Расшифровка Мариинский институт

За два с небольшим века — от царствования Петра I до падения империи — благотворительность в Петербурге прошла тот же путь развития, что и во всей России: все началось с подачи милостыни отдельными людьми и превратилось в разветвленную систему заведений общественного призрения. Реформы 1860-х годов позволили создать новый вид благотворительной деятельности: при приходских храмах появились благотворительные общества, а при них стараниями частных жертвователей открывались многочисленные богадельни и приюты.

И казенная, и частная благотворительность были устроена в Петербурге примерно так же, как и во всей стране, но с большим размахом, чем в провин­ции. Однако в столице, где к тому же жили члены императорской фамилии и большое количество высокопоставленных чиновников, благотво­рительность иногда приобретала специфические черты. Их можно увидеть на примере истории двух благотворительных заведений: Мариинского института и Демидовского дома призрения трудящихся. 

Начиная с XIX века все казенные благотворительные заведения в России находились под управлением Ведомства учреждений императрицы Марии Федоровны, переименованного из Канцелярии императрицы. После восшествия на престол мужа, Павла I, Мария Федоровна приняла под свое покровительство петербургский и московский Воспитательные дома, а также Воспитательное общество благородных девиц, которое чаще называли Смольным институтом.

Взгляды Марии Федоровны на женское воспитание и образование заметно отличались от воззрений Екатерины II и ее помощника Ивана Бецкого, которые были заложены в идею Смольного института. Мария Федоровна была реши­тель­ной противницей того, чтобы детей в пяти–шести лет отнимали от роди­телей и затем в течение 12 лет создавали из них, как это формулировал Бецкой, «новую породу» людей, не испорченных невежественным домашним окруже­нием. Марии Федоровне были особенно близки взгляды швейцарского педагога Иоганна Песталоцци, который целью воспитания считал развитие всех природ­ных способностей ребенка с учетом его индивидуальных особенностей и возраста. 

Уже в 1797 году Мария Федоровна основала свое воспитательное заведение для девочек. Это был своего рода эксперимент — вероятно, по этой причине она не стала обременять казну и все 30 лет до кончины содержала институт на свои средства. 

Императрицу особенно волновало образование будущих жен и матерей из небогатых семей. Она полагала, что им были нужны не просто воспитание и образование, но множество разных знаний и умений, которые помогли бы в будущем содержать дом и учить детей на скромные средства, а в трудных обстоятельствах — зарабатывать на все это своим трудом. Она сама составила проект будущего заведения и несколько раз дорабатывала его после открытия, пока не добилась того, чтобы работа строилась именно так, как она этого желала.

Принимали в новое воспитательное заведение в первую очередь круглых сирот, полусирот и только в исключительных случаях девочек, у которых были живы и отец, и мать. Поэтому в первые годы существования заведение называлось Сиротским для девиц училищем, но в 1800 году Павел I переименовал его в Мариинский институт, и под этим названием оно значилось вплоть до 1918 года.

Изначально в институт брали девочек десяти-одиннадцати лет, но вскоре стали принимать не ранее одиннадцати. В основном это были дочери мелких чиновников, а также священ­ников, купцов, ремесленников. Десять пансио­нерок были дочерьми тех, кто служил при Марии Федоровне. Она отбирала девочек, руководствуясь личны­ми соображениями, и их принимали с восьми лет  Мария Федоровна часто не могла отказать в разных сложных, иногда драматических случаях, поэтому число девочек, набираемых свех обычного количества, временами возрастало.. Иногда число пансионерок возрастало, но незначительно: Мария Федоровна полагала, что при большем количестве детей  Например, в год открытия в институт приняли 40 воспитанниц. институт может приобрести дух казарменности.

Во время обучения пансионерок разделяли на два отделения не по сословию или происхождению, а в зависимости от способностей и призвания: девочек готовили к педагогической деятельности или к рукоделию и ведению хозяй­ства. Причем происходило это не сразу, а после трех лет обучения общим предметам.

В первый год все занятия были посвящены учению. Изучали французский, немецкий и русский язык, счет, учились рукоделию, на протяжении всех лет в институте преподавали катехизис, то есть основные положения христиан­ского вероучения. Экзамен в конце года определял склонности девочек и их успехи. При Марии Федоровне формальных оценок не было, оценивали успехи так: «в науках и рукодельях успела», «успела более в рукоделиях, нежели в науках», «училась изрядно и довольно успела в рукодельях». 

В следующем году более успевающие ученицы продолжали изучать языки, письмо, арифметику, занимались рисованием и вышиванием. Более слабые продолжали изучение программы первого года. После второго года в распи­сание первых добавлялись история и география, вторые продолжали прежние занятия, понемногу продвигаясь вперед.

И только на основании экзамена после третьего года обучения девочки официально делились на два отделения. В первом, где готовили к препода­вательской деятельности, оставшиеся годы совершенствовались в языках, истории, географии, рисовании, в изящном рукоделии и ведении счетных книг, то есть получали знания в области бухгалтерии. Во втором продолжали заня­тия русским языком, чтением, письмом, всевозможными работами, связан­ными с шитьем и вышиванием. Занятия рукоделием с каждым годом услож­няли: вышивали золотом и шелками, изготавливали разные виды кружева, делали цветы, вышивки на платьях и на мебельной обивке, вышивали даже картины. Работы продавались, и вырученные деньги делились на всех при выпуске из института. Для себя шили белье и части нарядов, вязали чулки. Эти девочки также учились работать на кухне и в прачечной, изучали разные стороны хозяйства на практике и по книгам.

Изначально вставали в шесть часов, позднее стали вставать в семь. Час уходил на туалет, молитву и завтрак, к которому подавали хлеб и что-нибудь горячее, сбитень или габерсуп — прусский овсяный суп-пюре. Два часа занимались науками, потом три часа — рукоделием, после этого — обед, который в обыч­ные дни состоял из двух блюд, а в праздничные — из трех. Дальше час или полтора часа отдыхали, играли, до семи вечера опять занимались науками и рукоделием. В восемь часов был ужин, спать ложились в десять. 

Дачи у института не было, поэтому на лето Мария Федоровна забирала болезненных девочек к себе в Гатчину или Павловск  Павловск и Гатчина были подарками Екате­рины II сыну Павлу. После коронации импе­ратор Павел I и Мария Федоровна сделали их своими загородными резиденциями, а в Павловске императрица также открыла Девичье училище Военно-сиротского дома, Опытное училище глухонемых и другие благотворительные заведения.. Она всегда старалась поощрять институтский персонал и особенно отличившимся, например кухарке-учительнице, время от времени приплачивала сверх официального жалованья. 

Публичные наказания в начале XIX века существовали даже в Смольном институте. В уставе, написанном Марией Федоровной, они были отмечены как крайне нежелательные, и, судя по всему, эти наказания за какие-либо про­ступки к «мариинкам» никогда не применялись, а также их не исключали.

Мария Федоровна требовала от персонала исключительной бережливости и ожидала, что ее будут воспитывать в детях, и дело тут было не в экономии как таковой, а в самом воспитании. Платья девочкам шили из камлота, не самой дешевой, но очень ноской ткани, которую выписывали для всех институтов из Англии  Платья из камлота одевали по праздникам, а в будни носили платья из нанки.. Первоначально платья были зеленого и кофейного цвета, потом только кофейного, и этот обычай сохранялся в России вплоть до конца 1980-х годов — с перерывом на 30 послереволюционных лет.

Каждой воспитаннице были положены три сорочки, два полотенца, три носовых платка, один корсет с косточками, одно камлотовое и одно колен­коровое  Коленкор — плотная хлопчатобумажная отбеленная ткань, напоминающая ситец. платье, три передника, три пелерины, одна фланелевая юбка, три пары чулок, одна пара башмаков, две пары перчаток, одна соломенная шляпа и один полукапот  Полукапот — укороченный вариант капота, домашнего платья свободного кроя. Полу­капот также иногда называли кофточкой. Это нерегламентированная домашняя одежда, которую в основном носили в стенах учебного заведения..

Выпускали из общеобразовательного класса только в 18 лет. Крайне редко и только если познания в языках и науках были достаточными, могли выпустить в 17. Из профессионального класса выпускали девочек в возрасте от 16 лет и трех месяцев до 18. Круглые сироты оставались в институте, пока им не находили место службы, причем с нанимателем заключался контракт с условиями, исключавшими какие-либо притеснения. На выпускниц Мариин­ского института, подготовленных и к преподаванию, и к хозяйственной деятельности, всегда был спрос.

После смерти Марии Федоровны Мариинский институт еще долго жил, опираясь на составленный ею устав, но ближе к концу XIX века он стал все меньше отличаться от других столичных институтов.

Первоначально для Мариинского института были выделены помещения в здании Собственного Ее Императорского Величества Повивального института, основанного Марией Федоровной в том же 1797 году, а в конце 1800-х годов был куплен дом в излучине Екатерининского канала. Из окон открывались прекрасные виды, но нижние стекла почти во всех из них были забелены, как обычно бывало в закрытых воспитательных заведениях. Это видно на литографии с изображением цепного Львиного моста, который построили под окнами института. Само здание было построено в XVIII веке, и сад при нем был очень маленький.

В 1830-х годах для института построили новое здание на Кирочной улице, неподалеку от Таврического сада, и в нем институт оставался до своего закрытия. Старое здание после ремонта и переделки отдали полиции, и его сожгли в дни Февральской революции. В конце 1990-х на этом месте построили новый дом, фасад которого почти в точности воспроизводил фасад старого, но о том, что здесь почти 30 лет располагался Мариинский институт, мало кто помнит.