Деловые люди XIX века

Расшифровка

Когда мы говорим об истории российского предпринимательства, мы сталкиваемся с некоторыми стереотипами, существующими у современных людей. Изучение экономической истории и истории российских фирм XIX века показывает, что эти стереотипы очень часто разрушаются, когда мы смотрим на конкретные факты. 

Для первой лекции по истории предпринимательства выбрана семья московских купцов Хлудовых, которые состояли в купечестве почти 100 лет, а бизнесом занимались еще дольше. И на примере этой династии мы можем увидеть, как менялся менеджмент, финансовые и экономические параметры бизнеса. И надо сказать, что когда в 1990-е годы историки начали изучать предпринимательство XIX века, они были полны восторга и обращали внимание только на положительные качества дореволюционного бизнеса. Погружение в архивные документы показало, что эта жизнь была полнокровной и очень поучительной, потому что сейчас нас интересуют не только триумфы и победы, но и кризисы, и сферы, в которых эти кризисы случались (например, в поставках сырья или в конфликтах с работниками предприятия), и то, как дореволюционные предприниматели из этих кризисов выходили. 

Начнем с первого поколения семьи Хлудовых. Как свидетельствуют ревизские сказки, Иван Иванович Хлудов числился экономическим крестьянином. В России было несколько категорий крестьянского населения. Помещичьи крестьяне подчинялись помещику, они могли работать в поле, а могли уйти в город или что-то производить — и платить помещику деньгами. Были так называемые казенные крестьяне, которые принадлежали казне, то есть государству, и они ни от кого не зависели и обладали личной свободой, но должны были ежегодно платить денежный оброк в казну. 

Когда мы говорим о бизнесе и о предпринимательстве, надо иметь в виду, что не каждый человек может ими заниматься. Нужно иметь определенные черты характера, какую-то дерзость, богатую фантазию, чтобы понимать, что ты хочешь создавать что-то свое. Обычно это общительные люди, которые легко устанавливают контакты и т. д. 

В семье Хлудовых сохранились очень интересные документы XIX века, в частности дневник сына Ивана Хлудова Герасима Ивановича, который он вел с юности и на протяжении почти 40 лет. И 20 лет  А именно — 22 года.  назад потомки опубликовали этот дневник, в нем Герасим Иванович так пишет о своем отце: «Еще в юности Иван Хлудов тяготился жизнью в деревне и не любил монотонную крестьянскую работу. Он в шутку говорил родителям: „Пойду в Москву — буду лучше торговать моченой грушей, чем здесь печься на солнце“». 

Примерно с 14-15 лет, а люди той эпохи начинали свою трудовую жизнь достаточно рано, Хлудов стал уходить из родных мест на заработки. Вначале он занимался пригоном скота, поскольку через Рязанскую губернию проходили скотопрогонные тракты, и, сопровождая гурты  Гурт — стадо рогатого скота, перегоняемое с места на место, например, на продажу или на убой., общался с другими предпринимателями, слушал их рассказы. Фантазия его развивалась и диктовала ему более интересные размышления о собственной жизни, чем могла ему предложить жизнь в деревне. Также его мировоззрение и кругозор определялись тем, что Егорьевский уезд был местностью с не очень развитым земледелием — за исключением того, что было нужно для личного потребления. Крестьяне очень активно занимались ткачеством, прядением, другими видами мелкого текстильного производства и изготовлением ткацких станков. То есть Иван Хлудов видит, с одной стороны, как ведут предпринимательскую деятельность прасолы  Прасол — перекупщик товаров в дореволюционной России. Прасолы скупали оптом рыбу, мясо, скот и другие сельскохозяйственные товары и везли на перепродажу., которые гнали скот из южных и юго-восточных губерний, и, с другой стороны, как можно развивать бизнес и производство на примере своих односельчан, которые зимой изготавливают ткани, производят ткацкие станки и продают их на ярмарках. 

По крестьянской традиции Иван Хлудов женился рано. Его сын Герасим писал в мемуарах: «Едва минуло моему батюшке 16 лет, он был женат немедленно на Меланье — одной из дочерей Захара Щукина». По некоторым свидетельствам, молодая семья стала производить тесемочный товар — пояса и кушаки. После свадьбы они прожили в Егорьевском уезде почти 15 лет, их маленький бизнес шел хорошо: кушаки пользовались успехом. 

У Меланьи был дядя Афанасий Щекин, который до этого уехал в Москву, поселился на берегу Яузы, где и стал купцом первой гильдии — у него был пивоваренный завод. И 26 ноября 1817 года, в день Георгия Победоносца, или Юрьев день, когда крестьяне, закончив полевые работы, могли переходить от хозяина к хозяину  Переход крестьян от одного землевладельца к другому ограничили в 1580-х годах, а окончательно Юрьев день был отменен в 1649 году Соборным уложением — кодексом законов, созданным при царе Алексее Михайловиче. (в данном случае хозяином было государство), семейство молодых Хлудовых отправилось в Первопрестольную, в столицу. 

Современному человеку непонятен механизм того, как крестьяне могли взять и переехать в такой большой город, как Москва. Давайте посмотрим, как выглядела бюрократическая процедура. Хлудов — экономический крестьянин, и он должен, во-первых, получить согласие купеческой корпорации в Москве, куда он желает поступить, а во-вторых, оформить переход в казенной палате своего региона. Бюрократическая процедура требовала подать в казенную палату следующие документы. Первый — заявление о желании причислиться к купечеству. Второй — справка о составе семьи и имуществе. Третий — удостоверение сельской общины, что на кандидате в купечество нет никаких поселянских  То есть крестьянских. повинностей и недоимки. И четвертый — обязательство внести в купеческое общество, куда он поступает, денежный залог в размере трехгодичной подати по новому званию. И еще — уехать можно было в любой год, однако окончательный переход был возможен только в годы ревизий, а они проводились редко — раз в 10–15 лет, и человек, который хотел переехать из Егорьевского уезда в Москву, должен был платить так называемый двойной оклад. То есть он платил налоги в деревне — и платил налоги в том городе, куда он переехал. Поэтому, чтобы стать свободным человеком, нужно было иметь деньги. Но даже это не останавливало людей с предпринимательской жилкой, желающих переехать в Москву. 

Семья Хлудовых — Иван, Меланья и трое детей (два сына, Тарас и Савелий, и пятилетняя дочь Таня) — приезжает в Москву. У них нет жилья, и они поселяются у Афанасия Щекина. Чтобы содержать семейство, Иван Хлудов начал изготавливать кушаки. Что такое кушаки? В XVIII и первой половине XIX века у простонародной одежды не было пуговиц: одну полу запахивали на другую и обматывались кушаком — поясом, который в ширину был 30–50 сантиметров, а в длину мог достигать трех или пяти метров. Повседневные узенькие кушаки были шириной шесть — восемь сантиметров и длиной три метра. В холодное время года кушак придерживал всю одежду. Поэтому кушаки были очень востребованы, добротный товар пользовался успехом у покупателей, и за несколько лет жизни в Москве Хлудов стал желанным поставщиком кушаков в лавки Китай-города на Красной площади  Красная площадь раньше считалась частью Китай-города.. 

Постепенно он увеличивал количество станов  В данном случае — ткацких станков.. Вначале он ткал на стане один — как пишет его сын Герасим, «сам был ткач и красильщик, сам ходил на реку смывать бумагу». Бумагой называлась хлопчатобумажная пряжа, ткани, то есть он промывал в воде хлопчатобумажную пряжу после окрашивания. 

Когда сыновья Тарас и Савелий подросли, они тоже начали заниматься ткачеством, помогали отцу. И, накопив денег, Иван Хлудов снимает палатку в Гостином дворе, чтобы торговать своей продукцией. В основном к нему приезжали оптовики из других губерний. Он постепенно начинает богатеть, но он еще не купец — он еще числится крестьянином Егорьевского уезда: в архиве есть документ, согласно которому в 1822 году Хлудов взял в Егорьевском уездном казначействе свидетельство на право вести торг. 

Интересно, как платили налоги. Хлудов берет свидетельство на право вести торг в столичном городе Москве и уезде, указывает предположительный объем торговли — 2000 рублей, платит двухпроцентный взнос — 40 рублей. Он уже начинает ездить на Ирбитскую ярмарку на Урале — это торговля с Азией, и можно сказать, что Ирбитская ярмарка была второй по значению после Нижегородской. За право торговли на Ирбитской ярмарке Хлудов платит еще 60 рублей. То есть он заплатил уже 100 рублей за право на торговлю — это свидетельствует о том, что он уже хорошо зарабатывает, что его предпринимательская деятельность перспективна, хотя он еще считается торгующим крестьянином, а не купцом. 

Хлудов прожил в Москве семь лет и понял, что созрел для поступления в купечество: и психологически созрел, и уже приобрел какие-то связи в среде московского купечества. И у него уже было достаточно денег, чтобы купить гильдейское свидетельство — сертификат на право ведения предпринимательской деятельности в Москве. 

В 1824 году Иван Хлудов с семейством поступает в третью гильдию московского купечества. Вместо присяги он дает расписку, а в расписке написано так: 

«Быть мне с детьми моими Тарасом и Савелием московского купечества по третьей гильдии и со оным купечеством всякие государственные подати платить и гражданские службы служить в равенстве. Купечеству же убытка никакого не доставлять и ничего неблагоприятного и законопротивного не чинить». 

По существующим правилам при поступлении в купечество за Хлудова поручились его знакомые купцы. Эти купцы подтвердили, что «Иван Хлудов с детьми Тарасом и Савелием жительство имеет здесь в Москве с давних лет и к свойственному купечеству промыслу приобвык, и поведение хорошее». Дело в том, что подписавшиеся и поручившиеся за него должны были расплачиваться за налоги и подати в случае банкротства Хлудова. То есть здесь появляется мотив доверия, и мы видим, что купцы, уже видевшие, как он работает, видевшие, что он честный и добросовестный человек, поручились за него. Поэтому нужно было иметь большой запас финансовой и предпринимательской прочности.

Что же говорят дальнейшие документы о предпринимательстве Ивана Хлудова? Я нашла в архиве список торговцев Гостиного двора 1825 года, там указано, что он торгует бумажным товаром в арендованном им амбаре братьев Василия и Петра Усачевых. Бумажный товар — это хлопчатобумажные изделия. Также в списке купцов 1827 года находим очень важное свидетельство — Хлудов имеет кушашную фабрику, то есть у него уже свое небольшое предприятие. Далее он богатеет и приобретает две лавки в Китай-городе: одну в Гостином дворе и другую в Торговых рядах. 

В 1835 году представитель первого поколения семьи Иван Хлудов умирает и оставляет значительное наследство, оцененное в 200 тысяч рублей ассигнациями. Умер он неожиданно, ему еще не было 50 лет. И сыновьям было очень важно, чтобы семейное дело, которое отец строил 20 лет, не рухнуло. Что можно сказать о втором поколении?

Во втором поколении семьи Хлудовых были две очень яркие фигуры — Алексей Иванович и Герасим Иванович. Алексей родился в 1818 году и, как писал его брат Герасим, уже в 18 лет обнаружил недюжинные коммерческие способности. Полтора года после смерти отца он хорошо вел дела, и, по финансовым документам, фирма получила 43 тысячи рублей чистой прибыли. Но неожиданно в возрасте 32 лет скончался старший брат Тарас, который в семейной фирме заведовал сбытом. Таким образом, во главе фирмы остаются два наиболее активных брата из пяти — Алексей Иванович и потом Герасим Иванович, когда он подрос. 

Чем занимались Хлудовы? Они раздавали хлопчатобумажную пряжу ткачам-надомникам в некоторых уездах Московской губернии и Рязанской губернии, ткачи-надомники делали ткани, Хлудовы собирали эти ткани и продавали в Москве и на ярмарках. Делали хлопчатобумажные ткани: нанку, саржу, плис. 

Развитие текстильного производства увеличивало богатство семьи, и в 1842 году, через несколько лет после смерти Ивана, Хлудовы переходят в первую гильдию купечества. Это очень существенное повышение социального статуса. В том же году им разрешается открыть торговый дом «А., Н., Г. и Д. Ивана Хлудова сыновья». Они все состоят в одном торговом свидетельстве, то есть не дробят свой бизнес. Таким образом, с 1817 года уже прошла примерно четверть века, они стали достаточно богатыми людьми и мечтали о большом предприятии. 

В это время в России начинает мощно развиваться текстильная промышленность. У Хлудовых возникает идея создания бумагопрядильной фабрики. Почему именно бумагопрядильной? Российские фабриканты нуждались в бумажной пряже хорошего качества. С 1810-х годов и в течение всей первой половины XIX века готовая хлопковая пряжа закупалась в основном в Англии, но в Англии не растет хлопок, и в России он тоже не растет. Из чего же производилась эта пряжа? Она делалась из американского хлопка-сырца. Своих бумагопрядилен в России было очень мало, в 1832 году насчитывалось всего семь, поэтому Хлудовы сделали ставку на товар, который в России пока производится в малом объеме. 

Но встает вопрос, о котором я говорила в начале лекции: как бизнесмен выбирает род своей деятельности? Конечно, он смотрит, что может быть востребовано народом, какой товар популярен и нужен. И дело в том, что в России не было сырья, которое было нужно Хлудовым. 

В 1840-е годы среди российских экономистов шли дискуссии о целесообразности полного цикла производства хлопковых изделий в России — стране, где хлопок как первичное сырье не произрастал. Один из чиновников Министерства финансов писал так: «Может ли вообще страна, не имея первого материала, выписывать оный из дальних мест? И не выгоднее ли нам разрабатывать только свои сырые произведения?» То есть сырье, которое имеется в России. Но в то же время хлопок не был очень дорогим сырьем, потому что для его добычи на плантациях южных штатов Америки использовали дешевый рабский труд. Но чиновник очень интересно посчитал прибыльность производства хлопковых изделий. Он писал, что «пуд сырого хлопка стоит 22 рубля ассигнациями. Если его переработать в бумажную пряжу, он стоит уже 65 рублей. Если пряжу переработать на некрашенную ткань, то он стоит уже 100 рублей. Если этот миткаль  Миткаль — простая и недорогая хлопчатобумажная ткань. набить рисунком или покрасить в какой-то один цвет, то он стоит уже 140 рублей. И если более сложный рисунок, то он стоит 240 рублей». И таким образом, даже с учетом краски, химикалий и денег, потраченных на перевозку (несколько тысяч километров на парусниках), цена готового продукта в сравнении с необработанным сырьем возрастает в шесть-семь раз. А для производителей пряжи — в два-три раза. Это было очень выгодно. 

Хлудовы решают устроить свою фабрику в родном Егорьевске. Это произошло именно в 1840-е годы, потому что английское правительство разрешило вывоз английских прядильных машин в Россию. Хлудовы купили участок земли в Егорьевске. Там была речка Гуслянка, а земля была очень недорогой — намного дешевле, чем в Москве, и по закону она могла отдаваться во владение в случае строительства промышленных предприятий по льготным ценам. Егорьевск был выбран и потому, что местное население имело навыки прядения и ткачества. 

Строительство фабрики началось в 1844 году, и в том же году старший брат Алексей Иванович поехал в Англию, чтобы посмотреть устройство фабрик, познакомиться с кем-то из промышленников и, возможно, закупить оборудование. Можно представить себе, насколько это было рискованное путешествие. Жена отговаривала Алексея Ивановича, но он уверенно сказал: «Решение наше бесповоротно — мы будем или богачами, или пойдем с сумами» — то есть побираться. Его путешествие длилось около четырех месяцев, и он вернулся домой в начале 1845 года, достигнув двух поставленных целей. Первая — найти мастера по прядильному делу, вторая — закупить прядильные машины. Алексей Иванович познакомился с Томасом Уотсоном, уговорил Уотсона приехать в Россию — в России его стали звать Фома Христофорович. Также были наняты несколько техников-англичан — Риг, Пристли и Вуд, они же купили английские станки. 

Транспорт с прядильными машинами прибыл в 1845 году, их установили в построенном корпусе и стали готовиться к открытию фабрики. На фабрику было нанято 300 рабочих из егорьевских крестьян, но найти рабочих на фабрику было очень трудно, потому что до отмены крепостного права в 1861 году люди неохотно шли работать на промышленные предприятия. Как написано в истории фабрики, «народ по непривычке к работам на фабриках и заводах чувствовал к ним отвращение, считая такое занятие чуть ли не позором». Свободных рабочих Хлудовы найти не смогли, они обратились к помещикам и наняли у них 300 человек из крепостных. Эти рабочие в народе получили прозвище «кабальные». 

Уже в конце 1840-х годов на фабрике было 15 тысяч веретен, паровая машина в 60 лошадиных сил, в сутки вырабатывалось 60 пудов пряжи. В последующие 70 лет фабрика будет основным источником богатства семьи Хлудовых. 

Сырье первоначально закупалось в Москве у знаменитого немца Людвига Кнопа, который был посредником между российскими фабрикантами и европейскими поставщиками. Хлопок был американский, из штатов Джорджия, Луизиана (из Нового Орлеана), так называемых сортов «георгий» и «орлеанский». Поступал он в Россию не напрямую, а через Англию, но уже через 10 лет Хлудовы наладят прямые связи с англичанами.

В «Коммерческой газете», где печатались сведения о том, какие суда приходят в Петербург и Кронштадт и какие товары они везут, я нашла очень интересные данные. Уже в 1850-е годы в петербургский порт приходили огромные объемы поставок Хлудовых, на 411 тысяч рублей, и в основном это был сырой хлопок из Ливерпуля. Сырье из Америки в это время составляло до 100–120 тысяч пудов. Хлудовы стали покупать и немного бухарского хлопка — в это время российские, в основном московские, промышленники начинают устраивать плантации в Средней Азии, но качество у бухарского хлопка было ниже. 

Хлудовы видели, что их дело идет просто блестяще. Они решают расширить фабрику, строят еще один новый четырехэтажный каменный корпус и называют его новой фабрикой. Они закупили новые паровые машины в Англии на заводе Гика, выписали новые прядильные машины. Станков и механизмов стало настолько много, что из Англии со знаменитого завода Генри Платта приехал монтер по фамилии Макгил. Завод Платта, основанный в 1770 году, был крупнейшим в мире производителем оборудования для текстильных предприятий. То есть происходят очень интересные вещи: фабрика Хлудовых, которая расположена в уездном городе Рязанской губернии, на тот момент имеет лучшее оборудование в мире. И это оборудование Хлудовы меняют каждые 10–15 лет, чтобы повысить производительность, чтобы качество продукции было хорошим. 

Фабрика все расширялась. Через 10 лет Хлудовы решают увеличить фабричную территорию. Они строят мост через речку Гуслянку, и в благодарность за постройку этого моста, которым пользовались все горожане, городская дума Егорьевска предоставила им еще один участок земли. 

В 1853 году Хлудовы повышают свой социальный статус и переходят в сословие почетных граждан. Об их успехах свидетельствует следующий момент: в 1857 году Министерство финансов дает Хлудовым право размещать государственный герб на вывесках, товарах и деловой документации — в XIX веке это было своеобразным знаком качества. 

Итак, Хлудовы проработали пять лет, производя только хлопчатобумажную пряжу. В 1851 году они решают расширить ассортимент продукции и выпускать также льняную пряжу, пускают льнопрядильный цех, для чего покупают в Англии льнопрядильные машины на 15 тысяч веретен, новые паровые котлы, паровую машину и возводят дымовую трубу. Если мы видим гравюры, изображающие фабрики XIX века, то это всегда корпуса и труба, из которой идет дым. 

Почему вдруг возник интерес к производству льна? Дело в том, что лен активно производился в России в XVIII веке для нужд мореплавания, очень поддерживал эту идею Петр I. Потом, в начале XIX века, многие предприятия закрываются, а в середине века начинают активно развиваться грузоперевозки. Для успешных грузоперевозок нужна упаковка. Ткани и другие товары упаковывают в так называемые сорочки из плотной ткани. В Европе это в основном джут, меньше лен, в России это лен — свой природный материал. Россия была крупнейшим в мире производителем льносырья. 

И в 1860 году в «Материалах для географии и статистики России» были опубликованы сведения о Егорьевской льнопрядильной фабрике. Согласно им, там выделялось до 100 тысяч пудов льняных изделий, для которых из Владимирской, Вологодской и Костромской губерний привозится большое количество льна. Этот льнопрядильный цех проработал 10 лет — до 1860 года. Хлудовы решают закрыть это прибыльное предприятие, но не закрыть насовсем, а перевести производство в Ярославскую губернию, где находятся их источники сырья. 

Возникает Норская мануфактура, и она прекратила существование только 10 лет назад. Дела в Норском посаде шли не очень гладко, потому что одним из директоров Хлудовы сделали Петра Ланина, зятя Алексея Хлудова, и понадеялись на опыт и порядочность этого человека. Тут важно поговорить о том, что в бизнесе должно быть доверие и честность партнеров. Факт недобросовестного поведения Ланина отражен в дневнике Герасима Ивановича, который писал: 

«Петр Николаевич Ланин за всю нашу неограниченную к нему доверенность заплатил самой грубой неблагодарностью. При проверке кассы правления у него не оказалось до 400 тысяч рублей, да прежде он должен был до 100 тысяч рублей, следовательно, за этот год нажил до 500 тысяч рублей. А всего он нас наказал до 700 тысяч рублей. И этот мерзавец не стыдился своего поступка, бывал везде во всех публичных местах — ему не было никакого горя, что он вор и подлец!» 

Со временем братья Хлудовы убрали воришку Ланина от семейных дел, и далее Норская мануфактура благополучно развивалась. 

В 1860-е годы Хлудовы выходят на международную арену. Льняную продукцию Норской мануфактуры они поставляют в российскую армию для нижних рубах. И на Всемирной выставке 1867 года в Париже они получают бронзовую медаль за качество полотна для палаток, фламского полотна и равентуха  Фламское полотно — тонкая версия равентуха, грубого льняного полотна. Равентух использовался в качестве парусины.. В отчете о выставке сказано, что «полотна эти ставятся для войск иностранных государств, и конкурентов у них немного. Едва ли где-либо найдется такая строгая ровность в производстве продукта, такая доброкачественность изделий и добросовестность в употребляемых материалах». 

То есть мы видим, что производство работает 15 лет, оно уже находится в двух местах, в Егорьевске и в Ярославле, и Хлудовы делают ставку на качество товара. И это стремление к высокому качеству и четкость в выстраивании бизнеса привели к признанию заслуг братьев Алексея и Герасима Хлудовых. В 1860 году они получают самое высокое звание мануфактур-советников, которое в Москве присуждалось одному-двум людям в год.

В 1860–70-е годы растет Егорьевская фабрика Хлудовых. Число веретен достигло 60 тысяч штук — это 4 % от всего количества веретен в России. Рабочих было уже 2000 человек. И казалось бы, дело идет великолепно. Но в 1860-е начинаются проблемы с поставками сырья. В Америке, откуда шло сырье для фабрики, в 1861 году разгорается междоусобная борьба, так называемая Война Севера и Юга. Боевые действия охватили рабовладельческие южные штаты, где произрастал хлопок. Порты, до этого работавшие на вывоз хлопка в Европу, были блокированы северянами.

Хлудовым не на чем было работать. Герасим Иванович обеспокоенно пишет в дневнике: «Торговые дела шли очень дурно. В Америке война продолжается. Мы работаем самую малость — около 70 пудов в сутки. Цены страшные». Таким образом, высокая закупочная цена делала бессмысленным дальнейшее производство. Но Хлудовы не останавливают фабрику, потому что их ждут покупатели на Нижегородской ярмарке. Они начинают покупать бухарский хлопок, который немного хуже по качеству, и персидский, достаточно дорогой хлопок — но нечего делать. На Нижегородскую ярмарку Хлудовы привозят пряжу, которая сделана на сырье по самым высоким ценам. В этот момент из газет становится известно, что Север и Юг ведут переговоры о мире, и цены буквально за пару недель падают — и на сырье, и на готовую продукцию. Получается, что Хлудовы вложили больше денег в производство, чем смогут получить. Ситуация была сложная, фабрика резко сократила выработку продукции, убытки были очень большими. 

Хлудовы богатые люди, мощные фабриканты, и они решают, что сын Алексея Иван должен лично поехать в Америку, там закупить хлопок у поставщиков, привезти его морем в Англию и оттуда — в Россию. Это была авантюра. Иван зафрахтовал в Англии крейсер, закупил хлопок, в Америке хлопок погрузили на корабль и повезли в Англию. Но война еще продолжается, корабль отходит от берега — и с берега начинается стрельба ядрами. Судно было блокировано судами северян. Хлудов попытался уйти, но ядра заставили его остановиться. Купленный хлопок стоил один миллион рублей, большая часть, оставшаяся на берегу, была сожжена, самого Ивана Хлудова захватили в плен, и только после вмешательства российского консула его удалось освободить. В общем, эта попытка оказалась неудачной. Но Иван Хлудов завоевал известность. Газеты называли его храбрым, предприимчивым и т. д. 

Дальше появилась еще одна рискованная идея, которая тоже ударила по бизнесу Хлудовых. Сыновья Алексея Ивановича Василий, Михаил и Иван решили самостоятельно привезти хлопковое сырье из Средней Азии и, в общем, дело провалилось. Герасим Иванович пишет: «Зачинщиком этого несчастного дела был Василий, который не внял моим просьбам и словам, предсказанным ему еще за два года перед сим. И вот урок самонадеянности и упрямству глупого Василия. Но жаль мне и не могу забыть милого и доброго Ваню. Он пал жертвою своих братьев, и дело это положило черное пятно на нашу фирму». Иван заразился какой-то инфекцией и умер в Самарканде.

Тем не менее трудолюбие привело к тому, что Хлудовы восстановили свою репутацию. На Мануфактурной выставке 1870 года их вновь ждал успех, они подтвердили свое право использования государственного герба на вывесках и изделиях. Очень интересна наградная формулировка, которая гласила: «Мануфактур-советники Алексей и Герасим Хлудовы в городе Егорьевске за отличное качество бумажной пряжи, отличное устройство фабрики, весьма обширное производство и заботливость владельцев об улучшении быта рабочих». Формулировка говорит о критериях оценки бизнеса современниками Хлудовых и чиновниками Министерства финансов. 

В 1870-е годы хлопчатобумажная промышленность в России получает огромное развитие. Хлудовы опять меняют оборудование и увеличивают производство, расширяют парк машин, усиливают энергетические ресурсы. Это очень интересный момент: в последней трети XIX века меняются источники питания, развиваются новые источники энергии. Хлудовы покупают паровую машину большей мощности на заводе Вуда в Англии и задумываются о выработке некрашеного миткаля: устраивают двухэтажный корпус и начинают производить и ткани.

Важно вот что: в экономической истории есть очень важный раздел, который изучается во всех странах, он называется «История семейных фирм». Дело в том, что большинство фирм XIX века, а частично и сейчас, являются семейными фирмами. И отношения там строятся немного по-другому: доверия больше, когда люди знают друг друга с рождения, знают характеры друг друга, знают деловые качества. Но взаимоотношения меняются при смене разных поколений. И мы знаем, что очень успешное предприятие на веку одного поколения может быть разорено и пущено под откос не такими способными представителями другого.

Как строили управление своей фирмой Хлудовы? В 1841 году, когда четырьмя братьями был устроен торговый дом «Ивана Хлудова сыновья», они заключили соглашение о том, как будут распределять обязанности и финансировать свою фирму. В 1846 году они заключают дополнительное соглашение с интересным распределением прав и обязанностей. Степень влияния на дела фабрики зависела от того, сколько средств в семейный бизнес внес каждый из братьев. Следующий момент: фабрика работает год, они подсчитывают доходы и определяют прибыли. Каждый из братьев получает свою долю прибыли капитала, но по правилам соглашения половину чистой годовой прибыли нужно оставить в обороте и только половину они имеют право забрать себе. Такие условия использовались при заключениях семейных договоров во многих семьях российских текстильщиков — надо развивать производство дальше, это незыблемое правило. И в этом мудром правиле лежал залог быстрого роста фабрики. 

У Хлудовых было и распределение обязанностей по менеджменту. Например, Савелий сидел все время в фабричной конторе и контролировал производство в Егорьевске — ему даже построили небольшой домик. Другие братья занимались в Москве в торговом амбаре и регулярно ездили в Егорьевск. Но в результате фабрикой стали руководить два брата — Алексей и Герасим. Два их брата умерли, принадлежавшие им доли были выкуплены у их семей — например, вдова и дети Назара Ивановича получили почти миллион рублей. А в 1861 году выходит из дела Давыд Иванович, ему выплачивают полагающиеся деньги, и остается двое владельцев. Алексей и Герасим заключают новый договор и становятся равноправными товарищами. 

Возвращаясь к вопросу о хлопковом сырье, надо сказать про очень интересный момент — это устройство конторы в Ливерпуле. Фактически Хлудовы были первыми русскими промышленниками, которые устроили собственную фирму в этом крупном британском порту, чтобы контролировать поступление хлопкового сырья на месте. Этим занимался сын Алексея Иван. Контора заработала в 1865 году, но, как мы говорили, он поехал в Среднюю Азию и там во время эпидемии умер от инфекции. Потом Хлудовы наняли Германа Деккера, англичанина из Ливерпуля, который уже работал по их заданиям и доставлял хлопок на фабрику. Их же фирма занималась поставками хлопка в Россию для других российских фирм. 

Если мы будем говорить о формах предприятия, институциональных формах, как говорят ученые, то фабрика совершенствует свою структуру и свой статус в соответствии с духом времени. В 1874 году высочайше утверждено товарищество на паях Егорьевской бумагопрядильной фабрики братьев Алексея и Герасима Хлудовых. Что такое паевые и акционерные товарищества? Во всем мире в последней трети XIX века возникает форма коллективного руководства фабрикой, при которой создается основной капитал и разделяется на паи или на акции, а эти паи или акции либо распределяются внутри семьи между ее членами, либо покупаются, в основном в акционерных компаниях, акции может купить практически любой человек при некоторых условиях.

Эта форма управления предприятием, согласно российскому законодательству, требовала, чтобы существовал директорат, правление товарищества и чтобы эти директора, которые могли меняться каждый год или раз в три года, собирали общие собрания и отчитывались перед пайщиками и друг перед другом. То есть это коллективное руководство предусматривало контроль, чтобы другие директора не делали никаких неосторожных шагов.

Алексей Иванович скончался в 1882 году, пробыв во главе семейного дела вместе с братом Герасимом 37 лет. Когда он умер, его паи по завещанию унаследовал его сын Михаил, он становится директором вместо отца. Вообще, в семейных фирмах, если, допустим, представители двух ветвей участвуют в руководстве, должно быть равное представительство, то есть потомки Алексея Ивановича должны быть в равных правах с потомками Герасима Ивановича. 

Но в дальнейшем руководство предприятием переходит целиком к Герасиму Ивановичу и его потомкам. Это было связано с тем, что Михаил Хлудов только два года после смерти отца держал паи, а потом решил устроить самостоятельное предприятие и продал свои паи дяде. Герасим становится держателем контрольного пакета акций, который дает ему возможность принимать все важные решения. 

Но, как говорит известная русская пословица, человек предполагает, а Бог располагает. Казалось бы, Герасим Иванович становится единоличным управителем семейной фирмы. Это очень умный человек, владеющий несколькими иностранными языками, меценат, коллекционер. У него благополучная семья, четверых дочерей очень удачно выдали замуж — за Александра Найденова, Дмитрия Вострякова, Константина Прохорова и Николая Лукутина  Дочерей Герасима Ивановича звали Александра, Клавдия, Прасковья и Любовь соответственно. Все их мужья принадлежали к династиям купцов и предпринимателей: например, Николай Лукутин (1853–1902) был владельцем фабрики лаковой миниатюры в Федоскино, а Константин Прохоров (1842–1888) происходил из семьи благотворителей и владельцев текстильной Трехгорной мануфактуры.. Но в семье Герасима Ивановича мальчики не выживали. Выжили четыре девочки и один мальчик, Павел, но Павел скончался в 21 год — умирает сын, наследник, на которого была сделана очень большая ставка, потому что жены уходят в род своих мужей, а желательно, чтобы предприятием все-таки руководил мужчина, который сохраняет фамилию. Смерть Павла очень подкосила супругов, Герасима Ивановича и Пелагею Давыдовну, и вскоре Герасим умирает. Он оставляет полмиллиона рублей на создание благотворительных заведений, богадельни для престарелых, к руководству фирмой приходят его четыре дочери.

Растерянный после смерти сына Герасим Иванович понимает, что дочери очень разные по характеру и нужно что-то сделать, чтобы их предприятие не пострадало и не прекратило существование. Он пишет завещание. Вообще, для историков завещание — это один из любимых источников, потому что в завещании можно найти детали жизни людей прежних времен. Видно, какое у Герасима Ивановича трепетное отношение к предприятию, которое он 40 лет пестовал, проводил через все бури сырьевого кризиса и других кризисов. Он пишет в завещании: 

«Главную имущественную ценность мою составляют паи товарищества Егорьевской бумагопрядильной фабрики Алексея и Герасима Хлудовых. Почему я обязываю наследников моих владеть означенным имением нераздельно в течение шести лет со дня смерти моей и вести все торговые дела под прежнею фирмою … заслужившею себе полное доверие и уважение в торговом мире в России и за границей». 

То есть в его представлении за эти шесть лет дочери должны были притереться друг к другу и установить отношения со своими мужьями, которые были директорами фирмы наравне со своими женами. Женщины в России имели полные права торговых действий и очень часто в семейных фирмах были директорами семейных предприятий. 

Но руководство предприятием и влияние на ход дел зависят не только от того, кто является директором, — существует еще владение паями. И Александра Герасимовна, единственная из четырех сестер, проявила невероятные предпринимательские качества. В течение нескольких лет она целенаправленно скупает все паи у других родственников. При этом у нее восемь детей, она ведет хозяйство, у нее есть имение, и она очень любит свое богатство, с наслаждением распоряжается им. Александра Герасимовна собрала великолепную коллекцию русского фарфора XVIII–XIX веков, одну из лучших в Москве, и у нее была хорошая очень коллекция живописи. Она была образованной женщиной, знала несколько иностранных языков. 

В архиве мне удалось найти документы, согласно которым она, например, является одним из трех директоров Егорьевской фабрики и владеет 1117 паями из 1200, то есть 93 %, — это уже сверхвысокий контрольный пакет акций, такое случается очень редко. Но она не остановилась только на монополизации владения Егорьевской фабрикой и была настолько энергична и способна к бизнесу, что постепенно сосредоточила в своих руках и паи Ярославской фабрики. 

Следует коротко сказать о техническом менеджменте. Я говорила, что на протяжении всех 72 лет дореволюционного существования у фабрики была такая особенность — Хлудовы приглашали английских инженеров-технологов для руководства производством. Некоторые фамилии удалось восстановить. Томас Уотсон, которого звали Фома Христофорович, проработал 15 лет. Потом два года работал Джон Макнил. По пять лет работали Джеймс Уотсон, Александр Ферветтер, Уильям Марсден, которого звали Василий Андреевич, Уильям Ротвелл (Василий Фомич), потом работал Джон Болтон и 10 лет — Джон Риг, Иван Андреевич. 

Джон Риг очень плохо себя зарекомендовал. Во время его работы Герасим Иванович умер, дочери нечасто ездили на фабрику, они не срастались с фабрикой так, чтобы наблюдать за ней изнутри, и хуже знали ее. На Джона Рига жаловались все рабочие, жалобы дошли до губернатора и министра финансов. Риг вел себя очень грубо, мог уволить рабочего, если тот жаловался, например, на плохое сырье или сломанный станок. Кроме того, Риг очень по-хамски себя вел: периодически он приставал к молодым девушкам, и ходили слухи, что нескольких он даже изнасиловал, затащив в свой кабинет. На фабрике начались волнения, были вызваны войска, рабочие требовали разобраться с Ригом. После того как Риг, которого просто выслали из России за такое безобразное поведение, потому что его, как иностранного гражданина, было сложно отдать под суд, исчез, такого больше не повторялось. 

Но, видимо, это происшествие заставило и владельцев фабрики во главе с Александрой Герасимовной пристальнее обращать внимание на отношения внутри предприятия, и уже в начале ХХ века семья Найденовых, фактически владельцы фабрики, уделяет ей больше внимания, чаще туда ездит и улучшает положение рабочих, например условия жизни в рабочих казармах и т. д. 

Мы подходим к Первой мировой войне, фабрике остается существовать недолго — вследствие революции форма собственности изменится. В 1914 году основной капитал — пять миллионов рублей, в 1915-м он повышается до шести миллионов — это крупнейшее предприятие России. 195 тысяч прядильных веретен, 8000 крутильных веретен и 2500 ткацких станков. Число рабочих составляло шесть с половиной тысяч человек. Выручка была очень высокой, и военная инфляция никак на нее не повлияла, потому что фабрика перестроилась на выпуск тканей и пряжи для военных нужд: гимнастерок, ватников (ватных пальто), тканей для палаток, ваты для медицинских целей — все это закупалось для армии. 

Мы выбрали для первой лекции именно Хлудовых, потому что во время экономического кризиса в 1990-е годы после распада Советского Союза большинство текстильных предприятий России прекратило свое существование, а Егорьевская фабрика — одно из предприятий со счастливой судьбой, оно существует до сих пор. В 2020 году фабрике исполнилось 175 лет. После революции 1917 года хлудовское предприятие называлось «Вождь пролетариата», а сейчас фабрика носит название «Общество с ограниченной ответственностью „Егорьевский текстиль“», и это одно из лучших и крупнейших текстильных предприятий России. Оно выпускает ткани военного и технического назначения для спецодежды нефтяников, пожарных, металлургов, для тентов и палаток, для униформы и рабочей одежды, и это отрадно. И конечно, это прекрасно, потому что эта фабрика — объект не только промышленности, но объект культурного индустриального наследия, если говорить высокопарным языком. 

Расшифровка

В 1882 году в Москве состоялось выдающееся событие — Всероссийская художественно-промышленная выставка. Таких выставок за весь XIX век было всего две: эта первая в Москве в 1882-м и следующая в Нижнем Новгороде в 1896 году. Московская выставка проходила в специально построенных павильонах на огромной территории Ходынского поля. Там были представлены сотни российских предприятий со своей продукцией. Выставку посетили десят­ки тысяч людей, и на нее приехала императрица Мария Федоровна, которой преподносили разные подарки. Среди них был удивительный, поразивший всех букет: цветы в нем были сделаны из конфет. 

Этот подарок императрице был изготовлен на фабрике товарищества «Эйнем». Знаменитейшая фабрика существует и сегодня и называется «Красный Октябрь». 

А теперь обратимся к истории фабрики. С конца XVIII века в Петербурге были распространены немецкие булочные и кофейные магазины. Мы об этом знаем, например, из поэзии Пушкина: он писал про немца, который «не раз уж отво­рял свой васисдас», — «раннего» булочника. Из Петербурга эта мода посте­пенно переходит в Москву, и в 1846 году в Москве появляется немец 20 лет, которого по паспорту зовут Фердинанд Теодор фон Эйнем — по-немецки фамилия произносится Айнем. Он родился в небольшом прусском городке Бельциг в 70 километрах от Берлина и на 30 лет переехал в Москву, оставшись прусским подданным, потому что по российскому законодательству иностран­цам разрешалось учреждать фирмы, не принимая российского гражданства. 

Долгие годы подтвержденной датой начала бизнеса Эйнема в Москве считался 1851 год. Во второй половине 90-х годов упоминание об этом нашла в архиве тогдашний директор Музея истории шоколада и какао Людмила Нумерова. Архивный документ содержал такие сведения: 28 августа 1851 года с прусского подданного Федора Карлова Эйнема был взят налог в размере 100 рублей серебром, Эйнем нанял помещение в доме Марии Семеновны Ариоли на Арбате и устроил там небольшую кондитерскую, куда можно было зайти, выпить горячего шоколада и купить шоколад. 

Спустя 20 лет после Нумеровой я работала над историей фабрики в архиве города Москвы и нашла документ, в котором упоминалось, что Эйнем приехал в Москву в 1846 году. Когда Эйнем захотел переместить свою кондитерскую из одного дома в другой, он написал рапорт обер-полицмейстеру, чтобы получить разрешение на это, а обер-полицмейстер написал московскому генерал-губернатору, что есть такая кондитерская и что Эйнем «прибыв в Россию в 1846 г., поведения и образа жизни хорошего и к содержанию сказанного заведения благонадежен; открыто же им это заведение первона­чально в 1850 г. по дозволению Московской ремесленной управы». Упоминание Московской ремесленной управы означает, что вначале Эйнем записался цеховым, то есть ремесленником. А уже когда он достигает достаточных оборотов прибыли, он поступает в третью гильдию. Вначале значится как «кондитерских дел мастер» — арендует кондитерскую в доме Ариоли и снимает там небольшую квартирку. 

Его товар становится популярным, он находит русских компаньонов — неких полковника Лермонтова и коллежского секретаря Романова, которые дают ему начальный капитал, чтобы он смог расширить свое дело. На эти деньги он снимает помещение в доме Рудакова на Петровке, недалеко от Большого театра. Там они устроили небольшую кондитерскую фабрику, которая выпускала десять сортов шоколада, шоколадные конфеты, пралине.

Когда я писала книгу о фабрике «Эйнем», в музее предприятия мне показали прейскурант, в котором были обозначены приоритеты Эйнема. Там была такая фраза: «Приготовлять шоколад из высших сортов какао по сходным ценам, не употреблять низкие сорта какао темного цвета и дурного вкуса, употреблять только белый сахар». Этот прейскурант предлагал покупателям десять сортов шоколада (пять сортов с ванилью и пять без ванили), шоколадные конфеты, пралине. А чтобы внести, выражаясь современным языком, игровой реклам­ный момент, каждому сорту шоколада сделали обертку своего цвета. Напри­мер, самый дорогой, «Пуэрто-Кабелла» с тройной ванилью, был упакован в палевую  Палевый — изжелта-белый, бледно-желтый цвет. бумагу, «Каракас» с двойной ванилью — в голубую бумагу, «Мартиник» с двойной ванилью — в зеленоватую, «Гуаякиль» с ванилью — в розовую. Кроме того, в мастерской недалеко от Большого театра по спе­циальному заказу можно было делать лечебный шоколад. Например, шоколад железистый с миндальным молоком, с исландским и каррагеновым мхом, с цитварным семенем и прочим вплоть до середины XIX века считался продуктом целебным: исландский мох — против простуды, цитварное семя — для лечения желудка. 

Через 50 лет после начала действия фабрика «Эйнем» предлагала покупателям более 100 наименований товара, в том числе бисквитное печенье, варенье, драже, карамель, шоколадные конфеты, кофе, какао, компот, леденцы от каш­ля, мармелад, монпансье, пастилу, пряники и коврижки, консервированное абрикосовое пюре и томатную пасту, сиропы, горчицу, фруктовые соки, шоколад в порошке. Часть этого ассортимента наши слушатели хорошо знают, пробовали и, может быть, любят. Еще 120 лет назад, в начале ХХ века, появи­лись такие шоколадные конфеты, как «Трюфели», «Золотая картошка», «Джоконда». Больше 120 лет сохраняет названия карамель — «Театральная», «Дюшес», «Бенедиктин», «Земляничная», «Барбарис». 

Вернемся к истории фабрики. В 1863 году ее продукция получает первую награду — бронзовую медаль на сельскохозяйственной выставке в Одессе. Через два года вновь успех — медаль на мануфактурной выставке в Москве. В экспозиции Эйнема были конфеты, шоколад, какао, варенье, карамель и сиропы. Но Эйнем все это время работает в небольшой мастерской в центре Москвы на Петровке. Он понимает, что надо расширяться, находит дом на Софийской набережной напротив Кремля и покупает его на имя жены Каролины. Там строятся два корпуса побольше, начинается уже расширенное производство кондитерских изделий. 

Мастерская на Петровке сохраняется за ним: там продолжают вручную изготовлять на заказ торты и конфеты. Трудно спустя 120, 130 или 140 лет представить, как могли выглядеть эти кондитерские изделия. Описание торта содержится в мемуарах московского купца и предпринимателя Николая Варенцова, который пишет, что ежегодно 9 мая  По новому стилю — 22 мая., на Николу весеннего, в день именин председателя Торгового банка и председателя Московского биржевого комитета Николая Найдёнова, его сослуживцы преподносили имениннику эйнемовский торт в виде лежащего на огромном бисквитном пироге рога изобилия, наполненного лучшими шоколадными конфетами. 

Производство Эйнема растет, ему уже трудно работать в одиночку, и поэтому он сближается с другим московским немцем, которого звали Юлиус Гейс. Гейс был моложе Эйнема на шесть лет, он также приехал в Россию, работал у своих немецких родственников в Одессе, а потом занимался освещением Москвы, заведуя фонарной частью. Представим себе: знакомятся Эйнем и Гейс. Эйне­му — 31 год, Гейсу — 25. Гейс был небольшого роста, спортивным, шустрым, и Эйнем находит в нем очень хорошего торгового партнера: он поручает ему закупать машины, заниматься оптовыми продажами и так далее. И сначала он заключает с Гейсом мелкие договора, а потом — договор, по которому Эйнем получает 60 % прибыли, а Гейс — 40 %. Но перед этим Гейс внес все свое имущество стоимостью 20 тысяч рублей.

В 1870 году Эйнем, видя, что круг покупателей расширяется, решил разнооб­разить ассортимент и выпускать не только шоколад и конфеты, но и легкое бисквитное печенье, которое благодаря англичанам стало популярным во всей Европе. Эйнем поехал в Англию закупать оборудование: специальную бисквит­ную печь и десять печей для вафель. Он привез оборудование и технолога-англичанина; в это время Юлиус Гейс в Москве строил еще один корпус на Софийской набережной. 

В 1871 году открывается новое здание фабрики. Этот год очень важен для бизнеса Эйнема, поскольку фабрика входит в число пяти крупных шоколадных фабрик Москвы. Если проанализировать статистические данные из справоч­ни­ка «Атлас мануфактурной промышленности Московской губернии», выпущен­ного в 1872 году, то окажется, что предприятие Эйнема в начале 1870-х годов выпускало почти половину продукции всех московских кондитерских пред­приятий, а именно: 32 тонны шоколада, 160 тонн конфет, 24 тонны чайного печенья  Чайное печенье — английские бисквиты., 64 тонны колотого сахара — всего на сумму 300 тысяч рублей. 

Но работа на пределе сил подорвала здоровье Эйнема: после 40 лет его само­чувствие ухудшается, у него случаются сердечные приступы, и в 1876 году он решает уехать в Берлин, чтобы пройти серьезное лечение. Но у Эйнема не было детей, этот фактор очень часто определяет стратегию, по которой бизнесмен строит свои отношения с партнерами. Он чувствует, что может случиться все что угодно, и перед поездкой в Берлин предлагает Гейсу выку­пить у него долю в деле. Вызвали нотариуса, сделку оформили буквально за один день, Гейс заплатил сразу 100 тысяч рублей серебром — огромную сумму — и подписал документы, по которым обязался заплатить еще 300 тысяч рублей в течение девяти лет. С этого момента Юлиус Гейс стал единоличным владельцем фирмы. 

Видимо, у Эйнема было предчувствие, что он может не вернуться в Москву, через несколько месяцев он скончался в Берлине. Но Эйнем, приехавший в Москву в 20 лет и проживший здесь 30 лет, очень полюбил и Россию, и Москву и высказал желание быть погребенным здесь. Урну с его прахом захоронили на московском Введенском, или Немецком, кладбище. Его могила сохранилась, и сейчас за ней ухаживает фабрика «Красный Октябрь».

Итак, первые 30 лет истории фабрики можно назвать эпохой Эйнема. После смерти Эйнема наступает эпоха Гейса — или Гейсов, поскольку их фирма становится семейной, и дальше в течение 40 лет, до 1918 года, во главе фирмы стояла эта немецкая семья. 

В последние годы историки изучают такой интересный феномен, как моти­вация человека для участия в предпринимательстве. В мемуарах одного из потомков Гейса сохранилась автобиография Юлиуса Гейса, где есть фраза, что он работал «не ради жажды денег, а из потребности работать, из често­любия стать первым кондитером России». Иногда кажется, что предприни­мателей волнуют только деньги, прибыль. Но на самом деле даже если человек уже стал миллионером или миллиардером, им все равно движет азарт, ему хочется стать лучшим, хочется выпускать лучшие и новые товары, завоевывать рынок. 

Например, первым приоритетом коммерческой стратегии Гейса, а до него — Эйнема было избрано качество товара. В рекламе показано, что продукция сделана из лучшего сырья, что владельцы бизнеса стремятся выявить инте­ресные черты этого товара. Второй приоритет — это долгий срок хранения пищевых продуктов. Это вообще проблема, которая волнует человечество, можно сказать, с момента его зарождения: как дольше сохранять пищевые продукты свежими. Надо развивать соответствующие технологии. Но долгий срок хранения и высокое качество обычно сопровождаются повы­шением цены самого продукта. Поэтому третий приоритет — это сохранение доступных для потребителя, но выгодных для производителя цен.

За счет чего можно обеспечить качество такого продукта, как, например, шоколад или шоколадные конфеты? За счет импорта сырья. Это огромная логистика, заключение договоров на будущий урожай — так называемые фьючерсные сделки. Гейсы, а до этого Эйнемы живут в Москве, а им надо доставить какао-бобы из Латинской Америки, например, на парусниках. Преимуществом стало то, что они были немцами и имели связи с немецкими коммерсантами, которые импортировали сырье из стран Латинской Америки, а позже — с африканских плантаций. Сырье для производства шоколада — это какао-бобы, тростниковый сахар, орехи. И фирма «Эйнем», которая сохраняет свое имя, хотя ей уже руководит семья Гейс, закупает это сырье через партнер­ские фирмы в Берлине и Лондоне.

Очень важным для презентации продукции любого промышленного предприя­тия является участие в торгово-промышленных выставках. Это и показ своих достижений, и обмен опытом, и серьезное рекламное преимущество, потому что на любой выставке лучшим изделиям присуждаются призы. И в 1885 году фабрика «Эйнем» получает европейское признание, выиграв серебряную медаль за кондитерские изделия на Всемирной торгово-промышленной выставке в Антверпене, в Бельгии, стране с наивысшим уровнем производства шоколада. 

Но совершенно оглушительный триумф ожидал продукцию фабрики «Эйнем» на знаменитой Всемирной выставке 1900 года в Париже. Она получила выс­шую награду — Гран-при. 

Теперь давайте посмотрим, как росло производство и потребление шоколада в России, насколько он был популярен, ведь все-таки это не продукт каждо­дневного потребления. Возьмем статью из словаря Брокгауза и Эфрона, где сказано, что с 1875 по 1894 год потребление шоколада в России возросло в 30 раз — с 6 тысяч пудов  Пуд равен 16,38 кг. до 180 тысяч.

Что касается менеджмента, то именно семейные фирмы в последней трети XIX века становятся наиболее популярной формой организации бизнеса в мире: и в Европе, и в Америке, и в России. В 1885 году кондитерское дело, возглавляе­мое Гейсом, было акционировано и приобрело форму товарищества. С этого момента официальное название стало звучать так — «Товарищество паровой фабрики шоколада, конфет и чайных печений „Эйнем“». Учредителями фирмы выступили вюртембергские подданные Юлий Федорович Гейс и его сын Юлий Юльевич Гейс. Основной капитал исчислялся полумиллионом рублей, он был разделен на 100 паев по 5000 рублей, и каждый член дирекции имел свою долю. С этого момента управление становится коллективным. 

Юлиус Гейс привлекает к руководству своих сыновей и зятя, директорами первого состава правления становятся Юлиус Гейс — старший, Юлиус Гейс — младший и Карл Профет, зять Гейса. Тут интересно то, что они остаются вюртембергскими подданными, соблюдают все законы Российской империи, касающиеся предпринимательства, и протоколы их фирмы ведутся преиму­щественно на немецком языке. 

Что может свидетельствовать о расширении или сужении бизнеса? Прежде всего — размер основного капитала. В 1885 году основной капитал составлял 500 тысяч рублей, а в 1898 году — на 400 тысяч рублей больше. Это нужно было утвердить положением комитета министров. Таким образом, это семейное предприятие под названием «Эйнем», руководимое семьёй Гейс, великолепно развивалось. 

Однако Юлиус Гейс старел, и в 1907 году он скончался в возрасте 75 лет, как сообщали газеты, после непродолжительной, но тяжкой болезни. Значение Гейса для развития русской промышленности подчеркивало то, что некрологи были напечатаны в ведущих российских газетах «Русское слово» и «Московские ведомости». Уважение к Гейсу среди русских и немецких предпринимателей, служащих и рабочих было очень велико, и это показали его похороны в Мос­кве. По воспоминаниям сына, процессия от их дома до кладбища растянулась почти на километр: чтобы не было беспорядков, даже вызвали конную охрану, жандармов на лошадях. Гейс был похоронен на Немецком кладбище, там же, где и Эйнем, но после 1918 года его могила была утрачена, и московские краеведы-некрополисты пытаются ее найти. 

Если вкратце говорить о втором поколении Гейсов, то в руководстве фирмой после 1907 года по желанию отца принимали участие пять его старших сыновей — Юлиус, Вольдемар, Альберт, Оскар и Карл. При этом Альберт заведовал фабрикой по переработке фруктов в Крыму, где производились глазированные и засахаренные фрукты, варенье, консервы, томатная паста. 

По показателям продаж последние 20 лет перед революцией фабрика «Эйнем» постоянно находится на первом месте в кондитерской промышленности России. В 1913 году она получает очень высокое звание — «Поставщик Двора Его Императорского Величества». Это значит, что она в течение 8–10 лет регуляр­но осуществляла поставки и качество продукции неизменно было самым лучшим. Каждый год сопровождается большой прибылью. 

Как это отражается на самом производстве? В начале ХХ века, когда фирмой управляют сыновья Юлиуса Гейса, она продолжает приобретать земельные участки на Берсеневке — есть такой район Москвы, он находится на острове, и товарищество «Эйнем» в течение почти 25 лет постепенно покупает участки других владельцев на этой территории и увеличивает свои владения. В 1906–1911 годах товарищество строит на Берсеневке фабрику мирового класса — пятиэтажные краснокир­пичные корпуса по проекту известного архитектора Александра Калмыкова. Я помню, как 30–40 лет назад, когда мы проходили по Большому Каменном мосту на остров, в воздухе все время чувствовался запах шоколада. Сейчас те, кто работает в этих зданиях, говорят, что этот запах шоколада и ванили настолько впитался в стены, что ощущается до сих пор, хотя фабрика выехала оттуда уже более 15 лет назад.

Мы подходим к блестящему для фабрики периоду между 1910 и 1917 годом. Вот что собой представляла самая крупная и успешная фабрика России в кондитер­ской отрасли. Стоимость недвижимости — 3,5 миллиона рублей, это стоимость роскошных краснокирпичных корпусов. Средства в ценных бумагах, векселях, долговых обязательствах других людей, партнеров — 11 миллионов рублей. Сохранялся принцип изготовления продукции только из лучшего сырья. Из архивных документов известно, что через немецкие и английские фирмы закупались такие сорта какао, как «Пуэрто-Кабелла», «Каракас», «Тринидад», «Сан-Томе», «Арриба», «Акера», «Гранада», «Ява», «Аккра», «Камерун». Уже по названиям этих какао-бобов видно, что поставки шли не только из Латин­ской и Центральной Америки, но и с африканских плантаций (Ганы, Камеруна), с острова Ява, куда эти плантации начинают распространяться. Основной капи­тал фирмы «Эйнем» составлял уже полтора миллиона рублей. Но хотя у предприятия и были акции, на самом деле оно носило семейный характер, потому что более 90 % паев принадлежало девяти представителям семьи Гейс. 

Очень важной частью коммерческой маркетинговой стратегии было наличие фирменных магазинов. Это магазины, где продается только продукция пред­приятия и, наряду с ней, целая линейка рекламных материалов: календарики, блокноты, карандаши, подарочная упаковка для товаров — от картонажа до хрустальных шкатулок, в которые можно было положить конфеты или насыпать сахар, — салфетки, чайницы, сахарницы с надписями. Проводили лотереи: например, ты покупал десять товаров фирмы, а с одиннад­цатым товаром мог бесплатно получить какой-то подарок — чашку, или вазочку, или книжечку. Фирменные магазины находились в престижных местах. На Петров­ке был знаменитый первый магазин, который существовал с 1850-х годов. Еще были магазины в доме Челышёва на Театральной площади (современная гостиница «Метрополь»), в доме Еремеевых (на Маросейке, в самом ее начале) в Верхних торговых рядах, которые сейчас называются ГУМ, на Мясницкой улице (напротив Московского почтамта), на Арбате. 

Для нас очень интересно, как строились рекламные кампании, потому что телевидения и интернета не было и, следовательно, они осуществлялись главным образом с помощью бумажной продукции. Среди старых фотографий Москвы некоторые могли видеть фотографию знаменитого московского небоскреба. Это дом Афремова на Садовой-Спасской улице. Он был построен в начале ХХ века, и сначала его даже называли не небоскреб, а «тучерез» — такой высокий дом, что он разрезает тучи. И на этой фотографии видно, что на торцевой стене восьмиэтажного дома, которая называется брандмауэр, висит огромная реклама фабрики «Эйнем». Там написано «Товарищество „Эйнем“» и «Можно получать везде» — это был лозунг фабрики. 

Занимательной рекламной стратегией был выпуск тематических открыток, обычно по 12 в наборе. Они были посвящены или русским художникам, или природе, или аэропланам и парусникам, или театру, опере, балету. Обычно такие открытки вкладывались по одной в коробку или пакетик с конфетами, и ребенок, например, мог их собирать, чтобы получить полную серию. Их можно было купить и набором в фирменном магазине товарищества «Эйнем».

Например, была очень интересная серия, которая называлась «Мореплавание». На 12 открытках были представлены разные виды парусников и пароходов. На оборотной стороне открытки наверху была надпись «Товарищество „Эйнем“, Москва», в углу — государственный герб, который свидетельствовал о высоком качестве продукции. И с левой стороны было написано «Серия „Мореплавание“», название корабля и когда этот корабль был построен. Например: «Парусный корабль „Газель“, 1861 год». А с правой стороны помещалась реклама продукции фабрики «Эйнем», например: «Шоколад „Эйнем“ приготовляется из самых высоких сортов какао при самом тщатель­ном выборе сырого материала» или «Какао „Эйнем“ — лучший напиток утром, без всякой примеси и обладает большой питательностью». И рекламный лозунг: «Можно получать везде». 

Другая серия — «Животная жизнь на море и в море». На открытках появились морские организмы: актинии, раки, кораллы. Например, на открытках, посвященных Средиземному морю: рак-отшельник, коралл-желудь, морские анемоны, морские гвоздики, морские розы. До сих пор у коллекционеров и любителей старинных открыток пользуется успехом серия «По земле, воде и воздуху». 

Я рассказывала об истории продукции фабрики, о триумфах фабрики на раз­ных выставках. Но кто изготавливал эти изделия? Как они жили, как они работали? Считается, что все-таки положение рабочих на фабрике товари­щества «Эйнем» было достаточно благополучным. Например, Юлиус Гейс — старший писал своему другу и родственнику его жены Кемпффу, жившему в Штутгарте:

«У меня работают около 1000 рабочих, и я всегда благосклонно относился к ним, хотя и строго следил за порядком. У меня никогда не было неприятностей. У меня вообще никогда не было прогулов, забастовок или пьянства. Те, кто непрерывно проработал на фабрике 25 лет и стал нетрудоспособным, получают на пенсии полную зарплату». 

Даже по нынешнему виду цехов на Берсеневке можно представить, что в этих достаточно светлых, просторных помещениях, где много воздуха, рабочий не задыхается. Товарищество «Эйнем» уделяло большое внимание культуре труда. Есть, например, воспоминания рабочих, которые публиковались в 1920-е годы, и большинство рабочих после революции дают себе волю и вся­чески критикуют фабрикантов, своих бывших эксплуататоров. Интересно, что в брошюре «Первые страницы из истории борьбы рабочих фабрики „Эйнем“» 1926 года рабочий этой фабрики, несмотря на то что название предполагает критику Гейсов за их порядки, ничего плохого сказать не может. Он пишет о Юлиусе Гейсе так: 

«Как человек образованный, он не мог не знать, что через некоторое время чаша терпения рабочих переполнится и они предъявят ему счет. Поэтому Юлиус Гейс устанавливает на своих фабриках такие условия для рабочих, каких не было на остальных кондитерских фабриках». 

На фабрике «Эйнем» была самая высокая заработная плата из всех фабрик Москвы. Рабочий вначале получал 20 рублей в месяц — это очень небольшая сумма, но потом — при его усердии — плата ежегодно повышалась на 2 рубля, и при потере работоспособности выплачивалось пособие в размере оклада за последний месяц работы. На фабрике товарищества «Эйнем» существовала и такая редкая форма поощрения рабочих, как пенсия в полном размере зарплаты. 

Угнетенное мироощущение рабочих проявилось во время революции 1905 года. Большинство московских фабрик в декабре 1905 года бастовали, работа встала. Известно, что в это время Юлиус Гейс и два его сына, Оскар и Вольдемар, все время находились на предприятии, и, конечно, они очень боялись, что их рабо­чие могут присоединиться к этим забастовкам, разгромят корпуса и оборудо­вание. А в этот момент оборудование на фабрике товарищества «Эйнем» было высшего мирового уровня, потому что его заказывали в Германии и Англии и производили на хороших московских машиностроительных заводах. И когда 7 декабря 1905 года к воротам фабрики подошла группа рабочих с соседнего машиностроительного завода Густава Листа и стала уговаривать рабочих-кондитеров выйти и вместе с ними идти шествием и сопротивляться хозяевам, Оскар Гейс, увидев эту разъяренную толпу в окно своего кабинета, вышел в цех и сказал своим рабочим: «Кончайте работу, а то машины могут поломать». Рабочие прекратили работу и разошлись по казармам, не примкнув к забастовке. 

Когда декабрьская стачка закончилась, фабрика товарищества «Эйнем» почти не пострадала, цеха и оборудование остались в целости. Сохранилось напе­чатанное типографским шрифтом обращение директора фабрики Вольдемара Гейса к рабочим, в нем есть такие слова: 

«Когда Москва  В декабре 1905 года. года была без электричества, газа, продуктов, аптек, молока и прочего, нас это не коснулось, потому что у нас было всё своё собственное. …Меня наполнило гордостью то обстоятельство, что при прекращении работ на различных фабриках наших конкурентов их рабочие требовали таких же условий работы, как у „Эйнема“».

Подводя итоги, можно сказать, что Эйнем прибыл в Россию с огромным желанием работать. Он смело расширял ассортимент своей продукции и не боялся сложной логистики доставки в Россию сырья, то есть какао-бобов, тростникового сахара, ванили, которую нужно было везти из тропических стран. Он обладал богатой фантазией на создание новых продуктов: всегда была какая-то изюминка, всегда было что-то загадочное для потребителя, начиная от названия шоколада и заканчивая упаковкой и рекламой. Очень важным было то, что московские немцы, сначала Эйнем, потом Гейс, очень любили свою вторую родину, о чем свидетельствует тот факт, что оба похоро­нены в Москве. Они построили великолепную фабрику, которая до сих пор радует глаз наших современников, и все-таки они не доводили рабочих до состояния отчаяния, а старались каким-то образом обеспечить им доста­точно приличные условия. И таким образом, благодаря огромному потенциалу, который был заложен в первые 70 лет существования фабрики, последующие 100 лет были достаточно успешными. 

Фабрика и до сих пор носит в литературе и в разговорах людей название «Эйнем». Она называлась так до 1918 года, потом была национализирована и переименована в Государственную кондитерскую фабрику № 1, а в честь пятилетия революции в 1922 году получила название «Красный Октябрь» — но на этикетках и на рекламе всегда в скобках писали «бывшая „Эйнем“», потому что вплоть до начала 1930-х годов название «Эйнем» служило беспроигрышным паролем для покупателей.

Расшифровка

При изучении истории русского предпринимательства исследователи чаще всего обращают внимание на фабрики и заводы, потому что это более кон­кретный материал. А история торговли во всем мире на сегодняшний день изучена гораздо меньше — именно потому, что сам предмет торговли хуже задокументирован и менее понятен. Тема нашей лекции — история фирмы «Братья Константин и Семен Поповы». Это была чаеторговая фирма, прода­вавшая продукт, который очень ценился российским потребителем, но был заграничного происхождения: чай импортировался сначала из Китая, позже — из Индии и с острова Цейлон.

Обычно успеха в бизнесе добивались предприниматели во втором поколении: их родители могли быть ремесленниками или мелкими торговцами, а вершин достигали именно дети, перенимавшие опыт и имевшие некоторый капитал. Судьба Константина Абрамовича Попова была совершенно другой. Он вышел из народных низов, но достиг выдающихся успехов. Чаи Поповых были настолько популярны, что уже в 1880-е годы, когда семейной фирмой руко­водил племянник Константина Абрамовича, чаи начали подделывать: недобро­совестные конкуренты продавали контрафактный товар. Это был очень нашу­мевший судебный процесс: с двух сторон, истца и ответчика, выступали такие знаменитые адвокаты, как Федор Никифорович Плевако и Николай Платоно­вич Карабчевский. 1880-е годы — это время турниров адвокатов, и на судебный процесс люди приходили, как в театр. 

В чем же заключалась суть этого судебного процесса? Дело в том, что сущест­вовала знаменитая фирма с миллионными оборотами «Братья Константин и Семен Поповы» и была фирма небольшая — «Братья Александр и Иван Поповы». Вторая фирма сделала этикеты (или, как мы их сейчас называем, этикетки), похожие на этикеты «Братьев Константина и Семена Поповых». На судебном процессе было установлено, что у «Братьев Александра и Ивана Поповых» чаи низкопробные. В результате наказание было невероятным: за по­пытку дискредитации товарного знака «Братья Константин и Семен Поповы» московский купец первой гильдии Александр Попов был сослан на житье в Томскую губернию. На процессе он плакал и просил его пощадить, говорил, что это большой позор и его дети умрут от голода, но тем не менее был выслан в Сибирь.

Итак, биография Константина Попова. Чем она привлекает историка? Она привлекает прежде всего своим трагизмом, потому что на долю этого человека выпало столько испытаний, что, может быть, другой и не смог бы стать крупным предпринимателем. Константин Попов родился в 1814 году в глу­бине российской провинции — в посаде Большие Соли, который нахо­дился между Костромой и Ярославлем. Это было место, где еще в 1552 году были зафиксированы соляные промыслы, а местные жители назывались усольцами. Они занимались вываркой соли либо в своем селении, либо уходили торговать в Кострому и Ярославль. Отец Константина Попова был мелким провинциальным торговцем и скончался, когда его сыну было четыре года. Старшие братья Попова уехали на заработки в Кострому. В детстве Костя жил с матерью — вдовой Поповой, как ее называли. Мать, конечно, хотела, чтобы он чему-то научился и получил возможность самостоятельно зараба­тывать. Когда Косте исполнилось девять лет, он начал учиться грамоте у дьячка в посаде, то есть он умел читать и писать. Но обучение торговле в то время осуществлялось практически. И по просьбе матери братья забрали девятилетнего Костю в Кострому. Мать была уверена, что Костя работает в лавке вместе со своим старшим братом, но на самом деле просьбу матери тот не выполнил: вместо того чтобы учиться торговому делу, Костя нянчился с детьми брата и бегал по разным хозяйственным поручениям его жены. Увидев это, мать отдала Костю на обучение другому родственнику — купцу-трактирщику, который тоже жил в Костроме. Но и здесь Костя стал мальчиком на побегушках.

Что такое харчевня для 13-летнего мальчика? Это место, где посетители напи­ваются, куражатся и награ­ждают подзатыльниками за малейшую провинность. Костя пробыл там один или полтора года и в конце концов дошел до такого отчаяния, что был готов на все, лишь бы просто вырваться из этого трактира. Ночью после работы, как свидетельствует рассказ о его юности, он надел свою плохонькую одежонку (это было зимой, в очень сильные морозы: в Костром­ской губернии все-таки достаточно холодно), взял мел (в трактирах мелом записывали расходы или заказы посетителей) и на двери написал: «Не ищите меня, я ушел на родину». До посада Большие Соли было 38,5 километра, то есть мальчик дошел до неве­ро­ятного отчаяния. Без еды в дороге он вскоре устал, замерз и начал терять сознание. Он пишет, что упал на снег и почувст­вовал, что замерзает и, видимо, смерть его близка. Костя решил, что это божье наказание за непослушание матери, которая просила его работать у родствен­ника-трактирщика. Этот рассказ очень интересен, потому что основан на том, что Попов лично позднее пересказывал священнику. Ему же он поведал, что мысленно тогда читал покаянные молитвы. Рассказ об этом путешествии — это настоящий апокриф, где Костя почти умирает, но его спасает чудесная сила: по этой же дороге уже в сумерках ехал крестьянин. Он заметил мальчика, лежащего без сознания, завернул его в армяк  Армяк — кафтан из грубой шерстяной ткани.  и привез к себе в избу, там его отогрели. Когда на сле­дующий день Костя пришел в себя, его расспросили и поняли, что это сын вдовы Поповой: они слышали о ней в соседней деревне.

Когда Костю привезли к матери, оказалось, что у него обморожены обе руки, несколько недель он не мог ими пошевелить. Его лечили деревенскими спо­собами, и через полтора-два месяца руки удалось восстановить. Мать, конечно, винила себя и начала искать другое занятие для сына. Так в 13 лет Костя попал в Петербург. Там тоже работал земляк-большесолец, виноторговец Алекин (или Алёкин — как произносится его фамилия, мы точно не знаем). Косте дали задание: он должен был помогать на кухне у хозяина, выполнять поручения его семейства и — дополнительно — мыть бутылки и разливать вино в магазине Алекина. Тут мальчик претерпел новые удары судьбы: Костя прислуживал детям Алекина, а они, считая себя уже петербуржцами, насмехались над костромским выговором Попова и издевались над ним. В магазине на Костю, кроме мытья бутылок и разлива вина, навешивали все мелкие поручения, которые должны были выполнять другие работники. 

Костя вновь дошел до отчаяния: как он позднее рассказывал, у него было полное ощущение, что жизнь проходит мимо. Другие дети учились, а он не ходил в школу и никак не развивался, — мальчик считал себя самым несчаст­ным существом в мире. Но Попов все-таки не опустил руки: он попросил одного из приказчиков обучить его арифметике. Он купил учебник и ночью, вместо того чтобы спать после работы, учил наизусть правила и решал задачи, которые проверял приказчик. Потом, как он вспоминал, ему в руки попала «История» Карамзина  Имеется в виду изданная в начале XIX века «История государства Российского» Николая Карамзина. Это многотомное произведение, описывающее историю России с древнейших времен и до эпохи правления Ивана Гроз­ного.. Он прочитал ее 20 или 40 раз, в итоге практически выучив наизусть.

И так он дорос до 16 лет. В 1830 году его хозяин, купец Алекин, решил зани­маться не только виноторговлей, но и открыть чайный магазин на Караванной улице в Петербурге. Почему чайный магазин? Потому что в то время чай был модным напитком. Алекин видел, что мальчик старается, к тому же он был скромным и воспитанным, а значит, мог хорошо общаться с покупателями. И он перевел Костю из винного погреба в чайный магазин. Видимо, пытливый ум, хорошая память и сметливость вели мальчика по жизни: через два года он стал до тонкостей разбираться в сортах чая. Позднее его перевели приказ­чиком к сыну Алекина, у которого был магазин на Большой Садовой в Петер­бурге. Константин накопил деньги, ему дали отпуск, и он отправился сначала в Кострому, а потом в родной посад Большие Соли, где увиделся с матерью. 

В отпуске Константин находился три месяца. Вернувшись, он перешел приказ­чиком к более известному купцу — Пономареву, который занимался исключи­тельно торговлей чаем. У него он проработал девять с половиной лет. При этом жалованье у Попова было очень небольшое; он откладывал каждый рубль, чтобы скопить деньги. Так у него возникла мысль, что нужно завести собст­венное дело. В это время его младший брат Семен, который был на три года младше, подрос, и Константин взял его себе в помощники. Они мечтали зара­ботать денег, уехать в Кострому и основать там свою собственную фирму. 

Возраст Константина уже приближался к 30 годам. Подсчитав деньги, братья решили, что можно возвращаться в Кострому и начинать свое дело. Бывают такие моменты озарения, поворотные моменты, которые кажутся случайными, но их можно использовать, если человек готов к осуществлению тех планов, которые ему вдруг предлагает судьба. Константин шел по Невскому проспекту и уже был готов уезжать в Кострому. И вдруг он встретил знакомого — бирже­вого маклера, петербургского немца Францена. Это был обычный светский разговор во время прогулки. Францен очень удивился, когда Попов сказал ему, что собирается вернуться на родину, в Кострому: «Почему же вы не останетесь в Петербурге? Вы так глубоко знаете чайный рынок!» Константин ответил, что у него слишком маленький капитал, — он не может начать дело в Петербурге и конкурировать с торговцами, которые давно трудятся на этом поприще. Францен, который хорошо относился к Константину и знал о его способностях, убедил Попова, что ему могут дать товар в кредит: все знали его как добросо­вест­­ного и знающего приказчика. 

Буквально за один день благодаря этой прогулке по Невскому проспекту судьба Константина Попова счастливо изменилась. Францен договорился с тремя известными поставщиками чая и кофе, и те предложили Попову товар в кре­дит. В июне 1842 года был открыт его первый чайный магазин на Невском проспекте, тогда же он поступил в третью гильдию петербургского купечества и зарегистрировал с братом товарищество «Константин и Семен Поповы». Дата — 1842 год — в дальнейшем всегда указывалась на рекламных объяв­лениях и этикетках: «Фирма основана в 1842 году». И хотя Попов был очень скромным человеком, его репутация, знания и умение общаться с покупате­лями обеспечили магазину большую популярность. Он исключительно хорошо знал ассортимент чайного товара и сумел организовать продажу так, что ничего не залеживалось на полках. 

Но Попов понимал, что чайная столица России — это Москва и надо двигаться дальше. Так у него возникла идея открыть там магазин-склад. Он отправился в Москву, познакомился там с чаеторговцами-оптовиками Шестовыми и Уса­чевыми  Шестовы и Усачевы в то время напрямую торговали с Китаем. и договорился о покупке товара. В 1843 году 29-летний Попов открыл чайный магазин на Кузнецком Мосту. Он был расположен на углу улицы Рождественки. Этот дом сохранился, в его дворе сейчас вестибюль метро «Кузнецкий Мост». 

В Москве Попова приняли очень тепло, он стал ходить в гости в купеческие семейства и знакомиться. Так он нашел себе хорошую жену — Глафиру Мусатову, дочь табачного фабриканта. А родной сестрой Глафиры Мусатовой была Агриппина Мусатова, в замужестве — Абрикосова, супруга Алексея Ива­яновича Абрикосова, который тогда начинал свое кондитерское дело. В 1851 году, через восемь лет после первого появления в Москве и переезда туда, Константин Абрамович расширил свое дело настолько, что смог посту­пить в первую гильдию московского купечества. 

Что представляла собой его фирма в 1850-е годы? До середины 1850-х годов Константин Абрамович закупал чай у московских оптовиков. Постепенно он стал достаточно богат для того, чтобы закупать чай напрямую в Китае; так он начал торговать через Кяхту. Это был сибирский пограничный город, там русские купцы меняли пушнину, сукна  Русские сукна были востребованы в север­ной части Китая, где достаточно холодно зимой., сало и другой ходкий товар на китай­ский чай. Если мы будем смотреть на структуру меновой торговли  Меновая торговля — обмен товара на товар или услуги на услугу без использования денег. в Кяхте, то с русской стороны примерно 50 % составляли сукна, а с китайской 96 % — чай. В середине XIX века здесь действовало 58 чайных купеческих домов. Круп­нейшими были знаменитые чаеторговцы Усачевы, Перлóвы (или Пéрловы — среди историков до сих пор идет спор, где ставить ударение), знаменитые Сабашниковы, Губкины и наши герои Поповы. 

Какие сложности существовали в деле импорта чая? Чай — товар нежный и прихотливый. Расстояние, которое проходил чайный лист от производителя до потребителя, было огромным. В Китае существовал чайный центр — Ханькоу. Чайные плантации там находились на склонах гор, в очень благо­приятном для выращивания этой культуры климате. Но поскольку везти товар можно было только летом, когда дороги сухие, или зимой, когда дороги замерз­шие, то весь путь занимал больше года. Ящики с чаем перевозили через пустыню Гоби на верблюдах, потом перегружали (в Кяхте существовал огромный двор, где складировали и рассортировывали чай), а потом ждали транспорта до Иркутска, от Иркутска — до Поволжья, и вот так постепенно, в течение года (иногда и двух лет), товар доходил от чайного куста до чайного магазина в Москве. Вот выдержка из одной книги по истории чая о том, как русские купцы готовили товар к путешествию:

«Чай плотно уминался в цибик — деревянный ящик на 25–50 кило­граммов из особой, не имеющей запаха древесины тропического дерева альбиции. Деревянный ящик внутри выкладывался оловянными или свинцовыми листами, а поверх них выстилался мягкой бумагой. Снаружи ящик два-три раза оплетали камышовой циновкой, а потом зашивали в кожи или шкуры мехом внутрь, да так, чтобы места швов перекрывались дважды и чайному листу не грозили ни влага, ни пере­пады температур»  А. П. Субботин. Чай и чайная торговля в Рос­сіи и других государствах: Производство, потребленіе и распредѣленіе чая. СПб., 1892. .

Это было целое искусство — запаковать чай так, чтобы в него не проникла лишняя влага, чтобы он не перемерз или, наоборот, не подвергся высокой температуре. 

Большинство предпринимателей во всем мире торговали через Лондонскую биржу. При этом русские коммерсанты покупали чай непосредственно в Китае: он стоил в три-четыре раза дешевле тех же сортов, закупаемых в Лондоне. Экономисты XIX века писали, что чайная торговля почти не подвергалась кризисам, не представляла почвы для спекуляций. Цена чая, в отличие от ситуации в Западной Европе, не возрастала в три-четыре раза, поэтому удер­живать рынок купцы стремились не монополией, а качеством товара.

Фирма Попова делала ставку на закупку лучших сортов чая — прежде всего черного байхового. Было арендовано две фабрики в Китае, которые работали только на нее. Позже Попов начал закупать и зеленый чай, потому что среди его покупателей появилось много торговцев из Средней Азии. К 45–46 годам он получил все почести, которые только возможны: в 1861 году стал потомст­вен­ным почетным гражданином  Потомственный почетный гражданин — до 1917 года звание, которое присваивалось людям недворянского происхождения за особые заслуги и распространялось на жен, вдов и детей., а спустя пять лет получил звание коммер­ции советника  Коммерции советник — почетный купече­ский титул. Среди прочего давал сыновьям советника право поступать на государствен­ную службу.. 

Он скончался в 1872 году, находясь на вершине предпринимательского успеха и общественного признания. Дело продолжил его племянник: был утвержден устав торгового товарищества «Константин и Семен Поповы», название фирмы не менялось, то есть бренд сохранялся и при нем. Позже фирма была преобра­зо­вана в паевое товарищество с очень большим по тем меркам основным капи­талом — 1 500 000 рублей. Примерно 70 % паев (контрольный пакет акций) находились в собственности племянника Попова, его семьи и их родственников Абрикосовых.

Что происходит дальше? Как расширяется фирма? В 1880-е годы были открыты представительства в Китае и Англии. Позже фирма Поповых начала закупать, помимо китайского, индийский и цейлонский чаи, открылись представительства в Калькутте и Коломбо. Следующий интересный момент — это устройство чайных плантаций в Российской империи. Племянник Попова Константин Семенович разведал, где можно устроить собственные чайные плантации; в итоге они были разбиты возле Батуми на склонах гор (по примеру Китая). Этот чай был не так плох, так что эксперимент считался достаточно успешным. Товарищество имело большие чаеразвесочные склады. В Москве только на чаеразвеске работали более 500 рабочих. Другой склад был в Харь­кове. В результате в начале ХХ века объем производства составлял 2–3 тысячи тонн ежегодно на сумму до 10 500 000 рублей. Фирма Поповых неизменно находилась в пятерке крупнейших российских поставщиков чая. 

Систему дистрибуции и маркетинговую стратегию Поповых начал выраба­тывать еще при жизни Константин Абрамович. В середине 1860-х годов было открыто 90 чайных магазинов Попова, то есть это была сетевая торговля во всех крупных городах Российской империи. В начале ХХ века насчитывалось более 100 магазинов в 44 городах, в том числе восемь магазинов в Москве. Интересной маркетинговой стратегией фирмы Поповых была доставка чая почтой. Причем покупателем мог быть житель небольшого города: он выбирал чай по каталогу, писал в фирму и заказывал несколько пачек (или даже малень­кие пачки, которые стоили 5 или 10 копеек). А если, например, какой-то мага­зин в провинции хотел торговать этим чаем, можно было заказать сразу боль­шой ящик на 25 килограмм, он тоже доставлялся по почте. 

Еще один интересный момент: большинство чаеторговых фирм давали своим чаям цветистые и запоминающиеся названия: например, «Чайная роза» или «Ароматный». А чаи Поповых названий не имели — вместо них были номера. Простейший вариант продавался в жестяной коробке и бумажной обертке развесом от трех золотников  Три золотника равнялись 1/32 фунта, или 13 граммам., но в основном для чая использовались деревян­ные коробки: они состояли из деревянных ящичков, внешнего и внутреннего, которые сверху закрывались крышкой, чтобы чай не выдыхался.

Поповы получили множество наград за качество своего чая: например, золотую медаль на выставке в Париже в 1892 году, Гран-при на выставке в Антверпене в 1894-м и Гран-при на Всемирной выставке в Париже в 1900 году. Они явля­лись поставщиками не только российского императорского двора: чай Поповых заказывали королевские и императорские дворы Греции, Бельгии, Румынии, Швеции, Италии, а также персидский шах.

И еще о торговой экспансии «Братьев Поповых». Я работала в архиве и по­дробно изучала именно материалы менеджмента фирмы. Меня заинтересовал такой момент: примерно с 1907 года Поповы начали продавать чай в Америке. Судя по фамилиям, большинство покупателей были эмигрантами из Рос­сии: многие из них были еврейского происхождения (но не только), они любили этот чай и не хотели изменять своим привычкам, даже живя в Нью-Йорке или в Чикаго. 

Чем хотелось бы закончить рассказ о замечательном российском предприни­мателе Константине Абрамовиче Попове? Давайте вспомним начало его биографии. Это был мальчик из посада Большие Соли, который не ходил в школу, но очень стремился к знаниям. Разбогатев, Попов стал одним из крупнейших московских филантропов: он оставил в помощь бедным 500 тысяч рублей. Это были капиталы на пособия бедным семьям, а распоряди­телем выступало Московское купеческое общество. На средства Попова был также построен дом с бесплатными квартирами для вдов и их детей, а часть перечислена нескольким больницам. Интересно, что все пожертвования Попова были так или иначе связаны с трагическими событиями его жизни: например, он видел, как его мать осталась вдовой, поэтому очень много пере­дал именно вдовам и сиротам. Попов не смог получить нормального образо­вания и всегда завидовал другим детям, говоря позднее, что его самой большой мечтой в детстве было учиться так, как учатся дети из нормальных семей. Поэтому огромные деньги он тратил на стипендии для Московского универ­ситета, Московского коммерческого училища и Мещанского училища, где числилось много мальчиков из неполных семей. Им нужно было оплатить не только обучение, но и проживание в общежитии, питание, одежду. Попов создал также два учебных заведения в родном посаде. Говоря современным языком, он не культивировал свои травмы, а вместо этого помогал другим.

Можно сказать, что к успеху его вели два очень важных качества: упорство, то есть умение не опускать руки в совершенно безвыходных ситуациях, и вера в себя. И, конечно, у Попова была безупречная репутация. Ни один мемуарист, ни один документ не говорят о его отрицательных чертах. Если вновь выра­жаться современным языком, он был типичным self-made man, то есть чело­веком, создавшим себя. Еще при его жизни была издана брошюра, которая называлась «Очерк торговой и общественной деятельности Константина Абрамовича Попова»  Полное название — «Очерк торговой и обще­ственной деятельности потомственного почетного гражданина коммерции советника К. А. Попова, с его портретом».. Автор очерка писал, что Попов «принадлежит к числу тех русских деятелей, которыми по всей справедливости Россия может гор­диться. Если человек высокого происхождения и получивший высшее обра­зование, трудясь на пользу общественную, снискивает себе всеобщую любовь и уважение, то тем более нельзя отказать в том и другом личности из среды народа».