Книжная полка Наума Клеймана
Arzamas и Центр «Слово» на ВДНХ открывают библиотеку. Чтобы заполнить книжные полки, мы попросили музыкантов, ученых, поэтов и других читающих людей посоветовать свои любимые тексты. В новом выпуске рубрики — киновед Наум Клейман
Эта полка может показаться слишком уж школьной, но с годами я все больше понимаю необходимость возвращаться после школы к «банальным» хрестоматийным авторам и произведениям. Программа средней школы по литературе играет двойственную роль в нашем образовании и воспитании: приваживает к настоящей, жизненно важной классике, но и навязывает многие устаревшие, окостеневшие со временем и даже ложные интерпретации ее. Мы читаем не столько классическое произведение, сколько его толкование, сложившееся десятилетия или даже столетия назад и вошедшее в учебники как догма. Мы разбираем образы героев, выведенные
Но надо ведь назвать и таких писателей, которые не входят у нас в обязательный набор, — для
И еще я сопроводил книги ссылками не на комментарии филологов, а на иные их интерпретации и параллели — зрительные, звуковые, игровые — в других искусствах: в живописи, в театре, в музыке, в кино. Каждый может дополнить эту часть полки своими ссылками. Быть может, благодаря этому у читателя появится гораздо более широкое представление о литературе, которая объемлет не только словесность, но всего человека и весь мир.
Данте Алигьери. «Божественная комедия»
«Божественную комедию» я впервые читал, когда мне было 15 лет. Тогда меня хватило только на первую часть, «Ад», и лишь в институте я прочитал «Чистилище» и «Рай». До сих пор помню ощущение трепета от погружения в другой строй мышления, помню потребность понять символику этого гигантского строения. Пушкин говорил, что «единый план ада — есть уже плод высокого гения». Читатель получает через эту поэму представление о средневековой космогонии, о рае, чистилище, аде и человеке на земле, находящейся между ними: так
Хорошо бы сравнить иллюстрации к «Божественной комедии», которые создали художники разных веков и народов: итальянец Сандро Боттичелли, англичанин Уильям Блейк, француз Гюстав Доре, испанец Сальвадор Дали, наш Эрнст Неизвестный. По одному из сюжетов «Ада» — «Франческа да Римини» — в русской музыке есть сочинения двух великих композиторов: симфоническая поэма Чайковского и одноактная опера Рахманинова. А те, кто захочет понять поэтическое совершенство «Божественной комедии», могут прочитать «Разговор о Данте» Мандельштама.
Уильям Шекспир. «Гамлет», «Король Лир», «Буря»
Шекспира многие привыкли смотреть и слушать. Конечно, читать подлинного Шекспира непросто. Но стоит взять хотя бы два перевода одной и той же пьесы, и вдруг видишь, что в тексте заложено огромное богатство смыслов и языковых оттенков. «Гамлет» в переводах Бориса Пастернака и Михаила Лозинского или «Король Лир» в переводах того же Пастернака и Григория Кружкова поворачиваются разными гранями и производят разное эмоциональное впечатление. Событием русскоязычного Шекспира стала «Буря», переведенная Григорием Кружковым. Читая пьесы, мы поневоле включаем воображение — и становимся актерами и постановщиками. Трагедии и комедии Шекспира особенно умело активизируют нашу фантазию, пробуждают мысли и чувства.
Прочитав тексты Шекспира, совсем
Мигель де Сервантес. «Дон Кихот»
«Дон Кихот» — странный роман: он кажется знакомым и всегда поражает своей новизной. Мы как будто всё знаем про Рыцаря печального образа, вроде бы понимаем его абсурдную и трогательную нелепость. Но едва начинаешь неторопливо читать роман, как оказывается, что в памяти обитают анекдотические пересказы, а текст Сервантеса убеждает в жизненной необходимости такого сумасшедшего, иррационального, будто изжитого и всегда опережающего время идеализма. Почему, зачем земной Санчо Панса влачится за сумасшедшим рыцарем?! В образах романа заключена вечная дихотомия возвышенного, идеалистического и практичного, материалистического отношения к миру — и парадоксально доказана унылая бесплодность второго без первого. А горькая ирония Сервантеса оборачивается просветляющим и животворящим утешением.
Из множества графических и живописных интерпретаций романа надо обязательно знать, как видели Дон Кихота и Санчо Пансу Оноре Домье и Пабло Пикассо, к ним можно прибавить работы Сальвадора Дали и Анатолия Зверева. Из экранизаций, кроме фильмов Григория Козинцева с Николаем Черкасовым в главной роли (1957) и Орсона Уэллса (1993), хорошо посмотреть картину Георга Вильгельма Пабста (1933), где в главной роли снялся уже немолодой, но все равно покоряющий зрителя Федор Иванович Шаляпин.
Иоганн Вольфганг Гете. «Фауст»
Гете у нас перестали читать давно — еще во времена моей молодости. Если бы у меня не было хорошего учителя немецкого языка в школе, я тоже его не читал бы. Как ни странно, сейчас «Фауста» даже в Германии знают в основном в пересказах, но его обязательно надо читать — хотя бы первую часть. Гете невероятным чутьем еще в конце XVIII века предугадал противоречивость так называемого прогресса, опасность научного познания ценой безнравственного «союза с дьяволом», из-за чего утопические проекты, задуманные как будто на благо людям, оборачиваются против них. У нас было несколько незаурядных переводчиков текста Гете, среди них — Афанасий Фет и Валерий Брюсов. Ближе всех к первоисточнику Николай Холодковский, более свободный перевод Бориса Пастернака признан шедевром русской поэзии.
В Германии «Фауста» издавна играют на драматической сцене, в нашем театре ставят лишь оперы Шарля Гуно и Арриго Бойто на сюжет Гете. Любители классической музыки могут послушать драматическую легенду Гектора Берлиоза «Осуждение Фауста». В кино классической экранизацией считается немой фильм Фридриха Вильгельма Мурнау «Фауст — немецкая народная легенда» (1926). В 2011 году любовную линию Фауста и Маргариты перенес на экран Александр Сокуров. Идейно-образный смысл творения Гете преломился в отличном фильме венгерского режиссера Иштвана Сабо «Мефисто» (1981), созданного на основе одноименного антифашистского романа Клауса Манна.
Эрнст Теодор Амадей Гофман. «Золотой горшок», «Крошка Цахес» и другие рассказы, «Житейские воззрения кота Мурра»
Чем больше прочтешь Гофмана, тем лучше. Его фантазии освещают закоулки человеческой души, где гнездятся иррациональные порывы, его романтический мир с тайными волшебниками выявляет диалектику добра и зла, вооружает юмором против филистерства общества, проецирует суетные современные воззрения на вечные ценности. Гофман — через Гоголя, на которого он глубоко повлиял, — нам ближе, чем
Гофман был не только писателем, но также графиком и композитором. Его сюжеты и персонажи вдохновили многих великих композиторов, художников, режиссеров — вспомним балет Чайковского «Щелкунчик» и фильмы по этому рассказу, комическую оперу Жака Оффенбаха «Сказки Гофмана» (тоже не раз экранизированную), «Крейслериану» Шумана. Напечатан сценарий Андрея Тарковского к неснятому фильму «Гофманиана». С другой стороны, стоит посмотреть гравюры французского художника Жака Калло, который вдохновлял самого Гофмана.
Александр Пушкин. Стихотворения «Андрей Шенье» и «Герой», поэма «Анджело», повесть «Капитанская дочка», «Каменноостровский цикл»
Понятно, что надо читать и перечитывать всего Пушкина. Но у него есть произведения, которые остаются на периферии внимания, хотя не менее важны для пушкинского миропонимания, чем «Евгений Онегин», «Борис Годунов» и «Медный всадник». Поэму «Анджело» почти никто не читает — в ней видят лишь пересказ пьесы Шекспира «Мера за меру». А она — суть этического кодекса Пушкина: принципа милосердия и прощения как основы в равной степени личностного поведения и государственной политики.
Прочтем вместе с «Анджело» стихотворение «Андрей Шенье». Пушкин не случайно написал его от лица поэта Андре Шенье (заметим в названии русское написание его имени!), который погиб на гильотине, так как заступился за жертв якобинского террора, хотя до революции 1789 года был в оппозиции королю. Стихотворение, написанное перед восстанием декабристов, объясняет, как повел бы себя Пушкин после победы заговорщиков, когда начались бы репрессии. А после поражения мятежа он обращается к царю с призывом о помиловании сосланных в Сибирь, одно из этих обращений — стихотворение «Герой» с мудрым и крамольным финалом.
Перечитаем «Капитанскую дочку» — повесть про взаимное милосердие Гринева и Пугачева, о зверствах которого Пушкин знал и сам описал их в «Истории пугачевского бунта». Поэт внушает правителям и гражданам, что высший закон личного поведения и государства — прощение, «милость к падшим». Эта формула не случайно вошла в «Памятник» — итоговое стихотворение последнего цикла стихотворений, написанных в 1835–1836 годах в основном на Каменном острове. Пушкин не успел напечатать при жизни этот цикл — даже его состав пока не установлен. Рискую предположить гипотетическую последовательность девяти стихотворений (в списке использую их начальные слова и названия в планах поэта):
1. «Странник» («Однажды, странствуя…»).
2. «Молитва» («Отцы-пустынники…»).
3. «Подражание италиянскому» («Как с древа сорвался…»).
4. «Мирская власть» («Когда великое свершалось торжество…»).
5. «Полководец» («У русского царя…»).
6. «Из Пиндемонти» («Недорого ценю я…»).
7. «Кладбище» («Когда за городом задумчив я брожу…»).
8. «Сосны» («Вновь я посетил…»).
9. «Памятник» («Я памятник себе воздвиг…»).
На биографии и личности Пушкина, сюжетах и героях его творений основано множество произведений во всех видах искусств. Можно посмотреть основанный на рисунках и рукописях самого поэта мультфильм Андрея Хржановского с музыкой Альфреда Шнитке «Любимое мое время» (1987) и телефильм Бориса Галантера «И с вами снова я…» (1981) с великолепным актерским ансамблем.
Стендаль. «Красное и черное»
Французский писатель Мари-Анри Бейль, вошедший в мировую литературу под псевдонимом Стендаль, почитается как блестящий стилист и один из создателей жанра психологического романа. Но его шедевр «Красное и черное» — это еще и пророчество об опасном влиянии на индивида наполеоновского комплекса, таящего в себе бездну преступления, чем бы оно ни обосновывалось: жаждой личного успеха, местью несправедливому обществу или мессианскими идеями спасения человечества. Без открытий Стендаля были бы немыслимы великие романы Толстого и Достоевского. «Красное и черное», одна из первых трагедий индивидуализма, — очень важная прививка для самосознания молодого человека.
Есть несколько экранизаций романа разной степени успешности, в том числе французский двухсерийный фильм (1954) Клода Отан-Лара, где роль Жюльена Сореля сыграл знаменитый Жерар Филип, и сериал в пяти частях (1976) Сергея Герасимова с Николаем Еременко. Но ни один из них не поднимается до уровня книги Стендаля.
Чарльз Диккенс. «Приключения Оливера Твиста», «Жизнь Дэвида Копперфилда», «Большие надежды»
Романы Диккенса воспитывали наших прадедушек и прабабушек, но это не значит, что они устарели. Жаль, что Диккенс не входит у нас в программу средней школы. Его нужно читать для воспитания в своей душе доброты, сострадания и чувства справедливости. Как бы ни была далека от нас Англия XIX века, мы обнаруживаем в сюжетах и персонажах романов Диккенса то, что помогает понимать характеры людей и преодолевать конфликты века XXI — у нас не меньше, чем в Европе, Китае, Северной или Южной Америке. К тому же чтение Диккенса — непрерывное наслаждение, от повествования невозможно оторваться. Выделив три его романа, не хочу ни в коем случае ограничить ими интерес к писателю — надеюсь, что они увлекут вас в бесконечно разнообразный диккенсовский мир.
Диккенс — самый экранизируемый автор в мире, много хороших фильмов по его романам снято в разных странах. Назову лишь три английские классические ленты: Дэвид Лин снял «Большие надежды» (1946) и «Оливера Твиста» (1948), Кэрол Рид сделал мюзикл «Оливер!» (1968). Еще богаче традиция иллюстрирования книг Диккенса.
Эмили Дикинсон, Уолт Уитмен. Стихотворения и поэмы
Два полярно противоположных поэта-современника дают представление о самосознании, которое формировалось в героический период истории США. На первый взгляд может показаться, что Уитмен, автор грандиозного сборника поэм «Листья травы», поэт-публицист, певец свободы, демократии и технического прогресса, представляет эпическое начало, а затворница Эмили Дикинсон, умевшая уловить тончайшие движения души и не печатавшая при жизни свои предельно искренние короткие стихи, — воплощение индивидуального, лирического начала. Между тем Уитмен — пример индивида, интимно переживающего причастность человека к обществу и к космосу (сродни Владимиру Маяковскому). А Дикинсон — удивительный пример мощи духа при немощи телесной, она преодолевает одиночество, обыденную приземленность и саму смерть, выходя на уровень философии, мифологии и высокой этики (вспоминаются — при внешней несхожести с ней — Анна Ахматова и Марина Цветаева). Дикинсон и Уитмен помогают нам усвоить принципы «самостояния человека», о котором размышлял и Пушкин.
Эмоциональный накал и «дум высокое стремление» обоих поэтов можно почувствовать, мне кажется, слушая музыку Скрябина: его симфоническая поэма «Прометей» ближе поэзии Уолта Уитмена, а фортепианные этюды — стихам Эмили Дикинсон. Крупнейшие американские композиторы писали музыку на стихи Дикинсон, но самый близкий им по духу вокальный цикл «И мир был посреди» сочинил и спел в 1976 году дагестанец Ширвани Чалаев.
Герман Мелвилл. «Моби Дик, или Белый кит»
Этот внешне приключенческий роман — одна из самых мощных по воздействию, сложных по смыслу и увлекательных в чтении книг мировой литературы. Он поднялся до уровня нового мифа, так как повествует совсем не только о том, как капитан корабля-китобойца преследовал огромного кита и проиграл ему схватку. В метафорической форме Мелвилл предупреждает человека: нет оснований считать себя царем природы, хозяином вселенной. Еще не так давно современная цивилизация считала, что люди рождены для того, чтобы пересоздать природу. В СССР было популярно высказывание, которое приписывали селекционеру Ивану Мичурину: «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее — наша задача». «Моби Дик» образно расширяет понимание силы природы, которая не подчиняется человеку, с которой можно мирно сосуществовать, но не надо бороться. Книга не была понята современниками ни по форме, ни по существу замысла, но в XX веке ее предвидения получили признание и стали весьма влиятельными. Прелестная повесть Эрнеста Хемингуэя «Старик и море» — лишь отголосок могучего романа Мелвилла.
Среди нескольких экранизаций самая известная — фильм режиссера Джона Хьюстона (1956) по сценарию Рэя Брэдбери с Грегори Пеком в роли капитана Ахава. Кино не может ни затмить силу слова, ни вместить богатство идей оригинала. Но надо посмотреть иллюстрации к «Моби Дику» американского художника Рокуэлла Кента, сделанные в 1930 году и много раз печатавшиеся с романом, в том числе в некоторых изданиях на русском языке.
Томас Манн. «Будденброки», «Волшебная гора», «Доктор Фаустус»
Томас Манн — наследник гетевской линии в немецкой и мировой литературе, сумевший совместить в своих творениях «судьбу человеческую и судьбу народную», что, по слову Пушкина, есть свойство настоящей исторической трагедии. Чтение его романов и новелл требует сосредоточенности и терпения, но вознаграждается просветлением мыслей и чувств. Автобиографический роман «Будденброки», принесший автору Нобелевскую премию, — совсем не только семейная сага, но своеобразное введение в трагическую судьбу Германии XX века. Философский роман «Волшебная гора» — диагноз болезни Европы, которая привела к мировой войне. «Доктор Фаустус» — книга не просто о судьбе немецкого композитора Адриана Леверкюна, это трагедия личности, искусства, Германии, согласившихся на сделку с силами зла, что неизбежно приводит к безумию и краху. Ее сюжет определила не только легенда о союзе Фауста с Мефистофелем, но и «Братья Карамазовы» Достоевского, в частности разговор Ивана Карамазова с чертом.
Лучшим пояснением к третьему из этих романов является большое эссе самого Томаса Манна «История „Доктора Фауста“. Роман одного романа». Прямой антитезой вымышленному, но точно описанному сочинению Леверкюна звучит кантата нашего соотечественника Альфреда Шнитке «История доктора Иоганна Фауста».
Павел Муратов. «Образы Италии»
Трудно было выбирать автора и книгу из столь разнообразной и богатой литературы серебряного века России. Неожиданно — в надежде на то, что Блок и Белый, Мандельштам и Ахматова, Волошин и Хлебников уже стоят на других полках, — я остановился на книге Павла Муратова «Образы Италии». Это проникновенное восприятие Италии и мастерское, безупречное по языку и стилю описание шедевров эпохи Ренессанса. Но еще и свидетельство приобщенности России к европейской культуре и мифологии, запечатленный в слове процесс взыскания гармонии в мире и в себе.
Трехтомник Муратова можно читать долго и медленно, делая перерывы между разделами и главами, чтобы параллельно смотреть на то, что он описывает. Интернет дарит счастливую возможность посетить вслед за Муратовым, поначалу хоть виртуально, любую местность, любые соборы и палаццо в Италии, позволяет разглядеть привлекшие его картины, которые в книге напечатаны черно-белыми или тусклыми по цвету. И если доведется поехать в Италию, захватите с собой Муратова.
Исаак Бабель. «Конармия», «Одесские рассказы»
Русская литература советского периода, убежден, столь же богата гениями и шедеврами, как ее золотой и серебряный века. Выбор Исаака Бабеля не более и не менее обоснован, чем выбор Владимира Маяковского, Бориса Пастернака, Михаила Булгакова, Андрея Платонова, Юрия Олеши, Варлама Шаламова, Иосифа Бродского, Василия Шукшина… Исаака Бабеля — «русского Мопассана» — читают сейчас меньше, чем сразу после его посмертной реабилитации. Меж тем спрессованная в его сюжетах смесь трагизма и смеха дает очень яркую картину противоречий в событиях, характерах и отношениях эпохи, его метафорическая образность в описаниях и диалогах разворачивает богатейшую палитру русского языка. Без Бабеля не понять исторических потрясений начала XX века, не оценить резервов выразительности в нашей словесности.
Считается, что визуальной параллелью прозе Бабеля можно взять Марка Шагала — не столько по этнической принадлежности обоих, сколько по фантастической образности. Я рядом с Шагалом поставил бы тут Кузьму Петрова-Водкина, вернувшего в живопись иконописную обратную перспективу, и Павла Филонова с его плотной органической экспрессивностью.
Федерико Гарсиа Лорка. Лирика
Русскому читателю повезло: у нас есть великие переводчики Лорки. Сопоставьте несколько разных переводов его стихов: Марины Цветаевой, Анатолия Гелескула, Юнны Мориц, Валентина Парнаха, Натальи Ванханен и других поэтов, — и вы убедитесь, что Лорка, оставшись испанцем, стал частью русской поэзии. Наши переводчики
Обычно подчеркивают юношескую дружбу Федерико Гарсиа Лорки с двумя другими гениями — Сальвадором Дали и Луисом Бунюэлем. Конечно, закономерно сопоставить с его поэзией живописные полотна первого и фильмы второго. Но важно послушать музыку Мануэля де Фальи, вместе с Лоркой воздавшего должное андалузскому песенному фольклору, которому поэт посвятил «Поэму о канте хондо», сборник стихов «Цыганское романсеро», пьесу «Кровавая свадьба».
Ясунари Кавабата. «Снежная страна», «Стон горы», «Тысячекрылый журавль»
Новую японскую литературу мы полюбили по рассказам Рюноскэ Акутагавы, Кавабата стал у нас известен только после того, как ему присудили Нобелевскую премию в 1968 году. Его повести не просто обогатили наши представления о Японии — они оказались важной альтернативой чисто социальному прочтению реальности и психологии человека. Благодаря им мы лучше поняли, что такое медитация, стали проникать в восточное мироощущение природы, семьи, человеческих чувств, учились через вещь, через деталь улавливать невысказанную мысль или скрытое состояние души, ценить несуетность миросозерцания.
Кино может помочь глубже прочувствовать ценности, определившие творческое кредо Кавабаты. Он сам участвовал в создании смелого авангардистского фильма «Страница безумия» (1926) режиссера Тэйноскэ Кинугасы, по его рассказам сняты замечательные фильмы «Танцовщица из Идзу» (1933) Хэйноскэ Госё и «Господин Спасибо» (1936) Хироси Симидзу. Мироощущению Кавабаты родственна классика гуманистического кино Японии — шедевры Ясудзиро Одзу, Кэндзи Мидзогути, Микио Нарусэ. Чтобы точнее понять ритуал в романе «Тысячекрылый журавль», можно посмотреть фильм «Смерть мастера чайной церемонии» (режиссер Кэй Кумаи; 1989).
Антуан де Сент-Экзюпери. «Земля людей», «Ночной полет», «Маленький принц»
В детстве все читали и любили «Маленького принца», но
Антуан де Сент-Экзюпери стал героем многих фильмов и телепередач, по сюжетам его книг снято несколько игровых и анимационных картин разной степени выразительности, но ключом к эмоциональному и нравственному строю его натуры представляется мне музыка австрийского композитора Густава Малера.
Хорхе Луис Борхес. Рассказы
Короткие и насыщенные новеллы Борхеса — замечательная гимнастика для ума, увлекательный экзамен на эрудицию, игра во взаимопревращение реальности и мистики, воспоминаний и мистификаций, детектива и философской притчи. Читатель Борхеса волей-неволей включается в контекст мировой культуры, и от его начитанности зависит, сколь велико будет наслаждение от следования за мастерским повествованием этого аргентинца-космополита. Магический реализм, характерный для крупнейших латиноамериканских писателей, остужен у Борхеса европейским интеллектуализмом и скептицизмом, но заново разогрет фантастическим владением мировой культурой.
Отчасти эквивалентом литературной фантазии Борхеса в изобразительном искусстве XX века могут служить оптические игры с пространством в графике голландца Маурица Корнелиса Эшера, превращения людей, вещей и пейзажей в сюрреалистических полотнах бельгийца Рене Магритта, но, кажется, есть генетическое родство фантасмагорий Борхеса с живописью Иеронима Босха.
Элиас Канетти. «Масса и власть»
Еще один эрудит, полиглот и нобелевский лауреат Элиас Канетти представлен не самым своим известным романом «Ослепление», а социологическо-антропологическо-психологическим исследованием, точнее вольным аналитическим эссе. В нем он доказывает, кратко и упрощенно говоря, что всякая масса (в «цивилизованном» ли обществе Европы и Америки, в «примитивном» ли племени Африки и Азии) склонна к поведению, характерному для шизофренической личности, а любая власть (тираническая, авторитарная, демократическая ли) в большей или меньшей степени подвержена реакциям и представлениям параноидального типа. Канетти работал над этой книгой многие годы, исследуя мифологию, социальную практику, семейные отношения, поведение массы и психологические реакции индивидов у разных народов и в разные времена. Его проницательные наблюдения и выводы пользуются сейчас в мире не меньшим вниманием и уважением, чем академические труды.
Не столько параллелью, сколько одним из возможных перпендикуляров к книге Канетти можно счесть документальное эссе Михаила Ромма «Обыкновенный фашизм» (1965): многие из показанных в этом фильме проявлений тоталитарного режима перекликаются с патологиями психики масс и их правителей, которые подметил писатель.
Фазиль Искандер. «Сандро из Чегема»
Самым трудным оказался выбор автора и книги из массива, который называют современной русской литературой: из прозы и поэзии от «поколения лейтенантов» (начиная с Виктора Некрасова и Давида Самойлова) до «дебютантов перестройки» (Людмилы Улицкой, Виктора Пелевина, Дмитрия Быкова…). Выбрал из всех близких и дорогих мне современников Фазиля Искандера, а из его сочинений — «Сандро из Чегема». Книга по жанру — цикл рассказов, по сути — народный эпос. Не то историческая трагедия, не то смешной плутовской роман. Смесь хроники и фантазма, где горное селение с его чудаками — совсем рядом с Московским Кремлем и его вождями. В неповторимой маленькой Абхазии узнаются люди, беды и радости всей огромной полиэтнической страны, носившей название СССР. Фазиль Искандер, виртуозно владея словом и повествованием, сумел дать пример полной внутренней свободы, которая опирается на лучшие народные традиции и на личную честь, на искреннюю доброту, на убежденную справедливость и безупречное чувство юмора.
Вдобавок к вполне самодостаточному писателю посмотрите фильмы «грузинской трилогии» Отара Иоселиани: «Листопад» (1966), «Жил певчий дрозд» (1970), «Пастораль» (1979). Станет понятно, что Фазиль Искандер был не одинок в нашей культуре.