История сексуальности (18+)

Расшифровка

Представьте себе, что вы перенеслись на 4000 лет назад и оказались в месопотамском доме. Скорее всего, то, что вы бы там увидели, не пора­зило бы вас эстетически, потому что все предметы в месопотамском доме имеют сугубо практическую функцию. А теперь представьте себе, что вы входите в дом и видите возле двери изображение свирепого пса, или рычащего льва, или голову демона. Эти предметы висят там не для красоты: они выпол­няют защитную функцию и отпугивают злых духов, которые могут проникнуть в дом с улицы. Затем вы идете дальше, проходите во внутренние покои и попа­даете в спальню. Там вы тоже можете увидеть некоторые изображения терра­котовых мини-рельефов (их еще называют плакетками) с изображением сексуальных сцен и миниатюрные глиняные модели кроватей с рельефом в виде пары, занимающейся сексом. Особенно часто на плакетках изображается coitus a tergo — сцена соития, когда мужчина находится сзади, а женщина стоит перед ним, наклонившись вперед. Нередко параллельно она пьет через спе­циаль­ную трубку пиво из стоящего перед ней сосуда. А вот любовники на кро­вати, как правило, изображаются лицом к лицу и смотрят в глаза друг другу. Что означают эти изображения и зачем они находились в месопотамском доме?

1 / 2

Пара, занимающаяся сексом. Глиняная табличка. Месопотамия, около 1800 года до н. э.© The Trustees of the British Museum

2 / 2

Глиняная модель кровати с рельефом в виде пары. Месопотамия, около 1800 года до н. э.© The Trustees of the British Museum

Памятники такого типа преимущественно находят при раскопках жилых кварталов. И судя по тому, что плакетки производились массово, при помощи специальных форм, они не были большой интерьерной редкостью. Размещая в спальне такой рельеф, древние люди не просто хотели украсить свое жилище. Эротические сцены — такой же типовой сюжет, как изображение героев-воинов, мифологических существ (например, часто изображался демон Пазузу, который противостоял злой демонице Ламашту, охотнице на беременных женщин и младенцев) и животных, например собак или львов. Все эти сюжеты связаны с бытовой магией и выполняют охранную функцию: они не дают силам зла проникнуть внутрь дома. Например, воины и собаки выполняют роль привратников, не дающих переступить порог несчастью и болезням. 

Эротические изображения выбиваются из этого ряда только на первый взгляд. Спальня и, в частности, кровать — такое же пограничное пространство, как и порог дома, и поэтому тоже нуждается в защите. На кровати человек спит, то есть в этом месте проходит граница между реальностью и миром снови­дений. На кровати человек болеет, то есть здесь встречаются жизнь и смерть. Наконец, на кровати происходит зачатие. Да и сам по себе секс — занятие, связанное с пересечением границ, с проникновением в тело другого. В этой логике идея о том, что спальню нужно защитить (и как минимум не хуже, чем вход в дом), на взгляд древнего человека, более чем разумна. Каким же образом может происходить такая защита?

Изображаемые сцены отсылают нас к мифологии, связанной с месопотамской богиней любви и войны Инанной (Иштар): место, где находится такое изобра­жение, находится под покровительством этой богини. Модели кроватей отсы­лают нас к мифу об Инанне и ее возлюбленном, а затем и муже Думузи, легендарном обожествленном царе города Урука. 

Инанна и Думузи — прототипическая идеальная пара возлюбленных, любов­ников и супругов, и все, что написано клинописью на эту тему, восходит к мифу об их отношениях. Эти тексты полны интимных подробностей. Например, там есть пассажи, которые в деталях описывают любовное свидание и подготовку к нему. Рельефы с изображением coitus a tergo, которые я упоми­нала и где женщина пьет пиво, также отсылают к Инанне (Иштар), но на этот раз не как к жене Думузи, а как к покровительнице проституции. Дело в том, что в месопотамских реалиях секс за деньги, как правило, происходил в питей­ных заведениях. Поэтому сосуд с пивом, который мы видим на рельефах, указывал на то, что дело происходит в таверне или в кабаке (женщина совер­шенно не обязательно должна была выпивать в процессе, как на рельефе). В посвященных Инанне гимнах она нередко описывается как искушенная в своем ремесле проститутка, а также как женщина с неумеренным сексуаль­ным аппетитом. Вот, например, что о ней говорится в «Эпосе о Лугальбанде»: «Та, чье ремесло — услада даже для бедняка, блудница, выходящая из таверны, та, кто дарит наслаждение на ложе, пища для страждущего, Инанна, дочь бога Сина»  Эпос о Лугальбанде. Строки 173–176..

Присутствие в супружеской спальне изображений со сценами из таверны, видимо, должно было стимулировать сексуальную гармонию между супругами точно так же, как модели кроватей, отсылающие к мифу об Инанне и Думузи, были призваны обеспечить благополучные отношения внутри брака и процве­тание семьи. Ведь от брачной гармонии между Инанной и Думузи напрямую зависит земное плодородие.

А теперь давайте спустимся с небес на землю и посмотрим на то, как дело с сексом обстояло не у богов, а у людей. Этот вопрос освещается в источниках по-разному. Например, из юридических текстов мы знаем о нормах, которые регулировали сексуальное поведение; из ритуально-магических и медицин­ских — о сексуальных проблемах и о том, как они решались, а из гадательных — о том, что считалось правильным или неправильным при занятии сексом.

Для начала давайте посмотрим на социальные нормы. Общественные ожидания предписывали приличной девушке вступать в брак в 14–16 лет, хранить девственность до замужества, рожать детей и хранить верность мужу. При этом жених обычно был старше невесты лет на десять или даже больше и, конечно, ничем связан не был. Из этого следует, что сексуальная жизнь у мужчин и женщин складывалась по-разному. Девушка переходила из дома отца в дом мужа девственницей, и ее сексуальным партнером мог быть только муж.

Юридические тексты, однако, показывают, что на разных этапах этого пути девушка или женщина могла подвергаться опасности. Так, в законах предусма­тривается наказание за ряд сексуальных преступлений — инцест, фривольное поведение (например, если незамужняя девушка по собственной воле кому-нибудь отдается), изнасилование как девственницы, так и замужней женщины, а также измену мужу. При этом сексуальные преступления против женщин в первую очередь трактуются законом как преступления против мужа и отца, а не против самой женщины; именно муж и отец получают компен­сацию и определяют наказание для виновного. Вот что говорится в законах:

«Если человек насильно возляжет на лоно чужой жены, девственницы, все еще живущей в доме своего отца, и его при этом поймают, то этого человека следует убить. Женщина же ответственности за случившееся не несет»  Законы Хаммурапи. Параграф 129. .

«Если девушка отдалась добровольно, то тот, кто с ней переспал, должен отдать за нее тройной выкуп серебром, а отец девушки может поступить с ней по собственному усмотрению»  Среднеассирийские законы. Параграф 56. .

Видимо, это был единственный способ выйти замуж по любви, потому что, если тебе очень повезет, постфактум отец все-таки может выдать тебя замуж за того, кого ты выбрала сама.

«Если человек схватит на городской площади замужнюю женщину и скажет ей: „Я хочу с тобой переспать“ — она не должна соглашаться, она должна постоять за себя. Если же он возьмет ее силой, то неважно, застигнут ли его на ней или позже свидетели уличат его в том, что он переспал с женщиной, — этот мужчина должен быть убит. На женщине же вины нет»  Среднеассирийские законы. Параграф 12..

«Если жену человека застанут возлежащей с другим, жену и ее любов­ника следует связать вместе и бросить в воду. Если муж пощадит свою жену, то и царь пощадит своего раба»  Законы Хаммурапи. Параграф 129..

То есть наказание не могло быть односторонним: если муж решает помиловать свою жену и сохранить ей жизнь, то и любовника наказание не коснется. Но все же такие случаи были скорее маргинальными, и неудовлетворенное мужское желание находило себе выход через месопотамский аналог публич­ного дома — питейное заведение.

Тема таверны и проституции уже звучала в связи с Инанной (Иштар), и имеет смысл еще немного ее развить, вспомнив два литературных текста. Первый из них, «Инанна и Энки» свидетельствует о том, что отношение к проституции в месопотамском обществе было двойственным. C одной стороны, аккадский термин «харимту» — «проститутка» — восходит к аккадскому глаголу «хараму», который означает «отделять». И, вероятно, через этот аккадский глагол — к се­митскому корню *ḥrm, который ассоциирован с табуированностью и запретами (можно вспомнить, например, широко известное слово «гарем»). C другой сто­роны, есть миф об Инанне и Энки, где рассказывается о том, как Инанна заду­мала принести процветание своему любимому городу Уруку. Для этого она отправилась в город Эриду, где жил бог мудрости Энки, у которого хранились мэ — божественные основы миропорядка. Каждая из этих мэ — предмет или явление, без которого общество не может нормально существо­вать, и некото­рые из них связаны с сексуальной сферой: шунир — «штандарт», эвфемизм для «пениса», мар уру — «колчан», эвфемизм для «вагины», гешдуду — «совокуп­ление», гешкесуп — предположительно, «оральный секс», и намкарке — «про­сти­туция». То есть проституция здесь выступает как явление, без которого общество не может нормально функционировать. Стоит ли после этого удивля­ться, что проституции в Месопотамии покровительствует самая могуществен­ная богиня шумеро-аккадского пантеона?

Второй текст, без которого обсуждение было бы неполным, — это «Эпос о Гиль­гамеше», в котором проститутке по имени Шамхат отведена очень важная роль. Я напомню сюжет. Гильгамеш, могучий царь Урука, злоупотребляет своей властью и причиняет множество неудобств своим подданным. Подданные просят богов создать для Гильгамеша равного по силе соперника, чтобы тот на него отвлекся и наконец оставил бы их, урукских горожан, в покое. Таким соперником становится богатырь Энкиду, который вырос среди диких зверей и совершенно не знаком с нормальным, цивилизованным укладом жизни. Для того чтобы заманить Энкиду в Урук, к нему отправляют Шамхат. Секс с ней меняет Энкиду навсегда. Он перестает быть частью животного мира и стано­вится частью мира людей. Показательно, что животные, среди которых Энкиду жил до того, как вступил в общение с Шамхат, после этого общения разбега­ются от него врассыпную: таким образом показано, что Энкиду как бы истор­гнут из этого мира первобытной дикости. То есть именно секс делает человека человеком. 

Шамхат возникает в эпосе и второй раз — в сцене смерти Энкиду. Умирая, Энкиду сначала проклинает Шамхат, поскольку именно из-за нее он встретился с Гильгамешем и вступил на тот путь, который привел его к гибели. Прокли­нает он ее так. Он ей говорит:

«На перекрестке ты будешь сидеть, в поле ты будешь спать... <...> колючие травы будут колоть тебе ноги! Пьяный и трезвый будет бить тебя по лицу... <…> крышу твоего дома никто не починит, в твоей спальне будут ухать совы»  Эпос о Гильгамеше. Таблица 7. Строки 116–122..

Но, произнеся эти слова, Энкиду немного устыдился, смягчился, потому что через Шамхат в его жизнь все же пришло много хороших вещей: дружба с Гильгамешем, подвиги, приключения, — и он решает нейтрализовать проклятие благословением:

«Мой рот, что проклял тебя, тебя и благословит. Пусть правители и знать любят тебя, пусть тот, кто находится за километр  Я немножечко осовременила этот перевод и ввела слово «километр», которого, конечно же, тогда не было, для того, чтобы не пользоваться оригинальной мерой длины, которая никому ничего не скажет. от тебя, хлопает себя по бедрам, тот, кто на расстоянии двух, встряхивает волосами. Пусть воин не промедлит развязать для тебя свой пояс. Обсидиан, и золото, и лазурит пусть он дает тебе. Серьги и украшения пусть он дарит тебе. Иштар, могущественнейшая из богов, пусть сведет тебя с человеком, чей дом устроен, чье велико богатство. Ради тебя жену свою пусть он оставит, мать семерых»  Эпос о Гильгамеше. Таблица 7. Строки 152–161..

Итак, и проклятие, и следующее за ним благословение рисуют нам самый благоприятный и самый неблагоприятный сценарий того, как может сло­житься жизнь проститутки. В первом случае она бедна, несчастна и всеми презираема, а во втором ведет небедный образ жизни и вхожа в хороший дом.

«Мать семерых» в этом благословении выступает как образ добродетельной жены. И действительно, деторождение в Месопотамии считалось основной задачей женщины в браке. Поэтому неудивительно, что аборт и вызов выки­дыша в законах рассматриваются как преступления и строго наказываются, причем в той же логике, что измена и изнасилование. Аборт, по месопотам­ским представлениям, — преступление прежде всего против отца ребенка. Вот что говорят законы по этому поводу:

«Если женщина сделает себе аборт, и обвинения против нее будут доказаны, и она будет признана виновной, ее следует вздеть на кол и потом не хоронить. Если она умрет при аборте, ее все равно следует вздеть на кол и не хоронить»  Среднеассирийские законы. Параграф 53..

Несмотря на такие ужасные санкции против аборта, абортивные средства были известны, хотя их упоминания в источниках исключительно редки. Прямо этой темы касаются всего два пассажа. В одном из лексических списков, то есть тема­­тических собраний шумерских терминов с переводом на аккадский язык, упоминаются «трава/камень для того, чтобы не родить». Травы, скорее всего, использовались как лекарственное средство, а камни, возможно, носили на шее — здесь можно провести аналогию с камнями, помогающими забере­менеть, которые носили в качестве амулетов. Второй пассаж, который касается абортивных средств, представляет собой рецепт, помогающий беременной женщине «выкинуть плод». Нужно истолочь сушеную ящерицу, добавить к ней смесь трав, смешать все это с вином и сделать так, чтоб женщина выпила это средство на голодный желудок. 

О контрацепции в Месопотамии мы знаем примерно столько же. Если судить по количеству текстов, проблема зачатия для месопотамской женщины стояла гораздо острее, чем проблема нежелательной беременности. Все в том же лекси­ческом списке, помимо фрагмента о траве и камне, есть только одно место, где прямо говорится о предохранении. Оно касается жрицы энту — это такой специальный класс жриц, которым было запрещено иметь детей. В тексте сказано: «Чтобы не забеременеть, жрица энту должна совокупляться анально»  Cuneiform Texts from Babylonian Tablets in the British Museum . Выходит, что репродуктивный контроль в той мере, в которой мы о нем вообще можем говорить применительно к Месопотамии, скорее всего, находился в руках женщины. Ни о каких привычных для нас контрацеп­тивных средствах типа барьерной контрацепции источники нам не сообщают.

Мужчинам тоже было о чем позаботиться, и, судя по всему, главной пробле­мой, которая их волновала, была проблема восстановления и увеличения потенции. До нас дошла серия ритуально-магических текстов, посвященных ее решению. Она включает заклинания и сопутствующие ритуалы — перечень действий, которые должны совершаться при произнесении заклинания или сразу после него. Одни заклинания в этой серии текстов используют очень откровенные образы, а ритуалы к ним предусматривают физическое воздей­ствие на пациента. Вот, например, одно из таких заклинаний, которое должно было читаться женщиной:

«Моя вагина — вагина суки, его пенис — пенис кобеля. Так же, как вагина суки удерживает пенис кобеля, пусть моя вагина крепко держит его пенис»  R. D. Biggs. ŠA3.ZI.GA. Ancient Mesopotamian Potency Incantations. P. 33. New York, 1967. .

Ритуал к этому заклинанию предусматривает умащение пениса маслом, так что можно сказать, что эффект достигался за счет вербальной и физической стиму­ляции. Другие заклинания работают по принципу магии подобия. Например, в одном из них половые органы сравниваются с колчаном, стрелой и луком: «Пусть колчан не будет пустым, пусть мой лук не будет провисшим, пусть моя любовная битва начнется, пусть мы возляжем ночью вместе»  R. D. Biggs. ŠA3.ZI.GA. Ancient Mesopotamian Potency Incantations. P. 33. New York, 1967. . По ритуалу нужно было сделать миниатюрный лук и положить его в изголовье кровати, на которой пациенту предстоит заниматься сексом. Задействованные здесь образы — лук, стрелы и битва, — как мы уже можем догадаться, являются в том числе и апелляцией к Иштар, которая ведала всем, что связано с сексуальным желанием, но также и всем, что связано с войной. Судить об эффективности таких заклинаний мы, конечно, не можем, но эта практика существовала на протяжении как минимум полутора тысячелетий: раз эта традиция прожила так долго, наверное, какой-то эффект все же был.

В заключение можно упомянуть еще один не совсем обычный текст, а именно сборник предсказаний на основе сексуального поведения. Месопотамия имеет богатую традицию предсказательной гадательной литературы, причем пред­ска­зания делались на основе наблюдения за самыми разными явлениями. Существовали гадания по внутренним органам жертвенных животных, по фор­ме масляного пятна на поверхности воды, по дыму, который поднимается из курильницы, и так далее и так далее. Каждое такое предсказание устроено как условное предложение. Например, если на печени два желчных пузыря, то у царя страны появится могущественный соперник. Среди прочего до нас дошло несколько табличек, где в форме таких условных предложений даны предсказания на основе паттернов сексуального поведения. Все предсказания в этой серии начинаются со слов «Если мужчина...» — это такой традиционный зачин. Поэтому при переводе на русский язык текст предсказаний может звучать несколько странно, но мы последуем оригиналу.

«Если мужчина, при совокуплении женщина сидит на нем сверху, то эта женщина заберет его жизненную силу и он на месяц лишится покрови­тельства своего бога»  Cuneiform Texts from Babylonian Tablets in the British Museum .

«Если мужчина все время смотрит на вагину своей женщины, у него будет отменное здоровье и он получит то, что ему не принадлежит»  Cuneiform Texts from Babylonian Tablets in the British Museum .

«Если у мужчины во сне происходит поллюция и он, проснувшись, покрыт своим семенем, то этого мужчину ждет богатство: он обретет финансовую выгоду»  Cuneiform Texts from Babylonian Tablets in the British Museum .

Интересно, что, сопоставляя условие со следствием, можно составить представ­ление о том, что в сексуальном поведении одобрялось, а что нет. Например, из процитированных примеров следует, что активная роль мужчины поощря­лась, а активная роль женщины — нет. Может создаться впечатление, что, заранее зная, какие стратегии приносят хороший результат, а какие — плохой, можно попытаться манипулировать реальностью. Конечно, текст нам об этом ничего не сообщает, и мы так и не знаем, пользовались ли они этими знаниями для того, чтобы изменить мир вокруг себя.

Расшифровка

Античная культура, которая отстоит от нас намного дальше, чем, например, Древнерусское государство, рыцари или самураи, часто оказывается понятнее и ближе, чем другие культуры. В результате многие проблемы и вопросы современности на примере Античности видны едва ли не лучше. Сейчас гендер, чувственная и семейная жизнь — это предметы дискуссий: предлагаются разные рецепты, как все должно быть и куда развиваться. Мы попробуем посмотреть, как вопросы сексуальности, чувственности и отношений полов были устроены в античном обществе. 

Следует понимать, что Античность — это три отдельные культуры, которые имели разное происхождение, судьбу и изменялись в ходе своего суще­ство­вания. Однако в истории человечества они кажутся очень близкими. Во-первых, это, конечно, древние греки, родоначальники античной культуры. Во-вторых, этруски. Если римляне утвер­ждали, что они каким-то образом связаны с троянцами и греками, то этруски — совершенно непонятный народ, но культура их сложилась под огромным влиянием греков. Это отрицать нельзя. И в-третьих, римляне. Раньше Античностью для Европы был в первую очередь именно Рим. Сейчас, как ни удивительно, Античность для Европы — это Греция, хотя это было далеко не так.

В области сексуального греки были во многом первооткрывателями. Они первые стали об этом говорить, и многие вещи, которые раньше были недоступны для разговора, стали активно обсуждаться как на площадях, так и в письменных текстах. Они не замалчивались — это очень важный момент. 

Взгляд греков на межполовые отношения был довольно любопытным. Они считали, что мужчине нужны три женщины: рабыня для здоровья, гетера для удовольствия и жена для продолжения рода. В этом был некий четкий подход, и более поздняя идея о том, что в этих сферах все должно объеди­ниться в одном человеке, часто вызывала большие проблемы: греки говорили об этом честно. Однако эта идея выглядит прекрасно только в виде формулы: при переходе на уровень общечеловеческих отношений все менялось.

Как обстояли дела с рабынями? Рабыня или раб для грека — абсолютная вещь: с ними можно сделать все что угодно. В Риме ситуация немного изменилась: права рабов защищались, к ним старались относиться мягче. У греков никакой сентиментальности на эту тему не было. Если хозяин хотел всту­пить в связь с рабыней, вопрос о сопротивлении и нежелании не обсуж­дался: это вещь. Еще лучше, если родится ребенок: поголовье рабов растет. Были случаи, когда молодые люди могли купить хорошенькую рабыню для сексу­аль­ных удоволь­ствий и вместе по возможности ей пользо­ваться. Ни у кого это не вызывало никаких вопросов.

Мы можем сказать, что жизнь греческой женщины-рабыни абсолютно безысходна. Это было, конечно, не так: случалось по-разному. Хозяин мог относиться к рабыне хорошо: например, он мог в нее влюбиться и повысить (в домашнем варианте) до статуса практически собственной жены. При этом ущемленной стороной часто оказывалась жена хозяина. Может ли она возра­зить против того, что хозяин больше времени проводит с рабыней? Часто законные жены оказывались в такой поразительной ситуации: с одной стороны, они полные хозяйки в доме, но с другой — не совсем. Рабыня — собственность, которая принадлежит мужчине: хозяйка не может убить раба или рабыню, потому что за этим последует наказание. Также люди никогда не были лишены чувств. Законодательство может однозначно утверждать, что какой-то человек является стулом, но мы же не поверим в это — мы понимаем, что это человек. И рабы, в конце концов, нужны были хозяину тоже как люди. Они хотели физической связи и влюблялись. С социальной точки зрения это ситуация невозможная, а с человеческой — вполне. 

Намного больше мы знаем о гетерах. В древности в любых культурах было довольно много проституток. Проститутка — это женщина, которая предо­став­ляла сексуальные услуги за деньги. Гетеры же были особой кастой: всегда свободные, но не гражданки. Обычно это были граждане других городов, закон их охранял, но не давал много прав. Поразительным образом законная жена не имела права собственности, а гетера имела и могла сколотить состоя­ние. Иногда обычаи и законы древних культур порождают удивительные ситуации. Казалось бы, положение негражданки намного ниже положения гражданки, но она может быть миллионершей, а гражданка — нет. 

Так чем же гетера отличается от проститутки? Одним важным качеством: гетеры профессионально развлекали мужчин. Появление гетер связано с обычаем пира. Многие народы считают, что приличную женщину нельзя допускать на пир — это же сплошной разврат: все выпивают, развлекаются, болтают. Вдруг она кого-нибудь себе присмотрит и случится роман? Это невозможно: приличная женщина на пиры не ходит. Но мужчины быстро заметили, что на пиру без женщин очень скучно. Так появились профес­сио­нальные женщины, которые ходили с мужчинами на пир. При этом, если гетере не понравился клиент, она могла легко отказать. Я думаю, такое бывало нечасто, но мужчины ощущали разницу между ней и проституткой, которая хваталась за каждую монету. Гетера вырабатывала в себе качества, которые нравятся мужчинам, не только красиво одеваться и отлично выгля­деть. Кстати, стандарты греческой красоты отличались от того, что мы себе представляем. Гетеры в основном были невысокого роста, пухленькие, с небольшой крепкой грудью, довольно развитыми бедрами и не слишком тонкой талией. 

Что должна была уметь гетера? В первую очередь разговаривать: мужчины любят веселый и интересный разговор. Жены обеспечить им этого не могли, рабыни тем более, не говоря уже о проститутках. Гетеры умели шутить, рассказывать веселые истории и могли легко поддержать любой разговор, в том числе о политике или международных отношениях. Они владели музы­каль­ными инструментами, часто умели читать стихи. Разумеется, сексуальные отношения были частью предлагаемой программы. Гетеры играли с мужчи­нами в игры, в основном связанные с плесканием вина — они известны под названием коттаб. Естественно, у них периодически рождались дети. Напри­мер, у известного государственного деятеля Перикла был сын от гетеры Аспазии, которого он чуть ли не на коленях умолил народное собрание признать гражданином. По афинскому законодательству считалось, что оба родителя должны быть гражданами. 

В Древней Греции существовали также храмовые проститутки. При храмах Афродиты, грубо говоря, находился публичный дом: он обслуживал интересы богини. В некоторых культурах в роли храмовых проституток по празд­ни­кам или в другие определенные дни выступали вполне приличные женщины. 

Если мы говорим о чувственной жизни замужней женщины, то тут все не так весело. В действительности жизнь греческих женщин — это огромная тайна. Они должны были сидеть дома и выходить только со служанкой. Можно было быстро сходить к роднику и поболтать с подругами, но в остальном за женщи­нами пристально следили. Они могли позволить себе большее только в жен­ских тайных религиозных союзах.

Мы знаем и примеры женской солидарности. Во время Священной войны проводили религиозные обряды в честь бога виноделия Диониса. Сильно выпив, в город Амфису случайно зашли женщины из города врагов и заснули прямо на площади. Видимо, они плохо осознавали, где находятся. Утром их обнаружили идущие по своим делам местные женщины, окружили, разбудили и вывели из города. Дело в том, что во время войны женщин противника насиловали — это считалось совершенно нормальным явлением. Воины были бы «в своем праве», а потом могли бы совершенно запросто продать их в рабство. Но тут к вражеским женщинам проявилась женская солидарность. Возможно, это связано с пониманием женщинами проблем своего пола. Во всяком случае, эта история сохранилась в веках.

Надо сказать, что девочки довольно рано выходили замуж и потом суще­ствовали при муже. Женщины при собственности и без мужа быть не могло. Если что, за нее все решали старшие призрители рода. А если моло­денькая девушка 11­–12 лет оставалась одна в роду, ее называли эпиклерой, то есть состоящей при земельном участке. По сути, этот земельный участок мешает пахать только эта барышня: ее нужно срочно выдать замуж, потому что земля не должна стоять без мужчины. 

Правда, случались и романы на стороне. Причем не только в Спарте, где вопрос здорового деторождения доходил иногда до того, что пожилой муж сквозь пальцы смотрел на роман жены с молодым любовником. Это огромная редкость: только спартанцы позволяли себе такую широту взглядов. По афин­скому законо­дательству, например, пойманного на месте преступления любовника муж мог убить. Правда, он должен был доказать, что это все-таки любовник. Есть целая речь великогреческого оратора Лисия о том, как муж­чина понял, что к его жене ходит любовник: он его выследил, собрал друзей, заманил и убил. Как вы понимаете, большому развитию романов на стороне такая ситуация не способствовала. Однако они были, потому что люди всегда оставались людьми. Тем более что в те времена никто особенно не спрашивал девушку, за кого она хочет выйти замуж. Конечно, были и любовные истории, но в основном все решалось довольно жестко.

Самих греческих мужчин очень смешила идея самостоятельных женщин. Как известно, перу Аристофана, знаменитого греческого комедиографа, принадлежат две комедии — «Лисистрата» и «Женщины в народном собра­нии». Их сюжет о том, как женщины собираются воевать и управлять городом. Греков это очень смешило. Но одновременно в мифах существовали амазонки. Наука и феми­низм ищут реальных амазонок — где же были эти великие воюю­щие женщины? Понятно, что изначально амазонки — это конструкт, абсо­лют­ный миф: женщины, живущие своим умом, только женским коллек­тивом, воюющие и решающие все сами, — это полная противо­по­лож­ность греческой женщине. Забавно, что в уме греков-мужчин суще­ство­вал такой странный образ. Но где же амазонки? Где-то очень далеко, на краю света, там, где все не так, где летают грифоны и одноглазые аримаспы  Аримаспы — мифический народ на крайнем северо-востоке Древнего мира. По Геродоту, это были одноглазые люди, постоянно сражающиеся с грифонами в стремлении отнять охраняемое теми золото. . В Греции, конечно, такого быть не может. Но женщины наверняка думали об амазонках и считали, что когда-нибудь могут стать и такими.

Интересно, что среди историй о сексе, которые дошли до нас от греков, встречаются, хоть и редко, истории о сексуальных извращениях. Например, один тиран проверял, насколько правильно работает оракул. И тот прямо намекнул ему, что знает: тиран занимался сексом со своей мертвой женой. Правитель был очень смущен, но понял, что оракул хороший и надо им поль­зоваться. У христианских авторов один раз возникает история о том, что кто-то из старших греческих богов хотел вступить в связь с нимфой и завернул ее узлом, чтобы она не сопротивлялась. Считается, что это намек на нестан­дартные сексуальные позиции. Конечно, в письменную историю такие сюжеты проникают очень редко.

Если говорить об этрусках, то мы мало что о них знаем, но зато можем читать то, что писали греки и римляне, а также видеть изображения на множестве сохранившихся этрусских гробниц. Здесь греки и римляне сходятся в одном: этруски страшно развратны, особенно их женщины. Известно, что этрусские женщины были намного более свободны и влиятельны, чем греческие и рим­ские. Они слыли гадательницами и, соответственно, колдуньями. Наверное, самое ужасное с точки зрения греков и римлян — этрусские женщины прини­мали участие в пирах. Если мы посмотрим на греческий пир, на ложах обычно попарно лежат мужчины, а на этрусском пиру — мужчины и женщины. Конечно, с точки зрения греков, это какой-то ужас. 

Также, если мы посмотрим на изображения на этрусских саркофагах, мы уви­дим очень нежные отношения между супругами. Они держатся за руки, поливают друг друга ароматическими маслами, то есть чувственность была явно характерна для этрусков. Но есть и удивительные моменты: сохра­ни­лись две гробницы, на стенах которых изображены сексуальные сцены. Пред­став­ляете, вы заходите в склеп, а там сплошной секс. Одна из этих гроб­ниц так и называется — «Гробница порки». Там двое мужчин занимаются сексом с одной женщиной и стегают ее ветками. Главное, что это, судя по всему, непростая женщина: у нее на голове характерная шапка, которую носили аристократки. То есть перед нами не флейтистка и не танцовщица, которые на стенах этрусских гробниц обычно занимаются тем, чем должны: играют на флейте, жонглируют или еще что-нибудь в таком стиле.

У римлян, как и у греков, главе семьи, так называемому pater familias, принадлежали абсолютные права: он даже мог убить сына или дочь. В то же время положение римлянки отличалось от положения гречанки: она могла иметь собственность. К сожалению, так было во все века — если у тебя есть средства, ты намного более значим. Естественно, римская женщина это понимала и чувствовала себя довольно независимо.

Постепенно в Рим проникают гетеры, существовала и проституция. До нас дошло несколько прекрасных памятников — это римские публичные дома. Один из них отлично сохранился в Помпеях. Это очень маленькое помещение: считалось, что сексом нужно заниматься полулежа, поэтому там невоз­можно лечь целиком. Ложи сделаны из цемента и кирпичей, туалет очень маленький, еще и большие форточки, так что все было прекрасно слышно, а над фор­точ­кой — изображение какой-нибудь сексуальной позиции, причем как в учеб­нике, без особых художественных достоинств. Интересно, что такие же изображения находятся в раздевалке одной из бань Помпеев. Это научная загадка. Некоторые ученые считают, что не все, кто ходил в эту баню, умели читать и считать, то есть цифры не различали, а позиции запомнить могли. Мне кажется, это прекрасная научная идея, хотя я мало в нее верю.

1 / 4

Фреска из публичного дома в Помпеях. I век нашей эры© Frédéric Soltan / Corbis via Getty Images

2 / 4

Фреска из публичного дома в Помпеях. I век нашей эры© Frédéric Soltan / Corbis via Getty Images

3 / 4

Фреска из публичного дома в Помпеях. I век нашей эры© Frédéric Soltan / Corbis via Getty Images

4 / 4

Фреска из публичного дома в Помпеях. I век нашей эры© Frédéric Soltan / Corbis via Getty Images

Римляне различали довольно много сексуальных позиций: подобного рода изображения встречаются у них чаще, чем у греков. Однако они однообразны и гораздо менее художественны. Надо сказать, что в римских домах тех же Помпеев (и особенно усадеб вокруг Помпеев) где-то в задней части иногда располагались специальные комнаты, которые, как считают ученые, были предназначены для любовных игр. Туда приглашали, видимо, меретрикс (римский аналог гетер) или проституток. На стенах там уже настоящие картины на эротические темы, то есть римляне об этом, безусловно, думали.

Постепенно изменялось законодательство: развестись, как и заключить брак, было очень просто. Поэтому многие римлянки были по три-четыре раза замужем — это считалось совершенно нормальным. Иногда даже случалось, что дама возвращалась к одному из своих первых мужей. Как вы понимаете, такая ситуация способствовала более сильной сексуальной и личной раскре­пощенности женщины в отношениях.

Связи с рабами, естественно, были. Например, есть прекрасная история об одной очень богатой вдове, которая однажды решила купить для дома светильник. Тогда были модны канделябры из коринфской бронзы  По преданию, эта бронза появилась во время штурма римлянами Коринфа: когда город горел, золото, серебро и бронза сливались и образовали сплав.. Вдова купила светильник, а к нему нагрузка — кривой раб. Она любила пригласить друзей, раздеть его перед ними и посмеяться. Раздела раз, раздела два, раздела три, заинтересовалась и стала с ним жить. Когда она умерла, по завещанию ему перешло все ее имущество. Как вы понимаете, она бы этого не сделала, если бы отношения не стали по-настоящему личными.

Конечно, все знают о римских пирах и о разврате, который на них царил. Это не так далеко от истины: даже почтенные гражданки могли бегать полуголыми и изображать нимф или божеств. А такие императоры, как Нерон и Калигула, конечно, прославились больше других. Калигула открыто жил со всеми своими тремя сестрами и пропагандировал это. Однажды он спросил одного сенатора: «А ты живешь со своей сестрой?» «Пока нет», — вежливо ответил тот импера­тору. Причем, когда умерла любимая сестра Калигулы Друзилла, он разлюбил других и отправил их в ссылку. А Нерона обвиняли в связи с собственной матерью. Хотя, видимо, это злые языки, но о его разврате всем тоже было известно. Конечно, это относится только к высшей части общества, к аристократии, в провинции все было намного проще. 

В древности думали и о контрацепции. Были, как сейчас сказали бы, оральные контрацептивы, то есть лекарства, которые нужно принимать для аборта или уменьшения вероятности зачатия. Причем древние люди очень хорошо понимали разницу между ранним абортом и уже развитым плодом. Были также разные предметы, которые должны были мешать проникновению спермы в матку.

Замеча­тель­ный врач Соран из Эфеса, живший в начале II века нашей эры, написал целый трактат о женском здоровье. Соран считается одним из осново­полож­ников гинеко­логии. Он выделяет разные растения, которые реко­мен­дует принимать. Я прошу не воспринимать эти слова как рекламу. Например, был очень попу­лярен сильфий. Это такой зонтичный цветок с тол­стым стеблем, что-то вроде фенхеля. Он использовался для изготовления парфюмерии и считался прекрас­ным средством контрацепции. Помимо сильфия реко­мен­довали прини­мать, например, морковь, гранат, полынь, траву руту, смолу под названием мирра. Особо полезными считались разные корни. Также совето­вали помещать во влагалище шерсть, мед, оливковое масло, очень ценили кедровое масло: считалось, что это особо полезно. Однако никаких гарантий эти методы не давали.

В итоге конец всему положило христианство: практика любовных и чувст­вен­ных наслаждений считалась уже невозможной, и многие вопросы, связанные с сексом и чувственностью, исчезли из внимания общества и стали табуи­ро­ванными. Конечно, и любовь, и секс никуда не ушли из истории человечества, но так ярко они не проявлялись, пожалуй, вплоть до Нового времени. 

Расшифровка

Многие туристы приезжают в Индию, чтобы увидеть визуализированную «Камасутру» на стенах средневековых индийских храмов. Они едут для этого в город Кхаджурахо, штат Мадхья-Прадеш, преодолевая огромные расстояния, и действительно видят невообразимые сюжеты — часто многофигурные эротические сцены. Я вас обрадую, если скажу, что не обязательно ехать в Кхаджурахо, чтобы увидеть подобные сцены. По всей Индии начиная с Х века эротические сюжеты входят в иконографическую программу храмов. Вокруг них, конечно, складывается множество легенд.

Во-первых, местное население, далекое от подобных практик, называло их сооружениями, созданными дьявольскими силами. В частности, легенда храма Маркандешвара в Махараштре как раз и содержит сюжет о том, что его создали именно дьявольские силы и он никак не связан с мифами о божествах или индуистскими представлениями. Примерно такую же трактовку эроти­ческие сцены на стенах храмов получили и у европейцев, потому что пред­ставить себе, что какая-то религия содержит подобные образы, было невоз­можно. Для европейцев они были воплощением всего низменного и, конечно, вызывали нездоровый интерес. Было и представление о том, что в Индии существовала храмовая проституция. Вообще, вопрос храмовой проституции до сих пор весьма дискуссионный. Некоторые исследователи говорят о ней как о придумке европейцев. Другие же действительно говорят о существовании подобных девушек, которые отдавались в храм в юном возрасте и носили имя девадаси, то есть рабыни бога. Каковы были их функции именно в сексуальном плане, вступали ли они в какие-то отношения со жрецом или верующими, точных сведений нет. 

Известно, что индийские религии построены на основании аскетических практик. Так каким же образом именно эротические сюжеты занимают все большее пространство в средневековых храмах? Начнем мы с того, что эроти­ческие сюжеты связываются с «Камасутрой». Всем известно название этого древнеиндийского трактата, который называют учебником любви. Сейчас многие люди, в том числе и индийцы, приходят в храмы разглядывать рельефы, эротические сцены, чтобы обучиться. Тут следует оговориться, что такое «Камасутра» и как она связана с этой любовной тематикой. Ведь «Кама­сутра» — это не просто учебник любви. В трактате нет никаких иллюстраций, там есть описание поз, но им уделено не так много внимания. В основном он посвящен каме, а кама — это не совсем любовная наука. «Камасутра» связана с представлением о том, что человек в собственной жизни должен следовать четырем важнейшим целям: каме, артхе, дхарме и мокше, освобождению от бесконечного перерождения. Для следования первым трем целям — каме, артхе и дхарме — в Древней Индии были созданы три трактата. Первый, «Артхашастра», говорит о том, как добиться материального благополучия. Второй, «Дхармашастра», повествует о том, как человек должен совершен­ствоваться духовно. И третий, «Камашастра», или «Камасутра», повествует о сфере чувственного удовольствия. Мы найдем здесь не только науку о любов­ных утехах, но и то, как человеку взаимодействовать с противоположным полом, как наслаждаться музыкой, танцами. Трактат повествует о 64 видах искусства, которыми должен овладеть знатный горожанин. Расписываются также различные благовония для тела, средства для эрекции. В трактате нет никаких средств контрацепции, но, несомненно, в Индии существовали подобного рода обряды. В частности, использовали очищенное масло, мед и листья дерева, которые втираются во влагалище. Трактат рассказывает и о том, как взаимодействовать с куртизанками. В Индии были ганики — очень образованные куртизанки: они овладевали разными искусствами, были способны поддержать разговор, играли на музыкальных инструментах, пели и танцевали. 

Таким образом, кама повествует о гедонистической сфере жизни чело­века и является одним из средств достижения мокши — высшего просветления. «Камасутра», наука камы, изложена в семи частях, изложил ее Ватсьяяна. Изначально учение было преподано отцом богов Праджапати, поднесено Шиве его слугой Нандином и, соответственно, как и многие индийские учения, имеет божественное происхождение. 

Тем не менее ограничивать содержание рельефов храмовых комплексов иллю­страциями «Камасутры» было бы неправильно. Называть их учеб­никами тоже крайне неверно, потому что все рельефы, которые вы увидите, находятся в весьма труднодоступных местах — в угловых частях храмов высоко над головой зрителя. Причем созданы они так, что не учитывается перспективное построение: видеть их могут только божества, наблюдающие сверху. 

Одни из первых эротических сюжетов были созданы в пещерных комплексах, например, в знаменитом храме Кайласанатха, который был высечен сверху вниз подобно скульптуре. Там вы увидите эротические сцены на верхних частях столбов. То есть нужно взять бинокль — не для того, чтобы разглядеть мель­чай­шие подробности, а просто увидеть то, что там изображено. Это IX век нашей эры. Таким образом, создавались они не для того, чтобы служить учебником.

Здесь мы можем обратиться в глубь веков к древней скульптуре, когда не было столь откровенных сцен, но были уже самые первые изображения любовных пар. Они скромно стоят друг возле друга и обнимаются. Эти пары получили название митхуны — любовники. Здесь, конечно, еще нет изображения любовного соития, но уже есть то нежное чувство, которое нельзя ни с чем спутать. И эти пары появляются уже в самых ранних буддийских комплексах. Например, мы видим крупные скульптурные изображения в комплексе в Карли: женщины изображены, согласно индийской традиции, очень чувственно, с пышными бедрами. 

И здесь они носят, несомненно, функцию охранительную: в храме их ставили с двух сторон от входа в чайтьягриху, пространство, где находится ступа — объект поклонения буддизма. Интерпретируются они как якша и якшини — духи плодородия. С древнейших времен влюбленная пара олицетворяла собой идею плодородия. Эта концепция ведет свое начало еще с земледельческих культов, когда была распространена идея пышнотелых девушек, богинь-матерей, выступающих в индийской традиции вместе с их супругами. 

Одна из интерпретаций эротических сюжетов в храмовой скульптуре — так называемая упайя. Упайя — это средство привлечения, заманивания в храм. Это связано с представлениями о прекрасных апсарах. Согласно индийской мифо­логии, апсары — это прекрасные куртизанки дворца Индры, они обитают на небесах, развлекают божество и его приближенных музыкой, танцами. Они прекрасные соблазнительницы, и, согласно представлениям, именно на небеса Индры должны попасть благочестивые верующие. Представление о райской обители было и в индуизме, и в буддизме — рай Индры манил верующих. В литературе встречаются многочисленные сюжеты о том, что апсары ниспосылаются богами, чтобы вывести аскета, рише, из молитвенного сосредоточения. Соответственно, они соблазняют большинство аскетов, вступают с ними в связь, и у них даже рождаются дети.

Здесь мы затронули любовную тему шрингара-расы. Шрингара-раса — это эмоция любви, раса — это эмоциональное состояние, которое должно вызывать произведение искусства. И, соответственно, эротические сюжеты являются одной из разновидностей этой любовной расы. Важно, что храмовое простран­ство воспринимается как микрокосм. Согласно индийским трактатам по архи­тектуре, храм должен содержать все расы, и любовная — самая первая из них. Соответственно, здесь мы как раз видим ее воплощение в своей крайности, потому что эротические сюжеты — это апогей любовного союза.

Со временем количество эротических сцен в индийском искусстве увели­чивается, и связано это с распространением тантризма. Храмовый комплекс Кхаджурахо создала индийская царская династия Чандела. Историки предпо­лагают, что Чанделы были как раз тантриками. Это учение развивалось в Индии с VI–VII веков в разных религиозных направлениях.

Тантрики предпочитали более эффективные методы достижения мокши. Они считали, что абсолют непознаваем рационально и что достичь освобождения можно уже при жизни. Способствовали этому телесные практики, в том числе йога и ритуальное совокупление. То есть человеческое тело здесь — инстру­мент для достижения просветления, а изображение совокупления влюбленной пары трактуется как единение божества и его шакти, то есть женской энергии. В буддийском тантризме единение божеств, мужского и женского, означает единение упайи, активного начала, и праджни, пассивного («праджни» озна­чает «мудрость»). Женщина воспринималась как активный энергетический поток. Соответственно, единение, показанное в скульптуре, является олице­творением сложных религиозных понятий тантрического учения.

Любовный союз способствует достижению мистического единения и более быстрому достижению мокши. В тантризме для этого существовала концепция пяти основных действий. Эти действия назывались панчамакара, потому что все начинались на букву «м»: поедание рыбы — матсья, питье хмельных напитков — мадья; совокупление — майтхуна; жест — мудра; поедание мяса — мамса. То есть все действия, которые были запрещены в традиционной рели­гии, в тантризме считались проводниками в быстрое просветление. Однако важно, что они не были связаны с чувственным удовольствием, потому что трактовались исключительно как единение разных энергий.

Если аскет, подвижник в традиционной религии отказывается от предписаний общества и уходит в аскезу, бросая хозяйство, семью, снимая с себя любые социальные условности, но при этом соблюдая целибат, то тантрики уходят от социальных предписаний по-другому. Так же ощущая себя за пределами социума, они нарушают все запреты. Через нарушение запретов и опреде­лен­ные мистические ритуалы они стремятся достичь освобождения от сансары, перерождения в разных телах, стремятся к достижению мокши. Таким образом, тантризм соединяет в себе йогу, культ богини-матери, а также определенные шаманские представления, представление о теле как проводнике божественной энергии. Исследователи сейчас занимаются трактовкой конкретных изобра­же­ний посредством как раз сопоставления с йогическими практиками. В скульп­туре находят параллели с теми позами, которые мы увидим в разных направ­лениях йоги, и трактуют их как олицетворение союза иды и пингалы — двух энергий, которые циркулируют в человеке.

Сцены совокупления мы увидим на внешних стенах храмов. Если обра­титься в святилище, в самый центр шиваитского храма, там представлено единение Шивы и богини в аниконической, то есть символической, форме. Оно показано двумя важнейшими символами индийской традиции: лингамом и йони. В хараппской цивилизации в Калибангане был найден лингам, датируемый серединой III тысячелетия до нашей эры. Что же представляет собой лингам? В настоящее время это столбообразный объект поклонения с закругленной вершиной. Однако если мы обратим внимание на более древние образцы, то заметим, что они несут в себе совершенно натуралистические черты фаллоса, мужского полового органа, со всеми анатомическими подробно­стями. Как известно, все земледельческие культы обращались к почитанию фаллосов, однако со временем земледельческая культура уходила в про­шлое, акцент именно на плодородии был уже не столь важен, и религии изгнали подобные символы, обращая их в маргинальные. А в индийской традиции эти символы получают новую интерпретацию. И сейчас ни один верующий вам не скажет, что лингам — это половой орган Шивы, это его аниконический образ.

Перечисленные нами интерпретации эротических образов могут служить прекрасной иллюстрацией характерного свойства индийской культуры: это нанизывание разнообразных смыслов. Ни одна теория не является единственно возможной. Ничто не уходит из традиции: ни представления культов плодо­ро­дия, ни защитные функции. И все дополняется новыми смыслами, пришед­шими с тантрическим вероучением. 

Расшифровка

Крупный французский медиевист Бернар Гене писал, что Средневековья не существовало, потому что невозможно «сунуть в один мешок» человека VII и XIV веков  Б. Гене. История и историческая культура средневекового Запада. М., 2002.. Эта невозможность объединить явления разных столетий относится и к теме средневековой сексуальности. Как так получилось, что в XI веке вдова с грудным ребенком легко могла повторно выйти замуж, а в XIV — уже с огромным трудом или не могла совсем? Как так получилось, что в латинских гинекологических трактатах раннего Средневековья свободно говорится о контрацепции и прерывании беременности, а в XV веке такие темы шифруются или опускаются вовсе? Как так получилось, что в XII веке монахини-визионерки представляли себя верными вассалами Христа, а в XIV — его невестами? 

Согласно распространенному и отчасти примитивному прогрессистскому подходу, высокое Средневековье, или, как его поэтически называл Йохан Хёйзинга, «осень Средневековья», лучше, гуманнее, толерантнее раннего, так называемого темного Средневековья. А еще лучше, конечно, — Ренессанс. Можно допустить, что это так, если говорить о политической и культурной элите, аристократии, ученых и белых цисгендерных мужчинах-христианах. Но к другим социальным и этноконфессиональным группам, к другим гендерам и к сексуальности вообще это утверждение применимо с трудом. 

В 1976 году вышло эссе историка Джоан Келли «Было ли у женщин Возрождение?», которое вызвало обширную полемику: обсуждалось различие между классами и социальными группами, а также было ли Возрождение у женщин-аристократок, или у женщин буржуазии, или у женщин-мещанок и бедных горожанок. Нам важна сама постановка вопроса, который подрывает этот прогрессивизм. Вывод Келли, как нетрудно догадаться, такой: у женщин был не Ренессанс, а «второе издание» домашнего рабства и охота на ведьм. 

Другая программная работа, которая нам важна, — это книга Роберта Яна Мура «Формирование преследующего общества: власть и девиантность в Западной Европе в 950–1250 годах». Мур объединяет разные явления XI — начала XIII века: первые гонения на еретиков, первые массовые еврейские погромы, начало сегрегации прокаженных и открытие первых лепрозориев, пресле­дования проституток и содомитов. Он считает, что это не случайное совпадение, но период формирования девиантности как таковой или восприятия инаковости как девиантности, формирования нетерпимости к иным — иноверцам, инородцам, инаковерцам, то есть еретикам, иносексуалам, женщинам и сексуальности. В этой книге есть спорные моменты, но нам опять же важна сама постановка проблемы: в так называемом темном, раннем Средневековье не было сосредоточено все самое плохое, потенциал наказания и запретов в то время был меньше, чем в высокое Средневековье, когда церковь взяла власть в свои руки. В темные века было больше свобод. 

И последнее уточнение. Что означают понятия «лучше» и «хуже», «свобода» и «прогресс»? Эти понятия не абсолютные, не вневременные. С позиции либеральных ценностей и толерантности, сформировавшихся после женской эмансипации, второй волны феминизма, сексуальной революции и опреде­ленных побед в борьбе за признание гендерного и сексуального многообразия, сексуальная свобода — это хорошо, а подавление сексуальности — плохо и травматично для человека. С точки зрения христианской морали XII века, сексуальная свобода — это варварство и признак бессилия Церкви как института, бессилия культуры и цивилизации ограничить это варварство и побороть плоть. 

Мы поговорим о динамике в практике регламентации сексуальности мужчин и женщин первого сословия, то есть клириков, монахов и священнослужителей. Казалось бы, это парадоксальная тема, поскольку никакой сексуальности там не было. Но тем не менее она была — и чем больше, тем больше возникало запретов, а значит, информации для историка.

В IX веке один французский поэт написал такое стихотворение: 

Это стихотворение Валафрид Страбон, монах, богослов, агиограф и поэт, один из самых ярких деятелей Каролингского возрождения, наставник младшего сына императора Людовика Благочестивого, адресовал дьякону Бодо — молодому знатному алеманну и клирику при дворе императора Людовика и императрицы Юдифи, который был младше его на шесть-семь лет. О какой любви идет речь в этом стихотворении и каких пороков Страбон призывает его избегать? Однозначных ответов на эти вопросы нет, но мы попробуем разобраться. 

Бодо в скором времени покинет Ахен, императорский двор и по не очень понятной причине бежит из Франкской империи в исламский мир, в Анда­лусию. Там под сенью ислама он благополучно перейдет в другую веру — но не в ислам, а в иудаизм, — примет имя Элеазар, женится и, по всей видимости, останется жить там. Это бегство и отступничество вызвали возмущение христианских хронистов и других авторов, в том числе андалус­ского христианина по имени Пабло Альваро. Он вступил в полемику с Бодо и упрекнул его в отступничестве. Альваро пытался сам себе объяснить, почему Бодо покинул лоно христианской Церкви, и вменял ему в вину похоть. Он пишет, что стать евреем его якобы принудила «та, что выгнала Адама из рая и Самсона лишила очей»  Corpus Scriptorum Mozarabicorum. 2 vols. Vol. I. Madrid, 1973. , то есть женщина, источник соблазна и падения. Бодо в ответ признается, что не испытывал трудностей в удовлетворении сексуальных потребностей, будучи дьяконом при ахенском дворе, упоминает интимные встречи со многими дамами прямо под сводами храма и к слову критикует нравы франкского двора. 

В современных исследованиях маскулинности, в том числе средневековой, присутствует интересная идея, что клирики — это представители особой маскулинности и, может быть, даже особый гендер. У средневековых клириков нет ключевых элементов доминантной нормативной маскулинности рыцарей, нет военного подвига, нет готовности и способности носить и применять оружие, нет служения сеньору и Прекрасной Даме, нет обладания женщиной, нет отцовства. Вместо всего этого у них есть смирение, послушание и целибат, то есть обет безбрачия. Одна из важных статей на эту тему имеет замеча­тельное говорящее название «Воплощенные ангелы». Но в теории, а потом и на практике с готовностью применять оружие и сексуальными практиками все было не так однозначно. 

Дело в том, что история целибата в католицизме началась сравнительно поздно: поначалу безбрачие ни от кого не требовалось. Апостол Павел в одном из своих посланий писал: «Епископ должен быть непорочен, одной жены муж, трезв, целомудрен, благочинен. Дьякон должен быть муж одной жены, хорошо управляющий детьми и домом своим»  1-е Тимофею 3:2, 12.. В IV–V веках начинаются и продол­жаются дискуссии на эту тему, Эльвирский церковный собор и другие церковные соборы требуют безбрачия, а для уже женатых священнослужи­телей — воздержания. Поначалу это относится только к высшим чинам, а затем распространяется на священников и дьяконов. У этих требований были самые банальные, прагматические и экономические причины — сохранить земельные владения за Церковью, чтобы потомки священнослужителей их не наследо­вали. При папе Григории Великом (рубеж VI–VII веков) безбрачие клириков вошло в закон и превратилось в норму, но в последующие столетия очень плохо соблюдалось: и в самом Риме, и в западноевропейских епархиях творилось бог знает что. 

Вновь целибат начинает насаждаться в конце XI века, в эпоху реформ папы Григория VII, или так называемой папской революции. При этом требование целибата не распространялось на так называемые малые чины и не жестко действовало на субдьяконов и дьяконов. Это объясняет нам либертинаж дьякона Бодо — он был дьяконом и жил в IX веке, как раз тогда, когда эти требования не выполнялись. 

Вернемся к стихотворению Страбона. В нем мы видим нечто иное, нежели любовь во Христе, и это тоже соответствует общей картине. Осуждение содомии присутствовало еще в патристике, сочинениях Отцов Церкви, но было довольно вялым: на практике борьба с содомией почти не велась — особенно в «темные» века — VIII, IX, начале Х века. Сексуальные практики такого типа и сопутствующая им культура, то есть тексты, процветали — прежде всего в монастырях. Отношение к содомии как к «мерзкому греху» contra naturam (против природы) относится к XI–XII столетиям. Причем надо понимать, что содомия — это широкое понятие, куда входят разнообразные сексуальные практики, объекты или техники, не совпадающие с единственно предписанными. Норма — это сексуальные отношения мужчины и женщины в определенной, всем известной позиции. Прелюбодеяние с женщиной, которая не является твоей женой, это не содомия. Но инцест, скотоложество и даже рукоблудие относились именно к этой категории. И еще важно, что и тогда, и в последующие столетия, и даже в Новое время содомия регулярно ассоциировалась с ересью и этноконфессиональной инаковостью: такие склонности и практики приписывались сарацинам, иудеям и еретикам. И это подтверждает концепцию Роберта Мура о том, что гонения на разные группы и само их конструирование как иных и как врагов взаимосвязаны и были частью рождения единой общей нетерпимости европейского христианского общества. 

Впрочем, чем больше мы встречаем в источниках запретов, тем понятней, что практика на самом деле сохранялась и продолжалась. И говоря о практике при наличии запретов, надо упомянуть еще одну важную группу, находящуюся как бы на границе первого сословия, отчасти входящую в нее, отчасти нет. Это так называемые clerici vagantes — ваганты, клирики по образованию, школяры и преподаватели, которые не принимали сан. Например, это самый романти­ческий средневековый клирик, homme fatal Средневековья Пьер Абеляр, который любил общение с дамами и соблазнил свою ученицу Элоизу. В своей автобиографии «История моих бедствий» он сам признается, что трудился, всецело охваченный гордостью и сластолюбием, пока божественное мило­сердие не исцелило его от этих болезней, причем путем лишения средств его удовлетворения. Абеляр был не один. Поэзия вагантов, достаточно легко­мысленная, а иногда даже скабрезная, часто раскрывала темы соблазнения, любви и интимной близости. Известнейший ее представитель — Архипиита Кёльнский — писал, например, следующее: 

Помимо сообщества вагантов, в котором проявления сексуальности не поощрялись, но и не запрещались, были бесчисленные нарушения среди практикующих клириков. Кюре, капелланы, монахи становятся постоянными героями фаблио — городской сатирической литературы высокого и позднего Среднековья. Горожанки и даже дворянки изменяют мужьям с учеными и обходительными, иногда даже щедрыми служителями культа. Вот, скажем, цитата из такой новеллы: 

Таких образов и эпизодов немало и в «Кентерберийских рассказах» Чосера:

От священнослужителей по достижении определенного чина ожидался переход к непорочным брато-сестринским отношениям с собственной женой, вплоть до раздельного проживания. Это, конечно, приводило к тому, что кюре блудили с прихожанками, что подтверждается не только примерами из изящной словесности, но и, например, судебными документами. В частности, из инквизиционных материалов мы знаем, что на допросах женщины рассказывали истории про своего приходского священника. Монахи — особенно в удаленных обителях — вплоть до XII столетия вели себя чрезвычайно вольно. Сам Абеляр, который в какой-то момент стал настоятелем провинциального монастыря, сетовал на постыдную и необузданную жизнь монахов вопреки всем уставам. Каждый монах жил на собственные средства и содержал себя, своих наложниц и своих детей от этих наложниц. Примечательно, что Абеляр, возмущаясь этим поведением, настойчиво характеризует его как варварство, то есть не просто как грех или неуемную свободу плоти, а именно как недостаток духовности и культуры. 

В XI, XII, начале XIII века толерантность к сексуальности первого сословия — клириков — существенно понизилась: нарушение запретов практиковалось, но не оставалось без наказания. В воспитательных целях они в красках расписывались в exempla — анекдотах, коротких историях, которые проповед­ники включали в проповеди, — и изображались на миниатюрах. Есть очень выразительная миниатюра, которая позже получила название «Кастрация прелюбодея». И действительно кастрация была одним из распространенных наказаний — как судебной расправы, так и внесудебной. Пьер Абеляр, словами Франсуа Вийона, «познал горечь оскопленья»  Ф. Вийон. Баллада о дамах былых времен // Ф. Вийон. Стихи. Переводы с французского Ф. Мендельсона и И. Эренбурга. М., 1963.. Вот как он описывает это в «Истории моих бедствий»: «Когда я спокойно спал в отдаленном покое моего жилища, они [то есть дядя его возлюбленной Элоизы и его приспешники] с помощью моего слуги, подкупленного ими, отомстили мне самым жестоким и позорным способом, вызвавшим всеобщее изумление: они изуродовали те части моего тела, которыми я свершил то, на что они жаловались»  П. Абеляр. История моих бедствий. М., 1959. . 

Кастрация — излюбленный мотив проповедников. Она может быть как рукотворной, то есть ее могут совершить люди, так и сверхъестественной, то есть это наказание свыше. Тогда гениталии прелюбодеев распухают, испускают смрад, чернеют, как уголь, отваливаются и так далее. Крупный средневековый автор подобных историй Цезарий Гейстербахский в своих «Диалогах о чудесах» рассказывает такую историю: клирик согрешил с монахиней, и за это Христос наложил знак на его срамные места. Описать этот знак он не решается, щадя скромность женщин, которые могут читать или слушать эту историю. Другую историю мы знаем из хроники английского монастыря XII века. Монах согрешил с монахиней, и та забеременела. Узнав об этом, сестры, то есть другие монахини из ее обители, принудили этого монаха к самооскоплению, а потом сделали то, что по своей чудовищности просится в фильмы Питера Гринуэя, а именно отрезанную часть тела поместили в рот согрешившей монахини. 

К этой печальной истории подобает сделать два комментария, которые позволят нам отойти от темы мужской сексуальности и затронуть тему сексуальности женской. В этой последней истории монахини обнаружили, что их сестра согрешила, потому что забеременела — крайне досадная улика. Нельзя ли было предотвратить ее появление? Это подводит нас к вопросу о средневековой контрацепции. Каноническим правом, христианским законом, общественной моралью начиная с Блаженного Августина и с других Отцов Церкви и церковных авторов она запрещалась, потому что производство потомства — это единственное оправдание интимных отношений между супругами. В других религиозных культурах того же периода — в исламе и иудаизме — это было не так. Например, в последнем контрацепция разрешалась во время лактации и вообще была легитимна: интимные отношения между супругами еврейские правоведы считали полезным и вполне самоценным делом, так как они способствовали так называемому миру дома и хорошим отношениям в семье. Но в христианской этике ни контрацепции, ни прерывания беременности быть не могло.

На практике все, конечно, было иначе. В тех же инквизиционных материалах женщины упоминали разного рода амулеты, в том числе и амулеты-контра­цептивы. Одна из них рассказывает, что к ней приходил кюре, приносил с собой такой амулет, а потом забирал с собой, потому что опасался, что она будет его использовать в отношениях с другими мужчинами. Кроме амулетов были снадобья, травы, настои и другие средства народной медицины, которыми пользовались женщины. Особенно хорошо в этом разбирались повивальные бабки, которые в деревенских общинах были основными медиками. С одной стороны, повитух очень уважали и ценили, с другой — мужская книжная культура и власть их демонизировала и приписывала им злые намерения, в частности, что они специально снижали фертильность женщин и мешали им забеременеть. В позднее Средневековье повитухи станут частыми жертвами церковных судов и инквизиции и пострадают во время охоты на ведьм: тайного знания и, как бы сейчас сказали, агентности им, конечно, не прощали. 

Другой группой, которой приписывалось знание о контрацепции и прерывании беременности, были проститутки. Кроме амулетов они, возможно, использовали более рациональные и эффективные средства.

В позднее Средневековье основным методом избегать потомства был coitus interruptus, или прерывание интимного контакта. К этому времени в латинских медицинских текстах либо вообще исчезает информация о контрацептивах, либо ее зашифровывают. Если же эти тексты написаны на вернакуляре, то есть на каком-то европейском языке, доступном женщинам (на латыни женщины, как правило, не читали), то там этой информации нет и вовсе. 

Причина особо суровых наказаний, в частности оскоплений, как в истории с английской монахиней, так и во многих других подобных историях в том, что объектом вожделения клирика является монахиня. Почему? Потому что в представлениях высокого и позднего Средневековья монахиня — это невеста Христова. Таким образом, это не просто нарушение клириком его собственного монашеского устава, но прямое богохульство и святотатство. И тут тоже важно оговориться: скромная роль невесты Христовой была присуща монахиням не всегда. Раннее Средневековье до перелома XII–XIII веков — это эпоха довольно самостоятельных женских монастырей и влиятельных, властных аббатис, настоятельниц этих монастырей. 

Поговорим об одной такой аббатисе XII века — Хильдегарде Бингенской, монахине и настоятельнице, выдающейся во всех своих ипостасях — как аббатиса, администратор, хозяйственник, политик, ученый, музыкант, проповедница, пророчица и мистик. С детства она была болезненным ребенком, склонным к мигреням и к видениям, но до сорока лет боролась с этими видениями, так как была не уверена, что они от Бога. Но эта склонность была заметна, так же как и ее способность предсказывать грядущие события. Она родилась в знатной семье, но была аж десятым ребенком, и в семь лет ее отдали в бенедиктинский монастырь. Там она хорошо адаптировалась и в 37 лет была единогласно избрана настоятельницей этого монастыря. 

Хильдегарда очень заботилась о своей общине, писала гимны для монахинь, придумала тайный язык, на котором они говорили в присутствии чужих, перенесла обитель в другое место, отделившись от мужского монастыря, что было очень смелым и решительным шагом, и успешно боролась с аббатом мужского монастыря. Себя при этом она представляла Моисеем, который ведет свой народ к земле обетованной, а аббата — как вождя амаликитян, врагов, которые мешают народу Божьему. 

Уже в старости она оказалась в эпицентре другого громкого конфликта с церковными властями, так как согласилась похоронить в стенах своего монастыря знатного человека. У Церкви были подозрения, что он умер отлученным, но Хильдегарда знала, что он успел причаститься, и решила его похоронить, получив на то разрешение свыше, то есть от Бога. Церковные власти потребовали выкопать гроб — тогда Хильдегарда приказала замаски­ровать могилу. Монастырь отлучили, но она обратилась к высшим церковным властям — интердикт сняли, хотя она на уступки так и не пошла. И вся ее карьера характеризуется очень необычным, смелым и самостоятельным поведением. 

Она обладала необычайной свободой передвижения, свободно путешествовала по Германии, Франции, Италии, проповедовала в других монастырях, была политически активна, имела смелость проклясть самого императора Фридриха Барбароссу за его вражду с папством и за то, что он поддерживал другого кандидата на папство, чем германская церковь и чем сама Хильдегарда. Она делала пророчества, которые неизменно сбывались, — в частности, предсказала падение Майнского архиепископа (ее даже прозвали Рейнской Сибиллой). В церкви пользовалась неизменным уважением — папа Евгений III одобрял ее поступки и визионерские трактаты и подтвердил, что они вдохновлены свыше. Бернар Клервоский просил Хильдегарду молиться за него самого и за его общину. 

Хильдегарда заботилась о своих монахинях и боролась с мизогинией, пытаясь реформировать монастырский устав для женщин. Она позволяла монахиням многое, — например, наряжаться на праздники — и относилась к ним с уваже­нием. У нее была любимица, помощница, можно сказать — секретарша, Рихардис фон Штаде. Она также была из знатной семьи, и ее брат, сам архиепископ, в какой-то момент решив, что негоже ей быть помощницей настоятельницы, добился для нее поста настоятельницы в другом монастыре. Хильдегарда всячески пыталась удержать Рихардис, обвиняла ее брата в симонии, то есть в торговле церковными должностями, и в непотизме, то есть в использовании связей. Она просила папу Евгения III помешать этому назначению, но безуспешно. Рихардис тоже очень страдала и через год после отъезда из монастыря Хильдегарды умерла с горя. 

Хильдегарда писала Рихардис письма, и некоторые из них сохранились. Вот, например, письмо Хильдегарды 1151 года: «Дочь, послушай меня, свою мать, говорящую с тобой в Духе [то есть в Духе Божьем]. Мое горе поднимается к небесам, моя печаль разрушает утешение и великую уверенность в роде человеческом, которая у меня была. Не следует зависеть от человека высокого рождения, ибо такие отношения увядают, как цветок. Но я допустила это нарушение из-за любви к одной знатной особе. И вновь я говорю: горе мне, мать, горе мне, дочь, почто ты оставила меня, как сироту? Я так любила благородство твоего нрава, твою мудрость, твою чистоту, твой дух и каждую толику твоей жизни, что многие люди говорили мне: что ты делаешь?»  The Personal Correspondence of Hildegard of Bingen. Oxford University Press, 2006.  

Помимо активной деятельности настоятельницы и возвышенных отношений с ближайшей монахиней, самым важным для Хильдегарды были ее видения. Если в молодости она сомневалась в своих способностях и в их боговдохно­венности, то в сорок с небольшим лет у нее было видение, что она обязана нести свет людям и способна познать тайны Писания. Тогда она начала записывать эти видения. Первое ее произведение называлось «Сцивиас», от слов «scito vias Domini», то есть «знай пути Господни». Она отождествляла себя, как мы уже видели, и с Моисеем, и с пророками, и с Иоанном Богословом, с вассалом и оруженосцем Христа и была уверена, что слова ей идут прямо от Бога и не должны быть ни на йоту изменены. Поэтому прямо во время своих откровений она диктовала их писцу. 

Помимо мужских образов ветхозаветных героев или вассалов Христа, центральный для Хильдегарды образ — образ матери-Церкви, и Хильдегарда придает ему очень оригинальную интерпретацию. В ее представлении эта Церковь, Экклесия, огромна, как город. Это женская фигура без ног, которая стоит прямо на животе, и одновременно она беременна и в то же время рожает, при этом рожает она через рот и поэтому никак не оскверняется и сохраняет девственность. Другая оригинальная интерпретация в видениях Хильдегарды — интерпретация образа Евы. Ева — единственная женщина, вполне справедливо отмечает Хильдегарда, которая была создана не из семени мужчины, а из его бедра, и поэтому ее рождение — это чудо, аналогичное и равновеликое чуду рождения Христа. Эти visionis, видения, мистические трактаты Хильдегарды были чрезвычайно важны при ее жизни, ее визионерский дар был одобрен самим папой, и впоследствии ученые также признавали их значение. Хильдегарда справедливо считается крупнейшей фигурой немецкой мистики.

В последующие после ее смерти века ее труды были не уничтожены, но отодвинуты в тень и заклеймены не как греховные, но как чересчур эксцентричные. И это тоже часть позднесредневековой динамики вытеснения женщин, ограничения их свободы, в том числе сексуальной. 

У влиятельных аббатис и свободных женских обителей с самого начала были свои враги и критики. Еще в раннем Средневековье мужчины-клирики, богословы, такие как Григорий Турский или Беда Достопочтенный, осуждали самостоятельность женщин и неподконтрольность женских обителей и писали о беспорядках, которые там якобы имеют место. Даже Пьер Абеляр требовал контроля: «Ведь именно слабый пол нуждается в помощи сильного пола, потому-то апостол и устанавливает, что муж должен быть как бы главою жены, и в знак этого предписывает женщинам иметь всегда голову покрытой. Поэтому я немало удивляюсь уже давно укоренившемуся в монастырях обычаю ставить над женщинами аббатис так же, как над мужчинами — аббатов, причем как женщины, так и мужчины в силу обетов должны соблюдать одинаковые правила, хотя в них содержится много такого, чего никоим образом не могут выполнить ни стоящие во главе, ни подчиненные женщины»  П. Абеляр. История моих бедствий. М., 1959. . 

И к XII–XIII векам эта оппозиция приносит свои плоды. Монашеская жизнь женщин претерпевает ряд устрожений. Монахини изолируются в монастырях, не могут выходить оттуда, не могут общаться с посторонними, особенно с мужчинами (только публично в присутствии других монахинь), светские лица не могут попадать в женский монастырь. Распространяются разнообразные наказания — вериги, посты и даже порка настоятельницей в присутствии других монахинь. Аббатисы тоже теряют свое влияние: им закрывается доступ на церковные соборы и собрания членов ордена, они теряют право пропо­ведовать в других общинах, вести богослужение в собственном монастыре и причащать. И, наконец, всякая женская обитель попадает под опеку мужского монастыря, или ордена, или местного епископа, то есть под мужской контроль.

Новые выдающиеся церковные роли женщин — это роли визионерок. Примечательно, что опять же, в отличие от более раннего периода, видения визионерок позднего Средневековья записывали не они сами, но пристав­ленные к ним мужчины-духовники. За Хильдегардой тоже записывал писец, но это было сделано для того, чтобы запись велась синхронно с самим видением, и она сама так захотела. В позднее Средневековье это стало предписанием, потому что считалось, что женщина может передавать божественное знание, полученное свыше, но не может его правильно записать и осмыслить. Образность, связываемая с женщинами, стала совсем другой — теперь она не милитаристская, как у Хильдегарды, а пассивная эротическая. Это невеста, возлюбленная, любовница Христова. 

В подавляющем большинстве женских житий присутствует мотив чрезмерного поста. Некоторые женщины-святые практиковали отказ от пищи на дни, недели и месяцы или держали многолетние посты на хлебе и воде или как, например, Лиутгарда Авирсская, на хлебе и пиве. Пиво не было осуждаемым алкогольным напитком и воспринималось как обычное питье — за отсутствием привычных для нас чая и кофе. Это явление получило название «анорексия нервоза», нервная анорексия. В позднее Средневековье пассивная агентность доводится до абсолюта, до практически полной утери воли, действий и даже тела как такового. Отношение к женщинам-пророчицам, женщинам-мистикам, женщинам-визионеркам становится все более настороженным, и некоторые лишаются свободы, прав и даже жизни.

Мы видим, что контроль доходит до вытеснения женщин из присущих им раньше духовных ролей и практик и предвосхищает охоту на ведьм, явление Позднего Ренессанса. Это возвращает нас к вопросу Джоан Келли: было ли у женщин Возрождение, был ли у женщин Ренессанс — или была только охота на ведьм, потеря статуса и страдания. Безусловно, позднее Средневековье, Ренессанс были для женщин не только периодом понижения статуса и пре­следований. И все же этот очерк истории представлений о сексуальности и сексуальных норм в Средние века применительно к первому сословию, сословию клириков, как мужчин, так и женщин, показывает, что динамика была отрицательной: во многих отношениях люди теряли свободу подобного самовыражения.

Расшифровка

Мне бы хотелось начать с достаточно известного исторического анекдота, связанного с тем, что в викторианской Англии секс как удовольствие не при­вет­ствовался. Приличная девушка спрашивает совета у своей матери, как ей вести себя в первую брачную ночь. А мать ей отвечает: «Ляг на спину и думай об Англии». Этот пример показывает, что к женской сексуальности относились в первую очередь как к функции репродукции.

Термин «‎сексуальность» появился в XIX веке, и он связан с идеей норми­рования и определения сексуального желания. Нам сейчас, наверное, кажется, что все это очень просто, было таким всегда и не подвергалось никаким изменениям. Но на самом деле наше сексуальное поведение, так же как и другие стороны нашей жизни, определяется обществом. 

В XIX веке философы, медики и педагоги вели серьезные споры о том, что хорошо и полезно в сфере сексуального поведения для мужчины и женщины. Во многом именно этим определялось поведение людей. И их представления о сексуальном поведении и привлекательности серьезно отличались от современных.

В качестве примера можно привести историю Джона Рёскина  Джон Рёскин (1819–1900) — английский художник, писатель и поэт. Оказал большое влияние на философию искусства рубежа XIX–XX веков., который счел свою жену недостаточно привлекательной, когда увидел ее обнаженной в первую брачную ночь. Он обнаружил, что она не соответствует стандартам греческой красоты, и это привело к тому, что брак не состоялся. Вот настолько могут отличаться представления о прекрасном, привлекательном и безобразном в разные эпохи.

Взгляды философов и врачей на проблему сексуальности во многом определялись распределением власти между полами в буржуазном обществе. В Викторианскую эпоху господствовала так называемая теория сепаратных, или раздельных, сфер, согласно которой женщина должна была находиться дома, быть хранительницей очага и матерью, а для мужчины предназначалась сфера публичного, политической деятельности, предпринимательства.

Предполагалось, что мужчина и женщина — это два очень разных человека с совершенно разными возможностями. Поскольку сфера публичного считалась на тот момент вышестоящей по отношению к сфере домашнего, в отношении женщины было такое понятие — «неполноценный пол» (inferior sex). 

Существовали разные программы воспитания мальчиков и девочек, совер­шенно разные каноны мужской и женской красоты. Женщина не должна быть мускулистой, она должна быть беспомощной, она должна по-другому питаться. Мясная диета — это для мужчин, а женщины должны питаться в основном растительной и молочной пищей. 

Складывались и разные представления о мужской и женской сексуальности. Поведение мужчины, как тогда считали, определяется половым инстинктом, который трудно контролировать. А в отношении женщин как раз складывается убеждение, что женщина по своей природе асексуальна. Если она вступает в половую связь с мужчиной, то только потому, что она уступает своему супругу, и для того, чтобы родить ребенка. А так в общем и целом ей сексуаль­ные контакты особенно не нужны. Девушке, когда она становилась женой, тоже об этом рассказывали: женщина должна вступать в половую связь, даже если ей это неприятно.

С другой стороны, муж должен понимать, что женщине секс не очень интересен, и не настаивать на своих правах слишком часто. Даже для мужчин чрезмерный сильный половой инстинкт считался вредным. Если мужчина занимается сексом слишком часто, то это может привести к огромному количеству заболеваний. Самое простое — это сумасшествие, потому что чрезмерное возбуждение может привести к нарушениям в работе мозга. Поэтому супруги должны вступать в связь не чаще чем раз в месяц. Двенадцать совокуплений в год — этого вполне достаточно для счастливой супружеской жизни и для продолжения рода тоже.

Есть такая теория мальтузианства, которая исходит из того, что население растет слишком быстро и опережает рост ресурсов, которые растут в арифметической прогрессии, в то время как людские растут в геометрической. А одной из причин такого быстрого роста народонаселения являются бесконтрольные сексуальные связи. Поэтому Мальтус  Томас Роберт Мальтус (1766–1834) — английский священник и ученый. Автор теории, согласно которой человечество должно контролировать рождаемость, чтобы рост населения не привел к массовому голоду. тоже активно призывал к воздержанию: это был на тот момент единственный способ контроля над рождаемостью, потому что контрацепция не приветствовалась. Пропаганда контрацепции во многих странах была запрещена и чревата тюремным заключением. В конце 1820-х годов Джон Стюарт Милль, который потом будет активным борцом за избирательные права женщин и одним из лидеров радикального крыла либеральной партии, пытался пропагандировать контрацепцию, за что был арестован.

Но мужчина далеко не всегда может контролировать свои желания, чтобы, произведя на свет определенное количество детей, вообще не заниматься сексом. За мужчиной как «‎существом сексуальным» признавалось право на секс. Что же делать, если он не может докучать своей жене? В связи с этой дилеммой проституция, по мнению викторианцев, была необходимым соци­аль­ным злом. Многие врачи, философы и общественные деятели оправдывали ее существование, потому что якобы, если закрыть все публичные дома, женщина не сможет безопасно выйти на улицу, потому что будет подвергаться нападениям изголодавшихся мужчин.

Получается, что викторианские представления о сексуальности были очень сложными. Чтобы оправдать существование проституированных женщин, медики придумали разделение женщин на две категории: категорию асексуальных «порядочных женщин» и категорию женщин с повышенным сексуальным желанием. Сложился двойной стандарт морали: у «‎порядочной женщины» проявление сексуальной инициативы было чревато тем, что она покажется странной собственному мужу, а мужчина как «‎сексуальное животное» мог позволить себе очень многое, в том числе беспорядочные половые связи.

Не всем это казалось справедливым. В первую очередь, наверное, женщинам. Появляется движение за равноправие женщин в самых разных сферах. В Англии это было в основном суфра­жистское движение, то есть движение за политические права женщин, прежде всего за избира­тельное право. Но были и другие движения, которые выступали в том числе за решение вопросов, связанных с моралью.

Было большое движение в Англии в 1860–80-х годах, направленное на отмену закона о венерических заболеваниях. В Англии и в других странах распростра­нение проституции привело к очень серьезному росту венерических заболе­ваний. Эпидемия венерических заболеваний быстро распространялась: мужчины, которые были клиентами проституированных женщин, заражали своих жен, и это приводило к тому, что рождались больные дети. Проблема была действительно очень серьезной. В результате был принят закон, направленный на борьбу с венерическими заболеваниями. Он преду­сматривал задержание, принудительный медицинский осмотр и лечение женщин, заподозренных в проституции.

Принятие этих законов совершенно неожиданно вызвало к жизни массовое движение за отмену закона о венерических заболеваниях, которое возглавила жена священника Жозефина Батлер. Ее сторонницы считали, что привлекать к ответственности и дискриминировать только проституированных женщин совершенно несправедливо. В распространении эпидемии виноваты и клиенты, и владельцы публичных домов, которые этих женщин эксплуатируют. И поэтому уж если бороться с проституцией масштаб­но, то нужно привлекать к ответственности всех.

Почему это движение было поддержано, почему даже в парламенте появились противники законов о венерических заболеваниях? Дело в том, что по закону полицейские получили право задерживать любую одиноко идущую женщину, которая вызывала у них подозрение. Это привело к тому, что были случаи, причем не единичные, когда замужние женщины или чьи-то дочери были задержаны просто потому, что они шли вечером в одиночестве. Это был важный довод в пользу отмены этих законов, и они были отменены.

Деятельность участниц кампании за отмену законов о заболеваниях была актом гражданского мужества. Даже многие суфражистским отказывались поддер­живать Жозефину Батлер, потому что считали неприличным все, что связано с вопросами секса. А здесь все-таки поднимались вопросы сексуальности и отношения к сексу.

Тем не менее мы видим, что уже во второй половине XIX века во многом благодаря женскому движению происходят подвижки в решении вопросов, связанных с сексуальностью. Например, происходят изменения в положении замужних женщин, облегчаются законы о разводах. Чтобы развести людей, теперь не нужно принимать акт парламента. Благодаря деятельности женского движения и мужчин-реформаторов к 1880-м годам появляется такое понятие, как «‎новая женщина» — женщины начали самостоятельно зарабатывать на жизнь и уже сами определяли, что им делать.

Когда мы говорим о сексуальной революции, в первую очередь вспоминаем события 1960–70-х годов. Но на самом деле на рубеже XIX–XX веков произо­шли не менее серьезные изменения, которые позволили говорить о том, что это тоже была сексуальная революция. Тогда даже появилось новое понятие, как раз связанное с сексуальностью и ставшее предметом общественных дискус­сий, — «‎половой вопрос».

В медицинских и общественно-политических журналах публикуются статьи, которые иногда псевдонаучно, а иногда действительно научно обсуждают вопросы секса и взаимоотношения партнеров, вопросы мужской и женской сексуальности, вопросы регулирования деторождения, вопрос венерических заболеваний, вопросы проституции и так далее. В начале XX века проходят первые конгрессы сексологов. Ведутся дискуссии по поводу техник секса. Раньше считалось, что единственной приемлемой позой является миссионер­ская, причем женщина не должна была даже сгибать ноги, желательно вообще не двигаться. И вот появляются дискуссии, возможны ли другие позы в сексе, в том числе возможна ли такая «противоестественная» поза, когда женщина находится сверху.

Происходят очень серьезные изменения в общественном сознании, и это порождает своего рода ответную реакцию. В это время среди философов и медиков усиливается так называемое мизогинистское направление, которое в большей степени связано с двумя именами: Пауля Мёбиуса, немецкого врача, и Отто Вейнингера, философа. И тот и другой, размышляя о мужественности и женственности, снова попытались доказать несостоятельность женщины. Например, Мёбиус в работе «Физиологическое слабоумие женщины» танцевал от того, что мозг мужчины всегда тяжелее и больше по объему, чем женский, следовательно, с точки зрения физиологии женщина не может достигать такого же умственного развития, как мужчина. Мёбиус также говорит, что основным органом женщины является не мозг, а матка. Это надо принять, не претендовать на место в обществе, которое занимает мужчина.

Тогда в силу ограниченности контрацепции у женщин правда было очень много детей, и женщина после того, как выходила замуж — а выходила замуж она достаточно рано, — находилась в состоянии постоянной беременности или вскармливания очередного отпрыска. Действительно, женский организм быстро изнашивался. 

Вейнингер, будучи еще совсем молодым человеком, написал докторскую диссертацию, которая называлась «‎Пол и характер», где с философской точки зрения проанализировал мужественность и женственность — так, как он их понимал. Он тоже исходил из того, что женщина — это сосуд греха. Она живет эмоциями, а не разумом, поэтому не может достичь моральных и тем более умственных высот и вообще тянет общество назад. Мужчина не может достичь совершенства, потому что он привязан к женщине своими желаниями. Посколь­ку мужчина не в состоянии отказаться от своих желаний, не в состоя­нии отказаться от женщины, всемирная гармония не будет достигнута.

Появление этого направления тоже можно считать проявлением актуализации полового вопроса, поскольку дискуссии шли с разных позиций: со стороны либерализации и со стороны, наоборот, мизогинии и попыток поставить женщин на место. Поэтому появляется и становится очень популярной работа Мёбиуса, а диссертация Вейнингера была издана и переведена на многие языки, в том числе на русский.

Кроме того, как раз набрала популярность теория Зигмунда Фрейда. Разработка этой теории началась с того, что он начал лечить женскую истерию, распро­страненное, как тогда считалось, заболевание, в конце XIX — начале XX века. Под истерией понимали опреде­ленное состояние, когда женщина плохо контро­лировала свои эмоции, была постоянно раздражена, впадала в депрес­сии, страдала бессонницей. Сейчас, наверное, мы бы назвали это состояние депрессией. Заболевание было очень распространенным, поэтому вопросом его происхождения и лечения были озадачены многие медики. Фрейд, беседуя со своими пациентками, пришел к выводу о том, что одной из причин является сексуальная неудовлетворен­ность. Следовательно, ложные представления о женской сексуальности, которые заставляли женщину стыдиться своих сексуальных желаний, загонять их вглубь, приводили к тому, что невроти­ческие состояния стали распростра­ненным явлением среди женщин. Открытие этой проблемы тоже подтолкнуло общество пересмотреть теорию женской сексуальности.

Отношение к контрацепции тоже меняется. Довольно долго, вплоть до конца XIX века, контрацепция была фактически запрещена. «Порядочные женщины» были очень слабо осведомлены о том, как можно предохраниться от нежела­тельной беременности. Значимые изменения произошли только в начале XX века — во многом это было связано с деятельностью неомальтузианских обществ. В результате промышленного переворота качество жизни людей улучшилось, а следовательно, и рождаемость повысилась. За контрацепцию начинают ратовать и представители феминистских организаций, считающие, что женщина может сама решать, сколько детей она хочет. 

В этом отношении пионерская роль переходит Соединенным Штатам. Здесь нам следует вспомнить о Маргарет Сэнгер, неомальтузианке и феминистке, которая одной из первых начала выступать за контролирование рождаемости и создала ‎Американскую лигу контроля за рождаемостью (1921). У Сэнгер была очень трудная задача, ее неоднократно арестовывали. Но она не сдавалась. Аналогичные общества появлялись и в европейских странах. В аптеках стали продаваться пилюли и презервативы, которые можно было легально использовать. Окончательная контрацептивная революция произошла в 60-х годах XX века, но началась она перед Первой мировой войной.

Итак, в XIX веке и в начале XX века пред­ставления о нормах сексуального поведения и морали серьезно изменилось. Это было связано с демографической ситуацией, с изменением экономических и социальных отношений, но и, конечно, во многом это произошло благодаря борьбе женщин за свои права.

Расшифровка

В этой лекции мы поговорим о том, как связаны секс и революция в истории России и на Западе. И начнем с вопроса о том, почему мы говорим не только о политической революции, но и о сексуальной. Существует два основных источника размышлений о связи сексуальности и политических проектов, в частности радикальных политических проектов, таких как социалистический. Эти два источника — это марксизм и психоанализ.

В марксистской теории отношения между полами рассматривались как следствие экономических отношений так называемого буржуазного общества. Женщины являются еще одним элементом товарного обмена, а брак — в первую очередь сделкой, а не свободным союзом, плодом любви двух людей. Соответственно, большевикам было важно перепридумать, как же в новой реальности, которую они создают, будут выглядеть отношения. 

Советская революционерка Александра Коллонтай на это отвечает своей концепцией крылатого эроса, или «любовью-товариществом». В умении строить так называемую «любовь-товарищество» — любовь, построенную на взаимном уважении свободы партнеров, на возможности менять партнеров по велению сердца, — она видела фундамент для будущих людей социалисти­ческого общества. Если почитать работы Коллонтай, то там можно увидеть немало замечаний о том, что мы сегодня называем культурой согласия, то есть необходимости получать согласие на интимную связь.

«Признание взаимных прав и умение считаться с личностью другого, даже в любви, стойкая взаимная поддержка, чуткое участие и внима­тельная отзывчивость на запросы друг друга при общности интересов или стремлений — таков идеал любви-товарищества, который выко­вывается пролетарской идеологией взамен отживающему идеалу „всепоглощающей“ и „всеисключающей“ супружеской любви буржуазной культуры.
     Любовь-товарищество — это идеал, который нужен пролетариату в ответственный и трудный период борьбы за диктатуру и утверждение своей диктатуры».  А. М. Коллонтай. Дорогу крылатому эросу! (письмо к трудящейся молодежи) // Молодая гвардия. № 3. 1923.

Таким образом, в марксизме можно видеть большое внимание именно к межличностным отношениям, которые включали, конечно, и сексуальные отношения. 

Другим важным импульсом для осмысления влияния сексуальных отношений на общество является психоанализ и, в частности, его очень яркий предста­витель Вильгельм Райх. Австрийский психоаналитик, последователь Фрейда который до предела развил фрейдистскую метафору либидо, то есть некоторой скрытой сексуальной энергии. Для Фрейда это была метафора, а Райх посвятил годы своей жизни поиску этой самой энергии в мире, ее физического выраже­ния. Он считал, что сексуальная энергия исключительно положительна. Если людям дать возможность освободить их сексуальную энергию, то это принесет самые лучшие перемены в мир. А подавление сексуальной энергии ведет к несчастьям — как личным, так и общественным, политическим, например фашизму.

Райх как раз начинал свою карьеру в Европе в 1920–30-е годы и знал не по­наслышке, что такое фашизм. Именно от него Райху пришлось убежать в Соединенные Штаты, где он продолжил свои исследования и эксперименты. Он стал заниматься производством девайса, который назывался «оргон». Человек должен был, находясь в этой коробке, испытывать оргазм.

Райх — автор термина «сексуальная революция». В книге «Сексуальная революция» он задавался вопросом: «Как устранить распространенный в массовом масштабе страх современного человека перед оргастическим наслаждением?» Это был главный вопрос его жизни, в решении которого, по мнению Райха, мы бы нашли решение всех наших проблем. 

Интересно, что Райх своей книге как раз в первую очередь отталкивается от психоаналитической теории и от опыта советской революции. Первая сексуальная революция в истории, которую рассматривает Райх, — это и есть советская революция. Давайте вслед за Райхом начнем говорить о советском опыте — о том, что же происходило, что получилось и что не получилось в советском проекте сексуальной революции.

С одной стороны, раннесоветские годы отмечены целым рядом крайне радикальных для того времени реформ: это и декриминализация абортов, и упрощение бракоразводного процесса — чтобы развестись, супруга могла просто отправить открытку по почте. Кроме того, появляются разные эксперименты в совместной жизни. Например, многочисленные коммуны, в которых молодежь проживала в одном помещении, делила доход и часто даже носила одинаковую одежду, пытаясь отойти от идеи так называемой нуклеарной семьи, пытаясь расширить пространство своих экспериментов. Эти коммуны, с одной стороны, всячески поощрялись советской властью, но, с другой стороны, они были низовым движением. Это было продолжение революционного прорыва, попытка переосмыслить человеческие отношения.

Другим примером такого низового движения было общество «Долой стыд», общество, которое занималось пропагандой обнаженного тела. Они проводили шествия в Москве и в Харькове, ходили по улицам абсолютно нагими, с лентой с надписью «Долой стыд». Декриминализуются негетеросексуальные отноше­ния. В раннесоветские годы активно изменяется система материнства, появ­ляются ясли и детские сады, немногочисленные, не в достаточном количестве, но тем не менее. И это все вместе, по идее, должно невероятно раскрепощать советских женщин, давать им полную свободу в выборе их партнеров и то же самое делать для мужчин. Однако у этой революции оказывается очень короткая жизнь.

В конце 20-х годов в советской политике происходит великий перелом. Мы видим и ограничения права на аборт, и репрессии в отношении разного рода движений вроде «Долой стыд», и сворачивание коммунарного движения. В 30-е годы мы видим запрет на аборты, запрет негетеросексуальных отно­ше­ний и как бы такой полный поворот к идее традиционной семьи. Многие иссле­дователи, в том числе Райх, кстати, задавались вопросом: почему радикаль­ная политическая революция в СССР не вызвала радикальной сексуальной револю­ции? Почему же сексуальная революция откатила обратно?

Здесь выделяют несколько важных факторов. Первый — это то, что просто материальные условия были совершенно не подготовлены. Люди могли экспе­риментировать, но часто у них не было пространства для этих экспериментов, или эти эксперименты становились вынужденным следствием банального отсутствия жилплощади или кровати, которое не позволяло людям гораздо более свободно распоряжаться своим временем, своим телом, своими желаниями.

В целом материальная ограниченность советских лет очень сильно сыграла против радикального проекта освобождения, в том числе, например, в вопросе разводов, которые стали гораздо более сложными уже в 30-е годы. Кажется, что усложнение этой процедуры было чем-то вопреки интересов женщин. Но на са­мом деле женщины тоже выступали за усложнение процедуры разводов, потому что часто оказывалось, что мужья их бросали и не платили алименты. Женщины оказывались обвешаны детьми, долгами, работой и кучей других дел по дому. То есть первое, это важный фактор, — недостаточная материальная база для сексуальной революции в СССР.

Второй важный фактор, как его здорово формулирует Райх: сами револю­ционеры были пленниками старых понятий, которые обхватывали их, как водоросли — пловца. Параллельно с работами Коллонтай, призывающими к радикальному пересмотру интимных отношений, в 1924 году выходят «12 половых заповедей революционного пролетариата» Арона Залкинда:

«Половая жизнь для создания здорового революционно-классового потомства, для правильного, боевого использования всего энергети­ческого богатства человека, для революционно-целесообразной орга­низации его радостей, для боевого формирования внутриклассовых отношений — вот подход пролетариата к половому вопросу».

Из этой цитаты очевидно, что от полового вопроса в нем не осталось ровным счетом ничего.

На собраниях рабочих, посвященных половому вопросу, в итоге вместо обсуждения реально насущных тем (удовольствие от секса, предохранение, венерические заболевания) в итоге часто предсказывали Энгельса: происхо­ждение семьи и частной собственности. А еще учили, как вести настоящую социалистическую половую жизнь с помощью здорового тела и физкультуры. Это отсутствие теории человеческой сексуальности привело к откату — к более традиционной модели семьи и межличностных отношений в сталинский пери­од. Произошел и запрет абортов, и навязывание роли женщины как матери.

Многие из нас помнят известную фразу с телемоста советских и американских женщин: «В СССР секса нет». Эта фраза часто переносится на весь советский опыт, как будто действительно после 20-х все остальное советское время было очень сумрачным, лишенным всякого сексуального удовольствия. Авторка этой самой фразы «В СССР секса нет», Людмила Николаевна Иванова, в интервью уже сильно позже, говоря об этой фразе, которая вырвалась у нее во время телемоста, упоминает, что она не старомодная: «У меня пять мужей». То, что для нее было совершенно нормальным иметь пять мужей, то есть практиковать последовательную моногамию, показывает, что все-таки сексуальная револю­ция раннесоветских лет принесла свои плоды. Вспомним Коллонтай и ее био­графию: у нее было три последовательных долгих романа. В начале ХХ века это выглядело невероятной провокацией! А если мы посмотрим на биографии рядовых советских женщин позднесоветского периода, то наличие трех мужей — а в некоторых случаях и пяти — не было настолько уж редким явлением. В том, что люди женятся и разводятся, нет ничего скандального.

Уже в позднесталинские годы мы видим издания первых советских книг по половому воспитанию. Конечно, в них половое воспитание выглядело совсем не так, как сейчас выглядит «Sex Education» на экране. Например, в одной советской книге по половому воспитанию глава «Гигиена половой жизни» открывалась следующим пассажем:

«Каждый день новой жизни, нового творческого труда во всех концах нашей социалистической родины рождает новые чувства и мысли, перековывает сознание, воспитывает новое поведение и создает нового человека социалистической эпохи. В деле здорового полового воспи­тания особенно велика роль физкультуры»  Л. А. Залкинд. Здоровый брак и здоровая семья. М., 1948..

Вот эти первые советские попытки осмыслить половое воспитание в поздне­сталинские, а потом и в оттепельные годы все еще подменяли разговор о сексе разговором об Энгельсе. Тем не менее в этих книгах уже содержалась инфор­мация о венерических заболеваниях, о том, как происходит половой акт, как происходит развитие плода, и прочее важное для широкой аудитории. 

В 60-е годы мы видим целую волну изданий переводных книг по сексологии — в частности, переводили авторов из Чехословакии и Восточной Германии. И эти книги были гораздо более открыты в обсуждении вопросов, в том числе, например, подростковой и молодежной сексуальности. Они были гораздо менее идеологизированными, и поэтому советские издания часто сопрово­ждались очень серьезными и критическими вступлениями от советских авторов, которые должны были сбалансировать слишком свободное содержание этих брошюр.

Общая политическая либерализация и появление в массовом масштабе индивидуального жилья способствовали тому, что, как пишет Дэн Хили, в Советском Союзе происходила сексуальная революция. Но она происходила не таким образом как в западном мире, а более скрыто, не в публичном поле. Сексуальная революция происходила в личном пространстве.

В Чехословакии еще с 1950-х годов начала формироваться довольно сильная школа сексологии, которая, что интересно, в 60–70-е годы переключилась на обсуждение сексуальных техник, то есть того, каким образом все-таки можно доставлять друг другу оргазмы. Происходили разные эксперименты для супружеских пар, которых закрывали в комнатах на протяжении какого-то времени, выдавали им инструкции по тому, как надо друг с другом обращаться, и следили, например, насколько получение оргазмов может способствовать, в частности, повышению фертильности женщин. 

До 60–70-х годов, как пишет исследовательница Катерина Лешкова, в Чехословакии в контексте сексуальных отношений большую роль также играли вопросы домашнего труда. «В 1961 году в Чехословакии прошла конференция, на которой собрались разные врачи — сексологи, психиатры, гинекологи, — чтобы обсудить женский оргазм». Если вы просто почитаете расшифровку стенограммы с этой конференции, вы подумайте: «Ой, это какие-то западные феминистки в 70-е годы», потому что идеи, представленные докторами, кажутся безумно феминистскими. Например, там есть одна женщина-психиатр, она занимается женщинами, которые тревожные, из-за чего у них есть различные проблемы, в том числе в сексуальной жизни. И у нее однозначная позиция по поводу женщин, которые не получают сексуального наслаждения — им не нравится секс, потому что они устают, их мужья не помо­гают в домашнем хозяйстве, не помогают им воспитывать детей. Женщины, которые чувствуют пренебрежение со стороны своих мужей, просто не могут желать секса и наслаждаться им должным образом. 

Такая ранняя чехословацкая или, можно сказать, социалистическая сексология мне кажется особенно любопытный. Она как раз здорово перекликается с недав­ней нашумевшей книгой Кристен Годси «Почему у женщин при социа­лизме секс лучше», в которой авторка утверждает, что, конечно, для хорошего секса была необходима экономическая независимость женщин. Эта экономи­ческая независимость приводила к другим отношениям между партнерами, гораздо более уважительным. Именно на фундаменте настоящего равенства может быть построена настоящая сексуальная революция, настоящее сексуальное удовольствие.

Тут можно порассуждать, конечно, но исследование Анны Темкиной и Елены Здравомысловой показывает, что среди советских женщин, которые родились между 1945 и 1965 годом, кроме сексуальных отношений с целью деторождения были распространены и два других сценария. Первый — это романтический сценарий, который предполагал секс по любви, увеличение и страсть. Но среди женщин этого поколения был также популярен дружеский секс, или секс без обязательств. Часто это были люди, которые вместе работали или находились в одном дружеском кругу.

В то же время мы видим, что в Советском Союзе в 1955 году декримина­ли­зируют аборты. То есть аборты основа становятся легальными, более того, начинают обсуждать и активно пропагандировать разные средства контра­цепции, в том числе обсуждают необходимость запуска производства собственно советских типов контрацептивов. Экономическая независимость, идеологическое упорствование в равенстве полов и доступность контрацеп­ции — вот эта совокупность факторов привела к тому, что все-таки в СССР произошла сексуальная революция, произошло открытие других сценариев сексуальных отношений.

Здесь хочется вернуться как раз тому самому телемосту и к известной фразе «В СССР секса нет» и напомнить ее контекст. Она возникла как ответ на вопрос от американских женщин советским женщинам. Вопрос звучал следующим образом: «У нас в телерекламе все крутится вокруг секса, есть ли у вас такая телереклама?» На что и последовал ответ: «Ну, секса у нас нет» — и дальше смех, который заглушил окончание фразы: «Секса у нас нет, и мы категори­чески против этого, у нас есть любовь». Потом прозвучало дополнение из зала: «Секс у нас есть, у нас нет рекламы». Эта мешанина разговора как раз пока­зывает, что в СССР не было секса как инструмента продажи, инструмента рекламы. А сексуальные отношения были. 

Если мы посмотрим на то, как рассказывается история сексуальной революции в СССР и сексуальной революции на Западе, то мы увидим просто огромную разницу. Потому что сексуальная революция в западных странах неизбежно связана с изменением в потреблении. Начинают ее часто с основания Playboy в 1953 году. Другими важными атрибутами сексуальной революции является изменение образности в визуальной культуре, например появление «Грустного фильма» Энди Уорхола в 1969 году. Это был первый фильм с открытым изобра­жением секса, который вышел на широкий экран. Одновременно происхо­дило развитие индустрии порно как самостоятельной и полноценной части киноиндустрии. Кроме того, большую роль сыграло изменение отношения к женскому телу, которое было связано с продолжительной феминистской борьбой за репродуктивную независимость, за репродуктивные права женщин, то есть за право распоряжаться своей яйцеклеткой. В 1960-е годы в западных странах появляются оральные контрацептивы, которые и позволяют женщинам автономно принимать решение, иметь или не иметь детей.

То есть, с одной стороны, у нас есть представление об изменении потребления в западном мире в этот период: потребления и культурного, и контрацептив­ного. Но кроме того, что важно, этот период совпадает и с радикальными политическими движениями. Именно поэтому, скорее всего, к нему и прилеп­ляется лейбл сексуальной революции — с надеждой, что, если уж советская сексуальная революция провалилась, то теперь, учтя ее уроки, на Западе обязательно получится.

Когда мы говорим о сексуальной революции на Западе, мы на самом деле говорим о сексуальной жизни людей, вовлеченных в очень радикальную политику. Тот же французский 1968 год, революционные события во Франции в 1968 году, которые начались с протестов радикальной молодежи и затем были подхвачены объявлением общенациональной забастовки рабочих. В число очень радикальных лозунгов этого движения, которое было направлено против и тогдашнего французского правительства, с одной стороны, но и в целом про­тив системы, в том числе входили лозунги, которые были связанные с сек­суаль­ным раскрепощением. Кроме того, если мы вспомним образы свободной любви хиппи, они — опять же, в случае контекста Северной Америки — будут для нас очень тесно связаны с борьбой против вьетнамской войны, с движе­нием против американской военной агрессии в других странах. Таким образом, сам разговор о сексуальной революции в первую очередь спровоцирован именно политически-революционными надеждами этого периода.

Еще одним фактором сексуальной революции было феминистское движение. Вторая волна феминизма была заточена не на получение политических прав женщин, потому что они уже были в какой-то степени получены. Эта волна уже прицеливалась на борьбу с той самой сексуализацией женщин, или представлением их как сексуальных объектов, на возвращение женщинам их сексуальной субъектности. 

Важным маркером этой борьбы является книга «Миф о вагинальном оргазме», в которой исследовательница Анна Коэдт критикует Фрейда за его изобретение вагинального оргазма, отсутствие которого он пытался тщательно лечить. Она говорит о том, что ментальному здоровью женщин был нанесен большой урон. Они либо молча страдали, либо должны были ходить к психиатрам в отчаян­ном поиске спрятанной и ужасной репрессии, которая удерживала их от полу­чения вагинального оргазма.

То есть, с одной стороны, феминистки инвестировали свои политические усилия в сексуальную революцию на Западе, а с другой стороны, они же, можно ска­зать, и оказались одними из главных ее критиков. Например, развитие порно­графии встретило очень большое сопротивление радикального феми­низма, потому что на киноплощадках, на которых производились порнофиль­мы, были зафиксированы случаи сексуализированного насилия. Это не говоря уже о том, как женщины представлены в классических фильмах золотого века порно. Порнография оказалась явно не тем, что искали феминистки в сексуаль­ной эмансипации.

Другой важной проблемой сексуальной революции оказался постоянный акцент на женском удовольствии. Женщина должна была постоянно испытывать оргазм и искать этого удовольствия, хотя это характерно не для всех женщин.

В последующие годы феминистские исследовательницы обратили внимание, что репродуктивное здоровье остается женской ответственностью: принять таблетку, не забыть принять таблетку… Другим объектом феминистской критики стали контролирующие инстанции. Обследования и лабораторные эксперименты контролировались преимущественно мужчинами, а они часто считали незначительными побочные эффекты, которые испытывали женщины после приема первых оральных контрацептивов.

Эта совокупность критики сексуальной революции заставляла исследо­ватель­ниц задаваться вопросом: мы говорим все-таки о сексуальной революции или о модернизации сексуальной жизни?

Итак, в ХХ веке появляется понятие «сексуальная революция». Это понятие подчеркивает связь сексуальности и политики, сексуальности и революцион­ных изменений, немало которых видел ХХ век. В частности, большевики уделяли немало внимания тому, как в новом социалистическом утопическом будущем должны будут выглядеть отношения между людьми. Несмотря на откат во время сталинских лет, мы видим, что позднесоветские годы пожинают плоды сексуальной революции раннесоветских лет. То сексуальное поведение, которое в начале ХХ века казалось скандальным, например после­довательная моногамия, которую практиковала Коллонтай, для позднесовет­ских лет является нормой, и наличие трех-пяти мужей у женщины не стано­вится публичным скандалом.

Но сексуальная революция, которая происходила на Западе, в значительной степени отличалась от советского опыта. В частности, была гораздо больше связана с потреблением, с видимостью разных сексуальных практик и сексуальных идентичностей, видимости, которой позднесоветский проект был почти полностью лишен. И вот эта укорененность западной сексуальной революции в экономических реалиях капитализма разочаровала тех, кто надеялся на радикальное освобождение и радикальные политические пере­мены, которые принесет эта сексуальная революция.

Феминистская критика заставляет нас иначе посмотреть на некоторые аспекты сексуальной революции, в частности обратить внимание на то, что сексуальная эмансипация все еще была нередко связана с эксплуатацией женского тела. Из-за этого встает вопрос: была ли сексуальная революция революцией? Или мы мо­жем говорить скорее о модернизации сексуального поведения, а сексуальная революция нас ждет впереди?