Как языческий Рим стал христианским миром

В IV веке могущественная Римская империя отказалась от победонос­ного почитания «отеческих богов» и даже от обожествления импе­ра­тора — эта многовековая практика ушла всего за несколько десяти­летий. Место языческого пантеона заняла странная иудейская религия страдающего Бога, которую сами римляне прежде считали суеверием. В новую веру переходили целые семьи, города (в отличие от сел, которые долго оставались язычески­ми) и даже соседние «варварские» народы. О причинах этого порази­тельного феномена ученые спорят уже больше ста лет.

Понять причину этого слома можно, если взглянуть на то, как христи­анство распространяется по территории Pax Romana (Римского мира). И здесь выяс­няется, что в разных уголках империи происходят очень похожие вещи. Города отказываются от своих древних героев-основателей в пользу христиан­ских исповедников (замученных жителями тех же городов); аристократические семьи обретают свою новую идентичность в монашеском статусе; указы римских магистра­тов учатся говорить на языке христианского богословия, и, что особен­но интересно, само христианство начинает изъясняться языком языческой философии и мифологии.

Другой путь — это изучение опыта христианизации отдельных горо­дов, кото­рые в сумме своей могут дать картину обращения в новую веру целых римских провинций. Особенно интересны случаи поздней и насильственной христиа­низации в разных концах огромной импе­рии, например в палестинской Газе и крымском Херсонесе. Они ставят перед историком ряд сложных вопросов, иногда трудноразрешимых. Был ли у язычества шанс выжить? И если был, то почему оно им не воспользовалось?

— Расскажите, почему вы стали заниматься именно этой эпохой? 

— Меня привлекает бездонность этой темы, множество содержащихся в ней аспектов. Как из средневекового жития узнать правду о случив­шемся много веков назад? Или, например, почему христианские герои в изображениях этого времени так похожи на языческих? И что слу­чилось с обществом: оно стало принципиально новым или осталось таким же, как было? И так далее и так далее.

— Какое место занимает предмет вашего изучения в современном мире?

— Переход от язычества к христианству создал европейскую цивилиза­цию такой, какой мы ее знаем. Важно понять, какие внутренние меха­низмы евро­пейской цивилизации были заложены уже в тот момент. Или разобраться с вопросом о сакральности власти: что в этой идее от христианства, а что от язы­чества? 

— Что для вас самое интересное в работе с историческим материалом?

— Самое интересное — это реконструировать прошлое (насколько, конечно, возможно) из очень разнородных и противоречивых источ­ников, ловить их проговорки и незаметные пружины событий. Например, я узнал, откуда в одном позднем христианском тексте взялись загадочные и притом правдо­подобные имена языческих чиновников Херсонеса. На самом деле автор текста взял эти имена из не дошедшей до нас древней надписи — таким образом, наряду с историей текста мне удалось реконструировать и пропавшую надпись. Вторая вещь — обратная сторона первой: по мере уяснения сути событий ты лучше понимаешь ее преломление в последующих веках, пытаясь различить случайные ошибки и тенденциозные искажения. В случае того же Херсонеса мне удалось понять, сколько раз его жители переписывали историю своего города и, главное, почему.

— Если бы у вас была возможность заняться сейчас совсем другой темой, что бы вы выбрали и почему?

— К счастью, у меня такая возможность есть. Сейчас меня очень интересует вопрос о поисках культурой новой идентичности после вынужденного слома. Например, какие храмы строили восточные христиане после полуторавекового перерыва, связанного с приходом арабов-мусульман. Насколько они подражали прежнему величию своей культуры, а насколько искали новые пути.

Питер Браун. «Культ святых» (2004) 

Научная и при этом очень легко читающаяся яркая книга о том, как в поздней античности менялась идентичность целых городов. Браун объясняет, как ан­тичные герои заменялись на христианских святых, почему началась погоня за мощами святых, которая могла приводить к их воровству (и это считалось вполне богоугодным делом), наконец, существовал ли на самом деле разрыв между античностью языческой и античностью христианской.

Дмитрий Мережковский. «Смерть богов. Юлиан Отступник» (1895)

Роман религиозного мыслителя и писателя-символиста Мережков­ского посвящен одной из самых противоречивых фигур в истории — императору Юлиану. Он правил меньше трех лет, но за это время успел вызвать восторг язычников и ненависть христиан, назвавших его отступником. Через историю христианина, ставшего ярым язычником и мечтавшего о триумфе старой религии, Мережковский рассказывает о конфликте «правды христианства» и «правды язычества». Мне ка­жется, что, наряду с научным взглядом, полезно иногда посмотреть на проблему «язычество — христианство» и с философско-цивилизационной точки зрения.

Марк Диакон, Житие св. Порфирия Газийского. Нил Синаит, Повесть об убиении монахов на горе Синайской и о пленении Феодула, сына его / Введ., пер. с греч., коммент. Дмитрия Афиногенова (2002) 

Живое свидетельство запоздалой борьбы христианства с язычеством в одном из уголков империи. Очевидец великих перемен рассказывает о том, можно ли было купить свободу вероисповедания за деньги; о том, как провинциальные власти исполняли императорские законы; о том, как христианизация прохо­дила на деле, а не на словах.