Фиалки

Фиалка. Иллюстрация из книги Яна Копса «Флора Батава». Нидерланды, 1877 годbiolib.de / Wikimedia Commons

В русском переводе фарса «Тетка Чарлея» Брэндона Томаса (1892) полковник-солдафон адресует потенциальной невесте такой комплимент: «Я старый сол­дат и не знаю слов любви! Но когда я впервые встретил вас, донна Роза, я по­чувствовал себя утомленным пут­ником, который на склоне жизненного пути… узрел на озаренном солнцем поле… нежную, донна Ррроза!!! Фиалку»  «Donna Lucia, you’ll pardon the rude metaphor of an old campaigner, I’m sure, but to meet you today for the first time, as I have done, is to me like a lonely traveller coming across some, er... bright little floweret by the wayside».. Фи­алка удачно заменила безымянный «цветочек» оригинала: не всякое рас­тение могло занять место в викторианской метафоре «женщина-цветок». Фиалка ассоции­ровалась с близостью к природе, скромностью, деликатностью и про­стотой, воплощая те добродетели, которых ожидала от приличных женщин европей­ская культура второй половины XIX века.

Легкие цветочные ароматы стали пользоваться популярностью в эпоху Людо­вика XV, когда «природа» и «естественность» в интерпретации Жан-Жака Руссо вошли в моду во Франции: ботаника превратилась в светское хобби, а приго­род­­ные прогулки и сбор гербария занимали аристократию не меньше, чем охота и балы. Придворный этикет того времени требовал постоянной смены нарядов и аро­матов: первое место занимала розовая вода (Казанова в своих ме­муарах описывает ванны с розовой водой как обязательную часть пре­людии), за ней шли эссенции лаванды, роз­марина и фиалок. К концу XVIII века во Фран­­ции — а значит, и во всей Европе — цветочные запахи несколько по­тес­нили более мощные бальзамы — сильнопахнущие смо­листые или воско­подоб­ные вещества животного и растительного происхождения. Амбра, цибе­тин и мус­кус казались душными и старо­модными, подходящими для дам полу­­света и престарелых «львов»; новое поколение предпочитало туалетные воды. По мне­нию француз­ского историка Алена Корбена, это свидетельствует об утонь­шении стратегий соблазна и новом понимании удо­вольствия: парфю­мерии, которая постепенно утрачивала свою лекар­ственную подоплеку, следо­вало намекать, а не кричать. Букеты и горшки с живыми цве­тами заполонили гостиные и будуары, а на туа­летных столиках теснились фла­коны с водами, ко­ро­бочки с фиалковой и гвоз­дичной пудрой для лица и арома­тизированные цве­тами подушечки-саше, которые подшивали к одежде изнут­ри, вкладывали в рукава, чтобы заглушить запах подмышек, и клали в ящики с бельем и носовыми платками.

Чистые цветочные запахи (так называемые солифлоры) сохранялись в обиходе до самого конца XIX века. Парфюмеры теоретизировали, что каждая женщина должна выбрать один аромат и сохранять ему верность: менять ароматы как перчатки могли только кур­тизанки, ведь смешение и частая смена парфюмер­ного окружения распаляла чувственность (по этой же причине запрещалось душиться незамужним девицам). В «Трактате об ароматах»  The Book of Perfumes. 1865 год крупный франко-британский парфюмер Эжен Риммель разрешал дамам шесть основных запа­хов: розу, жасмин, флердоранж, акацию, туберозу и фиалку — несколько видов цветочной помады и цветочной же пудры. Некоторые издания были еще стро­же: «Сильные духи, как, например, мускус, амбра, померанцевые, тубероза и т. п., должны быть изгнаны; следствием их употребления бывают частые мигрени, нервные расстройства и значительное уменьшение румянца. Следует выбрать один из нежных и здоровых запахов, каковы: фиалка, элиотроп, роза, нарцисс и т. п.»  Секретный портфель для четырех мужчин и женщин, содержащий в себе четыре рода житейских необходимостей. М., 1862.. В каталогах парфюмерных и косметических компаний конца XIX века упоминаются сотни фиалковых ароматов; один из них в романе Федора Сологуба «Мелкий бес» носит образцовая дама, жена директора гимна­зии Варвара Николаевна Хрипач  «Приехала с мужем, в будень, в четыре часа, нарядная, любезная, благоухающая сладкою фиалкою…».

Другие выпуски
Запах дня
Источники
  • Corbin A. The Foul and the Fragrant: Odor and the French Social Imagination.
    Cambridge, Mass., 1988.
микрорубрики
Ежедневные короткие материалы, которые мы выпускали последние три года
Архив
Антропология, Литература

7 писательских домов, которые еще можно успеть увидеть

Дом из «Доктора Живаго», усадьба, где Лев Толстой написал «Воскресение», и другая исчезающая архитектура