Расшифровка Восточная Европа: новый центр еврейской жизни

Как маленькая община польских евреев за несколько веков стала крупнейшей в Европе, зачем евреи были нужны шляхте и кто такие хасиды

Когда мы говорим об истории евреев Восточной Европы, надо выделять ее основную черту. Эта черта — радикализм истории. В том смысле, что если в истории восточноевропейских евреев появляется тот или иной тренд, то, как правило, он имеет очень радикальный характер или, по крайней мере, с тече­нием времени доходит до самых радикальных своих проявлений. Самый простой пример: за сравнительно небольшой с точки зрения истории промежу­ток времени община евреев Восточной Европы смогла пройти путь от одной из периферийных общин европейского ашкеназского еврейства в XVI веке до крупнейшей общины Европы в конце XVIII века. И надо сказать, что эта тенденция будет продолжаться вплоть до второй половины XX века. 

Но вернемся к началу, к вопросу, когда все-таки евреи появляются в Восточной Европе. Там они появляются где-то в конце XII — начале XIII века, и это проис­ходит в общем контексте миграции центральноевропейского, в первую очередь немецкого, городского населения, в Восточную Европу и становления город­ского населения. С этой волной достаточно широкой миграции вымыва­ются в Восточную Европу и немецкие евреи, первоначальный костяк восточно­европейского еврейства. 

У нас достаточно много археологических и документальных свидетельств того, что еврейские общины появляются в Восточной Европе уже в начале XIII века. Но мы всегда должны помнить, что это были крайне небольшие общины, которые полностью зависели от своих, скажем так, материнских общин в Центральной и Западной Европе. В начале XVI века, по оценкам историков, в Польском королевстве проживало от 10 до 30 тысяч евреев, то есть это была очень небольшая община, которая численно значительно проигрывала центральноевропейскому еврейству. 

XVI век был рубежом для развития восточноевропейского еврейства, потому что можно сказать, что XVI и первая половина XVII века — это золотое время развития Польши как независимого государства. Польша из королевства превращается в Речь Посполитую, то есть в республику дворянства, где король был выборным и играл явно второстепенную роль. Эти серьезные изменения в политическом строе Польши привели к тому, что, во-первых, Польша объединяется с Литвой — это так называемая Люблинская уния 1569 года. Благодаря этой унии к Польше отходят весьма обширные территории на юго-востоке Речи Посполитой (это современная Украина). 

Поляки начинают активно осваивать эти территории хозяйственно. Появля­ются крупные дворянские поместья — латифундии  Латифундиями еще в Древнем Риме называли обширные земельные владения, принадлежащие одному человеку., появляется прослойка магнатов — очень богатых шляхтичей, которые по своей значимости и влия­нию в польском обществе были сравнимы с королевской властью. И когда из Польши королевской получилась дворянская республика, в ней принима­ется несколько законов, которые имеют отношение к польскому еврейству и будут иметь долгоиграющие последствия для его судьбы в Речи Посполитой.

Меняется юридический статус евреев. В середине XVI века евреи, которые проживали на территории дворян, то есть на территории шляхтичей, были подведены под юрисдикцию дворянства. Таким образом, в XVI веке форми­руются два юридических типа еврея: так называемый частный еврей, который проживает на частных дворянских территориях, и королевский еврей, который проживает на территориях, относящихся к королевскому домену. 

И постепенно мы видим численное превосходство именно частных евреев, то есть евреи предпочитают жить на частных владениях. Это было связано с тем, что дворяне, шляхтичи, были крайне заинтересованы в своих, как они их называли, евреях.

Евреи занимают уникальное положение в экономике Польши благодаря нескольким факторам. Первый фактор заключается в том, что евреи являются городскими жителями, и поэтому польским дворянством они воспринимались как представители городского сословия, причем сословия, с одной стороны, иноверческого и поэтому лишенного многих прав, которыми обладают городские сословия христианских деноминаций, а с другой стороны, крайне активного в экономическом плане, и поэтому крайне выгодного для шляхты. Именно поэтому шляхта всегда была заинтересована в евреях и приглашала их в свои частные города, чтобы они развивали их через торговлю. 

Более того, дворянам очень часто не нужны были продукты питания, которые производили крестьяне, — им, конечно, нужна была наличность. И евреи в этой экономической цепочке оказывались промежуточным звеном, помогав­шим делать из продуктов деньги. Это получалось за счет того, что евреи были укоренены в коммерции. Они покупали у крестьян сельскохо­зяйственную продукцию, потом продавали ее на рынках, а часть денег в виде различных налогов отдавали дворянам. 

Именно в XVI веке начинается активный рост восточноевропейского еврейства, происходит демографический взрыв. Если в начале или в середине XVI века мы могли бы сказать, что это было вызвано массовой миграцией центрально­европейского еврейства в Восточную Европу, то во второй половине XVI века, и в XVII, и в XVIII веке этот демографический рост достаточно трудно чем-либо объяснить, но он был. И если на рубеже XV–XVI веков на территории Восточной Европы проживало от 10 до 30 тысяч евреев, то во второй половине XVIII века цифра уже совершенно фантастическая — 750 тысяч. 

Это приводит к тому, что восточноевропейское еврейство становится само­стоятельным центром. В первую очередь это проявляется в том, что в Восточ­ной Европе евреи создают очень разветвленную систему еврейских общин, основой которой является локальная еврейская община, но уже в конце XVI ве­ка начинают формироваться надобщинные организации, так называемые ваады — советы. Их основной задачей была координация отношений с властью, в первую очередь в области налогообложения. Самые известные надобщинные организации — Ваад четырех земель, который объединял практически все общины Польши, и Литовский совет, который объединял еврейские общины Литвы. Уже с конца 30-х годов XVI века в практику входят собрания раввинов на крупных ежегодных ярмарках в Люблине и Вроцлаве для выработки единой позиции по различным вопросам как галахического, так и общинного характера. 

В это же время происходит становление польского еврейства как независимого центра законоучения, то есть традиционной учености. С XVI века уже известна плеяда знаменитых, блестящих польских раввинов, которые родились в Поль­ше, открывают там учебные центры — иешивы — и обучают следующие поко­ления польских раввинов. Польша и польские общины становятся знамениты иешивами — высшими учебными заведениями, которые готовят раввинов и вообще людей, хорошо сведущих в религиозном праве. Именно с XVI века польская иешива становится одним из маркеров славы польского еврейства. 

Эта эпоха благоденствия, которую начинает переживать польское еврейство, когда оно становится на крыло в XVI веке, до некоторой степени прерывается в середине XVII века, и прерывается достаточно трагическим образом. Это связано с внешними обстоятельствами, а именно с периодом кризиса, который переживает польская государственность в середине XVII века. Кризис начи­нается со знаменитого восстания казаков под предводительством Богдана Хмель­ницкого и продолжается вторжением шведских и русских войск в Польшу  Восстание казаков Запорожской Сечи нача­лось в 1648 году. Гетман, то есть правитель и главнокомандующий, Богдан Хмельницкий завоевал часть Речи Посполитой и обратился за помощью к царю Алексею Михайловичу. В 1653 году восставшая Украина стала частью России, и Россия была вынуждена вступить в войну с Речью Посполитой. Из-за русско-польской войны, начавшейся в 1654 году, Речь Посполитая была ослаб­лена, и в 1655 году шведский король Карл X напал на ее поморские и ливонские территории. — в общем, где-то с 1648 по 1658 год. 

И надо сказать, что евреи в это время тоже оказываются в весьма сложном положении, оказываются в состоянии кризиса. Во многом это связано с тем, что восставшие, если говорить про казаков и украинских крестьян, очень часто воспринимали евреев как агентов польского дворянства. Например, в украин­ском фольклоре была крайне распространена история о том, что еврей-арендатор владеет ключами от церкви и не разрешает ее открывать для того, чтобы крестить детей. То есть в украинском фольклоре образ еврея крайне негативный, и мы понимаем, что это связано именно с промежуточной ролью, которую евреи играли в экономической цепочке «дворяне — евреи — крестья­не». Поэтому неудивительно, что одновременно с гонениями на польских дворян на Украине наступает и эпоха гонений на еврейские общины. 

В результате восстания казаков и боевых действий, которые Польша вела со шведской и русской армиями, по современным оценкам, пострадало около 40 тысяч евреев, то есть 25 % еврейского населения. Все говорило о том, что эти внешнеполитические потрясения были достаточно трагическими, потому что все-таки многие погибли — и их смерть была потом как бы запечатлена в коллективной памяти польского еврейства: ежегодно проводились соответствующие молитвы с поминанием жестокостей, которые творили казаки и восставшие украинские крестьяне.

Но все-таки если говорить про экономическую и социальную жизнь польского еврейства, то до некоторой степени можно посчитать, что польское еврейство практически не заметило этого кризиса или по крайней мере очень быстро от него оправилось, потому что есть очень много свидетельств второй половины XVII века, особенно свидетельств иностранных путешественников, которые посетили Польшу и описали свои впечатления, в которых рефреном идет одно и то же: евреи везде строятся и быстро отстраиваются. Мы видим, что еврейские общины очень быстро восстанавливаются. И поэтому основные тенденции, которые были заложены в XVI веке: демографический взрыв, очень важная экономическая роль евреев в польском обществе — сохраняются, никуда не деваются и, более того, усиливаются в XVIII веке.

Почему они усиливаются именно в XVIII веке? Потому что падает производ­ство крепостного труда, особенно на востоке страны. То, что евреи часто управляли усадьбами или брали в аренду те или иные территории для сель­ского хозяйства, до некоторой степени компенсировало это падение и помогало делать крепостное хозяйство все-таки экономически выгодным. Дворяне вообще очень дорожили своими евреями. Характерный посыл в переписке между польскими дворянами по поводу евреев заключался в том, что, мол, возьми себе несколько десятков еврейских семей, вот и будет тебе город, он будет процветать. То есть евреи рассматривались как экономически выгодное население, которым стоит дорожить. Это была одна причина, а другая заключалась в том, что дворяне стали перерабатывать пшеницу, которая производилась в их усадьбах, а не продавать, как раньше. Из нее выгоняли крепкий алкоголь — водку, и очень часто право на выгонку алкогольных продуктов покупали как раз евреи. Рост цен на алкоголь намного превышал рост цен на пшеницу, и поэтому производство алкоголя было крайне выгодным способом ведения сельского хозяйства. В конце XVII века доля доходов от алкоголя составляла всего лишь 6 %, а в середине XVIII века она уже составляла 40 %.

То есть евреи становятся очень важным экономическим звеном в жизни крепостной Польши, и поэтому именно в XVIII веке складывается очень плотная взаимовыручка между еврейской общиной и польским дворянством. И надо сказать, что эта связка будет существовать вплоть до второй половины XIX века, то есть только после отмены крепостного права в России эта связка будет постепенно терять свое значение. 

Кроме этого, в XVIII веке восточноевропейское еврейство показывает, что оно крайне продуктивно и в области традиционной культуры. И в данном случае я хочу сказать несколько слов о таком уникальном явлении, как хасидизм. Отцом-основателем этого движения был рабби  То есть учитель, наставник или знаток Священного Писания. Исраэль бен Элиэзер, или Баал-Шем-Тов, Бешт. Родился он где-то на рубеже XVII–XVIII веков, умер в 1760 году. Он был народным целителем, баал-шемом, сохранились упоминания и о других баал-шемах — они занимались народной медициной. При этом мы знаем, что Исраэль бен Элиэзер был достаточно уважаемым человеком, потому что когда он поселился в богатой, процве­тающей общине Меджибожа, эта община сдавала ему дом бесплатно, то есть он жил за счет общины, которая могла себе это позволить, — все говорило о высоком социальном положении этого человека. 

Кроме того, мы знаем, что он был мистиком. Надо сказать, что для духовной культуры еврейских общин XVIII века характерной чертой было появление мистицизма. Появляются различные группы мистиков, которые практикуют изучение каббалы, делают это уединенно и пользуются высоким уважением именно потому, что занимаются очень сложным и тяжелым делом. Но это так называемые мистики старого типа или, как их еще называют в историографии, хасиды старого типа. Судя по тому, что мы знаем о Баал-Шем-Тове, он был как раз хасидом старого типа, потому что он тоже был мистиком, практиковал каббалистические методы. 

И вокруг него складывается круг людей, которым тоже интересно изучение мистики. Многие из них были мистиками и до него, они не были в полном смысле его учениками, но так или иначе складывается важный для Баал-Шем-Това круг общения, где люди связаны общими интересами. Благодаря этому возникает новое движение, которое получает название «движение нового хасидизма». 

Вообще история Бешта интересна тем, что мы встречаемся здесь с очень интересным явлением: мы знаем, что такой человек существовал, никто в этом не сомневается, но все более или менее подробные свидетельства о жизни Бешта, которые у нас есть, написаны, как правило, через несколько десяти­летий после его смерти. Этот временной промежуток создает некую загадку для историков — загадку о том, что же, собственно, из себя представлял Бешт. Но можно сказать одно: какой-то специальной доктрины хасидизма не суще­ствовало, хотя, с другой стороны, у Бешта как мистика был интересный подход, который позволил хасидизму стать массовым социальным явлением.

Что же было интересного в подходе Бешта и чем он отличался от окружающих мистиков, хасидов старого типа? Во-первых, он исповедовал идеи защиты всего Израиля: когда у него были мистические откровения — есть свидетельства об этом из первых рук, — он, как правило, защищал весь Израиль от гонений. Это была очень важная позиция, со временем она разовьется в идею, что мистик должен исповедовать активную социальную роль в жизни еврейской общины. 

Второе — это так называемая экстатическая молитва Бешта. То есть, как правило, Бешту, для того чтобы достичь мистического откровения, слияния с Богом, не надо было проходить какие-то сложные стадии умерщвления плоти. Ему достаточно было начать читать молитву — именно во время молитвы, сосредотачиваясь даже не на смысле произнесенных слов, а на форме букв, он входил в экстатическое состояние и получал мистические открове­ния. И надо сказать, что упор на молитву станет одной из характерных черт хаси­дизма вплоть до нашего времени. И еще очень важно, что, по мнению Бешта, занятия мистикой не должны носить какого-то угрюмого характера, не надо умерщвлять плоть. Мистического откровения достигнуть намного легче и проще другими методами. Кроме того, было такое понятие, как «нет места без Него», то есть места без Бога: Бог как бы пронизывает весь мир — в любом явлении, даже самом убогом и неприятном, всегда можно увидеть присутствие божественного и обратить его во благо себе.

Все эти положения, которые выделяют современные ученые в, скажем так, образе жизни Бешта не были новыми, они существовали до этого, но надо сказать, что они сконцентрировались в фигуре Баал-Шем-Това, который был харизматичным лидером своего круга общения. Но все-таки при жизни Бешта хасидизм и его способ восприятия мистики не становятся популярными, не ста­новятся социальным явлением. Это происходит через несколько десятилетий после его смерти.

После смерти Бешта центральной фигурой среди его учеников и последо­вателей становится Дов-Бер из Межерича, также известный как Великий Магид из Межерича. Вокруг него собирается круг молодых учеников, которые крайне воодушевлены новым методом служения Богу и которые начинают распространять в другие еврейские общины этот новый метод.

И очень быстро возникают кружки мистиков по интересам. Они проповедуют способ мистического откровения по Бешту, в первую очередь через молитву, чувствуют новизну этого метода и крайне активны в его пропаганде. Такие кружки появляются, например, в еврейских общинах Литвы и Беларуси. Пропаганда, как правило, идет среди учеников иешив, которые были крайне восприимчивы ко всему новому, что происходило в духовной жизни восточно­европейского еврейства, и были естественной средой восприятия всех новых идей.

Молодежный характер хасидизма проявлялся в одном очень интересном эпизоде, который отмечают многие исторические источники: молодые хасиды очень часто перед входом в синагогу, перед молитвой позволяли себе кувырки через голову, что вызывало негодование евреев старой, ортодоксальной школы. Возможность позволить себе сделать то, чего не могут позволить себе осталь­ные евреи, как раз отличала хасидов раннего периода: они чувствовали, что открыли новый путь служения Богу и, таким образом, могут позволить себе вещи, ранее невозможные для традиционного еврея. В каком-то смысле мы можем сказать, что хасиды на этом этапе представляли собой фриков традиционного еврейского общества.

Становление хасидов как отдельной социальной группы внутри восточно­европейского еврейства проявлялось в том, что они образовывали отдельные сообщества, меньяны, которые отличались образом жизни, молитвой — они молились по немного другому молитвеннику — и даже чисто внешне. Например, они предпочитали носить белые одежды, потому что белый цвет — это цвет святости в иудаизме. То есть таким образом они подчеркивали новизну своего учения и близость к Богу. С точки зрения традиционного еврея, очень часто они одевались весьма неожиданным образом: например, многие из них носили пестрые халаты, сделанные из китайской ткани. Это перешло в еврейскую ономастику: еврейская фамилия Китайчик говорит о том, что предок человека с этой фамилией был хасидом и носил халат, сделанный из пестрой китайской ткани. Еще хасиды отличались тем, что придавали особое значение ритуальному убою скота: специально использовали острые и особым образом заточенные ножи и не использовали мясо, которое разделывали обычные резники в еврейской общине. От традиционной еврейской общины они дистанцировались практически во всех областях жизни.

Мы можем говорить о том, что уже к концу жизни Дов-Бера из Межирича, в 1772 году, движение нового хасидизма достигло уровня нескольких тысяч человек — мы точно не знаем сколько, но приблизительно это так. К 1772 году относятся и первые гонения на хасидов со стороны митнагдим — противников хасидизма. Надо сказать, что есть много различных спекуляций по поводу того, как начинается это гонение, но современная историография приходит к парадоксальному выводу: инициатором был всего один, но очень знаменитый в традиционном еврейском обществе человек. Звали его рабби Элияху, Виленский гаон, он тоже был мистиком и духовным лидером литовского еврейства. 

В хасидах ему не понравилось то, что эти люди, не получив хорошего образо­вания, начинают рассуждать о материях, о которых не имеют права ничего говорить. Это было раздражение интеллектуала по отношению к сельским парням, если сказать простыми словами. Видимо, инициатором гонений и был он. Обратите внимание: рабби Элияху, Виленский гаон, не занимал никаких официальных постов, но его духовный авторитет среди традицион­ного еврейства Литвы и Беларуси был столь высок, что стоило ему иниции­ровать эти гонения, как они охватили очень многие еврейские общины этого региона. Хасидов изгоняют из общины, заставляют прилюдно каяться, против них пишут памфлеты. 

Позиция хасидов же примирительна — по крайней мере, позиция лидеров хасидизма. Они пишут письма рабби Элияху, Виленскому гаону, в котором говорят о том, что их позиция ничем не отличается, что они все вполне себе традиционные евреи, они не являются еретиками. Но их не услышали, и гонения продолжились.

Интересно, что гонения дают нам понять социальную картину хасидизма, и мы видим, что среди хасидов были не только ученики иешив, молодежь, — а демографический фактор здесь был очень важен, — но и, например, весьма важные представители истеблишмента традиционной еврейской общины, которые принадлежали к ее верхушке. То есть мы видим, что хасидизм, конечно, традиционен по своей сути, но новизна его привлекала и молодежь, и людей, которые уже состоялись в традиционном обществе.

Следующая волна гонений проходит уже в начале 1780-х годов и, видимо, связана с тем, что хасиды начинают выпускать собственные книги. Причем эти книги выпускаются без одобрения традиционного раввината, что тоже вызы­вает раздражение традиционной интеллектуальной элиты польско-литовского еврейства.

И последняя, третья крупная волна гонений, происходит в 1797 году, когда умирает Виленский гаон. Умирает он в праздник Суккот— осенний празд­ник. И естественно, все еврейские общины погружаются в траур. Един­ствен­ные, кто не погружаются в траур, — по крайней мере, по описаниям очевид­цев, — это кружки хасидов, что вызывает негодование среди праведных евреев и приводит к очередной войне между хасидами и митнагдим. 

Как часто случается с войнами в традиционной еврейской общине и войнами в области культуры, эта война заканчивается ничем: ни одна из сторон не одерживает верх. По большому счету она заканчивается в 1804 году, когда Александр I принимает закон о том, что внутри еврейской общины могут существовать разные еврейские общества и все они легитимны. Таким образом, хасидизм становится легитимной частью традиционной еврейской общины и никуда не исчезает. Более того, с течением времени хасидизм становится отличительной частью восточноевропейского еврейства.

В конце XVIII века хасидизм меняет и социальное устройство традиционного еврейства в Польше. Появляются так называемые цадики, то есть духовные лидеры хасидизма, и двор цадика, то есть, можно сказать, административное образование вокруг цадика, похожее на свиту при короле. Это очень важно, потому что концепция цадика зиждилась на неоплатонической концепции близости душ. Считалось, что цадик обладает особо чуткой душой, которая позволяет ему быстро получать мистическое откровение, в то время как простой еврей этого лишен. Но дело в том, что, возможно, когда-то души цадика и простого еврея были близки друг к другу и на земле это родство душ ощущается. Простой еврей на улице чувствует, что тот или иной цадик или тот или иной харизматический лидер хасидизма близок ему, и поэтому он должен быть его последователем. Важно, что этот последователь того или иного цадика мог жить за десятки, а иногда и сотни километров от той общины, где располагался двор цадика. 

Таким образом, организация хасидизма в конце XVIII века имеет надобщинный характер, и это позволяет ей быть очень гибкой, не привязанной к традицион­ной общине. Как ни странно, это позволит традиционному восточноевропей­скому еврейству пережить все невзгоды весьма репрессивного законодатель­ства уже в Российской империи и сохранить свой традиционный характер.