Фиалки
В русском переводе фарса «Тетка Чарлея» Брэндона Томаса (1892) полковник-солдафон адресует потенциальной невесте такой комплимент: «Я старый солдат и не знаю слов любви! Но когда я впервые встретил вас, донна Роза, я почувствовал себя утомленным путником, который на склоне жизненного пути… узрел на озаренном солнцем поле… нежную, донна Ррроза!!! Фиалку» «Donna Lucia, you’ll pardon the rude metaphor of an old campaigner, I’m sure, but to meet you today for the first time, as I have done, is to me like a lonely traveller coming across some, er... bright little floweret by the wayside».. Фиалка удачно заменила безымянный «цветочек» оригинала: не всякое растение могло занять место в викторианской метафоре «женщина-цветок». Фиалка ассоциировалась с близостью к природе, скромностью, деликатностью и простотой, воплощая те добродетели, которых ожидала от приличных женщин европейская культура второй половины XIX века.
Легкие цветочные ароматы стали пользоваться популярностью в эпоху Людовика XV, когда «природа» и «естественность» в интерпретации Жан-Жака Руссо вошли в моду во Франции: ботаника превратилась в светское хобби, а пригородные прогулки и сбор гербария занимали аристократию не меньше, чем охота и балы. Придворный этикет того времени требовал постоянной смены нарядов и ароматов: первое место занимала розовая вода (Казанова в своих мемуарах описывает ванны с розовой водой как обязательную часть прелюдии), за ней шли эссенции лаванды, розмарина и фиалок. К концу XVIII века во Франции — а значит, и во всей Европе — цветочные запахи несколько потеснили более мощные бальзамы — сильнопахнущие смолистые или воскоподобные вещества животного и растительного происхождения. Амбра, цибетин и мускус казались душными и старомодными, подходящими для дам полусвета и престарелых «львов»; новое поколение предпочитало туалетные воды. По мнению французского историка Алена Корбена, это свидетельствует об утоньшении стратегий соблазна и новом понимании удовольствия: парфюмерии, которая постепенно утрачивала свою лекарственную подоплеку, следовало намекать, а не кричать. Букеты и горшки с живыми цветами заполонили гостиные и будуары, а на туалетных столиках теснились флаконы с водами, коробочки с фиалковой и гвоздичной пудрой для лица и ароматизированные цветами подушечки-саше, которые подшивали к одежде изнутри, вкладывали в рукава, чтобы заглушить запах подмышек, и клали в ящики с бельем и носовыми платками.
Чистые цветочные запахи (так называемые солифлоры) сохранялись в обиходе до самого конца XIX века. Парфюмеры теоретизировали, что каждая женщина должна выбрать один аромат и сохранять ему верность: менять ароматы как перчатки могли только куртизанки, ведь смешение и частая смена парфюмерного окружения распаляла чувственность (по этой же причине запрещалось душиться незамужним девицам). В «Трактате об ароматах» The Book of Perfumes. 1865 год крупный франко-британский парфюмер Эжен Риммель разрешал дамам шесть основных запахов: розу, жасмин, флердоранж, акацию, туберозу и фиалку — несколько видов цветочной помады и цветочной же пудры. Некоторые издания были еще строже: «Сильные духи, как, например, мускус, амбра, померанцевые, тубероза и т. п., должны быть изгнаны; следствием их употребления бывают частые мигрени, нервные расстройства и значительное уменьшение румянца. Следует выбрать один из нежных и здоровых запахов, каковы: фиалка, элиотроп, роза, нарцисс и т. п.» Секретный портфель для четырех мужчин и женщин, содержащий в себе четыре рода житейских необходимостей. М., 1862.. В каталогах парфюмерных и косметических компаний конца XIX века упоминаются сотни фиалковых ароматов; один из них в романе Федора Сологуба «Мелкий бес» носит образцовая дама, жена директора гимназии Варвара Николаевна Хрипач «Приехала с мужем, в будень, в четыре часа, нарядная, любезная, благоухающая сладкою фиалкою…».
7 писательских домов, которые еще можно успеть увидеть
Дом из «Доктора Живаго», усадьба, где Лев Толстой написал «Воскресение», и другая исчезающая архитектура