«Петрушка» (1911)

Подготовила Юлия Яковлева

В 1911 году русский балет представлял собой парадоксальное зрелище. В сто­личном Императорском Мариинском театре время замерло: репертуар опре­деляли классические балеты XIX века — «Жизель», «Эсмеральда», «Дочь фара­она», «Баядерка», «Лебединое озеро». Кассовым хитом по-прежнему была «Спящая красавица» почти двадцатилетней давности.

На Русских сезонах в Париже, частной антрепризе Сергея Дягилева, ставку сделали на «Петрушку», которому предстояло сильно изменить взгляды со­времен­ников на балет. Придумал «Петрушку» художник Александр Бенуа: его вдох­новляли детские воспоминания о петербургских масленичных гуляньях. На сцене Бенуа возвел балаганы. Между ними сновали купцы, кормилицы, простой люд, плясали кучера. Главное действие разворачивалось в кукольном теа­тре — героями были марионетки, которыми владел зловещий Фокусник в чал­ме. Хорошенькая пустоголовая Балерина (ее костюм Бенуа позаимствовал у фарфоровой статуэтки, стоявшей у него дома) была очарована грубым кра­сочным Арапом в цветастых одеждах и с черной физиономией; по ней самой безнадежно тосковал облезлый жалкий Петрушка. Петрушка ссорился с Ара­пом, тот разрубал его саблей, гулянья продолжались. Всего одно действие, но хореограф Михаил Фокин уже свободно чувствовал себя в короткой форме одноактного балета.

В «Петрушке» никто не танцевал в привычном смысле слова — как в «Спящей красавице». У героев были драматичные пластические монологи и диалоги: балет отважно отказался от всего «красивого» и «элегантного». Музыка Игоря Стравинского свистела, тренькала обрывками городских песен, уличных валь­сов, гудела «Вдоль по Питерской», сыпала разудалой камаринской — и остава­лась трагичной. «Когда я сочинял эту музыку, — вспоминал потом Стравин­ский, — перед глазами у меня был образ игрушечного плясуна, внезапно сор­вавшегося с цепи, который своими каскадами дьявольских арпеджио выводит из терпения оркестр, в свою очередь отвечающий ему угрожающими фанфа­рами».

Тот же отказ от «красивого» был и в хореографии Фокина. Балерина деревянно переступала на пуантах. Арап расхаживал враскорячку и молился кокосовому ореху. Еще в прошлом году публика сходила с ума от Вацлава Нижинского в ро­ли Золотого раба в «Шехеразаде». В «Петрушке» лицо звезды залепили уродли­вым гримом, натянули на красавца-танцовщика облезлый парик и колпак, руки вдели в неуклюжие рукавицы и не дали сделать ни одного прыжка, которыми славился Нижинский. Его герой был подчеркнуто безобразен, но это не поме­шало Нижинскому доказать, что он великий артист: его Петрушка сразил Чарли Чаплина и Сару Бернар, да и сам в какой-то степени был чаплинским геро­ем. Его тут же сравнили с маленькими людьми русской литературы. После пре­мьеры французская критика писала, что все это «très à la Dostoevsky»  «Очень в духе Достоевского».; русские (а им теперь приходилось ездить за актуальным русским балетом в Париж) — что «Петрушка» сродни «Балаганчику» Александра Блока. Еще позже Анна Ахма­това напишет свою «Поэму без героя», и там «Петрушкина маска» и «ку­черская пляска» появятся в карусели образов Серебряного века.

Другие выпуски

Балет дня