ненецкой пословице говорится: «Палка по телу бьет, а слово прямо в сердце метит». И в повседневной речи мы встречаем такие же мысли. Напри­мер, «втоптал слова в землю» означает «не исполнил просьбу»; «отрезал слова» — «поступил наперекор»; «слово упало на землю» — «сказал что-то такое, что другие не приняли во внима­ние», и так далее.

Ненцы крайне осторожны при обраще­нии со словом даже в ситуациях повсе­дневных, не говоря уже об этикетных и ритуальных. В ненецком языке нет формул прощания, приветствия, благодарности. Есть только, наверное, один контекст, в котором такое слово существует: когда вы в гостях и вы за­кончили угощение, уже наелись, вы можете сказать малейв или ёльцейв, что будет означать «я наелся», «я закон­чил есть» — это такая ритуальная этикетная формула. В других же случаях таких слов нет.

Распространенная сейчас формула приветствия ӈани торова образована от русского «здорово». Благодарить по-ненецки будет спасибом’ вадець, буквально — «гово­рить спасибо». В определенных случаях встречается даже негативное отноше­ние к форму­лам благодарности. Я была в тундре в 1995 году, и однажды, когда я сказала «спасибо» одной местной жительнице, она мне шутливо ответила: «На „спа­сибо“ хлеба не купишь». Это была шутка, но она отражает довольно серьезную ситуацию, которую отмечали еще исследователи в XIX веке. Так, Матиас Кастрен  Матиас Кастрен (1813–1852) — россий­ский филолог финского происхождения, иссле­дователь финно-угорских и само­дийских языков., который в середине XIX века провел несколько лет в путе­ше­ствиях по Сибири, писал в одном из своих писем: «В этом [ненецком] языке нет даже слова „благодарить“, но дай самоеду глоток водки, ломоть хлеба, кусок сукна или что бы то ни было — и он при случае пойдет за тебя на смерть. Я, право, начинаю думать, что вышереченное слово [„спасибо“] придумано каким-нибудь… желавшим дешевейшим образом отделаться от признатель­ности…»  М. А. Кастрен. Путешествие в Сибирь
(1845–1849). С. 138. Тюмень, 1999.

Действительно, поблагодарить по ненецким понятиям — это ответить на дар, и таким ответом должно быть что-то равноценное — ответный дар или ответ­ная услуга. Это правило этикета не собственно ненецкое. То же и в русской деревне: если вас чем-то угостили, отдавать обратно пустую посуду не при­нято, нужно положить туда что-то съестное. Так же и у ненцев. Однажды в од­ну ненецкую семью соседи со словом «спасибо» вернули пустую посуду из-под угощения — они просто не знали этого обычая. А не­нецкая хозяйка сказала: «Наша посуда вернулась в слезах: соседям не понра­вилось наше угощение».

Ненецкий гостевой этикет достоин отдельного упоминания. И гости, и хозяева обычно стараются мало говорить и больше слушать и смотреть, тщательно следят за жестами друг друга. Даже если гость пришел по делу, то он об этом деле не говорит сразу, и хозяева его не расспрашивают — сначала его угоща­ют. Он пьет чай, и пьет этот чай долго. Чаепитие проходит в молчании, и после одного особого жеста гость сам начинает говорить. Что это за жест? Я помню один эпизод из своего полевого опыта. Я была в чуме первый раз в гостях, и хозяйка наливала чай. Я выпивала чашку — и она подливала снова. Я гово­рила: «Спасибо, хватит» — она наливала снова. Я говорила по-ненецки мась («хватит») — она наливала снова. Я не знала, что делать, и пила и пила этот чай. А потом оказалось, что не нужно было ничего говорить: достаточно было, выпив чашку, перевернуть ее вверх дном. Это для хозяйки означало бы, что я больше не хочу чая, и вот после такого жеста и нужно приступать к разгово­рам. Но, может быть, хорошо, что я не перевер­ну­ла чашку, потому что по не­нецким обычаям тот, кто приехал с худым сердцем, сердится на хозяина, недо­волен чем-то, пьет мало чая — две-три чашки, и всё. А если гость пьет чашек десять, то, значит, все замечательно, гость доволен и разговор будет хорошим.

Эти особенности ненецкого этикета иногда настолько удивляли путеше­ствен­ников, что их описанию отводится значительное место в путевых заметках. Например, Максим Сергеевич Синицын  Максим Синицын (р. 1928) — географ, метеоролог, работал на Ямале, автор книги «По ненецкой земле» (1960)., полярник, метеоролог, который интересовался ненецким фольклором, приводит в своих полевых дневниках такой случай. В доме в ненецком посел­ке, где он жил, погас свет. Он увидел в окне у соседей керосиновую лампу и пошел к ним. Пришел, сел за стол и при полном молчании хозяев целый час просидел со своими заметками, потом так же молча встал и ушел — никто ему ничего не сказал. Он же с удив­лением отмечает: «Время от вре­мени… в чуме появлялся новый гость. Не дожи­даясь вопросов или приглаше­ний, пришедший молча садился к столу. И жен­щина молча подавала ему полную чашку. Люди пили чай… обменивались короткими замечаниями. Кому это наскучило, тот без благодар­ностей и изви­не­ний поднимался и выле­зал наружу…» Однажды пришлось ему с коллегой ночевать у незнакомых ненцев. «Жена пастуха без всяких просьб высушила и, где надо, заштопала нам малицы. Она делала это так, будто обязана при­вести в порядок наше платье. Кроме того, нас кормили, угощали чаем; и все это молча, словно мы старые друзья семьи». Это действие не нуждается в ответном даре. «Когда наутро мы собирались в путь, желая отблагодарить хозяев, Проба­тов протя­нул женщине деньги. Но она взглянула так удивленно, непонимающе и вместе с тем укоризненно, что Пробатов поспешил спрятать бумажки».

Здесь речь идет о еще одном нюансе гостевого этикета ненцев. Гостинец (мядонзэй, от мяд — «чум», мядонзь — «гостить») — это не то, что гость при­носит хозяину, это то, что хозяева обязаны подарить гостю, если он пере­но­чевал у них в доме. На этот счет есть ненецкие правила в форме коротких фольклорных текстов. Например: «Гостя никогда с пустыми руками [без подарка] не отпускай, иначе он унесет счастье твоего чума». Или: «Хорошо угостив гостя, ты отправляешь по тунд­ре хорошие вести о себе». Однако, если гость был совсем нежеланным, хозяева не хотели его угощать и с ним обща­ться, они могли погасить в чуме огонь и делать вид, что они укладываются спать, даже если дело происходило днем. Ну, конечно, если гостю было неда­леко ехать обратно, не было пурги и ему ничем не грозила обратная доро­га. Точно к такому же способу прибе­гали родители девушки, когда приходил сват от нежеланного жениха: они гасили в чуме огонь и укладывались спать.

Использование таких знаков-жестов в общении имело своей целью избежать прямых и резких формулировок своих намерений, своих ожиданий от другого человека. Недопустимыми считаются такие выражения, в которых человек прямо говорит, что ему надо от другого. Но при этом недопустимыми счита­ются и пустые, лишние сообщения, в кото­рых никаким образом не отражены твои намерения.

Нельзя произносить слова зря. В ненец­ком языке есть очень много слов, обозна­чающих речь, говорение, описывающих речевое поведение. Например, лаханакось, лаханась — «говорить», манзь — «сказать» и многие другие. Но при этом есть отдельные глаголы для неправильного речевого поведения, например хӑя̆рць — «гово­рить все, что придет на ум», эрвэдась — «трещать, говорить без умолку», са’’ладырць — «говорить глупости».

Эти особенности коммуникативного поведения отличаются от речевого поведения русских, в котором велика фатическая роль речи, так называемая светская болтовня, меньше выражен акциональный, поведенческий код, меньше регламентированы правила речевого поведения. Так, в русском языке нет специальных формул с просьбой выслушать. В русском речевом поведении высок уровень определенности выражения своей точки зрения, больше доля оценочных суждений, больше эмоциональность, отсутствуют антиконфликт­ные стратегии общения. Именно эти различия определяют взаимное непони­мание ненцев и русских в тундре и некоторую напряженность в межэтниче­ском общении.

Получается, что, когда приезжие наблюдатели называли северные культуры молчащими, они не знали всего лишь двух вещей: правил речевого поведения (осторожности в обращении со звучащим словом) и правил невер­бальной коммуникации (тщательно разработанного жестового кода для общения).

Если же учитывать эти правила, то не­нецкая культура окажется гиперсемио­тичной, чрезвычайно знаково насыщен­ной, говорящей, только это говорение будет не всегда связано со звучащей речью. Причем такая внимательность к средствам общения проявляется не только в человеческом взаимодей­ствии, но и в общении людей и не-людей — животных (домашних оленей, собак, промысловых животных), а также в общении людей и божеств. Не все из этих персонажей (животные, боги, духи, населяющие землю и подземную и небес­ную сферы) знают слова человеческого языка (собственно, «ненецкий язык» и означает «челове­ческий язык»  Ненэця’ вада — самоназвание ненецкого языка, буквально — «человеческая речь».). Но они владеют другими типами языков, которые также должен знать человек, чтобы правиль­но, грамотно общаться и вообще выживать в этом мире.

Человеку, живущему среди природы — оленеводу, охотнику, рыболову, — необходимо знать язык природы, язык животных, птиц, стихий, светил (солнца, луны), для того чтобы в этом мире выжить. И, конечно, ненцы этот язык знают. Нужно учесть, что многие ненецкие божества просто видны глазом и их реакции на поведение людей тоже можно увидеть. Например, богиня земли Я’ небя — это, собственно, сама земля. Мох-ягель — это шкура и сама она, ее огромное тело, тело большой оленухи, важенки  Важенка — взрослая самка северного оленя., на кото­рой живут люди и все другие живые существа. Она дает всем глаза, она способст­вует рождению жизни. И ее отношение к происходящему на земле можно понять по состоянию окружающего мира, по благополучию семьи, по тем событиям, которые случаются в жизни. Так же и другие божества, напри­мер Ту’ хада — богиня огня. Она передает свои пожелания, сообщения потрески­ванием огня в очаге. Или Ид’ ерв — божество воды, рек. О его настроениях можно судить по состоянию рек, озер. Юрий Вэлла  Юрий Вэллa (1948–2013) — поэт и писатель, автор первой в истории художественной книги на ненецком лесном языке., ненецкий поэт, писатель, обществен­ный деятель, говорил: «…что Нум — ненецкий верховный бог, я узнал из книжек. Прежде Нум был просто небом, природой, погодой…» По состоянию погоды можно было судить о настроениях Нума, верховного бога ненцев.

Если приключается что-то плохое, люди в первую очередь думают: что мы сделали не так, какое божество прогневили? Определяют, какое именно, и проводят специальный ритуал, прося у божества прощения. Впрочем, целью обряда может быть необязательно извинение перед божеством. Но всегда обряд, ритуал — это общение, это передача даров и просьба людей о благополу­чии. Люди приносят в дар божествам то, чего у них нет: домашних оленей, чай, табак, ткань, — а взамен просят диких оленей, рыбу, хорошую погоду, благопо­лучия при перекочевках.

В число ненецких божеств вошли и христианские святые. В ненецких священ­ных нартах хэхэ’ хан  Хэхэ’ хан — священная нарта, в которой хранятся культовые предметы ненецкой семьи. можно встретить православную икону с изображением Пресвятой Богородицы или святителя Николая Чудотворца. Святитель Нико­лай (по-ненецки Микулай Вэсако, старик Микулай) — герой многих фольк­лорных рассказов. Есть история о том, как он спас тонущих рыбаков, и потом, придя в Салехард, один из них вдруг увидел в православной церкви икону и узнал в ней того самого старика с белой бородой, после чего привел к храму оленя в дар святителю Николаю.

Включение иного, чужеродного в свое может не быть проблемой и в межэтни­ческих взаимодействиях. Быть неней ненече  Неней ненече — самоназвание ненцев, буквально «настоящий человек». — настоящим ненцем — не обяза­тельно тому, кто родился ненцем, здесь немножко другие принципы. Напри­мер, в ненецком фольклоре есть разные персонажи: есть великан Сюдбя, ведьма Парнэ, подзем­ные жители сихиртя  Сихиртя — народ из самодийских легенд, живущий в сопках и пасущий мамонтов — «земляных оленей». и так далее. Иногда они могут выглядеть и как неней ненече, но таковыми не являются. Внешность обман­чива — у них другие обычаи.

Так и в жизни: настоящим человеком, неней ненече, может быть и тот, кто вовсе не ненец по крови, но хорошо знает обычаи. При этом могут быть различия между ненцами разных групп и может не быть различий между ненцем и не ненцем. Например, Дмитрий Арзютов, исследователь-антрополог, пишет: «Сама остановка у чума и заход в чум — это своеобраз­ный ритуал. Подъехав к чуму со сторо­ны, где стоит священная нарта, и заглу­шив двигатель, мы со­шли на снег». И это очень важный момент: здесь люди подъезжают со сто­роны священ­ной части, си’, и это хороший знак. Подъехать к чуму со стороны входа, нё, не очень хорошо: это означает для хозяев, что гости приехали с какими-то неприятными разговорами. Возвра­щаясь к цитате: «Оленеводы, подъехав к чуму, тут же присматри­ваются к деталям, говорящим о том, есть ли кто-то внутри, стоят ли нарты, занесе­ны ли они снегом, закрыт ли вход присло­ненной снаружи палкой. Знакомый ненец сказал, что в дороге он всегда обращает внимание на то, как меняется у каждого чума расстановка нарт. Он как житель севера полуострова Ямал считает, что именно северные рас­ставляют нарты наиболее правиль­но: нет хаотичности, все нарты стоят на своих местах. А чем южнее, с его точки зрения, тем этот порядок все более и более нарушается. Такая микротопография вещей для него была связана с признанием настоящести, то есть ненецкости»  Д. Арзютов. Олени и/или бензин: эссе об обменах в северо-ямальской тундре. 2017..

Принадлежность к традиции, конечно, отражается и во внешнем облике человека, но не столько в чертах лица, разрезе глаз или цвете волос, сколько в антропогенной морфологии — в одежде, в манерах, в мимике, в том числе и в умении обращаться со словом. В ненецком языке есть слово луцеймзь, что означает «обрусеть, стать русским». В то же время стать ненцем (своим, родным, «настоящим человеком») может и иной по крови — лишь бы уважал народ, понимал его душу и соблюдал обычаи.

В заключение я хочу вспомнить роман ненецкой писательницы Анны Неркаги «Анико из рода Ного». В этом романе есть персонаж Павел. Он русский, геолог, живет в тундре. При этом он носит ненецкую одежду, у него есть своя оленья упряжка, он записывает у стариков сказания ярабц, молодежь приглашает его на свадьбу дружкой, и в целом он хотел бы остаться навсегда среди ненцев: очень ему тут нравится. Когда главная героиня романа Анико спрашивает ста­рого ненца, у которого квартирует Павел, зачем ему записы­вать ярабц (он же русский), старик ненец отвечает ей: «При чем тут рус­ский или не рус­ский? Я тебе так скажу: не всякий ненец — ненец!» Антипод Павла — Анико с детства училась в интернате, теперь учится на геолога в Тюмени. Она при­ехала в тундру впервые за 14 лет на похороны матери, и все ей кажется здесь чужим. Она одета по-городскому, в руке у нее вместо сумки-тучейки  Сумка-тучейка — женская сумка для рукоделия. порт­фель, она стесняется ненцев, она забывает язык, она брезгует тундровыми запахами и пищей. И как только похороны закончились, она уезжает обратно в город.

Она улетает, а Павел остается. В ре­зультате Павел становится ненцем — потому что не кровь важна, а дух, — а Анико ненкой быть перестает.