Как запрещенный текст, за хранение которого еще недавно сажали, удалось издать миллионным тиражом и почему публикация главного русского романа XX века растянулась на 30 лет. Arzamas поговорил с невесткой поэта, историком литературы Еленой Владимировной Пастернак
Представьте себе: вы едете в метро и украдкой читаете книжку, напечатанную на пишущей машинке. Вас останавливают, обыскивают и арестовывают, обнаружив книгу. В лучшем случае книгу забирают, а вас увольняют с работы. Такое происходило совсем недавно — лет пятьдесят назад. Эти отобранные книги я потом видела в архиве. Сейчас в это трудно поверить: ведь речь идет о «Докторе Живаго».
В конце 1957 года «Доктор Живаго» был опубликован на итальянском языке в Милане издателем Фельтринелли, которому Пастернак передал копию рукописи, когда понял, что о печати книги в СССР не может быть речи. Вскоре последовали издания на других языках, в том числе и на русском (первое издание вышло в Голландии по не выправленной автором рукописи). Обстоятельства публикации романа в Европе — отдельная история, заслуживающая экранизации. Но для нашего рассказа важны два обстоятельства. Во-первых, текст, опубликованный Фельтринелли, не был авторизован, то есть это не окончательный авторский текст. Во-вторых, публикация «Живаго» на Западе — и на иностранных языках, и на русском — сделала Пастернака едва ли не государственным преступником и вместе с Нобелевской премией, присужденной ему в 1958-м, привела к жесточайшей травле (об этом смотрите лекцию Константина Поливанова), возможно ускорившей его смерть в мае 1960 года.
Издавать запрещенный роман на родине никто не собирался. Издание книги не в пиратской, а в последней версии, выверенной автором, мой муж, Евгений Борисович, предлагал всякий раз, когда приходил в «Гослитиздат» Главное советское издательство, с 1963 года называлось «Художественная литература»., — на протяжении почти трех десятков лет. Но Союз писателей по-прежнему все запрещал. Например, в 1965 году — а это был последний отголосок оттепели, когда напечатали большую подборку стихов в серии «Библиотека поэта» и книжечку в «Гослите», — Жене передали слова Суркова Алексей Александрович Сурков — секретарь Союза писателей СССР.: «Издать „Живаго“? Это что же, мы должны признаться, что были дураками в 1958 году или сейчас, в 1965-м?»
Потом начались страшные заморозки, глухая пора Брежнева. С 1965 года и по начало 1980-х Борис Пастернак в России не издавался. В 1982-м удалось издать пастернаковскую короткую прозу. Это было чудо: Игорь Бузылев, главный редактор «Советского писателя», которому Женя это предложил, заказал Александру Лаврову и Сергею Гречишкину комментарии — это делало издание научным, а для еще большей поддержки попросил Дмитрия Сергеевича Лихачева написать предисловие. Лихачеву удалось поработать в Национальной библиотеке в Париже — в СССР, конечно, ничего о Пастернаке существенного не писали, одни ярлыки и штампы — и написать серьезную статью для этого сборника. И Бузылев сумел летом, когда начальство было в отъезде, эту книжку пропихнуть. Он вскоре умер от рака: может быть, он уже тогда знал свой диагноз и поэтому ничего не боялся. Так после долгого перерыва получилась замечательная книжка с картинками Леонида Осиповича Пастернака: «Детство Люверс», «Охранная грамота» и другая короткая проза, которая не издавалась с 1920–1930 годов. Но, конечно, без «Доктора Живаго»: Союз писателей по-прежнему держался своей линии о Пастернаке, никак не желая его пускать в советскую литературу.
В 1986 году был очередной съезд писателей. Страшный человек Георгий Марков, первый секретарь правления Союза писателей, отвечая на вопрос журналистов, сказал: «Нет, „Доктор Живаго“ никогда не будет издан в Советском Союзе». Но в то же время на этом же съезде несколько писателей подписали письмо, составленное Евгением Евтушенко, о необходимости восстановить Музей Пастернака в Переделкине В Переделкино был семейный музей: после смерти Бориса Леонидовича к его дому стали приходить люди, чтобы хотя бы в окошко заглянуть, посмотреть, как он жил; это было такое паломничество. Женя принимал посетителей и водил экскурсии, но в 1984-м нас оттуда выгнали, выселяли с грузовиками, милиционерами, а музей закрыли (Е. П.). Тогда же, после согласия Залыгина Сергей Залыгин(1913–2000) — советский писатель и общественный деятель, в 1986–1998 годах — главный редактор журнала «Новый мир». напечатать роман в журнале «Новый мир», мы решили, что пора подготовить текст «Живаго» к публикации.
Было понятно: подготовка «Живаго» к изданию — огромная работа. Сверить множество машинописных копий со множеством различных правок. Отследить все стадии работы над текстом. Определить последние авторские решения. Вместе с Женей по его просьбе этим стал заниматься Вадим Борисов — молодой ученый, исследователь истории Церкви, знаток поэзии Серебряного века. Его все называли Димой, он был очень красивым человеком. Как и многие люди его поколения, он читал роман по машинописной рукописи еще в шестидесятые годы, в свои шестнадцать-семнадцать лет.
Беловая рукопись «Живаго» была нам известна. Первые главы хранились у нас; середина — с дарственной надписью «Зине и Лене» Зинаида Пастернак(1897–1966) — вторая жена Пастернака, Леонид Пастернак(1938–1976) — их сын. — у Зинаиды Николаевны; последние главы были у Ольги Всеволодовны Ольга Ивинская (1912–1995) — подруга Бориса Пастернака.. Эти последние главы были взяты при ее аресте в 1949-м и лежали в закрытом фонде. Но к тому времени КГБ уже открыл свои ящики и передал их в ЦГАЛИ. Именно туда пошли Женя и Дима: кроме этих финальных глав романа здесь хранились машинки, которые забирали у разных людей при обысках.
7 секретов «Доктора Живаго»
Фамилия соблазнителя Лары, залитый солнцем город Юрятин, отец Юрия Живаго и другие тайны
Мы собрали множество копий, по которым можно было проследить, как Пастернак работал над книгой. Он отдавал рукопись машинистке (многократно перепечатывала роман Марина Казимировна Баранович, последние главы — Людмила Владимировна Стефанович; были и другие машинистки), а затем вносил правку — в текст, уже напечатанный на машинке. И так много раз. Дима занимался всеми доступными рукописями. Это и тексты, написанные чернилами и карандашом, и многочисленные машинки с исправлениями Машинка — рукопись, напечатанная на печатной машинке., и машинки романа, которые Борис Леонидович отправлял своим друзьям в письмах. А он посылал их в самые разные концы. Ольге Фрейденберг Ольга Фрейденберг(1890–1955) — филолог, двоюродная сестра Бориса Пастернака.. Сергею Спасскому Сергей Спасский(1898–1956) — поэт, прозаик, переводчик, литературный критик.. В ссылку Кайсыну Кулиеву Кайсын Кулиев(1917–1985) — балкарский поэт и прозаик.. В ссылку Ариадне Эфрон Ариадна Эфрон(1912–1975) — поэт, переводчица, художница, искусствовед; дочь Сергея Эфрона и Марины Цветаевой.. Кстати, среди прочего Борисов выяснил, что машинописная рукопись с последней авторской правкой была подарена Ариадне Сергеевне Эфрон. А ведь был еще вариант, напечатанный в издательстве Фельтринелли. Книжки, напечатанные им по неправленой машинописи, привозили в СССР: здесь они расходились, с них, в свою очередь, читатели делали свою новую машинку.
Чтобы мы могли работать с разными вариантами, Лёва Турчинский замечательно переплел нам «Живаго» (фельтринеллиевское русское издание). Он вставил чистые страницы для внесения исправлений: книга была переплетена через лист. Мы сверяли правку разных машинок. Так, на каждой странице этой рукописи Диминым красивым почерком выписано: у Марины Казимировны Баранович — такой-то текст, у Ариадны Эфрон — такой-то текст, черновая, чернильная или карандашная рукопись — такой-то текст, в ЦГАЛИ — такой-то текст. В этой книге много и моих выписок: я выписывала вычеркнутые места, которые потом были отражены в комментариях к роману.
Так Дима собирал окончательный текст романа по авторской правке из разных машинок. Вы знаете, что сейчас иногда всплывают «новые рукописи романа Пастернака»? Это подделки, и вычислить их несложно. Ведь что делают эти «фальшивомонетчики»? Они берут издание «Живаго» и изящным почерком переписывают фрагмент текста, не понимая, сколько слоев правки было в оригинальной пастернаковской рукописи, в машинках, которые перепечатывались несколько раз, добавлялись новые исправления, что-то подклеивалось, что-то зачеркивалось. Сам Борис Леонидович называл эти машинки «мазней» (к слову, во второй части романа «мазни» больше, чем в первой).
В какой-то момент эта титаническая работа была закончена. Текст романа был готов к публикации. Залыгин боялся публиковать роман, но все же сказал: мы это сделаем в 1988 году. В 1987-м мы сдали рукопись. Вступительное слово Залыгин заказал, конечно, Дмитрию Лихачеву: его имя служило охранной грамотой для издания, к нему часто обращались с такой просьбой, чтобы обезопасить публикацию сомнительного автора. Рассказывая нам об этом, Лихачев очень хорошо назвал свое предисловие: «Это были валерьяновые капли для начальства». Оно было нужно, чтобы сказать, что ничего страшного, ничего антисоветского, ничего подрывного в романе нет. Валериановые капли для начальства!
И вот в 1988 году в журнале «Новый мир», с первого номера по четвертый, с января по апрель, был издан роман «Доктор Живаго». А в 6-м номере «Нового мира» того же 1988 года Дима Борисов напечатал работу об истории написания «Доктора Живаго».
Анонсируя и откладывая издание «Живаго», Залыгин довел сильно упавший тираж журнала до миллиона экземпляров, сотни тысяч людей подписались на него, ожидая роман Пастернака. После публикации началась и работа над собранием сочинений в «Гослите».
Я помню, как мы ехали в метро и видели, как везде, в каждом вагоне, сидят люди с синими книжечками «Нового мира». Там, где прежде за рукопись романа могли арестовать.
«Доктор Живаго» Бориса Пастернака — в огромном курсе Arzamas
6 лекций Константина Поливанова и 28 дополнительных материалов о главном русском романе XX века
Но есть и то, что не видно глазами. Эта книга очень сильно повлияла на диссидентское движение и вообще на поколение тех, кто, как Дима Борисов, тайком читал его в самиздате в шестидесятые-семидесятые годы, тех, кто не хотел или не мог так или иначе включаться в ложь советской жизни. Они работали дворниками, водопроводчиками, публиковали статьи под чужими именем и читали в своем подвале Владимира Соловьева, как Юрий Андреевич в заключительных главах. И когда роман был опубликован, это стало очень важным символом. Как сказала культуролог Анна Шмаина-Великанова: «Для многих из нас Пастернак был апостолом».
А в конце 1989 года в Музее имени Пушкина открылась огромная выставка к столетию Пастернака. Ее создателями были два прекрасных человека — искусствовед Евгений Семенович Левитин Женя Левитин собрал огромное количество материалов о Пастернаке, проверяя все его публикации, исследуя журналы, газеты, собирая пастернакиану где только можно: у книжных спекулянтов, в библиотеках, у букинистов. Вместе с Мишей Поливановым он помогал нам при составлении комментариев в издании 1965 года: они подписаны о именем Льва Озерова, на самом деле составителями и комментаторами были Левитин и Поливанов. (Е. П.) и Владимир Владимирович Леонович, нумизмат и орнитолог, оба хорошо знавшие и любившие Пастернака.
На этой выставке Ирина Александровна Антонова познакомила Женю со шведским послом господином Эрьяном Бернером, который спросил, не может ли Евгений Борисович приехать в Стокгольм 9–10 декабря, в дни, когда вручается Нобелевская премия. Женя приехал, чтобы ему передали Нобелевскую медаль, которую не получил Борис Леонидович. Шведы считали, что диплом, который должен был сопровождать медаль, был уже у нас Но с дипломом вышла такая история: «Как у вас нет диплома, мы же посылали вам его», — спросили нас шведы. Оказывается, они его послали с Андреем Вознесенским, который был в Швеции незадолго перед этим и вообще любил посещать Стокгольм в некоторых надеждах. Он положил его в чемодан, потом уехал в другую заграницу, взял другой чемодан, все забылось, и диплом попал к нам через полгода. (Е. П.).
Я помню, что в те дни в Стокгольм приехал Ростропович. Кажется, он учил шведскую принцессу музыке. Он сказал о том, что Борис Пастернак был лишен права получить присужденную ему награду и воспользоваться счастьем и честью быть лауреатом Нобелевской премии и вместо этого подвергся гонениям. До сих пор помню, как он играл сарабанду Баха, сидя на ступеньках большой широкой лестницы залы ратуши.
Издания «Доктора Живаго» пришлось ждать с 1958 по 1988 год. Тридцать лет.
проверьте себя на знание стихов пастернака
Игра «Эмодзи-Пастернак»
Восстановите пропуски в стихах, перетащив в них значки
микрорубрики
Ежедневные короткие материалы, которые мы выпускали последние три года
