Конспект Высший свет
Краткое содержание второго эпизода из курса Льва Лурье «Петербург накануне революции»
Большой свет Санкт-Петербурга прежде всего состоял из офицеров гвардейских полков. В городе находились самые образцовые части всех родов войск Российской империи. Но несмотря на престиж, гвардейские офицеры никакого дохода от службы не получали, а зачастую и вовсе сводили концы с концами. Мало того что гвардеец должен был всегда следить за своим внешним видом, что обходилось недешево с учетом пошива формы и уходом за лошадьми, он также должен был подчиняться огромному количеству всевозможных светских ограничений. Доходило до того, что гвардеец не мог сам выбрать себе невесту. Многие из молодых офицеров хотели поправить свое финансовое положение, женившись на богатых купеческих дочерях, но достойна ли невеста, решал не жених, а полковое собрание и полковые дамы. Жены офицеров могли легко исключить неугодную кандидатуру, например, за то, что потенциальная невеста плохо владела французским.
Несмотря на огромные траты и неудобства, молодые люди очень дорожили своим положением: быть гвардейцем в те годы — все равно что состоять в закрытом клубе, в который вместе с вами входят великие князья. Ведь все Романовы так или иначе начинали со службы в гвардии.
«Офицер мог сидеть в театре не дальше седьмого ряда партера. Причем только в двух императорских театрах — в Мариинском и в Михайловском. Если он заказывал вино, то мог выпить один бокал, а платил за целую бутылку. Он не мог торговаться с извозчиками. Там, где другой, обыкновенный человек платил 15 копеек, ему приходилось платить рубль. Он мог покупать только в определенных местах. Значит, сыр, фрукты и вина — только в Елисеевском. Меха — только у Мертенса. Драгоценности заказываются только у Фаберже. Цветы — только у Эйлерса. И так далее. Значит, это человек, который тратился».
Только находясь в непосредственной близости к великокняжеским семьям, гвардейцы могли рассчитывать на выгодные посты и продвижение по службе. Именно в этом «закрытом клубе» назначали министров, сановников, командиров армейских корпусов и на прочие значительные должности. Политические проблемы в то время решались в Петербурге не столько в министерствах, сколько в яхт-клубе. Он находился на Большой Морской улице, которая в тот момент была главной улицей города. И так как яхт-клуб был удовольствием не из дешевых, в нем можно было встретить самых важных и обеспеченных людей Санкт-Петербурга. Там обсуждались насущные проблемы, служба, рождались сплетни, именно туда приходили узнать новости.
«Каждое утро начиналось с проезда по Большой Морской. Ехали дети графов, князей, гусары с какими-то девицами или с невестами, и можно было очень многое понять и узнать о расстановке сил именно из этого наблюдения. Там передавались сплетни и становилось известно, что происходит в императорской семье; что Распутин — поехал ли он в село Покровское или снова из села вернулся. Вот этот круг — чрезвычайно снобистский, не терпевший никакого общения с другими социальными группами русского общества — и был правящим классом, от которого все в стране зависело».
Бытует мнение, что в дореволюционной России у помещиков и капиталистов было много возможностей и власти. Это совершенно не так: для высшего света капиталисты были просто чумазыми торгашами, и, конечно, ни о каком высоком положении коммерсантов на социальной лестнице и речи быть не могло. К Москве в Санкт-Петербурге в те годы отношение было презрительное. По сравнению со светской столицей Москва была городом разбогатевших купцов и ситцевых королей. Высший свет Петербурга состоял из небольшой изолированной группы людей, которые были уверены в своей власти и считали, что управляют Россией.
«Это люди, которые уже во времена Вронского скорее напоминают не блестящих офицеров времен декабристов или ХVIII века, а таких физкультурников: приятные спортивные молодые люди, прекрасно говорящие на иностранных языках, много чего повидавшие в мире. Они не общаются с интеллигенцией, они не общаются с купечеством, они общаются с крестьянами сверху вниз — как помещики, говорят: „Ну как, Фрол, что твои дети? А как моя крестница?“ А он говорит: „Барин, да вашими молитвами“. Но вилы-то у него в сарае стоят и ждут своего часа».
