Пять видеолекций об истории и культуре Ямала: от кочевников и оленей до интернатов и «мертвой дороги» — а также инструкция по сборке чума, советы для переезда и тест про нарты и кисы
Сехэрэвна мюд минга —
Вот эта необычная для оседлого, статичного мировоззрения форма самовыражения передает весь тот сложный и многоплановый объем культуры кочевников, который в наилучшем, самом совершенном виде представлен культурой ненцев-оленеводов. Они являются не исключением из правил как кочевники, а, напротив, наследниками того образа жизни, который вело прачеловечество во времена палеолита, когда человек из Африки расселялся широко по всей планете и вел очень подвижный образ жизни. Мы часто ошибаемся, представляя себе первобытного предка, топчущегося
Их сложно описать словами, и лучше всего их снимать в кино, потому что кинематограф — это запись движения. Если мы хотим рассказать о культуре кочевников, то лучше снимать кино, а не описывать эту культуру в книге и не пытаться рассказать в лекции. Тем не менее я сейчас попытаюсь это сделать.
Самое главное — представить себе, что вам хорошо в движении. В русской пословице «Переезд равен пожару» («двум пожарам», «трем пожарам», в зависимости от степени страдания) передается ужас или оторопь от того, что собой представляет переезд. Ненцы только тем и занимаются, что переезжают. Для них состояние движения, состояние переезда — это состояние уюта. И если
Задаешься вопросом, чего там больше — движения или стояния, каравана или стойбища? За счет чего достигается это состояние уюта? Прежде всего за счет того, что мобильность — это жизнь. Может быть, этому способствует Арктика с ее суровой природой. Арктика, которая ставит условие: либо вы живете и движетесь, либо вы не живете и не движетесь. Поэтому для того, чтобы существовать в Арктике, нужно умело двигаться, нужна стратегия движения или наука, а то и искусство движения.
Энергия, которая для этого необходима, берется из двух сочетаний: «мужчина плюс женщина», «человек плюс олень». В этих двух моторах и заключен перпетуум мобиле, вечный двигатель, который влечет, который является драйвером кочевого движения. Мужчина и женщина выполняют каждый свою работу. У ненцев не принято не то чтобы помогать друг другу — это как раз принято, — но не принято замещать функции друг друга. Каждый тянет свою лямку, и там, где прекращает свою активность женщина, вступает мужчина, и наоборот.
Она своей заботой и опекой охватывает жилище, жилое пространство, он — открытую тундру. И вот в этом сочетании «он плюс она» становится гармоничным сосуществование чума и стойбища и окружающей тундры. Всякий раз, когда завершает свою активность мужчина, он входит в чум, переодевается в домашнюю одежду и вроде бы бездельничает: пьет чай, болтает, курит, — а все вокруг делает женщина. На самом деле его доля закончена — наступает ее фаза поддержания активности. Да, это она собирает чум, кладет его в нарту. А он ведет, он пасет стадо, он следит за движением, он выбирает место для нового стойбища, предварительно опробовав, насколько высок ягель и есть ли он вообще, и по тому, как ведут себя олени, определяет, будут они стоять долго или стоянка будет совсем короткая, в течение ночи.
Точно так же человек и олень. Когда ненца спрашиваешь: «Почему вы опять кочуете?» — он обычно ответит: «Оленям пора идти дальше». Если бы олень мог говорить, он бы наверняка сказал: «Ненцам пора идти дальше». И вот они друг друга подгоняют, ощущая, наверное, себя попутчиками, спутниками на протяжении всей жизни. Иногда приходится видеть, как олень, которому не повезло (он оступился, порезал ногу, или
Оно выражается в нескольких, если угодно, модулях, или принципах. Один из этих принципов состоит в том, что у ненцев-кочевников нет разделенного, объективно существующего пространства и времени. У нас есть, мы считаем их основными философскими категориями, у них — нет. Пространство и время слиты, потому что время как будто кочует по тундре. Меняются места, меняются пастбища — и меняется положение времени. Равным образом пространство имеет свое временное измерение, они как будто вместе. Если попытаться придать ненецкому кочевью форму на карте, то образуются зимний круг и летний круг (соответственно, в лесотундре и в приморской тундре), а между ними — проход по хребту Ямал, и по форме это напоминает восьмерку или гантель. Если мы попробуем нарисовать время, то обнаружится, что оно как бы двухколесное, потому что у ненцев два года — год «зима» и год «лето». Когда спрашиваешь: «Сколько тебе лет?» — иной скажет: «Сто двадцать». Имея в виду, что ему 60, но «зима» плюс «лето» — получается 120. Так вот, эти два года соединены друг с другом точкой, пунктом, где лето перетекает в зиму, — тоже условная восьмерка. Причем это место пересечения, или соприкосновения, — реальная остановка, где ненцы меняют зимние нарты на летние, и караван преобразуется, летний караван превращается в зимний. И вот этот условный пит-стоп, где ненцы полностью меняют свою сезонную культуру, является тем проходом, через который протекает год.
Интересно, что, в отличие от обычных философских представлений об объективности пространства и времени, это слитное пространство и время абсолютно субъективно: оно существует благодаря вам, вместе с вами. Если угодно, оно совмещенное не только как пространство и время, но еще и как человек и окружающая тундра. Ничего не происходит, помимо вас: это вы кочуете, это вместе с вами движется время, это благодаря вам происходит все, что происходит вокруг.
Кочевая традиция обладает свойством трансформера. Это означает, что не один и тот же караван движется с определенным количеством нарт в нем, — это означает, что он все время преобразуется, преобразуется при переходе из лета в зиму, преобразуется каждый раз, когда становится стойбищем. Караван раскрывается как стойбище, а затем он снова вытягивается в змею каравана. Мало того, каждый чум — трансформер, потому что легким движением руки он превращается из спальни в столовую, а затем в мастерскую, и все это действительно почти незаметными движениями. В кочевой жизни всё — в разной степени трансформер. И человек — трансформер, потому что он может легко превратиться из совершенно непробиваемого морозами агрегата в несколько шкур в легкое, подвижное, теплое существо.
Кроме того, ненецкое движение включает в себя взаимодействие между людьми, стойбищем, караваном — и оленями, стадом. По существу, управление стадом столь же сложно, как, допустим, навигация в море, и тундровое стадовождение напоминает кораблевождение. Можно легко нарваться на риф или столкнуться с другим стадом — это будет означать потерю оленей и долгие мучения, если не разорение оленевода. Бедный оленевод, попав под пресс тысячника Тысячник — стадо в тысячу и более голов., оказывается его жертвой, надолго теряет своих оленей и не может их больше контролировать, поскольку его стадо разбито. Словом, во избежание такого стадокрушения необходимо совершать интересные маневры. Ненцы говорят, что они играют в шахматы, уступая друг другу ходы, опережая друг друга.
Раньше в течение зимы проходили целые конференции, когда они договаривались, кто и в какой последовательности перебрасывает свое стадо через Обскую губу. Сейчас появились мобильники, можно позвонить друг другу и согласовать дополнительные движения, но так иногда получается сложнее. Потому что если вы зимой договорились о последовательности и точности дней, то вы это выполняете, а если у вас есть мобильный телефон, то он позволяет вам проявить слабость, сделать паузу — а это нарушает общее движение.
Представьте себе: двести тысяч — примерно в одно время они выскакивают на ямальский берег. Если
Кроме того, одним из приемов выпаса и движения является «парение» над тундрой. Стадо и стойбище постоянно как будто парят, потому что они соприкасаются с тундрой — но слегка. Стоит надолго задержать стадо, особенно летом — оно вытопчет всю тундру и выкопает
От этого, кстати, зависит очень многое, и сегодняшние проблемы Ямала во многом состоят не в том, что оленей слишком много (за это ненцев можно только хвалить), а в том, что
Жителям больших городов, которые гонятся за выполнением графика, наверное, трудно представить, что оленевод не живет по будильнику, не подстраивается под открытие и закрытие магазинов или расписание детского сада, не отрабатывает восьмичасовой день и уж точно не ждет с нетерпением вечера пятницы.
В тундре вообще сложно строить четкие планы, поскольку в них всегда может вмешаться погода. Известное выражение «Если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах» приобретает здесь особенный смысл, поскольку в ненецком языке «погода» и имя верховного божества обозначаются одним словом — Нум. Человек в тундре полностью зависит от природных ритмов и явлений — полярного дня и полярной ночи, оттепели и сильных морозов, пурги и ясной погоды. Когда зимним утром первый человек выходит из чума и заходит обратно, его сначала спрашивают: как погода, есть ли пурга?
Во время моей полевой работы на Ямале был момент, когда пурга продолжалась в течение восьми дней. В такие дни на улице практически нулевая видимость, невозможно никуда ехать и уж тем более кочевать. Лучше вообще не уходить далеко от чума, чтобы не потеряться: трагических случаев довольно много. Однако повседневные дела выполнять приходится: рубить дрова, ходить за снегом или льдом для растапливания воды. Каждое утро, просыпаясь, я слушала ветер — стих или нет?
У ненцев есть множество примет и поведенческих предписаний, связанных с погодой. Большинство из них, как мне кажется, посвящено пурге. Например, если олени держат морды против ветра — к пурге; если печная труба плачет, то есть капает, — к потеплению с пургой; если полугодовалый теленок зовет маму, как новорожденный, — снова к пурге. Нельзя часто отряхивать чум и нарты — будет пурга, и так далее.
В основном я буду говорить о самом полуострове Ямал, хотя обычно весь Ямало-Ненецкий автономный округ сокращенно называют Ямалом. При этом в него входят абсолютно разные по ландшафту территории: северная тайга на юге, горы Полярного Урала на западе, арктическая тундра с выходом к Карскому морю на севере. Изначально ненцы только самую северную часть называли Ямалом. С ненецкого «я мал» — «край земли». Ямал известен всей России своим газом и оленеводством. Сегодня мы будем говорить в основном об оленеводстве, хотя на Ямале расположены самые крупные газодобывающие месторождения — Бованенково и Сабетта. Но также на Ямале выпасается самое крупное в мире стадо домашнего оленя — более 700 тысяч голов, а на самом полуострове — более 300 тысяч.
Считается, что в Ямало-Ненецком автономном округе сосредоточена большая часть кочевников страны — примерно 60 %. Хотя с тем, чтобы посчитать кочевников, всегда очень сложно — статистике тут приходится тяжело. На полуострове Ямал более 1000 семей тундровиков, это примерно 6000 человек. В основном это ненцы, которые по праву считаются самыми кочующими и самыми оленными людьми на планете.
Когда я говорю «тундровики», то имею в виду оленеводов и рыбаков, непосредственно проживающих в тундре. Конечно, они имеют тесные связи с населенными пунктами, с поселками или городами: там живут их родственники, они ездят туда оформить документы или купить продукты. Однако сами тундровики очень четко разделяют тундровых и поселковых людей, и их реакция на поселковых ненцев, не говоря уже о русских в широком смысле слова, обычно сводится к фразе «Да они ничего не понимают в тундровой жизни!».
Ненецкие семьи живут в чумах, круглый год кочуя со своими стадами. Ямальские оленеводы имеют классические меридиональные маршруты: зимой они кочуют на юг, в лесотундру, летом — на север, к морю. Протяженность маршрутов у разных хозяйств — от 200 до 1500 километров в год. Зимой ненцы кочуют раз в три-четыре недели, летом — раз в три-пять дней. Некоторое время назад мы с коллегой в течение года жили в семье оленеводов-частников, и наш сравнительно небольшой маршрут в 500 километров составил 56 перекочевок, или касланий, как говорят на Ямале. В дни касланий люди остаются совершенно один на один с природой, ведь в течение всего дня, когда снят чум и вещи упакованы в нарты, ненцы находятся под открытым небом, пока на новом месте снова не будет установлено жилище.
Кочевье в зависимости от сезона имеет разные характеристики: уровень физической сложности, скорость сборов, протяженность пути. Для контраста кратко опишу, как это выглядит в полярный день и в полярную ночь.
Многие ошибочно считают, что на Севере во время полярной ночи круглые сутки темно. Это не так, хотя зависит, конечно, от того, на какой широте вы находитесь. Несмотря на то что на Ямале солнце около 40 дней не поднимается над горизонтом, четыре-пять часов светлого времени, или светлых сумерек, у вас есть. Тем не менее не зря ненцы называют ноябрь и декабрь месяцем малой и большой темноты. Оленеводам в этот период надо максимально использовать световые часы во время перекочевки. Но основная работа происходит в темноте. Каждый человек на стойбище знает свои обязанности, люди действуют как единый организм: подъем в четыре-пять утра, сборы в темноте, чум снимают в темноте, запрягают оленей и трогаются в путь уже ближе к одиннадцати — как раз немного посветлело. Однажды мы сняли чум, упаковали вещи, запрягли оленей, выехали — и ударила очень сильная пурга. Проехали всего километр, и пришлось ставить чум.
Летом, во время полярного дня, круглые сутки светло: солнце ходит по кругу не садясь. Оленеводы стараются каслать ночью, когда меньше гнуса и прохладнее, что лучше и для оленей, и для людей. Из-за такого режима день и ночь смешиваются: люди могут встать в час дня, начать собираться ближе к вечеру, а выехать в полночь.
Тундровики почти всегда оказываются в пути. Об этом подробно говорил в своей лекции Андрей Головнёв. Они едут на дежурство в стадо или в соседнее стойбище, или на большие расстояния в поселок. В снежное время все оленеводы сейчас используют снегоходы.
Всегда поражает, как они ориентируются в пространстве белой голой тундры. С одной стороны, оленеводы в родных местах знают наизусть каждую сопку и поворот реки, с другой — имеют целую систему ориентиров, ключевое место в которой занимает направление ветра. Какой ветер дул в разные дни, тундровики определяют по застругам, или парумдэям. Это такие снежные надувы, во время сильного ветра остающиеся в тундре. И оленевод иногда при плохой видимости или в темноте может остановиться, слезть со снегохода, расчистить верхний мягкий снег и посмотреть, в какую сторону направлены эти заструги, для того чтобы дальше определить, куда ему двигаться.
Главное животное в культуре тундровиков — это олень. Олень в полном смысле слова определяет жизнь человека в тундре. Это возможность мобильности, перекочевки; жилище — из шкур оленя шьются нюки, покрышки чума; одежда — в снежное время тундровики до сих пор продолжают носить традиционную одежду из оленьих шкур, потому что олений мех наиболее теплый в Арктике, он имеет трубчатую и полую структуру; пища — не только приготовленная, но и сырая, тундровый комплекс витаминов и других необходимых веществ; проводник для общения с духами и божествами — жертвоприношения или священные олени в стаде.
Собственно, зачем оленеводы кочуют? Маршрут и график кочевания семьи оленеводов зависит от оборота пастбищ, на которых пасется их стадо. Питание оленя меняется в зависимости от сезона: в снежное время основная их пища — ягель; летом — травы, кустарники, грибы. Принцип оленевода при выборе новой стоянки — главное, чтобы оленям было хорошо, то есть чтобы у них была пища. А человек может потерпеть. Например, есть закономерность: там, где хороший ягельник, очень мало дров, кустов тальника. И хозяин поставит чум рядом с ягельниками, а за дровами поедет за десять километров.
Хозяин знает своих оленей в лицо, особенно ездовых быков, приметных по масти оленей или авок Авка — ручной олень., выращенных в чумах. Случается, что маленький теленок остается без мамы (она погибает или бросает его) или оказывается очень слабым. Тогда ненцы берут его на воспитание в чум. Он живет прямо в чуме, ему готовят уху, собирают ягель и кустарники. Обычно о таких авках заботятся дети. Несколько раз я наблюдала, как во время сильного гнуса хозяева запускали в чум уже взрослого оленя с раскидистыми рогами, чтобы он не мучился от жары и комаров.
Культура ненцев — уникальное сочетание современности и традиционности. Ненцы ездят на снегоходах, заводят генераторы, разговаривают по мобильным телефонам, знакомятся в интернете. Но при этом за чумом стоит священная нарта с культовыми предметами семьи, а в каждом стаде есть священные олени: они посвящены определенным духам и божествам.
Традиционно ненцы посвящали оленей верховному божеству Нуму, солнцу, покровителю оленей и людей Илибембэртя. Также в стаде есть олени, посвященные определенным священным местам. На священных оленях нельзя ездить женщине из-за представления о ее сакральной нечистоте. Но об этом немного позже.
Тундра для приезжего — голая безжизненная равнина, но для оленевода она наполнена жизнью, особенно летом. Кроме того, по представлениям ненцев, помимо земных существ, все реки, сопки, озера населяют духи-хозяева, а человек должен правильно к ним относиться и вести себя. В культурном пространстве тундры переплетаются реальность и мифологические сюжеты. То, что кажется легендой, для ненцев во многом просто часть окружающей действительности. Например, легенда о древнем народе сихиртя и мамонтах. В мифологии ненцев
Ненецкая вселенная состоит из верхнего, среднего и нижнего миров, расположенных вертикально один под другим. Верхний мир имеет семь небес, на которых проживают божества, духи, души шаманов. Средний мир — обитель людей, животных, духов-хозяев и других сущностей. Нижний, подземный мир, — из семи пластов, где живут души умерших, злые духи и чудовища, а в самой глубине — главное темное божество, антагонист Нума — Нга.
Незаменимый помощник оленевода — собака. Существует несколько мифологических сюжетов и сказок о собаке. Собака — животное на границе среднего и нижнего миров. По некоторым текстам, ее создал Нга. По вине забывчивой собаки человек попадает во власть Нга, который совершает свой ритуал — оскверняет человека и делает его тем самым подверженным болезням, то есть смертным. Собака очень виновата перед человеком, поэтому вечно должна служить ему и оберегать от злых духов, которых она может видеть, предупреждая хозяина лаем.
Раньше собак приносили в жертву божеству рода Яптик, а также могли отдать ее жизнь в обмен на здоровье тяжело болеющего человека. Также собачьей кровью отпугивали цингу — одну из дочерей подземного темного духа. На днях я вернулась из поездки в тундру, где одна пожилая женщина рассказывала, как в молодости заболела цингой. Тогда по совету стариков она отрезала у живой собаки ухо и намазала свои губы ее кровью, а также выпила несколько капель. Цинга прошла.
Несмотря на такую двойственную природу собаки, это верный друг и помощник оленевода, без которого он не сможет управляться со стадом. С семьей тундровиков обычно живут от четырех до шести собак, которые имеют свои специализации. Например, одна хорошо гонит стадо во время перекочевки, с другой хорошо ходить на дежурство, третья используется при сборе оленей.
В
У ненцев существует целый комплекс представлений о сакральной нечистоте, сяˮмэй, опасной для человека. Ею обладают женщины фертильного возраста, особенно в период менструации. Нечистыми считаются новорожденные и покойники, поскольку приходят из иного мира и уходят в него, а женщина становится проводником. Сакрально нечистым или опасным считается шаг женщины. Поэтому с начала полового созревания девушке запрещено наступать и перешагивать через разные предметы, особенно предметы оленеводства, а также мужские и детские вещи. Нельзя обходить чум вокруг и внутри за очагом, чтобы не пересекать незримую линию, идущую от очага через священный шест симзы к священной нарте, обычно стоящей сзади чума. Свою обувь, белье и брюки женщина хранит в специальном мешочке и перевозит его вместе с деревянными полами, досками, по которым она сама и ходит, на отдельной нарте — сябу. В эту нарту нельзя запрягать священных оленей. Ежемесячно женщина проводит обряд очищения, как и после нарушения одного из запретов или поездки в поселок — нечистое место, — где другие женщины, русские, могут нарушать эти запреты. Традиция исполнения этих предписаний в ненецкой культуре очень крепкая: женщины соблюдают их из поколения в поколение до сих пор, адаптируя их под современную жизнь в тундре. Считается, что, если женщина нарушит запрет,
Совершенно неправильно считать, что при этом к женщине относятся неуважительно или считают ее нечистой,
Возвращаясь к разговору о волках. В некоторых случаях считается, что если волк задрал оленя, то в этом виновата женщина, которая нарушила один из запретов. Как я уже говорила, волк тоже сакрально нечист — сяˮмэй. Поэтому и олени, которых он задрал, становятся нечистыми. При этом говорят, что в каждом стаде есть олени, посвященные волкам. Они также считаются сяˮмэй. Мужчинам нельзя на них ездить на дежурство в стадо, а только за дровами или запрягать во время перекочевки.
Это только кажется, что главный продукт оленеводов — оленина. На самом деле рыба — один из ключевых компонентов тундрового рациона. В ямальских реках водится ценная белая рыба — муксун, щокур, нельма; другие виды сиговых — пыжьян, сырок, ряпушка. Щука или налим считаются сорной, черной рыбой — их нельзя употреблять в сыром виде. Обычно их заготавливают для собак, но на безрыбье жарят, делают котлеты, варят уху и из них. Женщинам нельзя разделывать некоторые виды рыб, считающиеся также культовыми. Это как раз щука, налим и осетр. Эти же виды нельзя употреблять во время менструации. Женщинам некоторых ненецких родов в принципе запрещено есть эту рыбу. Относительно недавно, примерно с 1970-х годов, в ямальские реки начала заходить неизвестная для ненцев рыба — горбуша. Я столкнулась с тем, что в современной тундре к горбуше относятся с подозрением, иногда даже со страхом — из-за зубастого изогнутого носа самца: может укусить. Кроме того, ненцы считают, что ее мясо нельзя айбарить, то есть есть сырым. Зато можно продавать ничего не понимающим в рыбе вахтовым рабочим в промышленных поселках.
Также ненцы охотятся на гусей, уток и куропаток, стараясь соблюдать при этом правила этнической экологии: когда гуси сели на гнезда, их уже нельзя стрелять; из гнезда можно брать яйца, но обязательно оставлять два.
В тундре человек встречается и взаимодействует и с другими дикими животными — белым и бурым медведем, росомахой, тюленями. Медведя, как и волка, не называют напрямую, чтобы не привлечь его внимание. Про бурого говорят: «черненький», «лесной дедушка», «лесной хозяин», про белого — «беленький» или «морской». Можно заметить, что в качестве ухода от прямого названия даже в высказываниях на ненецком языке ненцы используют слова «волк» и «медведь» на русском.
Еще одним важным животным в хозяйстве северных оленеводов до недавнего времени был песец. До революции охота и торговля пушниной являлась ключевой формой взаимодействия коренного населения и колонизаторов. В советское время промысел песца был организован системно. Большая часть тундрового населения, особенно в некоторых районах Ямала, была оформлена в совхозах охотниками-заготовителями. При сдаче песцовые шкурки стоили довольно дорого. Это был значительный источник доходов для ненецких семей. После распада СССР экономическая значимость пушнины упала. В настоящее время оленеводы добывают песцов лишь на воротник для женской ягушки Ягушка — двухслойная верхняя женская одежда из оленьего меха (мехом внутрь и наружу). или на шапку.
Сейчас оленеводы Ямала столкнулись с серьезными вызовами — перевыпасом и нехваткой пастбищ, обусловленными целым комплексом исторических и хозяйственных причин на фоне нефтегазового освоения. В 2013–2014 годах на Ямале случился сильный гололед и в итоге крупный падеж. Многие семьи остались без оленей — а значит, без средств к существованию. Когда в декабре и январе я работала в тундре, ненцы показывали корку льда. Да я и сама могла в этом убедиться, когда ходила за снегом: наст не брала даже лопата, приходилось рубить его топором.
Таким образом, возможно, более глобальные потрясения в тундре будут связаны с изменением климата. Так или иначе их чувствуют все жители планеты, но особо остро они ощущаются в Арктике и тем более тундровиками, жизнь которых — это философия наблюдения и подчинения силам природы.
Среди русских на Ямале бытует мнение, что ненцы — люди непростые, себе на уме. А ненцы, в свою очередь, иногда считают русских легкомысленными и ненадежными. И те и другие кажутся друг другу невежливыми и иногда даже странными. В чем тут дело?
Давайте посмотрим на то, как в ненецкой культуре понимается речь и слова. Начнем с фольклора. В ненецком фольклоре есть особые персонажи — Лаханако, Мынико, Вада. Переводятся эти термины как «сказительское слово». Эти персонажи — герои мифов (хэбидя лаханако) или эпических сказаний ярабц и сюдбабц. И вот в этих текстах слово, персонаж-слово, Лаханако или Мынико, оказывается тем, кто передает картины происходящего. Вообще, в целом в ненецкой культуре отношение к речи, к слову особое. Словами нельзя разбрасываться, даже произносить их просто так не следует. Герои мифов и эпических сказаний и люди в повседневной жизни, когда хотят
В одной ненецкой пословице говорится: «Палка по телу бьет, а слово прямо в сердце метит». И в повседневной речи мы встречаем такие же мысли. Например, «втоптал слова в землю» означает «не исполнил просьбу»; «отрезал слова» — «поступил наперекор»; «слово упало на землю» — «сказал
Ненцы крайне осторожны при обращении со словом даже в ситуациях повседневных, не говоря уже об этикетных и ритуальных. В ненецком языке нет формул прощания, приветствия, благодарности. Есть только, наверное, один контекст, в котором такое слово существует: когда вы в гостях и вы закончили угощение, уже наелись, вы можете сказать малейв или ёльцейв, что будет означать «я наелся», «я закончил есть» — это такая ритуальная этикетная формула. В других же случаях таких слов нет.
Распространенная сейчас формула приветствия ӈани торова образована от русского «здорово». Благодарить
(1845–1849). С. 138. Тюмень, 1999.
Действительно, поблагодарить по ненецким понятиям — это ответить на дар, и таким ответом должно быть
Ненецкий гостевой этикет достоин отдельного упоминания. И гости, и хозяева обычно стараются мало говорить и больше слушать и смотреть, тщательно следят за жестами друг друга. Даже если гость пришел по делу, то он об этом деле не говорит сразу, и хозяева его не расспрашивают — сначала его угощают. Он пьет чай, и пьет этот чай долго. Чаепитие проходит в молчании, и после одного особого жеста гость сам начинает говорить. Что это за жест? Я помню один эпизод из своего полевого опыта. Я была в чуме первый раз в гостях, и хозяйка наливала чай. Я выпивала чашку — и она подливала снова. Я говорила: «Спасибо, хватит» — она наливала снова. Я говорила
Эти особенности ненецкого этикета иногда настолько удивляли путешественников, что их описанию отводится значительное место в путевых заметках. Например, Максим Сергеевич Синицын Максим Синицын (р. 1928) — географ, метеоролог, работал на Ямале, автор книги «По ненецкой земле» (1960)., полярник, метеоролог, который интересовался ненецким фольклором, приводит в своих полевых дневниках такой случай. В доме в ненецком поселке, где он жил, погас свет. Он увидел в окне у соседей керосиновую лампу и пошел к ним. Пришел, сел за стол и при полном молчании хозяев целый час просидел со своими заметками, потом так же молча встал и ушел — никто ему ничего не сказал. Он же с удивлением отмечает: «Время от времени… в чуме появлялся новый гость. Не дожидаясь вопросов или приглашений, пришедший молча садился к столу. И женщина молча подавала ему полную чашку. Люди пили чай… обменивались короткими замечаниями. Кому это наскучило, тот без благодарностей и извинений поднимался и вылезал наружу…» Однажды пришлось ему с коллегой ночевать у незнакомых ненцев. «Жена пастуха без всяких просьб высушила и, где надо, заштопала нам малицы. Она делала это так, будто обязана привести в порядок наше платье. Кроме того, нас кормили, угощали чаем; и все это молча, словно мы старые друзья семьи». Это действие не нуждается в ответном даре. «Когда наутро мы собирались в путь, желая отблагодарить хозяев, Пробатов протянул женщине деньги. Но она взглянула так удивленно, непонимающе и вместе с тем укоризненно, что Пробатов поспешил спрятать бумажки».
Здесь речь идет о еще одном нюансе гостевого этикета ненцев. Гостинец (мядонзэй, от мяд — «чум», мядонзь — «гостить») — это не то, что гость приносит хозяину, это то, что хозяева обязаны подарить гостю, если он переночевал у них в доме. На этот счет есть ненецкие правила в форме коротких фольклорных текстов. Например: «Гостя никогда с пустыми руками [без подарка] не отпускай, иначе он унесет счастье твоего чума». Или: «Хорошо угостив гостя, ты отправляешь по тундре хорошие вести о себе». Однако, если гость был совсем нежеланным, хозяева не хотели его угощать и с ним общаться, они могли погасить в чуме огонь и делать вид, что они укладываются спать, даже если дело происходило днем. Ну, конечно, если гостю было недалеко ехать обратно, не было пурги и ему ничем не грозила обратная дорога. Точно к такому же способу прибегали родители девушки, когда приходил сват от нежеланного жениха: они гасили в чуме огонь и укладывались спать.
Использование таких знаков-жестов в общении имело своей целью избежать прямых и резких формулировок своих намерений, своих ожиданий от другого человека. Недопустимыми считаются такие выражения, в которых человек прямо говорит, что ему надо от другого. Но при этом недопустимыми считаются и пустые, лишние сообщения, в которых никаким образом не отражены твои намерения.
Нельзя произносить слова зря. В ненецком языке есть очень много слов, обозначающих речь, говорение, описывающих речевое поведение. Например, лаханакось, лаханась — «говорить», манзь — «сказать» и многие другие. Но при этом есть отдельные глаголы для неправильного речевого поведения, например хӑя̆рць — «говорить все, что придет на ум», эрвэдась — «трещать, говорить без умолку», са’’ладырць — «говорить глупости».
Эти особенности коммуникативного поведения отличаются от речевого поведения русских, в котором велика фатическая роль речи, так называемая светская болтовня, меньше выражен акциональный, поведенческий код, меньше регламентированы правила речевого поведения. Так, в русском языке нет специальных формул с просьбой выслушать. В русском речевом поведении высок уровень определенности выражения своей точки зрения, больше доля оценочных суждений, больше эмоциональность, отсутствуют антиконфликтные стратегии общения. Именно эти различия определяют взаимное непонимание ненцев и русских в тундре и некоторую напряженность в межэтническом общении.
Получается, что, когда приезжие наблюдатели называли северные культуры молчащими, они не знали всего лишь двух вещей: правил речевого поведения (осторожности в обращении со звучащим словом) и правил невербальной коммуникации (тщательно разработанного жестового кода для общения).
Если же учитывать эти правила, то ненецкая культура окажется гиперсемиотичной, чрезвычайно знаково насыщенной, говорящей, только это говорение будет не всегда связано со звучащей речью. Причем такая внимательность к средствам общения проявляется не только в человеческом взаимодействии, но и в общении людей и не-людей — животных (домашних оленей, собак, промысловых животных), а также в общении людей и божеств. Не все из этих персонажей (животные, боги, духи, населяющие землю и подземную и небесную сферы) знают слова человеческого языка (собственно, «ненецкий язык» и означает «человеческий язык» Ненэця’ вада — самоназвание ненецкого языка, буквально — «человеческая речь».). Но они владеют другими типами языков, которые также должен знать человек, чтобы правильно, грамотно общаться и вообще выживать в этом мире.
Человеку, живущему среди природы — оленеводу, охотнику, рыболову, — необходимо знать язык природы, язык животных, птиц, стихий, светил (солнца, луны), для того чтобы в этом мире выжить. И, конечно, ненцы этот язык знают. Нужно учесть, что многие ненецкие божества просто видны глазом и их реакции на поведение людей тоже можно увидеть. Например, богиня земли Я’ небя — это, собственно, сама земля. Мох-ягель — это шкура и сама она, ее огромное тело, тело большой оленухи, важенки Важенка — взрослая самка северного оленя., на которой живут люди и все другие живые существа. Она дает всем глаза, она способствует рождению жизни. И ее отношение к происходящему на земле можно понять по состоянию окружающего мира, по благополучию семьи, по тем событиям, которые случаются в жизни. Так же и другие божества, например Ту’ хада — богиня огня. Она передает свои пожелания, сообщения потрескиванием огня в очаге. Или Ид’ ерв — божество воды, рек. О его настроениях можно судить по состоянию рек, озер. Юрий Вэлла Юрий Вэллa (1948–2013) — поэт и писатель, автор первой в истории художественной книги на ненецком лесном языке., ненецкий поэт, писатель, общественный деятель, говорил: «…что Нум — ненецкий верховный бог, я узнал из книжек. Прежде Нум был просто небом, природой, погодой…» По состоянию погоды можно было судить о настроениях Нума, верховного бога ненцев.
Если приключается
В число ненецких божеств вошли и христианские святые. В ненецких священных нартах хэхэ’ хан Хэхэ’ хан — священная нарта, в которой хранятся культовые предметы ненецкой семьи. можно встретить православную икону с изображением Пресвятой Богородицы или святителя Николая Чудотворца. Святитель Николай (по-ненецки Микулай Вэсако, старик Микулай) — герой многих фольклорных рассказов. Есть история о том, как он спас тонущих рыбаков, и потом, придя в Салехард, один из них вдруг увидел в православной церкви икону и узнал в ней того самого старика с белой бородой, после чего привел к храму оленя в дар святителю Николаю.
Включение иного, чужеродного в свое может не быть проблемой и в межэтнических взаимодействиях. Быть неней ненече Неней ненече — самоназвание ненцев, буквально «настоящий человек». — настоящим ненцем — не обязательно тому, кто родился ненцем, здесь немножко другие принципы. Например, в ненецком фольклоре есть разные персонажи: есть великан Сюдбя, ведьма Парнэ, подземные жители сихиртя Сихиртя — народ из самодийских легенд, живущий в сопках и пасущий мамонтов — «земляных оленей». и так далее. Иногда они могут выглядеть и как неней ненече, но таковыми не являются. Внешность обманчива — у них другие обычаи.
Так и в жизни: настоящим человеком, неней ненече, может быть и тот, кто вовсе не ненец по крови, но хорошо знает обычаи. При этом могут быть различия между ненцами разных групп и может не быть различий между ненцем и не ненцем. Например, Дмитрий Арзютов, исследователь-антрополог, пишет: «Сама остановка у чума и заход в чум — это своеобразный ритуал. Подъехав к чуму со стороны, где стоит священная нарта, и заглушив двигатель, мы сошли на снег». И это очень важный момент: здесь люди подъезжают со стороны священной части, си’, и это хороший знак. Подъехать к чуму со стороны входа, нё, не очень хорошо: это означает для хозяев, что гости приехали с
Принадлежность к традиции, конечно, отражается и во внешнем облике человека, но не столько в чертах лица, разрезе глаз или цвете волос, сколько в антропогенной морфологии — в одежде, в манерах, в мимике, в том числе и в умении обращаться со словом. В ненецком языке есть слово луцеймзь, что означает «обрусеть, стать русским». В то же время стать ненцем (своим, родным, «настоящим человеком») может и иной по крови — лишь бы уважал народ, понимал его душу и соблюдал обычаи.
В заключение я хочу вспомнить роман ненецкой писательницы Анны Неркаги «Анико из рода Ного». В этом романе есть персонаж Павел. Он русский, геолог, живет в тундре. При этом он носит ненецкую одежду, у него есть своя оленья упряжка, он записывает у стариков сказания ярабц, молодежь приглашает его на свадьбу дружкой, и в целом он хотел бы остаться навсегда среди ненцев: очень ему тут нравится. Когда главная героиня романа Анико спрашивает старого ненца, у которого квартирует Павел, зачем ему записывать ярабц (он же русский), старик ненец отвечает ей: «При чем тут русский или не русский? Я тебе так скажу: не всякий ненец — ненец!» Антипод Павла — Анико с детства училась в интернате, теперь учится на геолога в Тюмени. Она приехала в тундру впервые за 14 лет на похороны матери, и все ей кажется здесь чужим. Она одета
Она улетает, а Павел остается. В результате Павел становится ненцем — потому что не кровь важна, а дух, — а Анико ненкой быть перестает.
Когда мы говорим о столкновении русских и коренных народов Севера, у нас в голове могут возникнуть образы завоевания Ермака, казачьих бердышей, стрел с костяными наконечниками, строительства Мангазеи Мангазея — первый русский заполярный город XVII века в Сибири., злых колонизаторов, которые спаивают наивные и доверчивые коренные народы, то есть, в общем,
Для того, о чем речь пойдет сегодня, я предпочитаю использовать слово «взаимодействие» — взаимодействие культур и людей. Не потому, что конфликтов не было — конечно, они были, — а потому, что взаимодействие происходит не
Я сразу хочу сделать одну важную оговорку: когда мы будем говорить о русских, мы будем подразумевать не этнических русских, а всех тех, кого коренные народы называют русскими, то есть пришельцев с Большой земли, не тех, кто жил на Севере давно.
Для затравки я хотела бы показать одну из моих любимых фотографий. Она сделана в помещении одной из групп интерната на Ямале.
В
В основе куклы — птичий клюв.
В основе куклы — птичий клюв.
В качестве примера мы будем использовать именно то учреждение, в котором я сделала эту фотографию, — школы-интернаты. Что такое школы-интернаты и почему именно эта форма организовалась на Ямале?
Дело в том, что в середине ХХ века, когда появилось обязательное массовое школьное обучение, большинство родителей детей были кочевниками, которые передвигались по тундре со своими стадами оленей или рыбачили. Передвигались они на огромные расстояния, а жили небольшими группами. Таким образом, интернатская форма обучения в данном случае диктовалась образом жизни родителей.
Конечно, эта форма может быть наполнена разным содержанием. Интернаты могут быть предельно жесткими и стремиться изолировать детей от родительского влияния, как это и было в Советском Союзе в 1960-е годы, а могут быть и более мягкими и стремиться отвечать чаяниям тех, для кого они и были созданы. Важно отметить, что интернаты для коренных жителей — это не
Сразу отмечу, что интернат можно изучать
Стоит напомнить, что любому первокласснику, идущему в школу, всегда необходимо адаптироваться к школе, и на это направлены многие наши сегодняшние практики. Но школы на Ямале — это интернаты, то есть закрытые школы, в которых дети собраны вместе и изолированы от своих семей. Самая известная нам сегодня школа такого типа — это Хогвартс Хогвартс — школа-интернат для волшебников из Гарри Поттера.. Но на Ямале, конечно, все было немного иначе.
Первые интернаты на Ямале появились в 1930-е годы, но тогда они не сопровождались насилием: родителей уговаривали отдать детей в школы. А вот в конце 1950-х — начале 1960-х годов появилось обязательное школьное обучение вне зависимости от воли родителей. Именно в это время у государства появилось и желание, и возможности заставить всех детей пойти в школу. Детей начали собирать по тундре, иногда при помощи милиции. И дети при этом оказывались в непривычной для них среде — в закрытом учреждении, где действуют совершенно другие правила, чем дома, в родительской семье.
Ребенок-северянин оказывался в ситуации культурного шока, потому что изменения обрушивались на него неожиданно и одновременно и касались практически всех сторон его жизни. Почти все известные ему правила переставали работать: все обычные вещи нельзя делать так, как ты привык, а нужно делать иначе. Ты получаешь новое имя, у тебя совершенно другой распорядок дня, другая деятельность, и все это еще усугубляется тем, что маленький ребенок не знает русского языка, а учитель в большинстве случаев не знает ненецкого. Многие дети впервые оказывались в поселках, и русские дома казались им странными: русские
Если ты всю жизнь спал на полу, то кровать кажется очень высокой и спать на ней страшно, к ней нужно привыкать — собственно говоря, мы ведь наших маленьких детей приучаем спать на кровати. Если в тундре у тебя была удобная и теплая одежда, в которой не больно падать в снег и снег никуда не забивается, нельзя потерять шапку или варежки, потому что они пришиты намертво, то тут тебя переодевают в холодную и неудобную интернатскую одежду — русскую одежду с пуговицами (пуговицы нужно научиться застегивать: это техника тела, которой дети не владеют), с вечно пропадающими варежками, которые
Кроме того, в школе действуют иные правила. Например, обычно ребенку, приходящему в школу, меняли имя, и ему приходилось привыкать откликаться на новое. Более того, согласно ненецкой традиции, дети не должны называть имена своих родителей: это невежливо, взрослого человека не называют по имени Взрослых людей у ненцев принято называть не по имени и отчеству, а по детям: например, Хадри’ нися — «отец Хадри».. А учителя спрашивают: «Как зовут твою маму, как зовут твоего папу?» И в ответ получают неожиданное для себя молчание. Многие из них вспоминали, как им было вначале трудно, потому что все дети казались им на одно лицо. В довершение всего с этими детьми невозможно было поговорить, потому что они не понимали русского языка, а другим учителя не владели.
Что видят перед собой дети? Они видят странных людей — лохматых, потому что у большинства ненцев гладкие темные волосы и вьющиеся кудри, так старательно уложенные русскими учителями, воспринимаются как лохмы. Со странными глазами — многие дети, которые пошли в школу в конце
При этом нужно учитывать, что школы были совершенно чуждым и непонятным элементом не только для детей, но и для взрослых, для всех ненцев. Такими же непонятными вначале школы были и для русских крестьян, и для шведских фермеров, и для народов Африки. Детский труд был для этих народов реальным вкладом в семейное благосостояние, и отношение к детству, как мы знаем, было совершенно иным, чем сегодня в Европе в больших городах. Зачем грамота, чтобы пахать, или охотиться, или чтобы читать в тундре следы? Если дети будут ходить в школу, они не будут заниматься делом и вырастут лентяями и бездельниками. Порой детей приходилось отбирать силой, потому что родители их прятали: они не хотели их отдавать, заставляли прикидываться больными, увозили за тридевять земель.
Но государство решило их собрать — и собирало: по тундрам летали вертолеты и самолеты, ездили упряжки и лодки, которые собирали детей. Детей периодически вынимали из-под подушек в чуме, доставали из-под нарт. Иногда собирать школьников помогали даже милиционеры. Все это выглядело очень и очень трагично.
Но постепенно ситуация начала сглаживаться. Потому что взаимодействие людей, взаимодействие культур — это всегда живой процесс, люди подстраиваются друг к другу, и потихонечку ситуация начинает меняться. Произошла такая своего рода настройка — как будто и русская, и ненецкая культуры настраивались по камертону, но каждая не по своему, а по чужому.
В итоге система интегрировала требования обеих культур. Наверное, основное, из-за чего это произошло, о чем мы можем говорить, — это накопление опыта, с обеих сторон. Интернаты со временем становятся более человечными. С одной стороны, родители, которые сами прошли через интернаты, стремятся обеспечить своим детям более мягкое привыкание. Они заранее рассказывают детям, что их ждет, возят их в поселок. Дети теперь до того, как придут в школу, узнают, как выглядят русские дома — они больше не похожи для них на спичечные коробки. Они умеют пользоваться ванной и туалетом, они заранее представляют себе, чем их будут кормить, умеют включать свет и так далее. Теперь в отправлении в школу для ребенка гораздо менее неожиданного и драматичного, чем это было раньше.
Кроме того, когда сегодня ребенок приезжает в школу, то, в отличие от 1960-х годов, он не оказывается один, совершенно изолированный от своих родных, знакомых и от своей культуры. За прошедшее время появились поселковые ненцы, за прошедшее время сложилось так, что, поскольку семьи большие, то в интернате вместе с детьми одновременно учатся их старшие братья, сестры, тети, дяди. Таким образом, ребенок оказывается погружен в свою среду. Выходя из-под контроля родителей, он оказывается под надзором другой части своих родственников.
Современные дети часто рассказывали мне: я приехал в интернат, совершенно не понимал, чего от меня хотят, что мне нужно делать, я заплакал; пришла Оля, пришел Дима, помог мне, объяснил, успокоил, рассказал, что я должен делать, — и так далее. То есть ситуация становится гораздо более мягкой и гораздо более предсказуемой для ребенка, гораздо менее безнадежной.
В результате, учась в интернате, дети уже не только осваивают учебный план и не только научаются жить с русскими, но и получают традиционную информацию (традиционную для ненецкой культуры) от своих старших и младших братьев, от людей, живущих в поселке, от педагогического персонала, который является коренным. Таким образом, ненецкий канал информации как бы прорастает через интернат и дети оказываются неизолированными не только от родных, но и от традиционных знаний.
У меня есть такой пример. Ненецкая девочка, которая в силу обстоятельств не говорила на ненецком языке до того, как пошла в школу (так сложилась ее судьба), попав в интернат, выучила ненецкий язык — просто потому, что на нем разговаривали между собой большинство детей вокруг нее. Таким образом, интернат оказался местом, в котором она выучила родной язык, а вовсе не местом, где она его потеряла.
Изменения касаются и учителей. С одной стороны, теперь учителя более опытные. Есть русские учителя, которые очень давно работают и знают, чего ждать от детей, какие правила нужно соблюдать, какие вещи делать нельзя, какие — можно; знают родителей детей, знают их семьи, учили их старших братьев и сестер и так далее. Более того, некоторые русские учителя настолько привыкли к ненцам, что освоили некоторые ненецкие практики. Например, практики питания: многие люди, давно живущие на Севере, тоже едят сырую рыбу, строганину и даже печень оленя, тоже иногда сырую. Научаются они и правильно себя вести в особых ситуациях — например, оказавшись на кладбище или рядом со священным местом. То есть подстройка происходит и со стороны учителей.
Кроме того, очень важное изменение произошло примерно в середине 1970-х годов, когда в школы вернулись люди, прошедшие через интернаты. Появились педагоги-ненцы и ханты, которые сами прошли через интернат и прекрасно понимают, что чувствуют дети, понимают, в каких ситуациях можно предупредить конфликты, могут им помочь.
В это время начинают появляться и особые практики, которые позволяют детям успешнее адаптироваться к интернату. Одной из таких замечательных практик было появление нулевых классов Нулевые классы существовали в советской школе с середины до конца 1980-х.. Дело в том, что в этих классах работали в основном учительницы-ненки, говорившие с детьми на ненецком языке и потихонечку приучавшие их к жизни в поселке и в школе. Происходил, насколько это вообще возможно в этих ситуациях, более или менее мягкий переход от дома и тундры к школе. Они прекрасно знали, как дети себя чувствуют, они знали, как обратиться к этому ребенку и что в ситуации, когда он заскучал, его, возможно, не нужно веселить, а лучше отвести в тундру, чтобы он мог погулять и посмотреть на окружающий мир. К сожалению, хотя опыт этих классов был уникальный, в ходе одной из последних реформ образования их упразднили.
Другая прекрасная местная находка, появившаяся уже в 1990-е годы, — это интернаты так называемого семейного типа. Это интернаты, в которых дети живут не по классам и возрастным группам, а согласно родству и семейным группам. На самом деле такие интернаты просто начинают использовать реальную практику, уже сложившуюся в интернатах, но бывшую неформальной, когда старшие заботятся о младших.
К местным особенностям относится и продолжительность учебного года. Обычно учебный год на Ямале для детей кочевников заканчивается
Вообще-то мы не знаем точно, почему на Ямале ситуация сложилась именно таким образом и интернаты заняли именно такую позицию. Во многих других местах (и в нашей стране, и не в нашей стране) интернаты действительно воздействовали разрушительным образом на традиционный образ жизни. Но на Ямале национальная культура сумела сохранить высокий престиж, особенно по сравнению с другими регионами нашей страны.
Интернаты тут превратились в своеобразный полигон для отработки навыков жизни в иной, русской среде. Воспользуешься ты этими навыками или нет, — это твое дело. Если хочешь, то можно идти по пути, предначертанному школой: получить образование, профессию, делать карьеру. И сегодня на Ямале довольно много ненцев-чиновников, ненцев-медиков, ненцев-учителей, ненцев-милиционеров и ненцев — кандидатов наук. А хочешь — можно вернуться в тундру после школы или после техникума и заниматься оленеводством.
Что очень важно, ни один из этих вариантов жизненного сценария (по крайней мере, пока) не воспринимается как крах, как вариант неудачный, как крушение надежд или как проигрыш. Интернат превращается в место, где ты можешь попробовать жить в иной культуре, можешь научиться жить с другой культурой, можешь научиться иметь дело «с этими русскими». Если тебе не понравилось жить с русскими, ты можешь вернуться обратно.
И как мы начинали картинкой, так картинкой можем и завершить. Это иллюстрация того, какие навыки можно освоить в интернате и как органично они потом могут использоваться в тундровой жизни. Ненецкие дети в традиционной меховой ненецкой одежде, сидящие вокруг деревянной ненецкой оленьей нарты, сделанной совершенно традиционным способом, увлеченно играют в шахматы.
Ямальский случай интересен тем, что дает возможность взглянуть на интернаты не как на источник вреда и увидеть в них не только разрушительное начало, но и точку соприкосновения и взаимодействия культур. Почему так сложилось на Ямале, мы точно пока сказать не можем. У исследователей нет на это ответа, но, как шутят над нами наши коллеги, на Ямале всегда все не так.
В Ямало-Ненецком автономном округе между городами Салехард и Надым сохранился длинный линейный объект, который в народе называют «мертвая дорога». Достаточно большое количество людей, по крайней мере жителей Ямало-Ненецкого округа, эту дорогу видели, но мало кто обладает достоверной информацией о том, что же это такое.
Нужно начать с предыстории. Еще с конца XIX века в кругах сибирских предпринимателей обсуждалась идея транспортной связи севера Сибири с историческим центром страны. Кроме замыслов освоения Северного морского пути, речь шла о необходимости строительства железной дороги от северных берегов Оби на запад. До 1917 года предпринимались попытки изыскания трассы отсюда через Полярный Урал. Позднее, в советские годы, планы транспортной связи севера Сибири с европейской частью обсуждались неоднократно, но до конкретных проектов дело не доходило.
В ходе Великой Отечественной войны руководству нашей страны стало ясно, что необходима дорога, доходящая до самого Енисея и связывающая с европейской частью страны Норильский промышленный район, ибо район этот давал очень многие ископаемые, в том числе и редкое сырье, необходимое для производства брони. В 1943–1944 годах начались изыскания будущей железнодорожной трассы по линии Полярный Урал — река Енисей. А в феврале 1947 года Совет министров СССР принял постановление о производстве проектно-изыскательских работ по выбору места для строительства порта, судоремонтного завода в районе Обской губы и железной дороги от Северо-Печорской магистрали до этого порта. Таким образом, предполагалось продлить железную дорогу на восток от станции Чум в Коми АССР до поселка Мыс Каменный на полуострове Ямал, где и планировалось этот морской порт построить.
К концу 1948 года железная дорога была доведена до станции Лабытнанги на левом берегу Оби. Что касается полуострова Ямал, то здесь строительство было остановлено, так как выяснилось, что создание глубоководного порта у Мыса Каменного по ряду причин невозможно. В 1949 году строительство продолжили от расположенного на правом берегу реки Оби Салехарда в сторону города Игарка на Енисее и от Игарки на запад, в сторону Салехарда.
Таким образом, железная дорога должна была пересечь примерно на широте Северного полярного круга реки Обь, Надым, Пур, Таз и Енисей, достигнув общей протяженности около 1480 километров.
Строилась эта дорога в основном силами заключенных. Система лагерных пунктов, создаваемых по мере продвижения строительства, на западном участке (от Полярного Урала через Салехард и Надым до реки Пур) называлась Обским исправительно-трудовым лагерем и строительством № 501, а на восточном (от реки Пур до Игарки на Енисее) — Енисейским исправительно-трудовым лагерем и строительством № 503.
Количество подневольных участников стройки № 501 на западе вместе со стройкой № 503 на востоке трассы составило с учетом ротации, то есть периодической смены, около 100 тысяч человек. Вместе с вольнонаемными и их семьями эта цифра была больше примерно на 15 тысяч.
Невольники, составлявшие основную массу строителей магистрали, были осуждены по разным статьям. Больше всего было осужденных за кражу продовольствия. Это объясняется голодом 1946–1947 годов. Среди таких заключенных числились не только мужчины, но и женщины, которые пытались спасти от голода своих детей, а в итоге оказались в лагере. Средний срок заключения этой категории составлял три-пять лет, но мог достигать и десяти.
Значительную долю составляли осужденные по статье № 58 Уголовного кодекса РСФСР — за политические преступления. Но нужно иметь в виду, что этот массив зэков, осужденных по 58-й статье, был очень пестрым. Среди политических были и рассказчики анекдотов, и те, кто во время войны оказался в плену, и те, кто с оружием в руках боролся с Советским государством, скажем, на территориях Прибалтики или Западной Украины.
Среди заключенных имелось много настоящих уголовников, так называемых блатных, которые попали в лагерь за воровство, грабежи, убийства. Они отказывались работать — трудовые нормы за них выполняли другие. Блатные становились на 501-й стройке прямой или косвенной причиной около половины смертей, поскольку периодически организовывали драки с летальным исходом, побеги и напрямую спланированные убийства.
Все эти разные по сути люди должны были валить и распиливать лес, строить железнодорожную насыпь, дома, мосты и другие сооружения, очищать зимой путь от снега (это называлось «снегоборьба»), обустраивать автомобильные лежневки Лежневка — дорога из настланных бревен. через болота летом и зимой. Заключенные ночевали в деревянных бараках или даже в землянках, а в начале строительства жили в палатках, вокруг которых была ими же натянута колючая проволока и стояли ими же построенные вышки для часовых.
Вся жизнь заключенных проходила по строгому расписанию: подъем, завтрак, переход на место работы, работа, обед, опять работа, возвращение в зону, ужин и отбой. Заключенные работали чаще всего по восемь часов в сутки. Один раз в неделю (как правило, но далеко не всегда) был выходным. Летом, когда на Севере стоит полярный день, у части заключенных бывали ночные смены. Основной труд на строительстве был ручным.
Заключенным выдавалась одежда и обувь. Но послевоенная одежда была очень низкого качества и быстро рвалась, потому что чаще всего была сшита из старых вещей — например, из поношенных военных гимнастерок или бушлатов. В целом одевали заключенных (как, впрочем, и охранников) очень плохо. Зимой это периодически приводило к обморожениям. Особенно тяжело и опасно было во время пеших многокилометровых этапов, когда заключенных перегоняли на новые места работы. Летом против укусов комаров и мошки применялись смазывания дегтем, который специально гнали из березовой коры. У части заключенных были самодельные накомарники, которые обычно делались из темных женских чулков. Чулки, как и некоторые другие вещи и продукты, заключенные могли покупать в специально организованных ларьках.
Тот факт, что государство на финальном этапе стройки начало платить заключенным зарплату, не означает, что все заключенные действительно ее получали. Очень часто заключенный расписывался в получении заработной платы, но не видел ее либо эту заработную плату у него отбирали блатные. Одежда, обувь и постельное белье назывались на казенном языке того времени вещевым довольствием. Время от времени одни заключенные отбирали или воровали у других предметы одежды, обувь, шапки. Бывало, что одежда сгорала или терялась. Тот, у кого исчезало
В бараках, землянках и палатках заключенные жили очень тесно, скученно. Нары были двухъярусными. Средняя обеспеченность жилплощадью была около 1,5 квадратного метра на человека. Нам это трудно представить, даже технически, но часто было так, что одни нары были на двоих и спали по очереди. В отдельных случаях бывало и гораздо меньше: жилплощадь могла доходить до 1,3 метра на человека. Были распространены вши, хотя каждую неделю заключенных водили в баню. Каждый жилой барак для заключенных представлял собой, как правило, здание из двух половин, так называемых секций. В каждой половине имелось по две печи, которые отапливались дровами. В палатках также ставились переносные железные печи, дрова в которых прогорали очень быстро, и, чтобы не замерзнуть, нужно было несколько раз за ночь просыпаться и подбрасывать новые. Для этого были специальные дежурные. Подавляющее большинство лагерей в темное время суток освещалось электрическими лампами. Но были и не до конца обустроенные лагеря без электрического освещения, где применялись керосиновые лампы.
За здоровьем заключенных следили врачи и фельдшеры. На строящейся железной дороге при зонах имелись так называемые оздоровительные пункты, где ослабленные заключенные отдыхали и было усиленное питание. Впрочем, по калорийности оно было, в принципе, таким же, как и в рабочей зоне, но несколько менялся сам рацион. Например, иногда появлялись молочные продукты.
Правительство хотело, чтобы эта железная дорога была построена очень быстро — за 6 лет, поэтому не жалело средств. В лагеря на строительство по всей стране отбирались, особенно с 1949 года, самые здоровые заключенные, прошедшие строгую медицинскую комиссию. Впрочем, и это правило выполнялось не всегда, поэтому некоторая часть контингента представляла из себя инвалидов.
В лагере было организовано неплохое с точки зрения калорийности по тем временам (я подчеркиваю: по тем временам) питание. Почти в каждом лагере в одном из специальных бараков пекли хлеб. Среди продуктов бывало и соленое мясо, из которого время от времени даже делали котлеты. Также бывали макароны, сахар, чай, крупы, осенью иногда свежие овощи. Но в основном заключенные получали баланду, то есть
Можно отметить две детали. Первая: заключенные питались не хуже, чем в это время основная часть граждан на воле. Вторая: если исключить лагерную администрацию, то питание заключенных и охранников было почти одинаковым. Практически одинаковыми были и условия ночевок, условия жизни, условия быта заключенных и охранников. Более того, все это касается и употребления спиртных напитков, которые зэки скрытно покупали или выменивали у тех же охранников, а зачастую и употребляли совместно. Бытовали в лагерях и легкие наркотики, присылаемые через подставных лиц заключенным среднеазиатского происхождения из дома.
В основном отношения между заключенными и охранниками были спокойными, доверительными, хотя это и не исключало зверств. Но, по воспоминаниям бывших заключенных, зверствами чаще всего отличались так называемые самоохранники. Их администрация вербовала из числа тех, кто был осужден не по политической статье и не за бандитизм. Среди согласившихся досиживать срок в качестве самоохранника часто оказывались люди с садистскими наклонностями. Это отмечают все бывшие заключенные, с которыми лично мне приходилось беседовать. На 501-й и 503-й стройках самоохрана составляла до 40 % от числа всех вооруженных охранников. Таким образом, имела место парадоксальная картина: заключенный отбывает срок, выполняя функцию охранника и будучи вооруженным.
Смертность среди заключенных составляла менее 0,25 % в год от их общего числа. Это объясняется тем, что государство придавало стройке особое значение и было вынуждено особо бережно относиться к строителям.
Заключенные-женщины обычно выполняли такую же работу, что и мужчины. Часть из них специально находила возможность забеременеть, что было постоянной проблемой для администрации лагерей. Женщины рожали, потом ухаживали за своими детьми в специальных зонах, одна из которых располагалась в Салехарде, а другая — в поселке Ермаково на левом берегу Енисея. Если эти женщины в силу строгости статей не могли быть амнистированы и отпущены с детьми, дети по достижении двухлетнего возраста передавались либо родственникам осужденных, либо, если таковых не оказалось, в детские дома.
За перевыполнение плановых заданий заключенным сокращали сроки заключения: один день засчитывали за два или даже за три дня. Некоторые заключенные (чаще всего — закоренелые преступники) порой демонстративно отказывались от работы, нарушали установленный режим, устраивали драки. За такие нарушения их помещали на несколько дней в отдельно стоявший штрафной изолятор. Помещенным в изолятор заключенным не давалось ничего, кроме воды и 400 граммов хлеба в день. Надо сказать, что, если заключенный находился не в штрафном изоляторе, а работал даже на самом легком труде, он получал минимум 600 граммов хлеба в день, а обычно нормопайка начиналась от 800 граммов.
Периодически некоторые заключенные пытались сбежать из лагеря. Чаще бывали индивидуальные побеги или мелкогрупповые, но случались и крупные. Об одном из таких, произошедших в 1948 году, писал Александр Исаевич Солженицын в книге «Архипелаг ГУЛАГ» Том 3, глава 7.. Чаще всего это были настоящие уголовники. Они убивали охранников, а по пути бегства часто убивали и коренных жителей в их стойбищах, в том числе и детей, чтобы не оставалось свидетелей. Иногда жертвами уголовников становились десятки людей одновременно. С другой стороны, тот, кто задержал беглого, доставил в лагерь его или его уши либо кисти рук, получал вознаграждение деньгами, мукой, винтовкой для охоты. А недонесение о виденном беглом зэке каралось тюремным сроком. Так что у вольных людей, которые находились за пределами лагеря, маневра не было: либо ты арестовываешь заключенного, либо как минимум докладываешь о том, что его видел, либо сам становишься заключенным.
Статистика, многочисленные отчеты о побегах хранят цифры о значительном количестве тех заключенных, которые убежали и не были задержаны. Но это совсем не означает, что все они благополучно добежали туда, куда планировали, потому что они могли утонуть, замерзнуть, и достаточно часто бывали случаи, когда в небольшой группе заключенных
В марте 1953 года, когда на протяжении около 800 километров отстроенной дороги уже ходили паровозы и стояли десятки пристанционных поселков, Сталин умер. Трансполярное строительство и возведение многих других крупных объектов в СССР в мае 1953 года было остановлено, поскольку руководители страны после смерти своего вождя не сочли посильным и целесообразным их закончить. Дорога осталась недостроенной, часть заключенных была отпущена на свободу по амнистии, остальных отправили с территории 501-й и 503-й строек либо на обустройство Волго-Донского канала, либо на строительство Омского нефтеперегонного завода. Основная масса паровозов и вагонов была отогнана за станцию Лабытнанги, откуда и сегодня поезда ходят до Москвы. Почти все вольнонаемные разъехались.
В 1960–70-е годы руководство страны во главе с Брежневым, вопреки мнению многочисленных специалистов и Тюменского областного руководства, посчитало восстановление железнодорожной трассы нецелесообразным. В результате освоение нефтегазовых богатств ямальского севера, по мнению специалистов, прошло излишне затратно. Но в итоге труд заключенных и вольнонаемных, строивших Трансполярную магистраль, затраченные деньги, погибшие люди почти не принесли стране пользу. Впрочем, полузаброшенный с 1953 по 1966 год поселок при станции Надым со своими домами и общежитиями стал базой строительства города Надыма, центра крупнейшего газодобывающего региона. С 2018 года разворачивается строительство так называемого Северного широтного хода, то есть железной дороги от Салехарда до Надыма. Новая железная дорога своим общим направлением и на значительном расстоянии даже непосредственным расположением повторяет линию, строившуюся при Сталине.
Оставьте ваш e-mail, чтобы получать наши новости
